Не открывайте окна, снаружи тролли

— Вчера я был в ректорате, — сказал я, разглядывая ладонь Йонаса. Длинные бледные пальцы, большие суставы, ногти трапециевидной формы (довольно редкая), кое-где небольшие шрамы. Но на левом мизинце с внутренней стороны я увидел довольно крупный и очень старый шрам. Мы проснулись вместе — видимо, Йонас пришел, когда я уже уснул. — Да? Я думал, он закрыт. — Официально да. Но там такая веселуха происходит. — А что там? — с интересом спросил он. Я немного помолчал, обдумывая ответ. Что я должен был рассказать? Мириэль и Клара сказали, что я могу рассказать Йонасу все, что увижу или узнаю. — Там довольно много людей, связанных одной общей микоризой. И она расползлась по комнате, а внутри лица, руки, они говорят, шевелятся. И у них там симбиоз. Они называют себя микоидом. — Звучит ужасно. Я отпустил руку Йонаса и повернулся к нему. — Знаешь, я в детстве боялся подобного. Все эти хайвмайнды меня до жути пугали. Мне регулярно снились кошмары, где я убегаю от существ, которые хотят завладеть моим телом. А вчера я увидел это и… и мне совсем не было страшно. Я так и не понял, это полностью коллективный разум или они сохранили свои личности. Мне показалось, что сохранили. — Ты теперь метишь в ректорат? — осторожно поинтересовался Йонас. — Там был мужчина из девятнадцатого века. Ну, очень близко к двадцатому, но все же. Он спорил с остальными. И ему около двух веков. — Или его голосом говорит хайвмайнд. — Или так, — согласился я. — Если ты решишь влиться в эту их микоризу, то предупреди меня заранее, — прошептал он. Казалось, он расстроился. — Я не собираюсь в нее вливаться. Эй, — я погладил его по щеке. — Мне пока нравится жить в собственном теле и с собственным разумом. И мы даже не знаем, что будет дальше. Возможно, мы сможем выбраться. — И что тогда? — Йонас посмотрел мне в глаза. — Не знаю. А может, нас убьет Шрайк. Или тролли. Или мы умрем от какого-нибудь неизвестного вируса. Так много вариантов прекрасного будущего. Йонас тихо рассмеялся, а затем серьезно произнес: — Я прогоню всех троллей. И Шрайка, если потребуется. Сейчас я был готов признаться ему в любви. Но было слишком рано говорить об этом, поэтому я лишь улыбнулся и прошептал: — Спасибо, Йонас. Некоторое время мы просто лежали, глядя друг на друга, а потом я сказал: — Мне кажется, это Земля. Какая-то из ее версий. Альтернативная или что-то вроде. — Растения в теплице не похожи на земные. — Но они все имеют ДНК, как и на Земле. Я уверен, у них тот же общий предок, что и у нас. — Терраформирование, — мягко сказал Йонас. — Возможно, непреднамеренное. Сколько времени существа с Земли попадают сюда? — Микоид говорил о пещерах с наскальной живописью. Значит, десятки тысяч лет. Может, дольше. — Возможно, человек занес сюда бактерии, которые убили местную флору и фауну. Я вздохнул: — Хотелось бы посмотреть на континенты этой планеты. На океаны. Хотя тут не бывает дождя. Возможно, влагу поглощает эта взвесь. Но мы не чувствуем этого недостатка. — Симуляция. Не забывай о том, что все это может оказаться симуляцией. Я вздохнул. Мне не хотелось об этом думать. Наверное, этот вариант пугал меня больше всех остальных. Возможно, мы летим на космическом корабле колонизировать новую планету, а пока просто смотрим сны в своих анабиозных камерах. Университет был создан, чтобы мы могли научиться чему-то новому. Вероятно, что-то пошло не так, поэтому мы не помним о том, что мы колонисты. Но возможно, я просто энписи, симуляция может закончиться в любой момент, и тогда я просто исчезну. Исчезнет Йонас. Исчезнет это место. Хотя если это игра, то она существует во множестве копий, а значит, есть множество других меня. Других Йонасов. Других микоидов. Но кто тогда игрок? Или их много? — Чего ты так смотришь? — нахмурился Йонас. — Если это было бы игрой, а ты был бы игроком, ты бы мне рассказал об этом? — спросил я. — Конечно. Но для меня это тоже не игра. — Или так прописано в скрипте. Игрок не может сказать энписи, что он игрок. Он должен выбирать из нескольких вариантов ответа, и правильного нет. Впрочем, я никогда не играл в игры, не знаю, как это работает. — Если бы ты был энписи, то у тебя бы вряд ли возник вопрос, энписи ты или нет. Поверь, у меня тоже возникают подобные вопросы. И я бы с удовольствием от них избавился. — Правда? — спросил я. — Нет. Мне важно задавать вопросы, — Йонас вздохнул. — Кстати, Арно выдал другую теорию про это место. — И какая же это теория? — Это магия. — Магия, как в фэнтези? — уточнил я. Йонас пожал плечами. — Скорее как в магическом реализме. — А в чем разница? Очевидно, вопрос застал его врасплох. Сначала он приподнял бровь, затем нахмурился, сжал губы — мне казалось, я прямо вижу работу мысли. Он даже сел на постели — видимо, так думалось лучше. Что ж, мне тоже. Наконец, после нескольких мгновений размышления он заговорил: — Я не знаток фэнтези, я больше по сайфаю, — мы не сговариваясь дали друг другу пять, и он продолжил: — Но фэнтези это про изначально магические миры. А в магическом реализме сверхъестественное вплетается в изначально не магический мир. Но повторяю — я слишком мало знаю про эти жанры. — Это похоже на то, что происходит с нами, — задумчиво проговорил я. Йонас снова плюхнулся рядом. — Так вот, Арно считает, что это магия. — Но чья? — я нахмурился. — Кто мог это сделать? — Не знаю. Может, какие-то сверхъестественные существа, которых мы могли бы назвать богами? — Это его или твоя интерпретация? — уточнил я. — Не знаю. Я не говорю, что верю в это. Помнишь, что Шерлок говорил про невозможное? Я покачал головой. Я не помнил, что говорил Шерлок Холмс. Единственное, что я про него знал — это то, что он принимал какие-то вещества, изменяющие сознание. — Нужно исключить все невозможное. А то, что останется, то и будет ответом, каким бы странным он ни казался. — Проблема в том, что мы не можем исключить невозможное, потому что мы не знаем, что возможно, а что нет, — мрачно проговорил я. — Именно, — Йонас устало вздохнул. — Поэтому вариант с магией ничем не хуже симуляции или Больцмановского мозга. И он был прав. Мы хватались за науку, как за последнюю соломинку здравого смысла, но здравый смысл остался уже далеко позади. Я рассмеялся — мне вдруг стало легче. Как будто детали мозаики, которую я собирал последние пять лет, вдруг сложились, и я наконец-то смог разглядеть полную картину. — Ты надо мной смеешься? — Йонас чуть отодвинулся. — Нет, — я притянул его к себе. — Не смеюсь. Просто я жил в коробке и только теперь это понял. Мне действительно стало легче. И у меня появилась одна идея, которую я тут же захотел проверить. — Я собираюсь кое-что проверить в лаборатории. Хочешь со мной? — Хочу, — Йонас тут же оживился. — Я могу как-то помочь? — Можешь, — я заулыбался. — Это будет интересно.