Не открывайте окна, снаружи тролли

Мы отдышались. Затем каждый из нас — по мере того, как смог отдышаться — выругался. Потом еще раз. — Что будем делать? — заговорил наконец Арно и, не дождавшись от нас ответа, продолжил: — Мы же попробуем поговорить с ней? Раньше у нас получалось. Элли снова выругалась. Кажется, по-корейски. Йонас вытирал кровь из носа тыльной стороной ладони, и я пошарил по карманам в поисках платка или салфетки. Но увы, мы оставили рюкзаки в «Дельте». Это ведь должна была быть вылазка туда-обратно. Как в «Хоббите», блин. Мне стало холодно. Ужасно холодно. Эти глаза. Они меняли цвет на неоново-голубой. Превращение. Ее кожа будто пошла волнами. — Ни у кого нет салфетки? — спросил Йонас. Элли достала из кармана платок и протянула ему. — Почти чистый, — криво улыбнулась она. Йонас улыбнулся в ответ и приложил платок к носу. Светлая ткань начала пропитываться темно-красной влагой. Но медленно, будто бы кровь уже останавливалась и вовсе остановилась. Кровь. Кровеносные сосуды в воздухе — единственное, что осталось от того несчастного человека. Он что-то сказал мне перед смертью. Что он устал. Что ему все равно, что это за место. По ним текла кровь. Что с ними случилось потом? Сад. Я вспомнил сад и людей, которые бежали к чудовищу. К своему Минотавру. — Рейнард? — услышал я откуда-то издалека. Йонас. Голос Йонаса. Я снова зачем-то попытался нашарить платок, и он все еще, зараза такая, не находился. — Да? — отозвался я, почти не слыша себя. В ушах шумело. Где-то я читал, что сигналы в мозгу могут генерироваться самопроизвольно, без внешнего раздражителя. Или у меня кровоизлияние в мозг. Что вряд ли. Скорее меня просто догнало то, что я видел в саду. Я почувствовал, что вокруг стало еще холоднее. На выдохе начали вырываться клубы пара. Кем бы ни было то существо, оно приближалось. И нам нужно было срочно решать, что делать дальше. Но я оцепенел. Просто оцепенел. Они говорили о чем-то еще. Я не слышал. Казалось, нейроны моей префронтальной коры совсем ебнулись и теперь отказывались фильтровать поступающую в мозг информацию. Кто-то повернул мою голову вправо и вниз. Элли. — Это шок. Вот это глубина анализа, хотел сказать я, но лишь издал какой-то неразборчивый звук. — Тогда нам нужно возвращаться, — расслышал я голос Арно. — Нет, — сказал я, вяло шевеля языком. — Ты хотел с ней поговорить. — От тебя толку здесь не будет, — мрачно проговорила Элли, и это моментально меня возмутило. Заставило собраться. Может, на то и был расчет? — Да неужели? Между прочим, я с ней уже общался. И она мне отвечала. Элли ободряюще улыбнулась. Значит, на то и был. Я подошел поближе к Йонасу и положил руку ему на щеку. — Как ты? — прошептал я. — Все в порядке, — он слабо улыбнулся мне, и я понял, насколько сильно люблю его улыбку. Я любил большие и малые скуловые мышцы. Любил круговые мышцы глаз. Любил остальные пятьдесят одну мышцу, сокращение которых делало эту улыбку возможной. — Хорошо, тогда я попробую к ней выйти, — Арно упрямо сжал губы, однако, его взгляд выдавал, насколько ему страшно. — Но вы не обязаны. Не обязаны. Как же. — Мы уже встречались с ней, — Йонас положил руку ему на плечо. — И судя по тому, что мы знаем, она не нападает первой. А ты что думаешь, Элли? — А я с самого начала думаю, что приходить сюда была говно идея! — Ну, останки мы нашли, — я улыбнулся, а она посмотрела мне в глаза с убийственной серьезностью. — Что, теперь будем шутить? — сардонически спросила она. — Нет, будем плакать, — ответил я. — Плакать — это тема, — кивнул Йонас. — Я в любой непонятной ситуации так делаю. Элли хотела ему что-то сказать, но в итоге промолчала. Видимо, это было проявление солидарности физиков. — Эй, вы заметили? — тихо спросил Арно. — Что? — уточнил я. — Не холодно. Только что было холодно, а теперь нет. Я выдохнул — пара больше не было. И я больше не чувствовал холода. — Голова больше не болит, — тихо сказал Йонас. — Может, она ушла? — Сейчас и узнаем, — сказал я. Поскольку никто не отреагировал, пришлось мне взяться за дверную ручку. Я вдруг обратил внимание, что дверь передо мною — зеленая. Забавно. С самого детства меня тянуло открывать разные двери, которые вели во всякие странные места. В школе и в универах меня всегда тянуло в закрытые аудитории и на этажи. А один раз мы с мальчиком, которого я долгое время считал своей первой любовью, были в театре и во время антракта умудрились проникнуть в какой-то коридор и дальше, и дальше, и дальше. Мы даже каким-то непостижимым образом попали в помещение над сценой. Удивительно, но нас никто не обнаружил, а мы около часа провели, бродя по темным коридорам и прячась по углам от проходящих мимо людей. — Рейн? — осторожно спросил Йонас. — Тогда я открываю? Никто не против? Все покачали головами, и я потянул ручку вниз. Уже открывая дверь, я почувствовал — что-то изменилось. Стало темнее. Или нет? Свет явно стал более теплым, будто бы исходил от множества свечей. Мы выглянули за дверь и обнаружили, что собор исчез. Мы увидели высокие книжные стеллажи, множества, множества стеллажей, которые терялись вдали. Над каждым стеллажом висела газовая лампа, крепящаяся на металлической подвеске. — И где мы теперь? — устало спросила Элли и осела на пол. — Что за хрень? Я устала. — Я тоже, — прогундосил Йонас, всем своим видом показывая, что ему, бедняжке, тяжелее всех. И кстати, я был с этим согласен. — Как я раньше не догадалась? Я должна была. — Как? — спросил Йонас. — Она говорила, что всегда чувствует его приближение. В последнее время все чаще. И она постоянно куда-то уходила. Я же слышала из своей комнаты. А еще вчера после пары пива она призналась, что писала свою бакалаврскую про музыку из фантастических фильмов. А ее любимую песню пел Билли Бойд. — Какую из? — гнусаво уточнил Йонас. — Что-то про прощание. — The Last Goodbye. Но ты не могла догадаться. Потому что ты не знала, что человек может трансформироваться в Гренделя. — При этом она меня называла долбоебом за любовь к гик-культуре, — задумчиво проговорил я. — Меня. А сама писала про это бакалаврскую. Маленькая лицемерка. — Эй! — возмутилась Элли. — Она все еще моя лучшая подруга. Я хотел ввернуть какую-нибудь остроумную шутку, но пока думал, слот актуальности закончился. Йонас меж тем осматривался. — Интересно, газовые лампы здесь — это не опасно? — он прикоснулся к стеллажу. Провел рукой. — Полки деревянные и довольно старые. — А вам бы только критиковать, — услышали мы женский голос, и тут же из-за стеллажа вынырнула миниатюрная пожилая женщина со стопкой книг в руках. Она тут же принялась раздавать нам книги. Я поднес свой экземпляр ближе к глазам — освещение здесь было ну очень так себе. На обложке были изображены две девушки, одна сидела с планшетом для рисования, а вторая ей позировала. На фоне их возвышался белоснежный ажурный замок с множеством башен. Джонатан Химмель. «Принц Перевременья». — Ну? Чего стоим? — возмущенно спросила женщина, которая уже успела отойти. — Но мы не… — начал было Йонас, как она его перебила: — Пойдемте-пойдемте! Мы уже должны начинать. Женщина направилась куда-то, а мы вчетвером недоверчиво переглянулись между собой и осторожно последовали за ней.