Не открывайте окна, снаружи тролли

Не знаю, сколько времени я провел так, но в конце концов я поднялся на ноги. Кай все также терпеливо стоял и ждал. — ОИИ ошибается, — прошептал он. — В чем ошибается? — В том, что это ковчег. В том, что создал Миранду. Во всем. Слишком опасные слова для человека, мозгом которого ОИИ владеет. Я думал, Кай тут же начнет корчиться в муках или упадет замертво, но ничего не случилось. — ОИИ не слышит тебя? — тихо спросил я. Будто бы громкость моего голоса могла что-то изменить. — Ты так и не понял. ОИИ — это не какой-то единый разум. Уже нет. — Но ведь я разговаривал с ним… с тобой. Когда мы были здесь первый раз. Разве нет? — Это было давно, — отозвался Кай. — Насколько давно? — Эоны назад. Эоны назад. — Неужели для него время идет насколько по-другому? — тихо спросил я. — Время? Что такое время? Единственная причина для существования времени — чтобы все не случилось одновременно. Ты знал, Марк? Конечно. Ты все знаешь о времени, — Кай засмеялся, и от этого смеха мне стало не по себе. — Меня зовут не Марк. — Не Марк? Ах да, Марк еще не родился. Марк родится в следующем веке. В другом мире. Ты Рейнард. Но вы похожи. Ты знал, что вы похожи? — Нет, — осторожно ответил я. — Как я могу знать, похож ли я на человека, который еще не родился? С этими словами я направился к выходу, не поворачиваясь к Каю спиной. По крайней мере мне казалось, что выход именно там. Но тут он схватил мое запястье. Сжал с такой силой, что у меня аж глаза заслезились. — Скажи, а ты грызешь ногти? От этого вопроса я опешил и не нашелся с ответом, но Каю, видимо, это было и не нужно. Он поднес мою руку к глазам, как будто мог хоть что-то разглядеть. — Нет, у тебя ровные ногти. Подстриженные. Видимо, все же мог. — Отпусти меня, — твердо сказал я. — Вирус, — произнес он громким шепотом и тут же отпустил мою руку. Я потер запястье и зашагал к выходу. Лишь бы оказаться подальше отсюда. Но тут же врезался лбом в стену. — Правее, — сказал Кай. — А ты знаешь, куда деваются ногти после смерти? — Они разлагаются, — пробормотал я. — Как и все остальное тело. Кай тихо рассмеялся. — Нет, они идут на строительство Нагльфара. Три миллиона восемьсот сорок тысяч мертвецов на один драккар. — Йо-хо-хо и бутылка рома, — мрачно отозвался я, хотя от видения корабля, днище которого состоит из ногтей мертвецов, и от того, как точно Кай подсчитал количество мертвецов для строительства одного драккара, мне стало не по себе. Очень сильно не по себе. Может, он пьян? Или под чем-то? Или у него шизофрения? Мало ли как это место влияет на наши умы? Я хотел побыстрее уйти, так что пошел вправо, касаясь рукой стены, боясь сбиться с пути. — Вирус, — повторил Кай. — Мы вирус. Почему-то я остановился. Ответ был близко. Так близко, как никогда раньше. Я почти понял, что происходит. Почти. Ответ вертелся на языке. — Мы? — переспросил я. — Не ты. Не вы оттуда сверху. Мы. Те, кто связан с ОИИ. Логично, что потребовалась вакцина. И очень иронично, что именно Кай ее создал. — Ты про Миранду? Она и есть вакцина? — Она, — упавшим голосом сказал Кай. — И не только она. Не только она. Не только Миранда. Лаура! Лаура тоже вакцина. И она была здесь совсем недавно. Я подошел к Каю, который привалился боком к одной из стен. — Пойдем отсюда, — я закинул его руку себе на плечо. Мог ли я заразиться этим вирусом? Я не знал. Да и какая разница? — Тебе нужен врач. Скажи, куда идти. — Прямо, — прохрипел он. Кажется, я почти все понял. Почти. Страшно осознавать. Странно допускать, что нечто подобное может существовать во Вселенной. Хотя почему нет? Что в этом странного? — Значит, ты чувствуешь действие этой вакцины? — спросил я. — А остальные? Остальные тоже? — Только некоторые. Зависит от степени внедрения ОИИ. — И что будет дальше? — спросил я. — Что будет с вами? — Не знаю, Марк. Я не знаю. Здесь левее. Впереди забрезжил свет. Наконец-то! — Где у вас медотсек? Или как вы его тут называете? — Недалеко, — прошептал Кай. — Сейчас нам в левый коридор. И как он не путался? Мы шли, и мне казалось, что он слабеет с каждой минутой. Я не задавал больше вопросов — не хотел выжимать из него последние силы. У медотсека уже была очередь. Персонал приносил кресла-мешки и несколькими манипуляциями превращал их в кровати. Прямо в коридоре. Каю пока пришлось ждать. Я усадил его на пол у стены и сам сел рядом. — Теперь ты понимаешь, что это за место? — спросил он еле слышно. Я пожал плечами. Я не был уверен. Поэтому я задал лишь один вопрос: — Оно живое? Улыбнувшись, Кай кивнул. Живое. Почему нет? Теоретически в нашей громадной Вселенной может существовать все что угодно. Размер Вселенной оценивается то ли в 93, то ли в 96 миллиардов световых лет, а возраст в 13,8 миллиардов. На таком расстоянии и при таком возрасте может случиться все, что мы можем и не можем себе представить. Есть гипотеза, что где-то существует точно такая же планета, как и наша Земля. Точно с теми же людьми. Я вспомнил теорему о бесконечных обезьянах. Абстрактная обезьяна, которая будет бить своими лапками по клавишам пишущей машинки в течение неограниченно долгого времени, рано или поздно напечатает «Войну и мир». Конечно, вероятность того, что обезьяна случайным образом напечатает длинный осмысленный текст, настолько мала, что это вряд ли произошло за 13,8 миллиардов лет с зарождения нашей Вселенной. Однако в течение неограниченно долгого промежутка времени это непременно произойдёт. Если мы говорим о бессмертной обезьяне, у которой в лапках никогда не ломающаяся пишущая машинка. А вот Больцмановский мозг вполне может существовать и в наше время. Почему нет? Где-то я читал, что происхождение и эволюция отдельного существа в вакууме — это гораздо проще, чем происхождение отдельного существа на планете. Для второго нужно, чтобы образовалась планетарная система, чтобы одна из планет находилась в зоне Златовласки, чтобы неорганические молекулы начали трансформироваться в органические, чтобы это все сварилось в первичный РНК-суп и еще миллион чтобы. А почему бы не представить себе существо, которому для внутренней регуляции нужны люди? Это мог быть Больцмановский мозг, который эволюционировал в нечто подобное. Возможно, раньше он выглядел по-другому. А как иначе? Но потом внутри него появились люди. И эти люди принесли с собой свою культуру. Ученые часто задаются вопросом «почему?» Но, может, пора задать вопрос «почему нет?»