Не открывайте окна, снаружи тролли

Йонас спал, несмотря на завывания ветра за окном, а я лежал рядом и читал с планшета. Первые отголоски бури настигли нас, когда мы были в магазине на заправке недалеко от мансарды. Мы едва успели купить воды, газированной и обычной, соленых и сладких снеков на пару-тройку дней и кое-какие таблетки. Хорошо, что в магазин мы пошли уже после общежития. Домой мы добрались без проблем — ветер начал усиливаться только через пару часов. Йонас уснул довольно быстро, а вот у меня со сном были проблемы, которые стали хуже, когда я вернулся сюда. В университете я засыпал без особых проблем, потому что было светло. Мозг, видимо, считал, что просто подремлет пару часов. Так я себя и обманывал. В темноте я почти никогда не мог уснуть, и длилось это с самого детства. Мама говорила, что, даже будучи младенцем, я почти не спал и всех будил своим ором. Неудивительно, что родители меня не очень любили. Внезапно я понял, что впервые со своего возвращения вспомнил о родителях. Это либо говорило обо мне, как о плохом сыне, либо о них, как о плохих родителях. Правда, наверное, была где-то посередине. Я понял, что совершенно не скучал по ним. С отцом я никаких дел иметь не хотел. А вот с мамой стоит списаться и спросить, как дела. Я не хотел о ней думать, но не по той же причине, что и с отцом. Я боялся услышать, что ее онкология прогрессирует, что пошли метастазы, что экспериментальное лечение больше не помогает, что ей осталось жить несколько месяцев. Ей даже пятидесяти еще не было. Снаружи ветер засвистел так громко, что я вздрогнул, а Йонас заворочался и оторвал голову от подушки. Он посмотрел на меня и сонно нахмурился. — Ты чего не спишь? — Да так. Читаю про эти ваши водоросли. — И как? — громко зевнув, он улегся на спину. — Возможно, здесь и правда найдется работа для меня. Но я скорее по очистке воды, чем по водорослям. — С этим у нас тоже проблемы, — усмехнулся Йонас. — Да, Балтийское море пиздец какое загрязненное. Эвтрофикация полным ходом. — Что такое эвтрофикация? — Сначала фитопланктон питается фосфором и азотом, и от этого цветет вода. Потом зоопланктон питается фитопланктоном и размножается ближе к поверхности, а потом на глубине не хватает света, поэтому донная растительность не может выделять достаточно кислорода и гибнет. А с ней гибнут и остальные организмы. — Боже мой. Так вот почему летом так стремно пахнет с моря, — Йонас вздохнул. Он снова зевнул и лег на бок, подперев щеку рукой. — Я хотел спросить, как ты вообще все это переносишь? — Что именно? — Ну, возвращение сюда. Тем более на шесть лет назад. Я усмехнулся тому, что мы округляли в разные стороны. И Йонас был ближе к истине, чем я. — Не знаю. Не могу понять. В целом, скорее положительно. Мне снова двадцать семь, я не настолько алкоголик, моя депрессия пока еще не усугубилась. — Ага. Плюс твоя мама… — он не договорил и замялся. — Она жива и в ремиссии, да, — я кивнул. — И кошек я смог увидеть. — А еще… — у него вдруг расширились глаза. — Черт, ты же помолвлен! Йонас попытался сесть, но стукнулся головой о наклонный потолок. — Бедный ты мой, — я погладил его по плечу. — Не волнуйся, я уже не помолвлен, мы разошлись. Он облегченно вздохнул и снова улегся на бок. Планшет в моих руках погас, и я не стал снова тапать по экрану. Мы остались вдвоем в темноте, а снаружи бушевала буря. Я отложил планшет и лег поближе к Йонасу. — Так странно, — прошептал он. — Я почти не помню следующие пять с половиной лет своей жизни, но я очень хорошо помню, как мы были там. Как будто это случилось только вчера. — Для меня это все случилось полторы недели назад, — ответил я. — Ты рад, что мы снова моложе? — Конечно, рад, — я тихо засмеялся. — Теперь я могу не повторять многих ошибок. Не пить, пойти к психологу, не подсесть на Золпидем. Надеюсь, у меня не обнаружится КПТСР. Рассказать психологу о том, что происходило там, будет сложновато. — У EMDR-терапевтов есть слепой протокол. Ты не обязан ничего рассказывать. — А ты его пробовал? — Ага, — Йонас отозвался слишком уж небрежно. — Точнее попробую через четыре года. Пару раз он обмолвился о том, что видел, когда началась война. И это то, что ждет нас впереди. Можем ли мы остановить войну? Что мы вообще можем сделать для этого мира? Мне стало не по себе. Я почувствовал себя маленьким, таким же маленьким, как когда только узнал о необъятных размерах Вселенной. Сейчас масштабы были меньше, но от этого они не становились менее ужасными. Может, даже наоборот. — Иди сюда, — Йонас раскрыл объятия, и я положил голову ему на плечо. — Слышишь? Кажется, ветер утихает.