Козырь – это карта или смерть?

Служанки стояли чуть поодаль, низко склонив головы и исподлобья наблюдая за детьми. Три девчонки, ещё совсем молодые и оказавшиеся в отвратительной ситуации, замёрзли в своих тонких сапожках и курточках, но дети даже не думали о том, чтобы пойти обратно в дом. Грета с самого рождения смеялась громко. Её никогда ничего не сдерживало и никто из родителей не ограничивал в данном вопросе. Может, конечно, пытались, но в таком случае точно получили нагоняй от Барон. Смех Реддл разносился по всей Западной части сада, пока Гарри продолжал закидывать её снежками. Магия была безобидной. Её нельзя была применить даже в дружеском бою, когда кто-то спорит за шоколадку, ну, или как тетя Ева с пожирательницей Алекто Кэрроу за бутылку виски. Ева сама учила детей развлекаться с помощью магии, так как обычные физические нагрузки были противопоказаны обоим. Одному из-за сломанной ноги несколько недель тому назад, где был открытый перелом и на полное восстановление требовалось не меньше полтора месяца даже с учётом костероста. Второй из-за врождённой астмы, которая к полному седьмому году девочки стала только хуже, чем в детстве. Вика что только не делала для того, чтобы излечить ребенка, которому передалось заболевания её матери, но магическая колмедицина была бессильна перед маггловскими болезнями, которыми заболевали дети магов. – Если хотите одержать победу в своей снежной битве – концентрируйтесь. Да, это скучно, согласна на все сто. Тоже не люблю это делать, но нужно. – Рассказывала Ева на русском, сидя в снегу в позе бабочки перед племянниками, которых усадила на лавку. На русском в доме разговаривали регулярно. Женщины усердно пытались взрастить этот язык в детях, а они и против не были, выводя русские буквы радостнее, чем английские на уроках с репетиторами. Ева никогда не настраивала детей против друг друга. У нее с языка всё наровилась сорваться фраза «вы же хотите свое победой показать, что вы лучше», но она как никогда понимала, что это уже будет начало стены, которая начнет всё больше и дальше застраиватся в течение следующих лет. Ева знала это по себе. Они с Викой едва ли справились с подобным, пытаясь пробиться через кирпичи, которые плотно положили между ними их родители, долгие два года. Барон долго не понимала зачем она нужна была родителям. Неужели для того, чтобы вырастить в Вике, родной дочери, человека, который будет ставить себя выше всех? Даже собственную сестру, пускай и сводную? Сейчас они этим не страдали. Вика всегда и везде признавала, что Ева сильнее её, как минимум, в темной и бытовой магии, ритуалах, терпении и физической силе. Ева всегда и везде признавала, что Вика сильнее её, как минимум, в стихийной и невербальной магии, легилименции, силе мудрости и в том, что магическое ядро у неё развито больше. Поэтому когда Гарри невпопад сказал, что он точно будет всегда выигрывать, Ева шлепнула его по губам. Не сильно, лишь предупреждающе, впрочем ребенок всё равно не обидился, кажется по одному взгляду тетки поняв, в чем именно провинился. Одна из служанок охнула, скорее для приличия, так как знала, что за ними наблюдают, когда Грета всё же упала в снег. Девочка захохотала, когда рядом с ней, на тяжёлый, ещё не протоптанный сугроб, упал Гарри. Когда Реддл закашлялась, самая старшая – кажется, Эллен, поспешила к ней, прихватывая юбки темного платья. В нем было очень неудобно, но оно были самое тёплое из того, что им выдали. Благо, что вообще удалось отжать у кажется–Эмбер и кажется–Эммы. Кажется–Эллен подняла Грету, мягко улыбаясь притихшему Гарри. Служанка встряхнула совершенно новенький ингалятор, давая его девочке. – Раздражение пошло от холодного воздуха, – кажется–Эмма подняла на руки Гарри, подмигивая ему и оправляя курточку. – Мистер Козырь, мисс Реддл, давайте пройдемся до кухни? И только когда Грета снисходительно махнула рукой, девушки сдвинулись с места. Кажется-Эмбер осталась в саду – прибрать разбросанные детьми игрушки и убрать набросанный снег со скамеек, на которых часто лежала Ева. Ночью. Лежала и курила, пока Вика неодобрительно качала головой, смотря в плотно закрытой окно, изредко переключая внимание на жёлтую, гипнотизирующую луну, что выходила из-за туч. Как бы не казалось со стороны, сестры друг друга любили и беспокоились не только за жизнь, но и за здоровье, даже если они фактически бессмертны. Хотя, сегодня могло показаться по-другому. Ева не разбирая била посуду, совершенно игнорируя взгляд Виктории. Любой бы стушевался, упал на колени или просто застрелился, лишь бы не узнавать, что последует после такого взора. Он уже не был предупреждающим. Он был просто жутким и не обещавшим ничего хорошего. Да что уж там... Ничего плохого, он тоже не общал. Скорее уж просто ужасающее и что-то связанное со смертью в конце. – Прекрати! – Виктория так громко и сильно хлопнула ладонью по столу, что чуть не взвыла и на всякий случай быстро ощупала кисть. По ощущениям будто сломала. Козырь прошипела что-то, ощупывая руку. Это вообще возможно? – Чего ты добиваешься, черт возьми?! – По-нашему говори! – Вскричала Барон уже третий раз. Ева ненавидела ругаться на английском. Как-то говорила Вике, что за пеленой ярости совсем забывает язык. «Ну и что с того, что с четырех лет вдалбливали?» Глаза у неё были не менее страшными, но злость в них плескалась больная. Застоявшаяся. – Знаешь, меня уже даже не напрягает о том, что ты ничего не делаешь. Меня напрягает то, что ты вообще меня не слышишь! У меня ощущение, что я тут так! Ради интерьера нахожусь! Козырь полыхала сильнее, чем Ева, но и сил моральных у неё для этого было больше. Стекла дрожали, но невозможно было разобрать долбиться ли это мощная магия Виктории или стучится, пытающаяся вырваться из клетки, магия Евы. – Да что ты несёшь?! – Вскинулась женщина, скрипя зубами. Когда Ева зашла в обеденную, Вика вообще не могла предположить, что разговор пойдет о чем-то подобным. Зато смогла предположить к чему он приведет, когда услышала тему, на которую пришла поговорить Барон. И как оказалось, чутьё не подвело. – Когда ты усвоешь в своем отростке, что ты называешь мозг, что я жизнь за тебя отдам?! Какой интерьер, идиотка?! Но осеклась, когда Ева обернулась к ней. Окна и осколки на полу резко перестали дрожать и отбивать мелкую дробь на полу. Лицо у Барон резко показалось таким бледным, что Вика едва ли подавила в себе порыв кинуться к ней – казалось, будто девушка сейчас упадет. За маской были видны светлые, туманные глаза. А ещё за маской никогда не было видно синяков. Вика вообще часто стала замечать, что Ева больше не снимает маску. Раньше открывалась, давала поносить Грете, ну, или же просто отдыхала от сдавливающего материала. Губы у Барон дрожали. Помада сегодня выходила за контур, хотя может быть просто стёрлась, пока девушка крушила всю посуду. Румянами она никогда не пользовалась, поэтому было видно, что щеки изредка краснеют, но быстро проходят, уступая место болезненной серости. – Жизнь отдашь? – Неожиданно спокойно переспросила Ева, прищурившись. Вика уж подумала, что та наконец прекратит кричать, но зря надеялась. – Не нужна мне твоя никчемная жизнь! Мне ОНА нужна! Что думаешь?! Раз у тебя муж идиот и ты одна, такая бедная и тоскливая, осталась, можно и другим всё портить?! Что ты головой махаешь?! Нет?! Тогда верни мне её! Они ни раз проходили эту тему. Вика пыталась её закрыть, как можно мягче стараясь объяснить почему не берет штурмом Азкабан. Но на Еву не действовало ничего. Они ругались по нескольку раз на месяц и после каждого примирения, Виктория молилась «лишь бы последний раз», но в глубине души, а точнее мозгов, ей кричали: «прими уже то, что это не закончится.» А Ева между тем продолжала: – В чем я провинилась?! Почему ты не освободишь её?! Почему не позволишь мне хотя бы увидеть её?! – Мягкий бархат маски впитывал всё, но Вика видела как слезятся глаза Евы. Слышала, как дрожит голос, пока она кричала. И уж точно заметила, как некрепко держали её ноги. – Чем я заслужила перестать чувствовать, что такое любовь?! Эти слова ударили Вику не хуже пощёчины. Она отступила, склоняя голову вниз. Помнится она восхваляла сестру за терпение. И Барон терпела. Да, они ругались, но ещё так давно никогда не заходили. Не доходили до обесценивая своего же труда. Не доходили до вопросов, касающихся характеров друг друга. Не доходили до слез. Тем более, со стороны Евы. Но всё имеет свойство заканчиваться. – А знаешь что? – Снова неожиданно ровно спросила Ева. Её всё ещё потряхивало, а губы расплылись в какой-то сумасшедшей, истеричной улыбке. – А пошла бы ты нахуй. И развернувшись, ушла к двери. Пока шла, давила на пути осколки темного стекла эксклюзивной посуды из Франции. Виктория перевела на неё взгляд, отмечая как ровно Барон пытается держать спину. На приемах так даже не держала, как сейчас. Козырь хмыкнула, упираясь пальцами в стол. Гордости в них не занимать. – Нет, – произнесла Вика, когда рука Евы уже лежала на ручке. Было слышно, как та что-то процедила сквозь зубы. Скорее всего это было либо «Что «нет»?», либо какой-нибудь мат. – Ты пойдешь спать. У тебя температура. Ход был опасным. Она знала, что Ева может вспылить ещё раз. А потом ещё раз и так по кругу, пока окончательно не свалится от усталости, присев на кожаный диван и не отвернувшись от Виктории, так как не хотелось бы видеть сестру. Но этого не произошло. Ева с таким недоуменным лицом развернулась к Вике, что та вдруг начала в памяти перебирать весь русский. Вдруг перепутала слово и сказала, что-то другое? Но всё быстро встало на свои места, когда черты лица Барон ожесточились, а глаза ярко вспыхнули вспышкой не сдерживаемой темной магией. – С какого ты начала обо мне заботится?! Вот только давай без вот этого «я всегда о тебе забочусь!». Звучит даже противно! Не волнуйтесь, Виктория, проживу как-нибудь, а там если что вдруг в Азкабане вылечусь, если поймают. Может мне повезет и меня посадят рядом с Беллой?! В таком случае я даже разрешаю тебя надо мной посмеяться! – Ева неестественно рассмеялась, протянув долгое, неприятное «ХА-ХА-ХА». А потом произнесла по слогам, так, как умела только она на родном языке – издевательски, по своему ебнуто, но красиво. – Пошла нахуй. Вот в чем было дело. Всегда в ней. Всегда и навечно в Беллатрикс Лестрейндж. Любовь всей жизни Евы Барон, и проблема свалившаяся на голову Виктории в конце семидесятых. Вика в прямом смысле ломала голову, пытаясь понять как вообще Барон и Лестрейндж сошлись. Характеры, взгляды на жизнь, степень безумства – всё было разным! Лишь вкус одежды немного подходил, но черный с красным любила приодеть и сама Козырь. – Но за что-то же она в неё влюбилась! – Восклинула Вика в который раз за последнее десятилетие. Ева вообще не просто не встречалась с мужчинами. Она их натурально ненавидела, считая, что любовные отношения с ними это пустая трата времени и нервов. Когда посмотришь на Еву Барон, можно сразу решить, что не слеплена она для любви, но как эта женщина смотрела на приближенную Марволо... Так смотрели либо безумцы, либо бесконечно влюбленные. Вообще, в данной ситуации Виктория смело бы выбрала первый вариант. Козырь сестру любила и действительно отдала бы свою жизнь за неё. Но почему же, видя, что сестра мучается, не бежала спасать её возлюбленную. На это была очень простая, но очень весомая причина, от которой шла целая ветвь других причин. Дементоры. Виктория не могла вспомнить ни одного счастливого момента, который не был бы связан с детьми или мужем. В чем же проблема? Да в том, что авроры, а они там обязательно будут, могли вычислить какие воспоминания вложены в патронус. Было это сложно, затратно и больно, но она не сомневалась, что увидь они там Ту-кого-нельзя-называть и та-которая-приближенная-той-кого-нельзя-называть, шанса они не упустят. Виктория всё ещё берегла информацию о внешности своих детей перед Пожирателями, не считая обычных служанок и эльфов, что уж говорить об аврорах. Но делать было что-то нужно. Вика прислушалась, ощущая энергию детей этажом ниже – на кухне. Она была равномерной, а где-то скакала вверх – ребятам было весело. Энергии Барон громыхала в своих покоях. Виктория резко пошла к выходу, ощущая как энергия взвыла. Вика даже думать не хотела отчего, но надеялась, что у Евы просто голова разболелась от температуры. Так и оказалось, когда Вика распахнула незапертую дверь. Девушка сидела на кровати, закрывая лицо без маски руками и тяжело дыша. Она не плакала, скорее пыталась справится с накатывающей паникой. Козырь обошла её, садясь на корточки и не пытаясь оторвать кисти от лица, прижалась холодными губами к левому ребру руки. – Я придумаю что-нибудь. Я клянусь. – Вот так просто. Без извинений, потому что в этой семейке это казалось почти дикостью – зачем извиняться если можно просто сделать что-то? Вика клялась, а Ева ей верила, потому что Козырь слова держала. Оставалось надеяться, что это «придумаю» не растянется на пару лет. Но у Евы не было сил ставить условия. Ей было достаточно того, что сестра вообще пришла и пообещала сделать.