Козырь – это карта или смерть?

В Еву попало заклятием. Она просто не успела его отбить. Явно пыталась, но она, как уже сто раз бывало, переборщила с энергетическим зельем и в голове у неё теперь явно был туман, а руки не слушались хозяйку. Вика не успела заметить цвет заклинания, но остекленевшие глаза на маской сказали всё сами. Девушка, как в замедленной съемке, затылком ударилась об стенку позади. Сбоку раздался оглушительный вскрик Беллатрикс. Он оборвался через несколько мгновений, но только потому что авроры попали в женщину таким же зелёным, слепящим глаза, лучом. Лестрейндж свалилась лицом в грязь, а один из мужчин, кажется это был кто-то из ныне хорошо известного Ордена Феникса, не побрезговал пройтись по грязной, дурно пахнущей Лестрейндж, буквально втоптав её в грязь ещё сильнее. Вики будто тут не было. Все звуки резко пропали, зато зрение нет. Но она ничего не замечала кроме бездыханного трупа сестры. Казалось, если она отведет взгляд, в неё тут же прилетит связывающее или пыточное, потому что зачем убивать, если можно судить по всем пунктам, видя и наслаждаться её побледневшим лицом в зале суда? Пожиратели крутились вокруг неё, отбивая заклинания и тесня женщину к выходу. Никто не смел её кинуть. Все знали, что месть будет страшна, если не от самой Вики, то от неизменно подрастающих Греты и Гарри. Никто не смел пытаться растормошить её. Все знали, что бесполезно. Пожиратели были всё ближе к выходу, Малфои в масках хватали её за руки, утягивая, а Кэрроу скалились в сторону авроров и подоспевшего Дамблдора, умело лавируя между разноцветными огнями. Вику замутило. Она всё ещё видела мёртвую Еву. Она всё ещё видела мертвую Беллатрикс. Мертвая Ева... В голове даже не укладывалось. Она не смогла уберечь сестру. Она не смогла уберечь возлюбленную сестры. Не смогла дать им шанс на счастливую жизнь. Не смогла доказать Еве, что сделает для неё всё, чтобы она была довольна. В голове резко переклинило. Вика готова была кинутся вперёд, молить бога забрать её вместо Евы. ПОЗВОЛИТЬ ЕВЕ ЖИТЬ. Её вырвало в несколько спазмов, как только она в панике распахнула глаза. Утирая с подбородка рвоту, она приподнялась на локтях, отмечая влажность простыни от пота и открытое окно, рама которого безостановочно била по стенке, с которой соприкасалась. На столе стояла полупустая бутылка от рома. Рядом четырнадцать, надорванных на всех сторонах, пергаментов с кривым почерком. Вика, еле-еле строящая на ватных ногах, прищурилась, разглядывая бегающие во всех стороны буквы. Они бегали по самой бумаге или только у Вики в глазах? Сверилась с почерком на других бумагах, которые были также на столе, но лежали в отдалении. Она бы решила, что эту кривость писала не она, но большая «L» на обоих бумагах была выведена одинаково. Так, как её умела писать только Вика. Козырь натянула кожу лица, громко вздыхая. Знать даже не хотела, что за пьяный бред она расписала на всех четырнадцати листах, но знала, что учести от их прочтения ей не избежать. Там могло быть что-то важное. Вика уже хотела уйти в ванную, перед этим вызвав домовика, чтобы он убрался, но остановилась на пороге, устало и тяжело привалившись к косяку. Оглядела комнату, взмахом руки закрывая кран раковины. Опустила взгляд вниз, проведя голой ступней по теплой воде. – Сука. Под ногами хлюпало. Шуршание позади прекратилось – домовик заметил причину заминки хозяйки. Стало его даже жалко – вряд-ли такое можно было убрать обычной магией домовиков. Козырь вздохнула, пожала плечами и не смотря на всё ещё неотмеревшего эльфа, вышла из комнаты. Замок продолжал спать. Солнце ещё не скоро покажется за горами, что не сказать о членах семьи. Вика уже бодрствовала, Ева продерет шары к семи, а Гарри прошаркает на кухню до восьми. Одна Грета будет спать долго и сладко, как она и привыкла делать в зиму. Ева ворчала о том, что в Хогвартсе ей это вряд-ли сойдёт с рук, но Реддл только рассудительно замечала, что до школы ей ещё долгих четыре года. В коридоре, у длинной стены между комнатами сестер, зашипела змея. Виктория нахмурилась, обходя Нагайну стороной. Та агрессивно шикнула, на что Вика лишь закатила глаза. С Наги они так и не сдружились, хотя Козырь честно пыталась с ней поладить. Белых мышей заказывала и мертвых, и живых, самцов к ней пускала, Грете с Гарри разговаривать не запрещала, хотя давно могла сделать это. Со стороны казалось, пускай Вика и не понимает серпантьяго, будто змея потихоньку переманивает детей к себе на сторону, настраивая против матери. Ева посмеивалась, раскладывая ноги на столе, но и сама Козырь в это не верила. Просто так казалось, вот и всё. Ева всегда запирала свою дверь. На самые сильные и темные заклинания, которые вообще можно было создать. Ева не была параноиком. Просто если ей удавалось засыпать, спала она так, что её не разбудит даже конец света. Наверное, это было связано с тем, что Барон впринципе может не спать по пять суток, выполняя задания, заменяя кого-то или сидя с детьми, когда они болеют и мучаются с температурой. Женщина больше ста двадцати часов могла твердо стоять на ногах, а после заваливалась спать как младенец. Но для Вики заклинания Евы никогда не было проблемой. Почему? Потому что сама Барон делала так, чтобы Козырь в случае чего могла проникнуть в спальню. Если понадобится чего или произойдет, что-то похожее на кошмар Вики – передоз энергетического зелья. Козырь резко передёрнуло. Ева этим не увлекалась и зависимости не имела, но мозг у неё иногда просто напросто не работал и она то с дозировкой промахнется, то забудет, что пару минут назад уже принимала и глотала ещё раз. Вика коснулась указательным пальцем ручки, слегка хмурясь, но по итогу всё же открывая дверь. На входе её встретил нестерпимый холод, валивший из окна. Странно, что в её комнате тоже было всё на распашку, но было скорее жарко, чем холодно. А может Вике только так показалось после пробуждения? Встретившись взглядом с серыми, привычно затуманенными глазами, Вика вздохнула. Барон, скорее всего, спала, просто встала пораньше – они ведь всего через несколько часов отправляются в Азкабан. Вика вздохнула, думая, как приподнести сестре информацию, но та её опередила: – Хуево выглядишь, – Ева закрыла окно, у которого стояла, в последний момент выдыхая дым и кидая окурок куда-то в снег – всё равно служанки убирают там каждые шесть часов. – Опять пила? Таблеточек от похмелья? – Ева, поговорить надо, – если бы сестра спала, Вика тихонько скользнула в ванну, а позже вышла, созвав отряд пораньше, чтобы уйти без неё, но сейчас приходится объяснятся, ведь Ева скорее совершит самоубийство, чем даст вырубить себя. – Ты сильно обидешься, если.. – Вика, слова выбирай, – перебила Барон, до конца закрывая дверь носком домашних сланцев. – Мне не пять лет, чтобы обижаться. – Да, конечно, – сухо поддакнула женщина, закидывая принесенное полотенце на плечо и сцепляя руки в замок на коленях, но смотря при этом на маячевшую перед лицом Еву. – Ты будешь сильно против, если отряд отправится без тебя? Барон, до этого поправляющая книги на столе, замерла. Она медленно развернулась к сестре, улыбаясь. Спокойно и даже слегка насмешливо. Наверное, подумала, что Вика шутит. А Вика не шутила. Вике вообще до шуток не было. – Ты это сейчас серьезно? – Всё же спросила женщина, прищурившись. Ну, не могла Виктория Козырь сморозить такую глупость. Ева самолично разрабатывала план захвата. Ева самолично готовила отряд. Они впринципе берут Азкабан только из-за Евы. А теперь она не идёт? Да с чего же это! – Вполне, – как можно ровнее произнесла Виктория, поднимаясь с кровати, но держа дистанцию. Ей не очень хотелось проверить насколько быстро ей вырвут... что-нибудь. – Я не хочу чтобы ты там появлялась. Я считаю, что... – Да ты препадочная или как? – Барон снова перешла на русский. Вика вздохнула, упираясь спиной в комод, на котором стояли пара-тройка фотографий и валялись серебряные украшения Евы, да красная, в темноте казавшаяся бордовой, маска. – Пожиратели идут туда спасать МОЮ Беллу, а я не иду? – Ты можешь потеряться в чувстах, а я..., – Виктория осеклась, заметив как заполыхала на кончиках волос темная магия. Ева больше всего ненавидела, когда её сравнивали с обычным, ничего не умеющим, кроме как лить слезы, человеком. Это было так глупо и по-детски, но в исполнении Евы было ужасающим. – Я не это имела ввиду! Я просто... Вика отвернулась от неё, упираясь руками на комод. Пару раз вздохнула, ничего не видящим взглядом рассматривая одну из фотографий. Ева, с такой редкой для неё улыбкой – искренней, без нахальства, обнимала мелких племянников, который, вроде как, над чем-то спорили. Во рту всё ещё присутствовал острый, неприятный привкус рвоты, а на руках подсыхало то, что Вика стёрла с подбородка. Колени всё ещё дрожали после кошмара, хотя это почти не замечалось. Замечался больше остекленевший взгляд, когда воспоминания о бездыханном, поломанном теле во сне пришло на ум. Голова по инерции дернулась, как от удара. Причем не слабого. Когда её плеча коснулись, Козырь облегчённо сгорбилась. Если бы Ева захотела убить её после сказанных слов, Вика бы уже не дышала. Гнев Барон всё ещё никуда не испарился – его можно было пощупать рукой, но женщина сама давила его ногами, понимая, что сестре сейчас не очень хорошо, чтобы выбирать правильные выражения. – Тебе приснилось что-то, – Ева не спрашивала, она констатировала факт. Уперевшись поясницей в дерево так, чтобы видеть лицо Вики, она подняла её голову двумя пальцами. Ева не отдернула их брезгливо, когда увидела, что подбородок запачкан в рвоте после пьянки. Она лишь поджала губы, погладив мизинцем участок шеи, до которого еле дотягивалась. – Викусь, я понимаю твои чувства, но если ты будешь поддаваться эмоциям, чего, кстати, не делаю я, то я буду вынуждена сидеть дома, словно в будке. А я так не хочу. И уверена, не хочешь и ты. Вика высвободилась из цепких пальцев Евы, рассматривая уже другую фотографию. Козырь там целовала в щеку закатившую глаза Еву. Сама Барон держала запястья сестры, которые обвились вокруг её шеи, а судя по открытому рту то ли говорила что-то, то ли обречённо вздыхала. Странно, что Ева вообще сохранила это фото. Она не любила бессмысленные картинки, которые в народе прозвали «на память», или те, где она получилась плохо. Но почему-то именно это фото выглядело лучше остальных. Пыль с рамы вытиралась регулярно, в отличие от рядом стоящих. Те были в небольшом, но в видном слое грязи. Да и оправа впринципе выглядела побогаче. С мастерски вырезанными узорами и, кажется, из натурального красного дерева. Ева зашла ей за спину, собирая светлые волосы в небрежный хвостик, прихватывая их своей же резинкой, которую носила на запястье. Вика завела руку за спину, перехватывая теплую кисть сестры. На этой худой, но сильной руке были сбиты костяшки, а у основания большого пальца виднелся зелёный синяк. Быстро коснувшись холодными губами повреждения, она отпустила руку, молча пройдя в ванну. Барон ей ничего не сказала, но напряжённое молчание давало понять, что разговор не окончен. Возможно, Ева пойдет на уступки, но сидеть запертой в замке не будет. *** Сестры действительно нашли компромисс. Вряд-ли он устраивал младшую, но Вику вполне успокоил. Ева, пока варила себе кофе, гремела всем, чем только можно, показывая своё недовольство. Но поменять что-то она не стремилась. Ева была не из тех кто молчал. Она бы скорее обматерила Министра Магии, чем согласилась с обвинениями, если бы её сдали. Виктория посмотрела на неё исподлобья, думая. Показывает ли этим Ева, что только ради неё готова пойти на любое соглашение, практически встав на колени? Только ради сестра? Вика махнула головой. Нет, определенно нет. Всему есть граница и сегодня они чуть ли её не нарушили, разругавшись окончательно. Снова. Обе прикладывали все усилия, чтобы держаться от этой границы как можно дальше, но обе также хорошо осозновали, что они не далеки от того, чтобы всё таки переступить запретную черту. И Вика, и Ева догадывались что может послужить для них последней каплей, но думать об этом не горели желанием. Они вообще не хотели затрагивать темы, связанные с родителями. Но кто-то из них когда-нибудь проколится, выпалив в ходе ссоры имя Миссис или Мистера Козырь. Вот тогда дом и постигнет та участь, которая была расписана ему с самого начала – он взлетит на воздух. Компромисс заключался в том, что Ева вообще не будет хоть как-то показыватся или лезть куда не надо. Тихонько проскользнет в мантии невидимке, освободит Беллу и они так же тихо выйдут, как и зашли. А не так, как в викином сне... Вика впервые не хотела поднимать шум. Если бы от дементоров можно было отвязаться, Козырь бы не возникала! Она бы с чистой совестью взорвала пол тюрьмы, достав оттуда всех, кому не посчастливилось попасться аврорам пять лет назад. Люди никогда не бывают лишними, но, к сожалению, это было слишком рискованно, а Вике ещё детей растить. Была ли это полноценная отмазка? Нет. Вика просто боялась за Еву. – Принес? – Они спустились по лестнице, выходя на встречу четырём Пожирателям. Мало, но Виктория с самого начала не планировала брать много. Тут были прямо как во сне. Двое Кэрроу и двое Малфоев. Люциус достал, что-то из под черной мантии, протягивая Миледи. Та расправила её, с улыбкой поворачиваясь к скептически настроенной Еве. – Спасибо. Надевай, сестрица, давай! – Господи, это так тупо, – Барон накинула ткань на плечи, уперев руки в бока, чтобы мантия не сошлась раньше времени, закрыв всё тело. Все шестеро покинули поместье Миледи ровно в 7:35. Снег скрипел под сапогами, а сами они шли уже по протоптанным шагам Малфоев и Кэрроу. Те тоже сами себе путь не прокладывали – ещё раньше тут ходили служанки. Вероятно, убирали окурки, оставшиеся от Евы. Азкабан это гиблое место. Тут господствует боль и мучения, а по пятам за тобой громко топчится сама Смерть. Морской воздух ударил всем шестерым в лицо. С Евы чуть не снесло прозрачный капюшон, а с Пожирателей серебрянные маски. Виктория бы улыбнулась, как делала это на всех местах преступления, но фотографировать её тут было некому, да и место было угнетающей даже для обычной злодейской улыбки. Вместо этого она ловким движением разложила обычную, черную трость, которая использовалась скорее в качестве реквизита. Конечно, бывали моменты, когда Козырь разбивала ею черепа, но в остальном использовалась она просто для красоты. Вика поняла, что Евы нет рядом, когда сильный порыв ветра с силой распахнул мантии Пожирателей, показывая облоченные в штаны ноги. Никакая невидимая мантия не разошлась и не явила ног облоченные в длинные сапоги выше колена. Барон успела смыться, скорее всего, уже прочувствовав на каком из этажей сидит Беллатрикс. – Значит так, – Виктория старались не привлечь нежелательного внимания, но говорить тихо не могла – океан всё заглушал. – Стоим тут, притворяемся статуями. Я понимаю, что тут из людей только ободранные волшебники похожие на зомби, но магические ученые давным давно выяснили, что у... здешних стражников нет глаз. Может прокатит. Конечно, у Вики был план на экстренный случай. Но они не собирались никого вытаскивать кроме Лестрейндж, а значит, и шумихи сильной не будет. А значит можно просто стоять и ждать. *** Было очень страшно. Ева очень давно не испытывал это чувство. Но это место будто вытягивало наружу все твои главные страхи и то, отчего ты очень долго пытался избавиться. Ева всегда пыталась избежать эмоций, особенно тех, которые буквально жрали человека изнутри. Одним из таких был страх. Теперь понятно, почему Вика начала тревожится. Барон была уверена, что даже во сне это место выглядело отвратительно. Её шаги разносились по коридорам так громко и так отвратительно били по замёрзшим ушам, что хотелось развернуться и уйти, но Ева не могла. Где-то там, на пятом этаже под дырявой крышей и окнами без стекол, была Беллатрикс. Точно поломанная, разбитая и вялая, но Ева сделает всё, чтобы снова увидеть ту самую Лестрейндж. Родную и любимую, но только для неё. Для Евы. Она поднялась по стольким ступенькам, что можно было подумать, что у неё начались галлюцинации. Их было так много и они всё никак не заканчивались, продолжая пытаться зацепится какой-нибудь железкой за ногу или за хрупкую ткань мантии. За углом она увидела парочку дементоров, ускоряя шаг и в голове перебирая все возможные варианты счастливых воспоминаний. Детей нельзя было. С Викой тоже, потому что не было ещё счастливого момента с сестрой, когда они не назвали бы друг друга по имени. С Беллатрикс была похожая ситуация, причем схожа она была с двумя предыдущими, беря у них понемножку. Она чуть ли не проскочила мимо нужной камеры. Ева не ходила долго, заглядывая во все помещения, отмечая, что одно хуже другого, или приветствуя знакомых. Она просто стремительно пролетала мимо, надеясь выловить выраженные от природы скулы и вьющиеся, также от природы, волосы. И такие действительно нашлись. В конце коридора пятого этажа, у лестницы, по которой ходили, наверное, раз десять в сумме за несколько столетий после стройки Азкабина. она была почти не тронутой, но плесень присутвовала в достатке, а камень со временем развалился. Беллатрикс выглядела лучше, чем её соседка по камере, в плане внешности. Взглядом Лестрейндж вообще находилось не здесь, ато было самое страшное – потерять человека в ходе того, что он обезумел. Белла отродясь не самая психически здоровая была, а теперь что?... Могли ли пять лет Азкабана окончательно превратить её в ненормальную? Соседка, буквально отличавшаяся всем от Беллы, заинтересованно приподняла голову. Она когда-то была рыжей, но сейчас этот оттенок за слоем грязи было едва разглядеть. Она вполне проявляла осмысленность и уж точно не могла пропустить полуневидемую девушку в Азкабане, в котором она сидит уже невесть сколько. – Лима? – Ева вздрогнула от голоса Беллатрикс. Он был одновременно таким знакомым, но и таким подавленным, сломанным и свистящим от какой-то болезни. Неудивительно, ведь заключённые спали, сидели и ели на полу. – Лима, слышишь? Жизнь меня всё же любит. Она подарила мне такой прекрасный предсмертный подарок... Я вижу свою любовь. Я вижу свою Еву... – Ту самую Еву? – Поддакнула женщина, слегка приподнимаясь и разглядывая волшебницу, которая теперь пыталась открыть замок. – И как тебе, Белла? – Она всё такая же очаровательная, какой была несколько лет назад, – ответила Лестрейндж, качая головой. Она не верила самой себе, поэтому когда Ева подошла к ней вплотную, неосознанно вытягивая руки и думая, как бы поднять женщину, та схватила её за запястье, прикасаясь обветренными губами к коже. – Моя Ева... – Всегда и навеки твоя, – подтвердила Ева, косясь на Лиму. Та наблюдала за ними с каким-то больным интересом. Барон с раздражением вопросительно подняла бровь, но рыжая никак не отреагировала. Она больше смотрела на переплетённые руки двух девушек, лишь изредка обращая внимания на лица и их эмоции. Ева изначально понимала, что Белла не будет в том состоянии, чтобы внятно ей отвечать или хотя бы узнать её, но почему-то Барон даже в голову не пришло, как её увести отсюда. – Пойдем со мной, Белла? – Ева потянула на себя, с удивлением отмечая как легко встала Лестрейндж. Из-за Евы? Или ей действительно это давалось спокойно и без особой нагрузки? Ева скривилась, прежде чем сказать следующую фразу. Её надо было сказать, чтобы поддержать безумство Беллатрикс или можно было просто случайно доломать её окончательно, резко сказав, что она не видение. – Я проведу с тобой оставшиеся время. – Да-да, – прошептала она, крепко ухватившись за рукава Евы. Глаза у нее нездорово полыхали, как и лоб, но уже из-за температуры. – Дверь закрой, – проронила рыжая Лима, когда Еве удалось аккуратно вывести женщину из камеры. Барон посмотрела через плечо, ещё раз выгнув бровь. – Дует. Ева даже не захотела вникать в то, как мыслили пострадавшие в Азкабане. Ей хотелось вникнуть лишь в то, как сильно пострадала Беллатрикс. Та гладила её по щекам тыльной стороной ладони. Ресницы у нее дрожали, а пальцы привычным движением забрались под края маски. Белла всегда так делала, когда хотела снять её или погладить участки возле глаз. Ева не смогла сдержать улыбку. Её Белла. Всегда и навеки её.