ID работы: 12890003

Козырь – это карта или смерть?

Гет
R
В процессе
39
Размер:
планируется Макси, написано 92 страницы, 21 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
39 Нравится 10 Отзывы 22 В сборник Скачать

Глава 20. Еиналеж./Учебный год.

Настройки текста
Грета вскинула голову, подозрительно оглядевшись. Мимо прошёл зашуганный Квирелл. Козырь прищуренно проводила его взглядом, с удивлением обнаружив, что не может вдохнуть. Когда у нее всё же это получилось, профессор уже скрылся за поворотом. Она поджала ноги к себе, стряхивая со скамейки липкий снег. Во дворике играли первокурсники Гриффиндора, по углам расселись старосты, следя за тем, чтобы не произошло потасовки, так как младшие Слизерина слишком быстро заразились враждой и величаем, теперь мрачно бросая взгляды на визгливых львов. Отчего Грета действительно радовалась, так это от всех этих надоедливых, маленьких змеек, которые расселись возле неё. Кто-то прижался спиной к изогнутой ножке скамьи, сидя прямо на снегу. Пара учеников сидели в нескольких шагах от неё, пригревая себе места на каменных подлокотниках. Три девочки сели возле дуба, который своими большими, голыми ветвями грозно нависал над Гретой. Козырь победно улыбнулась самой себе кончиком губ, возвращаясь к чтению книги для начинающих в алхимии. Она задумчиво провела пальцами по нарисованному Философскому камню, внимательно вчитываясь в слова, написанные под ним. Постучав слегка отросшими ноготками по странице, она достала из кармана мантии чистый пергамент. Расправила его, потянулась к другому карману за пером, но раздосадованно поняла, что там остались только засахаренные перья. Не задумываясь откусила кончик, хрустя карамелью. Приняла из рук одного первокурсника карандаш, начав на русском писать письмо тете Еве. Мать не просто так прислала ей эту книгу и Грета вполне поняла намек. Она одного не могла понять – где же она в таком случае найдет этот несчастный камень? Карандаш остановился. Козырь отвела взгляд от пергамента, посмотрев туда, куда ушел Квирелл. Когда Грета сорвалась на родителях, Виктории пришлось объяснять ей причины нахождения "Пушка" – Мерлин, кто ему это имя дал – в школе. Мать сказала, что Дамблдор прячет какую-то вещь. Очень важную, дорогую и опасную вещь. Девочка не очень хотелось гнать на мать в письме, но она медленно сжала испорченный пергамент в комок, дожидаясь пока девочка у дерева вырвет листок из своего дневника и с помощью простого заклинания отлевитирует задумавшейся Грете. Она постучала карандашом по шершавой бумаге, вдруг хмыкая. Не складывалось. Во-первых, мать никогда не даёт намёки. Всегда говорит прямо в лицо и если бы ей нужно было, чтобы Грета достала камень, Вика ей сказала бы об этом без тупых издёвок и иносказаний. Во-вторых, старшая Козырь рассталась с любимыми кольцами, чтобы защитить детей. В голове не укладывался тот факт, что теперь она просит дочь о подобном. Она прикусила губу, неосознанно начиная по-детски размахивать ногой в воздухе и остановилась только тогда, когда один из первокурсников тронул её за голень, вопросительно поднимая брови. Она спохватилась, снова поднимая конечность на скамейку и бормоча, что задумалась. А если мать просто отправила ей первую попавшуюся книгу в библиотеке, даже не удосужившись проверить, что там написано? Учитывая, какой рассеянной иногда может быть Вика из-за постоянной работы, Грета этот вариант не отбрасывала. Она пока что положила карандаш, откладывая его и пергамент на место справа от себя. Её почти новое, фиолетовое кольцо блестело на холодном, зимнем солнце. Гарри добровольно отдал ей украшение, которым пользовалась Вика последнее время, присвоив себе старое и слегка поцарапанное. Никто, естественно, ничего не заметил, кроме пожалуй первокурсницы Паркинсон, которая до ужаса любила всякие блестящие вещи. В этом Грета была с ней похожа, но Пэнси пряталась за спину Малфоя, который упорно шел против своих одногруппников, которые как один негласно записали Грету Козырь в непризнанные Богини. Малфой был слишком вольным и не смотря на то, что старшая сестра его почти лучшего друга могла пообещать ему все возможные муки света одним взглядом, если с Гарри вдруг что-то случится, слушаться Грету он собирался только в экстренных ситуациях, например как в ту ночь в пустом, прогретом коридоре, который насквозь пропах серебряной кровью. Серебряная кровь. Грета вскинула глаза на особо визгливого гриффиндорца. Сидящий на подоконнике мальчишка – к слову, вообще-то, находящийся на втором курсе, но тем лучше – что-то пробормотал. – Ну-ка, цыц, – прошипела Грета, возвращаясь к книге, задерживая долгий взгляд на рисунке. «Цыц» форма затыкания из русского языка, но все, кто проводил с Козырь достаточно времени прекрасно знали и понимали, что незамысловатое, странное слово значит прикрыть рты и вести себя, как подобает слизеринцам. Происходило что-то страшное и Грета впервые за долгое время позволила мысли, которая студила кровь в жилах и вызывала слегка неприятные мурашки по коже, залезть ей в голову. За всем, что происходило в школе стоял никто иной, как их с Гарри отец. Грета мало знала про исчезновение отца. Она была осведомлена, что он может вернуться с помощью мамы, но родители никогда не говорили, что Реддл старший может вернуться самостоятельно. И тем не менее... Подбитые единороги – Грета видела одного в конце октября. Тот вышел прямо на опушку перед лесом, нервно тряхнул своим хвостом и вновь ушел в лес, оставляя на земле красивые, блестящие лужи. Пушок, который стоял на страже не просто так и весь этот бред написанный в книге про Философский камень... В середине ноября Малфой дал слабину и видя как первокурсники вываливают на Грету свои мелкие проблемы, решил сказать ей об ужасающем случае в ту ночь, когда он отбывал наказания вместе с так называемым Золотым Трои за похождения ночью. Драко видел человека, пьющего кровь единорога. Гарри, который сидел рядом, чуть не стошнило. Все знали какое страшное проклятье может пасть на человека, кто попробует серебряную жидкость. Грета молилась, чтобы отец был выше этого, но обстоятельства всё больше и больше подталкивали её к самым худшим выводам. Своими подозрениями она ни с кем не делилась. Не писала об этом матери, которая закатит истерику, если примет ещё никем недоказанные слова близко к сердцу. Не сообщала тетям, потому что обе на неё жутко разозлятся. Пообщала не втягивать Гарри, значит будь примером и сама в это не влезай. Младшему брату она вообще после Цербера боялась говорить что-то будоражащие, опасаясь, что мальчишка снова заставит Грету из кожи лезть от беспокойства. Она знала, что он не хотел. У него это получалось чуть ли не случайно и она всё спускала ему с рук. Потому что она его до безумия и заплетающегося языка... Гарри подошёл откуда-то сзади, не удосужившись обойти скамейку и прилипших к ней одногруппников, просто встав на скрипящие дерево заснеженными ботинками, а потом аккуратно садясь, следуя примеру сестры и поджимая ноги к себе. Она пригладила его длинные, в меру непослушные волосы, натянув тяжёлый капюшон от мантии. Негоже с открытой головой шататься в декабре. Козырь с интересом глянув в сторону раскрытой книги, читая первые абзацы и прищуренно смотря на Грету, которая молча глядела на веселящихся гриффиндорцев. Когда девочка скосила глаза на брата, тот тихо, почти одними губами на русском спросил: «Отец?». Грета кивнула, вздыхая и убирая книгу, не забыв захлопнуть ее подальше от любопытных глаз. Гарри совсем не помнил отца, хотя судя по датам складывалось так, что до «смерти» Реддла, сын уже был рождён. Вика всё отмахивалась, объясняя сыну, что не у всех волшебников закрепляются моменты из детства и это совершенно нормально. Ему было семь, когда Грета впервые говорила с ним серьезным тоном, объясняя, что не стоит давить на маму с этими вопросами. Только в десять он по-настоящему понял, что маме было больно от его любопытства. Гарри не знал отца. У него с ним не было фотографий. Для Греты это тоже было странно, но она на удивление не зациклилась на этом. Не было каких-либо воспоминаний, даже смутных. Грета иногда приходила к выводу, что Гарри будет до лампочки воскреснет папа или нет. Старшая сестра не винила его. Не могла. Грета коснулась его лба, откидывая непослушную челку и кончиками пальцев проходясь по замазанному тональным кремом шраму. Вика строго запретила ходить по школе не спрятав молнию. Младшая Козырь, цокала и закатывала глаза. «Не проще ли будет капнуть на злосчастный изъян какой-нибудь сывороткой и избавиться от него раз и навсегда, мама?» «Попробуй, конечно, если думаешь, что мы этого не делали.» Опять же, взрослые чего-то вновь не договорили, а Грета теперь мучается в догадках, потому что шрам у брата болит неимоверно. До помутнения в глазах у обоих. Самое главное, что это происходило только когда Квирелл смотрел на Гарри. И если Гарри станет хуже, Грета что-нибудь сделает. Тихое и ужасное, либо просто снова позовет мать, чего не очень-то хотелось. У Козырь на дне чемодана теплился пузырек с ядом и, видит Мерлин, она его точно израсходует. – Ночью произошло две странные вещи, – снова тихо произнес Гарри, аккуратно подбирая русские слова. – Об одной я расскажу, а про другую нет. Грета хмыкнула, но никак не разозлилась. Имеет ли право, когда сама за спиной семьи вьёт догадки об отце? Она склонила голову к плечу, мягко улыбаясь и не обращая внимания, что перед лицом только что пролетел заколдованный снежок, врезавшийся в ствол дерева и рассыпаясь на головы трем девочкам. Те издали совсем недетский и совсем неженский рык, но Грета наклонив к ним голову, одни губами снова сказав: «Цыц». Потом снова погладила Гарри по волосам – у нее последнее время было какое-то нездоровое желание касаться его – и ожидая пока он начнет рассказывать. – Я вчера ночью вышел погулять. Не бесись, – сразу же выпалил Гарри, не давая Грете даже слово вставить. – Всё хорошо, на третий этаж даже не смотрел. Я набрёл на старый, пыльный класс, а там нашел зеркало. Оно очень странное. Я видел свое отражение, но с некоторыми... элементами. – Еиналеж, – тихо, почти с благоговением произнесла Грета, глядя в пустоту. Она читала о нем ещё на первом курсе в библиотеке матери, когда искала информацию для дополнительного эссе. Артефакт завладел её вниманием, заставляя перерыть все стеллажи в поисках нужных книг про интересующий её предмет. Когда Вика в конце дня заметила, чем именно увлеклась дочь, то чуть с цепи не сорвалась. Исключительно действительно магическим образом нашла в себе силы сохранить спокойствие и объяснила Грете, что Еиналеж может влиять даже через строки книг. Они никому не рассказывали об этом, но младшая Козырь очень напугалась, со временем понимая, что это и правда было так. Заметив непонимающий, настойчивый взгляд Гарри, она откашлилась, смаргивая морок оставленный когда-то артефактом. – Зеркало Еиналеж. Оно показывает самые сокровенные, темные желания, спрятанные в сердце. Она помнила, что была одержима идеей найти зеркало и увидеть то, что крылось у нее в сердце. Слава Мерлину, мать согнала наваждение, спрятав все книги про Еиналеж, которые смогла найти, от греха подальше. У Греты вдруг опасно сверкнули глаза. Аккуратные, тонкие брови зло изогнулись и она, чуть ли не срываясь на серпантьяго, прошипела ему в лицо, борясь с желанием схватить брата за воротник. – Ты. Никогда. Больше. Не. Посмеешь. Приблизиться. К. Этому. Безумному. Артефакту. Понял? – Она отрывисто чеканила каждое слово, тяжело дыша и неотрывно смотря в красивые глаза Гарри, который против воли не мог ответи взгляд. – Ты вообще представляешь, что это?! Узнаю, что ты ходил к этому проклятью опять – скажу матери. Эту неадекватную школу под руководством этого старого маразматика вовек не увидишь, понятно? Гарри таращился на неё с плохо скрываемым непонимаем и почти страхом – злая Грета очень напоминала мать, хотя выражение лица было совершенно чужим. Наверное, не чужим, а просто принадлежащим человеку, которого младший Козырь никак не мог вспомнить. В любом случае смотрелась сестра жутко. Он знал, что она не навредит ему, но вякнуть матери про странно-опасное зеркало Еиналеж, чтобы «обезопасить» брата, она ещё как может. Грета отпрянула от него, снова разглядывая бушующих первокурсников пустыми, нечитаемыми очами. Тихий вздох сорвался с её губ. Она ещё минуту боролась с собой, решая хочет ли слышать желания Гарри. – И... что ты видел? – Вопрос срывается с тонких губ быстрее, чем она успевает укусить собственный язык. – Можешь не рассказывать, если не хочешь. – Нас всех, – он мягко, успокаивающе улыбается на то, как её передёрнуло. – Да, отца тоже. Он очень красивый и харизматичный человек. У него яркие, синие глаза – зеркало было пыльным и очень тусклым, но я будто видел, как они светятся, – и темные, кудрявые волосы. Он обнимал маму за талию, пока она тихо посмеивалась смотря мне в глаза через отражение. Ева была без маски, что-то беззвучно говоря мило улыбающейся Белле. А ты стояла рядом ластилась к рукам матери, которые гладили твою шеи и сжимала мою руку. Мы все выгляди такими счастливыми... В воздухе витало недосказанное, страшное, тугое: «Не то что сейчас», и Грета вздрагивает. Козырь аккуратно, незаметно накрывает ее холодную своей – тёплой, мягкой, но до ужаса костлявой. Нет. Она не позволит Гарри погрязнуть в этом. То, что происходит в их семье – полное отторжение от друг друга, медленное, вязкое безумие матери и превращающаяся в тень Ева – не должно коснуться её брата. Да, бывают светлые дни, когда Вика смеётся чисто, как адекватный, здоровый человек. Бывают светлые дни, когда тетя Ева шумит и шутит, не ходя за сестрой бесшумным мраком. Бывают дни, когда они все вместе, как нормальная семья, но если даже Гарри – всё ещё ребенок, как и сама Грета – заметил перемену... Нет. Она сломает себе шею и расплавит мозги родителям, но сделает всё, чтобы в это Рождество всё было как раньше. Гарри не должен в этом потонуть. Она должна защитить его от неведомого проклятья, лежащего на их семье огромной, грозовой тучей, которая никак не хочет раствориться в воздухе под сильным ветром магии сестер Козырей. Пускай они борются с этой тучей и дальше, но не рядом с Гарри. Только не рядом с ним. – У тебя не появилось желания рассказать вторую странную вещь? – Ловко перевела тему Грета, вырывая брата из задумчивости. – Нет, – сразу же ответил он, встряхивая головой так, что капюшон падает, а в волосы тут же попадает ещё один волшебный снежок. Гарри недовольно отряхивает рукой снег от длинной гривы, а Грета вновь натягивает на него хоть какой-то головной убор. – Не волнуйся, мне или вам это не угрожает. Всё хорошо. Она ему не верила, потому что он просто не хочет, чтобы сестра волновалась. Но Грета делает вид, что верит, улыбаясь спокойно и ласково. Она снова очень похожа на мать, но уже в другом направлении. И Гарри не видит злых, грубых черт на гладком, с мягкой кожей, лице. Это хорошо. Это означает, что Грета больше не злится. Гарри бросил взгляд на книгу, желая обсудить с Гретой тему про отца и странный камень, на который сестра достаточно долго пялилась – до того, как к ней подойти, он разговоривал с Малфоем чуть дальше от нее. Но Грета отодвинула учебник ещё дальше, как только заметила взгляд Гарри. Нет. Она не хочет его в это втягивать. Она разберётся самостоятельно. И он понимает, слегка обиженно вздыхая и поднимаясь с нагретого места. Но отойти от не успевает – Грета хватает его за рукав теплой мантии, почти незаметно, но отчаянно кусая губы. Она часто моргает, переводит дыхание и вдруг спрашивает: – А где говоришь ты зеркало нашел? До отбоя двадцать минут, поэтому никого в коридорах уже нет. Скоро на стражу выплывут старосты, приведения и профессора, но Грета успеет. Верит, что успеет. Она поднимается на верхние этажи, с опаской обходя третий, когда неслышно ступает по лестницам. В углу что-то скрипит, но это оказывается лишь какая-то потрёпанная кошка. Не Макгонагалл и не Миссис Норрис – особь белого цвета, с неопрятной шерстью и без одного глаза. Кто же так над животным поиздевался? У Греты нет времени разглядывать надпись на блестящем, фиолетовым ошейнике. Гарри описал нечётко, лишь обмолвившись, что это заброшенный коридор, но Грете много и не надо. На шестом этаже только один такой. Тут закрытые проклятиями двери, скрипящие вставни на окнах и пропавшие приведения, не желающие даже видеть кого-либо. Окна тут, на удивление, почти целые, если не считать одного и единственного, из которого дует ледяной, зимний ветер. Грета зябко ёжится, но идёт. Гарри видел отца, видимо желая «счастливую семью». Грета его пожелания разделяла, а значит тоже должна была его увидеть. Она натыкается на нужный кабинет сразу же. Зеркало будто бы зовёт её и ей бы быть аккуратнее. Артефакт мог запомнить её через строчки книг и сейчас безбожно тянуться к той, кем завладеть с первого раза не получилось. Еиналеж скромно стоит в углу, а она нервно сдувает выбившуюся из пучка прядку волос. Попровляет школьную, слегка мятую, мантию и встаёт перед зеркалом, ища в отражении синие, такие же как у нее, глаза с пляшущими огоньками. Вместо этого она натыкается на зелёные, родные очи. Стоит, как громом поражённая. Одна минута. Две. Три. А потом мозг наконец начинает работать. Она в отражении взрослая. Не старая, но уже выросшая. На ней всё ещё мантия Слизерина, дорогие украшения и хитрая улыбка на лице. У Греты замирает сердце на секунду. Такая же улыбка была у отца. У нее на талии лежит костлявая, бледная рука. Гарри, подросший до её роста, ласково ухмылялся ей, миленько хлопая красивыми глазами. Он, кажется, смеялся. Он был весь какой-то растрёпанный – мантия наперекосяк, галстук болтался кое-как, длинные и густые волосы было собраны в небрежный хвост на затылке. Он был таким красивым. Грета поняла, что задыхается, когда начала кружится голова. Грета поняла, что не сможет жить без этого отражения больше, чем сутки. На следующее утро в столовую врывается предвестник смерти, шумно и будто бы провокационно взмахивая крыльями. Он прилетел раньше, чем другие совы, а ученики и профессора провожают его удивлёнными взглядами. Лишь один из них – тяжёлый и чуть-чуть уставший блестит за очками-половинками. Гарри вытягивается в струнку. Старый, но верный ворон Мираж – это экстренные случаи. Мираж – это моментальный страх под кожей. Мираж – это быстро бьющиеся сердце, потому что ты вообще без понятия, что может находиться в письме, которое он доставит. Вика познакомила детей с ним за месяц до первой отправки Греты в школу, очень подробно разъясняя, что Мираж будет прилетать только если ситуация не терпит ожиданий. Старшая Козырь не озвучивала, что может быть в пришедших вместе с вороном письме, но дети догадались сами. Известия о раскрытии, о пропаже и, конечно же, о смерти. Вороны – способ доставки писем в России. Традиционно, естественно, почтовые голуби, но опять же, черная птица – чрезвычайное обстоятельство. Но Грета не выглядит взволнованной. Она спокойно ждёт пока Мираж отпустит маленький свёрток на лету и улетит, даже не получив мягкие поглаживания по пернатой шее от младшего любителя птиц. Миниатюрная, кристальный флакон, завёрнутый в крафтовую бумагу стукается об пустую тарелку девочки и она не раздумывая разрывает её, доставая зелье. Не обращая внимания на, мягко говоря, ахуевший взгляд брата, она выпивает тянущуюся, но без вкуса субстанцию. Она надеется, что это поможет. И Гарри вообще не нужно знать, что ночью она связалась с Викой, жутко разозлив её известием, что в школе запрятано Еиналеж. Козырь сокрушительно покачала головой на признание Греты, что она посмотрела в артефакт и теперь не может отделаться от мысли об увиденном. Мать, естественно, допытываться об увиденном не стала, пообещав зелье слабости, которое просто напросто перебьет желание ко всему на ближайшие шесть дней, а там наваждение артефакта спадет само. Мелкое письмецо сыну о том, что нужно будет приглядеть за вялой, отчего-то вдруг флегматичной Гретой, Вика ещё успеет написать. После того как наорет на Снейпа.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.