Истории Ордена охотников

Август 1884 Роланд нашелся у себя в келье: сидел за столом, переплетя пальцы и гипнотизируя глазами стертую столешницу. Оливье окинул взглядом погашенные астермитовые лампы — единственным огоньком в полумраке билась живая свеча, — затем бутылку вина и забытый полупустой стакан. Тяжело вздохнул. Роланд отличался феноменальной нечувствительностью к алкоголю и на общих попойках мог влить в себя столько, сколько нормальный человек не должен был быть способен в принципе. Но если случалось что-то, что его действительно задевало, он выпивал от силы несколько глотков, а потом долго сидел над откупоренной бутылкой, так и оставляя ее в результате едва начатой. Оливье постоял минуту, потом подошел. Достал с полки еще один стакан, придвинул второй стул. Налил вина себе и долил Роланду. — Ну? Роланд медленно поднял голову. Его глаза смотрели совсем растерянно, губа с правой стороны — Оливье заметил это лишь тогда, когда сел — была разбита. — А, это ты… — он попытался улыбнуться, но получилось неуверенно и почти виновато. Оливье снова вздохнул. Подсунул Роланду его стакан, сделал глоток из своего. — Что случилось-то? — спросил уже мягче. Роланд расцепил и снова сцепил руки, скользнул взглядом по столешнице. — Анжелика разорвала наши отношения, — отозвался наконец. — Сказала, я ее никогда не любил. Сказала, я лицемер, моя улыбка обманчива, и все такое. «И пощечину тебе залепила такую, что губа вон до сих пор кровоточит», — мысленно добавил Оливье. Сделал еще один глоток, поставил свой стакан на стол. С Роландом такое происходило не в первый раз. Его любили все: и подчиненные, и рекруты, которых он тренировал, и юные ученики, только собиравшиеся стать охотниками — и, конечно, девушки. И Роланд тоже любил их всех — ровно, не выделяя кого-то одного, словно солнце, проливавшее свой свет одинаково на короля и бедняка. С коллегами и учениками это не создавало проблем: в конце концов они были Орденом охотников, а не идиллическим семейством с полотен Ренуара или Моне, и никто не требовал к себе какого-либо особого отношения. А вот с девушками все каждый раз заканчивалось одинаково. Анжелика еще продержалась дольше большинства, бросив Роланда спустя целых шесть месяцев нерегулярных свиданий, бесконечных травм и всего того, что обычно сыпалось на голову девушкам, которым не везло влюбиться в Роланда. Осознание того, что на нее смотрят так же, как и на десятки других, похоже, окончательно добило эти отношения. Свеча на столе медленно стекала восковыми слезами. Роланд снова расцепил пальцы. Взял в руки стакан, покрутил его, ловя боками неровные блики пламени. — Слушай, Оливье, — его голос звучал непривычно неуверенно. — Я действительно такой? Действительно лицемер и лишь обманываю людей? Оливье аж поперхнулся. Обычно разрывы Роланд переживал довольно легко, принимая их как нечто естественное и неизбежное. Что же ему наговорила Анжелика, раз довела до такого состояния и таких мыслей? — Начнем с того, что лицемер не беспокоился бы из-за того, что кто-то назвал его лицемером, — сейчас Оливье даже сожалел, что они в катакомбах. Такие разговоры куда лучше шли под хорошую сигарету, но в подземельях с их сложной системой вентиляции курение находилось под строгим запретом. — А раз ты так себя грызешь, то лицемером уже быть не можешь априори. Роланд снова поднял на него глаза, и Оливье с облегчением увидел, что его взгляд стал медленно светлеть. Сделал еще один глоток. — Во-вторых, — продолжил после минуты молчания, — такого честного идиота, как ты, еще поискать. Даже Брадаманта регулярно следит, что именно говорит — а ты, такое впечатление, просто вываливаешь первое, что приходит на ум, совершенно не осознавая, что и где стоит говорить. До сих пор помню, как перекосило Гано, когда ты на прошлой неделе на собрании паладинов прямо перед мэтрами раскритиковал тактику четвертого отряда как опасную для новичков. По-моему, его сто лет никто так не выводил. Роланд коротко улыбнулся, бросая извиняющийся взгляд из-под пушистых светлых ресниц. Оливье хмыкнул. — Между прочим, кому, по-твоему, пришлось потом заглаживать вашу ссору? — он вопросительно выгнул бровь. — Ты в паладинах всего два года, а Гано — уже шестой. Даже если твой послужной список стремительно рвется вверх, это еще не значит, что ты можешь болтать обо всем, что на ум придет, на глазах у всего руководства, совсем не думая о последствиях. — Но ведь оно действительно было опасно и подставляло неопытных охотников, — во взгляде Роланда на миг пробилось привычное баранье упрямство, и в груди потеплело. Большую часть времени Оливье этот взгляд ненавидел — когда Роланд так смотрел, это предвещало непременные проблемы, — но сейчас он значил, что к Роланду начало возвращаться его привычное расположение духа. — Вот и поговорил бы с ним после, — Оливье одним махом выпил остатки вина и со стуком поставил стакан на стол. — Отдельно, без лишних ушей и точно не на глазах у мэтров Ордена. — Ты ведь прекрасно знаешь, что тогда бы Гано меня не послушал, — Роланд склонил голову набок и посмотрел укоризненно. — А так есть шанс, что он все-таки что-то поменяет. — А вместе с тем шанс, что тебе прилетит где-нибудь там, где совсем не ждешь, — Оливье ответил ему ледяным взглядом. — Гано, несмотря на внешнюю сдержанность, может быть злопамятным, как черт. Конечно, ничего, что навредит его репутации, он не будет делать. Но припомнить тебе лет через пять-десять, когда ты и думать обо всем давно забудешь — это он может. — До того времени еще дожить надо, — Роланд легкомысленно пожал плечами и снова улыбнулся — уже немного дольше и куда увереннее. Поднял стакан с вином, выпил до дна, поставил на стол и долил еще. Оливье почувствовал, как сердце на миг замерло — а потом стало биться немного спокойнее. — Мне тоже наливай, раз уж взялся, — подсунул и свой стакан. Роланд поймал его взгляд, снова коротко улыбнулся и долил вина. — Спасибо, — сказал непривычно мягко, помолчав с минуту и пряча глаза за пушистыми ресницами. Оливье лишь вздохнул. На языке упрямо крутилось «Для того и существуют друзья», но это были слишком эмоциональные и полные пафоса слова, чтобы говорить их вслух.