Истории Ордена охотников

Апрель 1884 До сбора шестого отряда в ангаре оставалось более получаса, но на месте не сиделось. Роланд дважды проверил аэгис и шприцы с эликсирами в сумках, несколько раз подтянул ремни на Дюрандале и понял, что больше ждать не может. Если бы рядом был Оливье, можно было бы скоротать время за разговором — но третий отряд уже неделю торчал во Франш-Конте, пытаясь выловить группу вампиров, которые взялись терроризировать местные села и городки. Оливье, наверное, ужасно злился — он терпеть не мог, когда задания затягивались, — но возвращение откладывалось до окончательного уничтожения всех вампиров. Ноги сами понесли Роланда по коридорам. Промелькнула в голове мысль заскочить к Мире, но Роланд ее отмел: судя по тому, что он слышал, Миру посетила муза инженерии, и она взялась разрабатывать новое копье для Брадаманты. В такие минуты она настолько погружалась в свои чертежи, что не замечала ничего вокруг, и добиться от нее хоть какого-нибудь общения было невозможно. Роланд остановился на одном из перекрестков, раздумывая, куда же он может пойти — а потом развернулся и направился к лазарету. С того дня, когда он привез в Орден мальчика — единственного уцелевшего в поместье Гранатумов — прошла почти неделя. Обычно осиротевших детей такого возраста отправляли в один из подотчетных церкви приютов, но род Гранатумов был знатным и, если верить слухам, весьма состоятельным. К тому же, граф носил титул рыцаря Граната перед нынешним двенадцатым паладином, Иоанном. В трапезной за завтраком сегодня бурно обсуждали новость, что опекуном мальчика согласно завещанию, хранившемуся в Ордене, был назначен мэтр Фролло, и успели трижды поспорить, станет ли мальчик учиться ремеслу охотника — или же его отправят по пути священника. Зная мэтра Фролло, в то, что мальчишке светит жизнь, не связанная с церковью, не верил никто. Роланд легким шагом проходил коридоры. Врачи говорили, мальчика спасло чудо: явись Роланд на день-два позже — нашел бы два детских трупа вместо одного. Он потерял сознание еще на руках у Роланда, до того, как его успели донести до дирижабля — так, словно держался в сознании на одной лишь воле, и последние силы покинули его, когда он понял, что наконец-то в безопасности, — и первые несколько дней так и пролежал в беспамятстве. Роланд заходил его навестить сразу на следующее утро, но Альцина, главная медсестра, безжалостно вытолкала его за дверь, рявкнув: «Мальчишка все равно без сознания, и ему нужен покой, никаких посетителей!» Позавчера мальчик очнулся, и Роланд все же надеялся на этот раз с ним поговорить. Лазарет встретил его привычным резким запахом лекарств. Пройдя приемный покой, Роланд свернул налево и двинулся туда, где находились палаты. Дошел до последней, постучался и сразу же толкнул дверь вперед. Внутри лекарствами пахло еще сильнее, чем в коридоре. Юная медсестра, стоявшая у одной из трех кроватей — Роланд узнал в ней Мелиссу — удивленно оглянулась, а в следующее мгновение ее лицо помрачнело. — Где вы уже снова покалечились?! — она развернулась, гневно уперев руки в бока и метая молнии из зеленых глаз. — Что уже опять случилось?! Ни дня не можете просидеть спокойно! Я занята, не видите? Поищите другую медсестру! — Что?.. — удивленно заморгал Роланд, но тут вдруг понял. — Нет, я не на перевязку, я нигде не ранен. Я навестить мальчика. Мелисса, уже набравшая полную грудь воздуха, чтобы выдать очередную гневную тираду, шумно выдохнула. Смерила Роланда долгим сердитым взглядом, затем вздохнула. — Вообще-то, Альцина велела выставлять всех, кто придет, кроме мэтра Фролло, — сказала уже куда спокойнее. — Ну, не то чтобы кто-то сильно появлялся, правда. Но, может, вам удастся хоть немного его расшевелить, потому что мне он почти не отвечает. Только дайте я закончу с перевязкой. И меч свой, или что оно там у вас, уберите куда подальше. Роланд молча кивнул. Снял Дюрандаль с плеча, приставил его к стене, а сам пристроился на свободной кровати. Окинул мальчика долгим взглядом. Уже не такой худой и смертельно бледный, как в поместье, он все еще напоминал привидение. Тонкие руки безвольно лежали поверх покрывала, пока Мелисса ловко перебинтовала левое плечо. Роланд засмотрелся, как медленно прячутся под повязками темные пятна меток — три сверху, четвертая под самой ключицей, возле крупной родинки, — и сердце невольно сжалось. Раны от когтей и следы от укусов можно было залечить, но метки вампиров оставались на всю жизнь. После гибели вампира они лишь утрачивали свою силу, а не исчезали полностью. У мальчика их было тринадцать. Косточки пальцев заболели, и лишь тогда Роланд осознал, что уже какое-то время изо всех сил сжимает кулаки. Какими все же чудовищами нужно было быть, чтобы сотворить подобное с беззащитными детьми? Мелисса в последний раз обернула бинт, быстрым движением завязала концы. Подхватила брошенную на спинку кровати рубашку, помогла ее натянуть и выпрямилась. — Ну, готово, — она снова уперла руки в бока, затем вздохнула. — Если что-нибудь будет нужно, обязательно зови: я приду, как только смогу. Мальчик скользнул по ней мутным взглядом, затем с секундным опозданием кивнул, но так и не сказал ни слова. Мелисса лишь покачала головой; снова вздохнула. Обернулась к Роланду. — Не надоедайте ему только слишком долго, он все еще очень слаб, — бросила коротко и, не прощаясь, вышла. Палату окутала тишина. Роланд медленно поднялся, обошел пустую кровать и сел у ног мальчика. Поймал его взгляд, мягко улыбнулся. — Месье рыцарь?.. — в больших, до того совсем потухших глазах вспыхнул огонек, и Роланд с удивлением понял, что его узнали. Это давало надежду. — Можно просто Роланд, — он улыбнулся немного шире. — А тебя как зовут? Мальчик молчал несколько секунд, словно чтобы вспомнить собственное имя, ему нужно было время. — Астольфо, — наконец сказал тихо. Сердце радостно забилось: похоже, все было не так плохо, как считала Мелисса. Роланд уже хотел было спросить «Как ты себя чувствуешь?» или еще какую-то подобную банальность, с которой можно было бы начать разговор, но Астольфо вдруг подался вперед. — Месье Роланд, где моя сестра? — маленькие пальцы с неожиданной силой сжали рукав сутаны, на дне зрачков забился болезненный огонек. — Что с ней? Я спрашивал у мадам Альцины, мадмуазель Мелиссы и у других, но никто мне ничего не ответил. Как она? Она цела? В груди похолодело. Ему до сих пор никто не сказал, вдруг понял Роланд. Астольфо до сих пор не знал, что в той бойне он выжил один. Роланд медленно накрыл пальцами небольшую детскую ладонь. Помолчал, стараясь подобрать слова. — Астольфо, твоя сестра теперь на Небесах, под присмотром Девы Марии, — начал он как можно мягче, но горло сжало, словно тисками. Перед глазами снова стояло крохотное тело среди темного зала — раздутое, синее, облепленное мухами. Девочке с виду было едва ли шесть лет. Можно было лишь догадываться, в каких страшных муках она умирала — собственными глазами увидев гибель родителей, истощенная до предела бесконечными укусами, измученная измывательствами вампиров. — Вместе с другими детьми она сейчас гуляет по райским лугам и полям и каждый день проводит в играх и веселье. Роланд умолк, внимательно вглядываясь в лицо Астольфо. Он боялся, что тот сейчас заплачет, разрыдается и сорвется в истерику — Роланд не был уверен, что ему удастся его успокоить. Но Астольфо не уронил ни одной слезы, только болезненный огонек, до того бившийся во взгляде, окончательно погас, превращая зрачки в бездонные колодцы тьмы. С минуту, наверное, Астольфо просто молчал, склонив голову. Потом медленно поднял глаза. — Мама с отцом тоже там? — прозвучало тихо. Роланд сильнее сжал холодную ладонь, которую продолжал держать в своих пальцах. — Да, — ответил мягко, не зная, какие еще слова можно подобрать. Астольфо снова опустил взгляд. Снова затих — чуть ли не на дольше, чем в прошлый раз. Когда он снова поднял голову, на дне его зрачков что-то шевельнулось. — А мне… — его голос был совсем хриплым и бессильным. — Мне можно к ним? Роланду показалось, что мир вокруг — кровать под ним, пол под ногами, вся палата — полетели куда-то в пропасть. — Нет, конечно! Ни в коем случае! — он обеими руками сжал тонкое запястье Астольфо — так, словно это могло удержать от непоправимого. От одной мысли, к какому выводу пришел Астольфо, холодело все внутри. Десятилетний мальчик не должен был так говорить. Не должен был смотреть таким мертвым взглядом. Не должен был желать самоубийства так, словно именно в нем и было его спасение. — И отец с матерью, и сестра приглядывают за тобой с Небес и хотели бы, чтобы ты жил счастливо здесь, на земле. Однако Астольфо, казалось, уже не слышал: его плечи опустились, пустые глаза уставились в одно место на одеяле. — И правда, — он отозвался настолько тихо, словно сам себе, что Роланд едва смог разобрать слова. — Мне нельзя. Грешники не попадают на Небо. А я виноват в их смерти. На миг Роланд почувствовал, как все мысли вымело из головы. — Что ты такое говоришь? — он протянул руку, коснулся холодной щеки, заставляя Астольфо поднять лицо, пытаясь поймать его взгляд. — На ваш дом напали вампиры. Пытали и убивали невинных. Ты один из тех, кто пострадал от их зверств. Астольфо смотрел на него и, казалось, не видел. — Это я виноват, что они погибли, — в больших глазах была лишь бездонная тьма. — Я встретил того вампира, которого вы убили в зале. Он был ранен, когда попал в наш парк. Я никому не сказал. Перевязал ему руку. А потом пришли остальные. Это я всех убил. Это моя вина, что все погибли. Роланд резко вдохнул, пытаясь что-то сказать — и понял, что у него нет подходящих слов. Астольфо верил. Искренне верил в то, что говорил, и никакие объяснения, никакие заверения в том, что десятилетний ребенок не может нести ответственность за ужасы, совершенные наделенными сознанием и собственной волей чудовищами, не достигли бы сейчас его сердца. Тишина тяжело наседала со всех сторон и давила на уши. Роланд сидел, так и не отпустив руку Астольфо, сердце гулко билось о ребра. Он должен был что-то сделать. Как-то спасти эту несчастную, измученную душу, готовую обвинить себя во всем и от горя искать спасения в смерти. Он обязан был, хоть что-то, хоть какой-то способ должен был существовать. Иначе — Роланд вдруг понял это на удивление четко — следующей встречи могло уже не состояться. Не так много усилий требовалось для того, чтобы остатки жизни покинули и без того слабое детское тело. — Знаешь, — слово нарушило молчание, как капля — водную гладь, — Господь любит всех нас. Совсем всех, даже самых страшных грешников. И готов принять всех, кто покается в содеянном. Давай вместе помолимся Ему, чтобы Он простил и твои проступки. Фразы горечью оседали на языке — и все же это было хоть что-то. Хоть какой-то шанс убедить, что все можно исправить, и заставить жить дальше, не видеть смерть единственным выходом. На миг Роланду показалось, что во взгляде Астольфо что-то изменилось. — Так можно? — прозвучало совсем тихо, и Роланд кивнул. — Можно, — улыбнулся одними уголками губ, — а в голове билось «Это ради его спасения, даже если это ложь и обман, это ради его спасения». — Просто повторяй за мной. «О милосердный Отче! Господи Боже наш! К Тебе возношу мольбы за грешные поступки мои»… — О милосердный Отче… — шепотом начал Астольфо. Он говорил и говорил, иногда запинаясь и путая слова, а Роланд чувствовал, как с каждым словом все сильнее дрожала под пальцами маленькая ладонь. Когда прозвучало последнее «Amen», Роланд протянул руку и погладил Астольфо по голове. — Молодец, — улыбнулся уже шире, стараясь приободрить. — Повторяй эту молитву каждый день — или любую другую, Господу важно, что у нас на сердце, а не какими именно словами мы это говорим. — И тогда мои грехи могут быть когда-нибудь прощены? — Астольфо смотрел на него широко распахнутыми глазами, и Роланду невыносимо захотелось его обнять и не отпускать, пока не удастся докричаться, что десятилетнему мальчику, прошедшему сквозь ад, не за что каяться перед Богом. — Да, — ответил он мягко. Астольфо медленно кивнул. Помолчал минуту, снова поднял взгляд. — Вы еще придете, месье Роланд? — прозвучало со скрытой надеждой, и Роланд снова протянул руку, взъерошив Астольфо волосы. — Обязательно, — ответил ласково и хотел добавить еще что-то, но не успел: в коридоре послышался топот, а потом дверь с грохотом распахнулась. Роланд обернулся, торопливо подбирая слова, способные успокоить разгневанную Альцину или какую другую медсестру, примчавшую выгонять непрошеного гостя — но на пороге оказалась не она. Там стоял высокий худощавый мужчина. Одетый в аккуратный, но явно дорогой сюртук, в узких и, судя по оправе, тоже недешевых очках на цепочке, он тяжело дышал, словно успел пробежать все катакомбы одним махом. Его шляпы нигде не было видно, на правой руке не хватало перчатки. Он точно был не из Ордена — Роланд не помнил никого подобного. Скорее, мужчина походил на довольно богатого буржуа, чем на какого-нибудь церковника. — Марко?.. — тонким, надломленным голосом спросил Астольфо за спиной. Мужчина всхлипнул, по его щекам покатились слезы. — Вы живы… — он бросился вперед, не замечая Роланда, сгреб Астольфо в объятия — тот утонул в чужих больших руках. — О, хвала Господу Богу, вы живы! — Марко! — Астольфо вцепился дрожащими пальцами в складки сюртука на спине. Его голос сорвался на высокой ноте, дыхание сбилось и стало заполошным. — Марко, все погибли. Все! Больше никого… Астольфо трясло от рыданий, которые волна за волной, словно река, наконец пробившая дамбу, прорывались наружу. Его медленно накрывала истерика — тяжелая, затяжная, способная вытянуть из ослабленного тела остатки сил. И все же… И все же слезы были куда лучше, чем мертвый взгляд, обвинение себя во всем и желание покончить жизнь самоубийством — они хоть немного могли принести исцеление и покой. Роланд тихо поднялся — ни Марко, ни Астольфо так и не обратили на него внимания. Бесшумно подошел к стене, подхватил Дюрандаль и выскользнул из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. На середине коридора столкнулся с Мелиссой — та неслась от входа в лазарет, подхватив подол юбки. — Что он только себе позволяет, как он только посмел! — ее зеленые глаза горели от гнева, русые волосы выбились из-под чепца и торчали тонкими змейками, делая Мелиссу похожей на Медузу Горгону. — Я ведь велела ему подождать! Она почти влетела в Роланда и умудрилась остановиться лишь в последний миг. Роланд осторожно поймал ее под локоть, и Мелисса вскинула голову, испепеляя его взглядом. — Тот богатенький нахал уже там?! — казалось, сейчас она голыми руками смогла бы усмирить даже вампира. — Пустите меня, я его собственноручно выволоку и выкину из катакомб! Лазарет — место, где правила устанавливают врачи, и если каждый прохожий будет их нарушать, как заблагорассудится!.. Роланд успокаивающе поднял руку, пытаясь сдержать извергнувшийся на него водопад гнева. — Не могла бы ты, пожалуйста, дать им немного времени? — улыбнулся извинительно, аккуратно перекрывая узкий проход. — Всего минуту или две. — Дать время? Дать время?! — Мелисса задохнулась от возмущения, на несколько секунд потеряв дар речи. — Да вы там сговорились все, что ли? То сначала мне говорят вести неизвестно кого к раненому, теперь вы! Как вы хотите, чтобы мальчик встал на ноги, если не даете ему нормально отдохнуть?! — И все же, так будет лучше, — мягко, но при этом настойчиво повторил Роланд. Мелисса набрала полные легкие воздуха, какой-то миг стояла с открытым ртом, словно пытаясь подобрать самые гневные слова из возможных, но, похоже, так их и не нашла. Шумно выдохнула, скрестила руки на груди. — Прекрасно! — повернулась на каблуках и двинулась прочь. — Делайте что хотите. Даю пять минут, а потом зову Альцину, и все, что будет дальше, не под мою ответственность. — Спасибо! — крикнул ей в спину Роланд, чувствуя, как в сердце впервые за последние полчаса разливается щемящее тепло. Астольфо был не один. В этом мире еще остался тот, кто его знал и любил. Божья благодать не оставила окончательно измученное детское сердце. И это вселяло надежду, что его жизнь все же вернется на верный путь.