Истории Ордена охотников

Январь 1887 — Ты криворукий идиот! Мира металась по лаборатории. Кончики пальцев покалывало, в груди клокотала ярость. Придурок, идиот, проклятый бездарь, откуда у него руки только росли? Как, черт его подери, можно было довести до подобного?! Оливье сидел в углу, на небольшой табуретке — на нее обычно Мира сбрасывала уже не актуальные чертежи, от которых еще не готова была окончательно избавиться. Смертельно бледный, непривычно тихий, он широко распахнутыми глазами гипнотизировал разложенный на столе Альтеклер. Поломанный, черт возьми, Альтеклер. О пресвятая Женевьева, только б хватило сил не убить этого болвана прямо здесь на месте! — Как ты вообще сумел такое натворить?! — Мира впечатала в стол открытую ладонь с такой силой, что болезненно звякнули разложенные детали. — Что нужно было делать, чтобы мало того что порвать цепь, так еще и превратить весь внутренний механизм в месиво? Додуматься пилить Альтеклером стальные пластины?! Оливье поднял на нее совершенно слепой взгляд. — Там был вампир, который отращивал иглы, как у дикобраза, — его голос был хриплым и бесцветным. — Только более жесткие и блестящие, я еще подумал, что на металл похоже, но разглядывать в бою не было времени… Мира задохнулась от гнева. — И ты додумался влезть в них зубцами? — она схватилась за голову. — Ты совсем идиот?! — Но ведь Альтеклер легко разрывал на куски большинство вампиров… — Потому что большинство вампиров не отращивают себе игольчатый стальной панцирь! — Мира запустила руку в волосы и с усилием сжала спутанные пряди. — То, что Альтеклер способен легко дробить кости, не значит, что так же он справится с металлом! Когда я разрабатывала его обновление, я рассчитывала, что у тебя мозгов будет поболе, чем у Роланда, и ты не станешь лупить, как он, изо всей дури просто по всему, что под руку попадет, а хоть немного будешь пользоваться головой! Клянусь, я завтра пойду к грандмэтру Фролло требовать, чтобы он включил в программу подготовки паладинов курс физики, раз вы такие идиоты! Оливье несколько секунд таращился на нее полными отчаяния глазами, затем медленно опустил голову; длинные пряди волос завесили бледное лицо. Мира выругалась сквозь зубы, повернулась на каблуках. Окинула полным отчаяния взглядом стол. Разорванную цепь отремонтировать было проще всего: заменить несколько сегментов, проверить заточку у зубцов — и готово. Куда хуже было с астермитовым двигателем: чертов Оливье умудрился так переусердствовать, что несколько крупных колес сошли со своих осей, погнули колесики поменьше и порвали пружины. А Мира ведь так любовно собирала его по ночам, не прерываясь даже на сон, поглощенная идеей сделать двигатель как можно более филигранным и легким, чтобы он мог поместиться в рукоятку, не нарушая баланса целого меча. И вот теперь ее произведение искусства, ее инженерный шедевр лежал, изуродованный, словно побывал в руках не у одного из лучших паладинов, а у зеленого новичка, укравшего оружие у своего наставника и почему-то решившего, что сможет с ним справиться. За такое мало было убить. На табуретке в углу шевельнулись. — Мира, ты ведь его починишь? — прозвучало тихо, и Мире невыносимо захотелось изо всей силы запустить прямо в безмозглую башку Оливье одной из гаек на столе. — Починю? — рявкнула она, развернувшись так, что захлопал накинутый на плечи плащ. — Починю?! Да я бы тебя вообще из охотников выгнала к чертям собачьим и отправила в подмастерья последнего интенданта из отдела снабжения! Чтобы ты не только руками своими кривыми — глазами своими паладинское оружие больше никогда не видел! «Починить» он мне говорит! Ни живой, ни мертвый, Оливье смотрел на нее пустым взглядом. На дне его зрачков, словно в старых колодцах, стояла непроглядная тьма. Мира снова выругалась. — Убирайся отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, и не смей появляться, пока не позову, — бросила зло. — Твое счастье будет, если из старого двигателя удастся выковырять хотя бы половину целых деталей, а не придется все изготовлять и собирать заново. Оливье, не мигая, смотрел на нее несколько секунд, затем безвольно кивнул. Поднялся и, не говоря больше ни слова, побрел прочь из лаборатории. Мира проводила его разъяренным взглядом, затем снова повернулась к столу. Ее ждало очень, очень, очень много работы.