Красный город

Настольная лампа, освещавшая светлый рабочий стол, нацелена на множество папок, стопками разложенных на поверхности. Некоторые раскрыты, и именно на них падает яркий холодный свет. На большее Бачира не успел взглянуть, впрочем, он и так знает, там Наги просто опрашивает, осматривает, выписывает рецепты. В кабинете есть дверь, ведущая уже в так называемую перевязочную, а далее в операционную. Первые два помещения особенно маленькие, и только последнее занимает достаточно места для нормального оказания помощи в случае чего-то экстренного. Негромкий звук часов мерно разносился по кабинету, успокаивая владельца и напоминая о скоротечности такого ценного ресурса как время. Их Бачира хорошо помнил, ему всегда казалось, что те выполняли в основном функцию декора, удовлетворяя эстетический вкус владельцев. Анкерные часы на стене всегда исправно работали и гипнотизировали взгляд длинным тяжёлым маятником. Каждый посетитель впивался в них взглядом. Только Наги давно привык к ним и уже не обращал никакого внимания. Когда-то он упомянул: часы являются некой реликвией, передаваемой в их семье, он и сам не знает, как давно они занимали место в этом доме. И больше ничего, что могло выделиться в простом светлом кабинете. Шкафы, папки и нужные для осмотра инструменты. Всё это незаметно лежало на своих привычных местах и не выделялось. Наги тихим шагом прошёл от центра своего кабинета в коридор, разбивая их молчание стуком мужских туфель. Усталое лицо отдаëт бледностью, выразительный взгляд направлен на Бачиру не выдавая каких-либо эмоций. Серый и безразличный. Несколько лет назад он смотрел так же лениво, безынициативно и всё же куда более оживлённо. Радужка напоминала глаза стариков, проживших долгую и тяжёлую жизнь, полную самых разнообразных событий, такую же выцветшую, и казалось, он будто успел вкусить абсолютно всё. Только когда их взгляды пересеклись, Бачира выдавил из себя: — Привет, Наги. Выглядишь болезненно. Зависнув, он всё смотрел на омегу, но только нахмурив брови, крепко сосредоточился. — Бачира? — вопросительный тон озадачил. Значит, он его уже давно позабыл. И чего Мегуру только ждал. Ведь не сталкивался с этим затворником несколько лет. — Я не сразу вспомнил тебя, — уточнил точно очнувшись от глубокого сна. — Что-то случилось с твоей мамой, так? — Ага, — с вымученным подобием улыбки подтвердил и склонил голову к выходу, словно намекая, что им стоит поспешить, нечего на месте разглагольствовать. Поговорить они и по дороге успеют, — Тебя ведь муж вчера предупредил, так ведь? — Да, Рео рассказал, что ты сегодня зайдешь, и мы наведаемся к твоей матери. Так что я подготовился к визиту, — с этими словами Наги взял чемодан, уже заранее собранный и подготовленный к вылазке для осмотра больной. Устало, тяжело вздохнув, Наги смотрел вдоль улицы на то, как летнее солнце набирает обороты, отдавая горячее тепло, давая жителям понять, что за весь холод вернёт его в двойном размере. И это радует. Здесь каждый надеется, и больше всего Наги, что больше не станет собирать воду подтопившую пол в коридоре подвального помещения. Он посматривает на Бачиру, тот немного нервничает, но ситуация ясна до боли. Особенно ему, ведь с каждым днём он начинал терять надежду, что сможет увидеть своих родителей. Они даже не успели познакомиться с Рео, что на тот момент не сильно печалило его. С каждым новым днём Наги начинал жалеть о том, когда отмахнулся от просьбы Рео познакомиться с его родными перед их отъездом. Это ведь совсем не сложно. Они очень добры, понимающи и точно с теплом приняли пару своего сына. А сейчас Наги просто устал. Устал жить надеждой, ведь могут пройти годы простого ожидания без ответа. Но и самого печально исхода он страшился больше всего на свете. Лишь Рео был его опорой. Давал ему чёткие указания, хоть и Наги просит не делать этого, отдохнуть и уделить внимание самому себе. Омега лишь болезненно улыбается, будто не имеет выбора. Их молчание в такие моменты рвёт небеса. Наги никогда не хотел боли для Рео. Но супруг сам себя ранит воспоминаниями и будет упорно продолжать делать это без конца, без намёка на передышку, истязать себя, свою и без того измученную душу. Только Наги терзается ещё больше. Есть над чем. И он будет бесконечно прятать, зарывать этот сундук пандоры в себе, пока не настанет его время. Идти им относительно недалеко, но Наги устал и готов свалится прямо сейчас. Уснуть где-то на дороге, в высокой траве, под любым попавшимся на глаза деревом. Только не выйдет, ведь всё ещё слишком сыро. С новым пациентом сил совершенно не осталось. И лицо болит, челюсть ноет, рассечённая губа саднит, печёт. А всё их пациент потерявший контроль над собой от мучительной боли, которую ослабить удаётся лишь морфином. Они даже не сказали этого его партнёру. А ведь, возможно, этот препарат им придётся применять довольно длительное время. Всё больше он приходит к мысли об искуственной коме, в которую временно можно ввести парня и облегчить его страдания. Каждый шаг даётся так тяжело, что Наги готов поклясться – на его ноги точно кто-то нацепил тяжёлый груз. На каждую килограммов по двадцать, не менее. Бачира всё время хочет ускорить темп их ходьбы, дойти как можно быстрее. Только вот, взглянув на него, омега виновато улыбается и старается замедлиться. Только это Бачира, и надолго его терпения не хватает. Медленно, но верно вновь повышает скорость шагов до момента, когда снова заметит медика далеко позади себя. Сколько подобных моментов произошло за их недолгое путешествие до дома Бачиры. У Наги пальцы дрогнули и поджались кончиками к центру ладони, подсчитывая. Восемь раз. Странно, но почему-то захотелось сделать это из интереса. Обычно Наги очень редко посещает больных. Ведь куда удобнее осматривать людей на рабочем месте. Те приходят, получают нужное лечение, расплачиваются и после спешно удалятся по своим важным делам. Это удобно. Ведь мало кто здесь сидит совсем без дела, и каждый крутится, как только может. — Ты женился, это так неожиданно, — нарушает их молчание Бачира, сбавляя шаг и стараясь поравняться с Наги, проникновенно заглядывает тому в лицо, безмятежное, спокойное. Пытает счастье вновь увидеть в серых глазах что-то кроме безмятежной опустошённости, которую многие могли бы принять за его обычный пофигизм. — А ты думал, я всю жизнь буду протирать штаны, сидя дома? — неожиданно съязвил, поднимая равнодушный взор к небу. Чего, чего, а такого и Бачира не ждал. Обычно такие изречения не в характере Наги. Только время многое меняет и за последние годы изменило жизни каждого. — Если бы ты занимался этим, то на всю жизнь остался одиноким, — ставил перед фактом, зная, что «старый» Наги не покинул бы своего жилища даже при угрозе жизни. Ведь по логике ещё юного в те времена альфы, имея деньги, стоило провести свою жизнь в спокойном уединении собственного жилища. Наги всегда был один. Чем старше становился, тем чаще и дольше отсутствовали его родители. Их поездки давались с большим трудом, но в частности, всегда окупались. — Но, как видишь, нахожу силы куда-то выбраться, — размерено ступая по ещё влажной и рыхлой земле, морщится, жалеет, что не обулся в что-то более подходящее, ведь всю грязь придётся позже счищать, а уж на это он совершенно не сможет отыскать сил и желания. До момента, когда Рео не поднимет об этом разговор. — Например, на работу? — совсем немного съехидничал Мегуру. — Как всегда, бьешь по-больному, — парирует Наги, все и всегда знали о ленном времяпрепровождении парня. Даже если он изменился сейчас, даже если он работает в поте лица, чувствует себя так, словно отдаёт на это всё свои жизненные силы, годы жизни. Спасает его лишь здравый пофигизм и доля равнодушия, без которого уже нельзя обойтись. — Честно говоря, то, что ты сейчас работаешь там один, меня впечатлило. Я совершенно этого не ожидал, — честно признаётся Бачира. Он действительно впечатлён выбором парня, особенно зная его натуру, то это и правда очень впечатляло. — И твои родители. Прости, я не знал об их отсутствии, — решается принести неловкие извинения, ведь короткий намёк точно отозвался колкой болью в сердце юноши. Бачира заметил, как альфа немного поджал губы в тонкую полоску и через мгновение расслабившись выдохнул. Возможно, он уже отпустил свои невзгоды и старается удержать своё эмоциональное состояние на плаву. Ведь парню не только о себе ещё позаботиться нужно. Он создал семью и теперь ответственен за это. Наги хорошо держится. — Не бери в голову. Это уже изъезженная тема и я не хочу к ней возвращаться, — выдержав недолгую паузу, ушёл в мгновение короткого калейдоскопа событий за последний год, — И я не один. У меня есть Рео, — губы неожиданно трогает почти незаметная улыбка, нежная, призрачная. И если она неуловима, то Бачира чувствует общий настрой молодого медика. Парень точно стал сильнее. Произошедших с ним метаморфоз Мегуру не ведает, но возможно, когда-нибудь Наги поделиться. — Мы уже на окраине. Он вовсе не спрашивал, а скорее утверждал, видя, как близко конец улицы, на которую они свернули. Через сотню метров дорога оборвётся, и там виднелся зелёный луг, открывающий через свой простор узкую тропинку в лес. — Ну да, я же здесь живу. Разве не помнишь? — Не помню, мне влом запоминать кто и где живёт, — отвечает и даже не обращает особого внимания на то, как опускают уголки губ у его собеседника, — Да и когда мы с тобой виделись последний раз, тебе, наверное, лет тринадцать... — Четырнадцать, — мягко поправляет его Бачира. Он то, в отличие от Наги, всегда бережно относиться к своим воспоминаниям. — Ага. Почти четыре года прошло. Наги на самом деле помнит этот деревянный дом. Единственный раз, когда он здесь находился, произошёл четыре года назад. Только заболевшим тогда был Бачира. Он хотел остаться дома, но непонятно зачем отправился со своей матерью. Скорее всего, виной тому скука, которой страдал мальчишка в то время, и, может, совсем немного лень. Но за работой родителей он любил наблюдать, постепенно вникая и узнавая новые тонкости. Это единственное, что поистине его увлекало, но со временем тоже приелось. Позже уже Бачира приходил со своей мамой, оставался и они, тогда ещё мальчишки в что-то играли. Вот только Наги не помнит одного – почему они тогда не подружились. И почему закончилось их короткое общение. — Хотя бы это ты помнишь, — тихо и слабо посмеивается, поднимаясь по ступеням. Подойдя вплотную к хлипкой двери, Бачира быстро отворил её, едва услышал громкий хриплый кашель. Скинув обувь на пороге, оставил Наги в небольшом замешательстве и скрылся из виду в коротком коридоре, свернув в дальнюю комнату, из которой и доносились непрерывно в течение уже пары минут кашель и хрипы. — Простите за вторжение, — произносит Наги, скидывая обувь вслед за Бачирой, что так спешно покинул его. Обстановка очень простая, но чувствовался уют, хоть и бросались в глаза раскрытые шкафчики, перекрытые вещи. Это вызвало некое беспокойство, ведь возможно, что омега этого и не заметил, спеша к матери. Но если кто-то побывал здесь до их прибытия— Эй, Бачира, — зовёт его Наги. — Да, — выглядывает из-за двери желтоглазый, — Тебе ведь нужно вымыть руки. Пойдём на кухню. Наги еле заметно кивает, и Бачира с неким волнением выскальзывает через коридор. Параллельно достаёт чистое полотенце и включает воду, поманив его лёгким движением пальцев. При том делает всё это в мгновение ока, так быстро и ловко. Бачира очень переживал, как всё пройдёт, и сейчас стоял с готовностью подать нужное или ответить на всё. Почти смыленный кусок мыла лежит в светло-бежевой мыльнице овальной формы. Наги смачивает руки и берётся за него. Медленно, точно исполнял какую-то загадочную технику, пока намыливал их, в то время как Бачира стоял в неком нетерпении. Он уже хотел быстрее узнать окончательный диагноз и получить более точное лечение. Из комнаты доносилось вначале хриплое покашливание, постепенно перетекающие в сиплый лающий кашель, который невозможно сдержать. В то же время Бачира сорвался с места и скрылся в комнате, оставив для Наги полотенце лежащим на пустующем кухонном столе. Вымыв, а после насухо объёме руки, парень достал и надел марлевую маску, а после взял чемодан и направился в комнату пациентки. Остановившись, из вежливости коротко стукнул костяшками пальцев по окрашенной древесине. Послышалось перешептывание и возня, продолжавшаяся лишь пару мгновенно до разрешения войти. — Входи, Наги, — позвал еле слышно Бачира, его голос, обычно звонкий, звучал слабо и тускло. Дверь на удивление тонка, и довольно странно то, что она слабо пропускает звук. — Здравствуйте, Бачира-сан, — поздоровался Наги, представ перед измученной болезнью женщиной, потерявший всякий вид. Под хриплое неровное дыхание она подняла на него обессиленный взгляд со своих коленней. — Здравствуй, — вылетело из слабо приоткрытых губ ужасно хриплым и низким голосом. — Как давно вы заболели? — Наги поставил чемодан на тумбу, раскрыл его и достал небольшой блокнот с ручкой. Сев на стул, заботливо подготовленный Бачирой, ожидал от неё ответов. — Уже две... Или наверное, три, — женщина серьёзно задумался и покачнулась, сидя в постели, — Третью неделю. Какое, — приложив к губам сжатый кулак, она пыталась сдержать рвущийся кашель. — ...сегодня число Мегуру? — Двадцать седьмое июля, — незамедлительно дал ответ Бачира. По лицу женщины разлилось болезненное выражение, поджатые губы задрожали, будто она хотела заплакать. Бачира, возможно, понимал, почему она себя так чувствовала. Приоткрытые губы застыли в немом осознании и даже не шевелились. В голове лишь пустой шум и ей не удаётся вспомнить как могла прийти подобная мысль. Ведь она чуть не сделала сыну самый ужасный подарок на восемнадцать лет. Одиночество. Одиночество, которого парень боялся больше всего на свете, хоть и не хотел того признавать, пытаясь по жизни показать свою силу и самостоятельность. Только поняв это, ужаснулась своих собственных действий. Она и правда думала, что так будет лучше? Оставить своего ребёнка совершено одного. Но она не могла такого сделать в здравом уме, да даже если и чувствовала себя порой подавленно и разбито. Одна лишь мысль, что Мегуру лучше пройти дальше самостоятельный путь, не могла настолько повлиять. Разве так поступают любящие родители? Боль от осознания собственной глупости окатила её холодным душем вкупе с горячими слезами, обжигающими бледную кожу. — Прости, — закашлялась вновь, вяло подняла руку в попытке подхватить покатившуюся слезу, которая быстро слетела на её ночную рубашку, оставив на ткани маленькое сырое пятно, — Мегуру, прости меня, пожалуйста. — Давайте продолжим. Я же пришёл осмотреть и назначить вам лечение, — прервал её самобичевание молодой врач, — Начнëм со сбора анамнеза. Есть ли у вас аллергия на какие-либо препараты? Хронические заболевания? — Нет. — Бачира Ю, — отвечает сам себе Наги, на мгновение замешкавшись перед тем, как записать нужную информацию, — Ребёнок один. Вредные привычки имеете? Женщина тяжёло всхлипнула, но тут же зажмурилась в попытке приобрести силу и решимость, которая всегда наполняла её до болезни. Она сильная и не будет плакать на глазах у своего ребёнка. Она сильная. Взяв себя в руки, наконец ответила: — Нет, никаких. — Что вас в данный момент беспокоит? — достаёт градусник и ловким движением вкладывает в руки пациентки. — Очень сильный кашель, он меня буквально душит, слабость сильная, — немного подумав, добавляет, — боль в груди и лихорадит постоянно. — Какой кашель? — уточняет, хоть и успел заметить булькающие хрипы. — Влажный. А так же хрипы, — вяло отвечает, явно через силу и сдерживая очередной порыв кашля прикрыв рот ладонью и резко отвернувшись, наклонилась к подушке на постели. — И температура высокая, — спешно отвечает за неё Бачира, ведь ясно видит, как сложно даётся матери каждое слово и как она старается держаться, — 40,2 поднималась вчера вечером и ночью до этой отметки. И только после укола спала, — вновь при упоминании укола Бачира слабо морщится. Это в ночь стало для юноши отнюдь не самым лёгким испытанием, добавившим в его и без того забитую всём подряд голову добрую порцию переживаний. — Вставайте, — обращается он к сидящей на кровати женщине, — Теперь мне нужно вас осмотреть, — Наги тянется к чемодану и достаёт перчатки. С пофигистичным выражением натягивает их. По комнате разносится шелест, а затем звук нитриловых перчаток, при трении подобный трескучим тончайшим скрипам. — Я не уверена, что у меня получится. Взволновано бросив взгляд на медика, а позднее и на сына, она опустила плечи без сил. Приободрив себя в глубине души, приспускает сорочку оставив немного ткани на груди. — Мам, не волнуйся, всё будет хорошо, — протянув матери руку для поддержки, Бачира с теплотой улыбался ей, — Я помогу тебе, — она ухватилась за его руку влажной и прохладной ладонью в попытке встать. Получилось не сразу, но сын со всей осторожностью старательно поддерживает её. Слабо покачиваясь, женщина старается принять более ровное и осанистое положение. Ведь и так чувствует себя ужасно неловко из-за собственной слабости. Рука вновь тянется к раскрытому чемодану, и Наги достаёт специальную лопатку, вскрывает её и избавляется от обёртки. Жестом просит открыть рот. Пусть и бегло, но всё же внимательно осматривает горло. Переходит к проверке лимфоузлов и аккуратно прощупывает их под челюстью. Они немного увеличены. Простукивает грудную клетку. Прикладывает ладонь, немного растопыривает пальцы. Тепло его руки чувствуется слабо, когда он задерживает прикосновение, но в большей степени Ю ощущала прохладу от перчаток. Наги отводит безымянный чуть дальше и стучит по нему пальцем другой руки под прямым углом. Затихнув, вслушивался в плотный и короткий звук. Развернув её к себе спиной, проделал всё то же самое, только ещё более внимательно обстукал границы лёгких. Почти незаметно нахмурился, заметив смещение их границ. Наги взял стетоскоп и теперь уже вслушивался в хрипы. Бачира с небольшим волнением искоса наблюдал, но больше смотрел матери в глаза и старался придать ей немного бодрости своим показательным спокойствием и уверенностью. — Пневмония, — Наги откладывает инструмент и берётся за блокнот. На его спокойном лице всё так же никаких изменений, — Запустили вы её сильно, поэтому восстанавливаться будете долго, — пробежавшись ещё раз по написанному ранее, Наги что-то быстро записывает в блокноте, — Дополнительные препараты я назначил. В остальном – постельный режим, много тёплого питья, а так же исключить жирную и сладкую пищу. Думаю, через неделю сможете зайти ко мне. Я вас ещё раз осмотрю и тогда решим, как поступить дальше, — стягивает перчатки с резким трескучим звуком и оставляет их на тумбочке. Светловолосый парень поднимается, всё убирает, закрывает чемодан, подхватывает и уже явно собирается на выход. Останавливается у двери, ведущей в коридор, добавляет напоследок, — И витаминов попейте. — Спасибо, — только и успевает вымолвить Ю и, словно выйдя из ступора, обращается к стоящему рядом сыну, — Мегуру, проводи его. — Не стоит, всего доброго. Но Бачира тут же послушно выскальзывает из комнаты, в след за Наги, который, уже взяв туфли, натягивал их у порога. — Ты ничего не сказал про оплату. Сколько мы тебе должны? — Поговорим об этом, когда твоя мама поправится. Глаза Бачиры расширились, их даже друзьями сложно назвать. И всё же Наги не бессердечен, он отрицает словесно, но кажется, помнит. — Спасибо, — только и успевает сказать напоследок омега, в то время как высокий альфа сосредоточенно завязывал шнурки, но то и дело немного путался в тонкой и короткой завязке, — Тебе помочь? — Не откажусь, — тут же соглашается Наги. Он помнит обстановку в этом доме, которая хоть и изменилась, но осталась практически такой же. Можно заметить, что порядок всегда поддерживается, и если он отсутствует, то почти всегда творческий. Либо беспорядка можно ждать от неугомонного Бачиры. Наги разгибается, стоит ровно в ожидании помощи и омега опускается на одно колено, прежде чем начать ловко завязывать короткие шнурки. Ухватив за короткие концы шнурков в раз крепко подтягивает их, завязав один, проделывает тот же приём и с другим. И отчего-то улыбка не сходит с его лица. Медик слабо понимает эмоции и чувствует лишь самую малость смущение от приключившегося конфуза. В нём читается замешательство из-за играющей улыбки с ямочками на щеках. — Я пойду, — когда омега поднялся, Наги уже отвернулся и ступил на вниз на одну ступень, прежде чем успел встретиться с его благодарным взглядом. — До встречи, — пробормотал Бачира и выдохнул. Его не покидало ощущение, что он снял со своих плеч невероятно тяжкий груз. Сердце в груди билось с чувством облегчения, мягко и спокойно. Он ещё некоторое время постоял положив ладонь на поручень, немного колючий после покраской. Всматриваясь в спину медика, он провожал его взглядом до переулка, в котором белобрысый через пару минут исчез. У ног вновь мельком появилась знакомая тёмная дымка, что, кажется, только появилась, либо до сих пор молчала, — Вернулся, — говорит вполголоса Бачира, почувствовав его явное присутствие. — Волновался? — вторглось в его голову. Отсутствовал всего ничего, а Бачира уже чувствовал себя странно и потерянно без него. — А ты как думаешь? — не сдержавшись, омега начал говорить с небольшим наездом. И был абсолютно прав. Ведь монстр покинул в такой момент, заставив испытать всё, от ступора до лёгкого ужаса, когда его тащили в тот дом. И самое главное, что Бачира не чувствовал от того места подвоха, который, по словам монстра, всё же имелся. И как ему теперь выполнять данное обещание и идти туда, — Говоришь такие странные, пугающие вещи и сваливаешь, оставляя меня одного. — Прости, но так нужно. Я не мог поступить иначе. — Спасибо, — совсем неожиданно для монстра звучат слова благодарности, — Твой совет спас меня. Но думаю, ты сначала должен рассказать о причине своего внезапного исчезновения и об опасности. — Разве? — Эй, не пытайся отмазаться, я помню всё что ты говорил вчера. — Ладно, ладно, я расскажу. — Ну так что за опасность и в чëм она заключается? Только больше не говори загадками и не исчезай. Договорились? — проникновенно попросил Мегуру, ведь в тот раз он стоял на краю и совершенно не ведал, чем всё это обернётся. А слова монстра лишь ещё больше нагнали страху, хотя и помогли позже, но это не отменяет того, что-либо с домом что-то не то. А есть вероятность того, что и с тем парнем дело тоже не чисто. Хоть про него монстр ничего особенного не сказал, лишь то, что на Исаги имело влияние неизвестное и загадочное нечто. И как только не испугаться после подобных слов. — Лучше ты сейчас к маме вернись. Она же в себя пришла. Думаю, к ней у тебя тоже набралось порядочное количество вопросов. — монстр отчего-то юлил, и Мегуру никак не мог понять, почему. Какие тайны хранит дом, мама, монстр, тот парень и даже Наги. В голове полнейшая каша из событий за последние сутки. Обычно за целый месяц, а то и за два он не нахватывал столь различных впечатлений. А тут... Впрочем, он как-то до странного быстро принял это и сам себе удивился. — Только потом мы поговорим. Хо-ро-шо? — хорошенько выделил каждый слог, намекая, что от дальнейшего разговора уйти не получится. После он вернулся в дом, захлопнув дверь со звонким щелчком замка. — Ты не подумай лишнего, всё будет хорошо. Это я испугался немного и наговорил всякого заставив тебя переживать. Бачира прислушивался и ждал дальнейшего объяснения, когда вдруг услышал что-то похоже на тяжёлый вздох. Всё же даже подобному существу не чужды человеческие эмоции. — Это длинная история, Мегуру. Но сейчас я хочу тебе сказать самое важное. У этого места на самом деле есть душа и воля. Мегуру напрягся, но не подав виду прошёл на кухню и достал с верхней полки коробок, зажёг плиту спичками. С привычным будничным чувством, вкус которого уже потерялся в глубинах разума, слушал треск сгорающего дерева. Он ждал дальнейшего объяснения и махнул горящей спичкой в надежде, что та сразу же потухнет при взмахе, как оно чаще всего случалось. Только на этот раз огонь подобрался предельно близко, обжигая кончики пальцев. Мегуру резко дунул и почувствовал запах от тонкой полоски серого дыма, быстро растаявшего в помещении. Ему нравился запах догоревших спичек. Он находит в этом что-то приятное, немного странное, но до боли знакомое и повседневное. Это действие приводило его чувства в относительный порядок. Мостр отчего-то затих. — Больше нечего сказать? Я не верю. Ты так тянул с объснением и говоришь только это? — Подожди, я думаю. Поставив греться воду для чая, Мегуру оставил монстра в раздумьях и зашёл к матери в комнату. Та лежала в постели, накрывшись одеялом до подбородка, дверь протяжно скрипнула, и она сразу открыла глаза, когда Бачира уже собирался тихо закрыть её. — Заходи, — разрезал домашнюю тишину её хриплый голос, — Ты ведь хочешь поговорить? — Наверное, стоит это отложить. Лучше поспи и наберись сил. Хочешь, я сделаю чай? — на самом деле Бачира не хотел сильно тревожить маму, и уж лучше ему поскорей завершить разговор с монстром, пока ещё чего не произошло. — Конечно, — она тихо посмеивается и резко прикрывает рот, когда наружу рвётся очередной приступ кашля. — Тогда я сейчас. — У меня самый заботливый сын, — произносит, когда Мегуру уже у двери. Он тут же ей улыбается и только потом выходит. В ожидании она приподнимает повыше подушку к спинке кровати и сама приподнимается, пытаясь найти наиболее удобное положение. Слабость в теле просто и бездействие просто губят её, что становится до боли стыдно называться матерью. Она доставила столько проблем и переживаний своему ребёнку. Почему так сумасбродно поступила, но понимает, даже не может вспомнить, как только дошла до такой мысли. Совсем уже заработалась и не видела своего сына, не появлялась должное время дома. И наверняка заставила его чувствовать себя, по меньшей мере, очень одиноким. Почему она не боролась? Почему посвятила себя работе, почти забыв про дом. Ведь всегда сама говорила: не в деньгах счастье. Но так же сильно желала дать сыну билет в будущее. Настолько сильно хотела, что, кажется, решила полностью забить на себя и остаться позади. Но не учла того, что яблоко от яблони, как говорится, падает недалеко. И Мегуру не сдавался, боролся, в то время как она почему-то опустила руки. Она смотрит на них, ведёт пальцем по влажной внутренней стороне ладони. Кажа немного бледная. Дверь скрипит, и Мегуру осторожно заходит, неся в руках горячую кружку, тихо пищит когда содержимое немного выплёскивается при одном неосторожном шаге. — Я пока поставлю, пусть остынет, он слишком горячий, — из последних сил он в ускоренном движении, быстро и ровно опускает кружку и спешит подуть на разгоряченные до предела пальцы. Он надувает щёки, когда вновь выпускает длинный выдох, плотно сжав губы, что бы создать давление, а после пытается короткими резкими выдохами охлаждать. Ю взволнованно смотрит на сына и он, заметив это, спокойной опускает руки и присаживается на стул напротив. — Не сильно обжёгся? — Неа, просто горячо держать. Не волнуйся, мам, я не обжёгся. Лучше о себе сейчас позаботься. — Мам... — как-то совсем неловко произнёс юноша, — Я хочу узнать, та записка, зачем ты её написала? Ты в самом деле решилась сдаться? — от слов произнесëнных сыном сердце будто сжатое крепкой рукой, трепыхалось и сдавленно билось. А то и вовсе хотелось замереть. Бачира не мог сидеть на месте, уж очень сильное давление складывалось. Он встал и, сам того не осознавая, делал несколько шагов из стороны в сторону, метался и не мог задержаться на одном месте. — Так спонтанно получилось, я даже не могу отчётливо это вспомнить. Но мы будем стараться, как и прежде. Заново соберём накопления... Она действительно задумалась и приложила ладонь тыльной стороной к щеке немного потерев её. Женщина даже выглядела бодрее — Я их не нашёл, — перебивает мать Бачира, — Я всё обыскал, но так и не смог их найти, — немного качнулся, вытянув губы в тонкую полоску, и нашёл опору в стене рядом с дверной рамой. — Ты так и не смог понять? — блеснула влага в её глазах, преисполненных сожаления, — Я убрала их в ту самую книжку, твою любимую, всё вложила между листов, — несмотря на то, что говорила она с трудом, в голосе чувствовалась тяжёлая печаль, сложившаяся вовсе не от боли, сковавшей горло. Ей действительно жаль. Бачира окончательно припал спиной к стене, а после резко сполз, укладывая руки на колени. Записка. Там же всё сказано, сказано про книгу. Он чётко это помнил и теперь злился на самого себя, что в запале даже не успел подумать о таком варианте. Качнул головой, отрицая всю несуразность собственных решений и действий. В груди затянуло, сделанного не воротишь. И теперь это оставляет в их сердцах густой осадок. Словно болотная топь затягивает их. А его поспешная натура и вовсе лишившись эмоционального баланса, испытывала сейчас самый разнообразный спектр эмоций. Если бы он только задумался, много смог избежать. Только сделанного уже не изменить. — Я испугался. Я так боялся остаться один, мам. И... — слова полоснули, как острый край бумажного листа. Такая рана обычно не серьёзна, но болеть и заживать будет очень долго, как и раны собственных решений и ошибок, — Я так боялся остаться один. — Ничего не бойся, ты никогда не будешь один, — её голос прозвучал резко и низко, — Даже если меня не окажется рядом, ты встретишь людей, с которыми разделишь свой путь. И даже твой монстр, он тоже всегда с тобой, — проговорила она, собрав на лице улыбку. Пусть и через силу, но она хотела с ним поговорить. И так уже многое упустила. Больше откладывать не могла, ведь чувствовала сердцем подавленное состояние всегда улыбчивого сына. Но внезапно её осенило, и Ю, сорвавшись в голосе, воскликнула: — Как ты достал лекарств, если не нашёл денег? Бачиру пробрала внутренняя дрожь, окатившая холодным потом. Этого вопроса он боялся, тем не менее, никак не смог придумать ответа заранее. Мысли и слова в голове метались, так и сложившись в нужном порядке. Он не подобрал слов, но не хотел рассказывать о случившемся. Мегуру испугался и уж тем более не хотел огорчать маму своим неудавшимся воровством и сорвавшийся сексом за деньги. Это не то, что ей стоит знать. — Один хороший человек согласился мне помочь. Его слова, улыбка так знакомы, но неестественны. И она сразу понимает, что-то не так. Не могло всё так гладко сложиться. Никто не даст ему денег просто так, даже в долг. И любой хороший парень здесь будет брать по счетам.