Симеон его не встретил
Часть 1 QT. Мессир Инститорис, права на это эксклюзивное интервью с вами были стартово оценены в три миллиона американских долларов. Независимая брокерская компания «Oyster and sons» устроила аукцион, определивший победителя, чтобы на следующий день его застрелили из самодельного обреза. Убитый представлял журнал Bazaar и формально ему права, разумеется, не принадлежали. Но в знак выражения глубочайшей скорби — и под страхом судебного иска от его влиятельной семьи — журнал отказался от прав в пользу участника торгов, назначившего вторую по величине цену. Ангел. То есть вам. И фраза «горе побежденному» играет новыми красками, хоть и теряет в величии. Ведь вас подозревают в заказном убийстве. QT. Тем не менее пока наше уважаемое руководство находится под следствием, их счета заморожены и вся коммерческая деятельность приостановлена до особого распоряжения из Лэнгли, простым трудягам вроде меня поручено пожинать плоды нежданного триумфа. Неофициально. Ангел. Чем же так ценен мой дырявый акваланг, что вы, акулы, жестоко передрались за него между собой? QT. Из-за темы, мессир Инститорис. Однажды вы легкомысленно обещали рассказать кое-что. Рассказать без прикрас, без тени лжи и умышленного запутывания фактов. Вы обещали это, потому что проиграли на неком небезызвестном семейном ужине четыре раунда подряд в «правду и риск». И фраза «горе побежденному» вновь засверкала по-старому, вы не находите? Ангел. Ксавьер позвонил вам лично? QT. И Ксавьер настоял. Расскажите, что вы видели, слышали, обоняли и дополнительно чувствовали теми органами, которых у нас нет. Ваш супруг не смог добиться правды из ваших уст и захотел, чтоб добились мы. Неофициально. В этих стенах, глядя на микрофон или на меня. Раз вы так боитесь во время признания смотреть в глаза ему. Ангел. Кто сказал, что я боюсь? Вы верите, что причина в этом? По-вашему, я трус? QT. Мы не знаем, мессир Инститорис. И не узнаем, пока вы не раскроете эту тайну. Поведайте же всему миру, что случилось второго ноября две тысячи второго года, в канун вашего дня рождения. Ангел. Надо же, он точно назвал дату. Не забыл. QT. А вы забыли? Ангел. Сейчас проверим. Детали моего утра несущественны. Но началось оно не с завтрака. Было очень сложно проснуться и не проклинать себя за слишком бурно проведенную ночь. И меня застала валяющимся в постели сестра. Заставила немедленно встать, заставила притвориться, что со мной полный порядок. Когда приказала…* * *
— Едешь сегодня на Марс. Ракета в одиннадцать. Не опоздай. — Зачем мне на Марс? — Неимоверным усилием я подавил внутреннего идиота, хотевшего добавить к вопросу обращение «мама». — О, детка, если тебя не устраивает просто визит вежливости, то я найду тебе работу. Проведешь инспекцию дорожного покрытия и состояние церковного фундамента — он глубокий в связи с тем, что там склеп под захоронения. Не беспокойся, церковь всего одна. И еще никто за неполные четыре года не умер. — Так зачем тебе это? Не считая липового задания. — Не мне. Пора выйти в свет. Других посмотреть и себя показать. Познакомься со всем тем, на что, возможно, променяешь развитую часть галактики, когда закончишь обучение. Если тебе в Альянсе не понравится. — Мне уже не нравится. — Но нас они считают дикарями. И ты навестишь наполовину животных, без году неделя вытащенных из лесов, степей и гор. Их наши друзья из Альянса точно с ужасом назвали бы нецивилизованными. — Ну и славно. Я тоже дикарь. Разве нет? — Ты отличаешься, детка. — Чем? Резкий игнор. Я и не ждал, что сестра ответит. Не очень-то понимаю, в чем соль моей особенности, но я ее по крайней мере вижу. Каждый день, в зеркале. Или в Юлиусе, когда он трезвый. До этого, не считая дома, я ходил ножками только по Шагающей крепости и немного — по земному пляжу. В Хайер-билдинг нам нарочно обеспечивали пустые коридоры, где, пожалуй, только швейцаров и красных ковровых дорожек не хватало для полноты сходства с королевским приёмом. Скрывали нас или оберегали их? Низкорослого, крайне делового хмыря в комбинезоне неплохо помню — этот с первой вылазки на подаренный Альянсу плавильный завод глаза мозолил. Но нас по-прежнему не знакомили. И много кого еще помню — но весь народ издалека. Если парни. Ровесники. Или те, кто таковыми казался. А на почтенных старцев я насмотрелся вдоволь и фукаю от их липовой почтенности — ну, в большинстве случаев. До этого ко мне закономерно липли немногочисленные инопланетные девушки. И тупой инопланетный Карраузенд. Ощущения в обоих случаях не сказать чтоб разительно отличались: в диапазоне от неприятного шока и брезгливости до скучающего любопытства. Короче, ничего по-хорошему не будоражило. А по-плохому и по-всякому мне хватало библиотечных книжек. Если совсем честно, нас готовили к великой миссии, и я посматривал на окружающую мелюзгу свысока, а чаще и вовсе забывал о существовании каких-то оборотней и людей. Поэтому беспричинное желание Эллин сблизить меня с ними вызвало бесконечное недоумение, приступ безрукости и неловкости. О чем говорить? Как себя поставить? Где мои манеры? У меня есть манеры? Заносчивым ублюдком я себя зарекомендовать не хотел. В ракете поупражняться не вышло — никого. Стюард и бутылка шампанского не считаются. Я чуть не уснул за три часа и пожалел, что «чуть». По прилёту чувствовал себя разбитым: несмотря на предельное удобство, кресло не было рассчитано на капризного неженку вроде меня. Марс встретил тусклым пейзажем, таким же солнцем и воздушным тоннелем из тонкого пластикового мусора. Я был удивлен. У нас мало ресурсов? Потом спрошу у «мамочки», что за на хрен. Воздух не понравился. Чёрное небо не давило, но сквозь купол смотреть на него было… жалко. Как в клетке. Наши пушистые, когтистые и пернатые дикари ощущают себя в плену? Места просторные, да недостаточно, на мой вкус. Или я и тут показываю страшную изнеженность. Узкая зона комфорта у Беллатрикса, несмотря на жаркую ионизированную мглу на подступах к системе и высокую радиацию непосредственно вблизи Лиссоми, кое-как сдерживаемую искусственной озоновой плёнкой, вызывала больше доверия и уюта, хотя ночью небеса буквально полыхали, разукрашенные во все цвета. Передать не могу как спать хотелось. Воздуха мне явно не хватало, весь иззевался. Пока везли на небольшом лимузине, сдался и спросил, где тут можно хлебнуть кофе. Развлечений на Марсе минимум, ресторана с чутким обслуживанием я не ожидал. Но хотя бы кофе-автомат. Оборотням вообще нравятся тонизирующие напитки или они не нуждаются в мозговых стимуляциях? В холле местного небоскреба подавали только свежеотжатые соки и кислородные коктейли. Я сказал безымянному сопровождающему, что если они не хотят от меня осмотра асфальта ползком или лежа на боку, то мне позарез надо взбодриться. Он пожал плечами и передал меня какой-то пташке. То есть девушке. Кажется, ее звать Руна. Мне было настолько неинтересно, что я старался не запоминать. Но она сказала три волшебных слова, и мы поехали на лифте. «Кофе есть наверху». Мне начало казаться, что я усну, выпав из лифта ногами вперед. Успел поинтересоваться, у кого-то еще из новоприбывших бывала в атмосфере Марса такая реакция? Руна забеспокоилась, что меня чем-то отравили. И чем же? Меня невозможно травануть. Хотя я уже ни в чем не уверен… Донес свой мешок с костьми до какой-то твёрдой горизонтальной поверхности, усадил поровнее, чтоб не гремели. Из ближайшего кабинета выпорхнула еще одна пташка. Кофе она приготовила, кофе тут всё пропахло, к моему удовольствию, но девчуля так суетилась, что перевернула чашку мне на колени. Красавица, ты это точно не нарочно? А положа руку на книгу предков, поклянешься? Ладно, верю: она чуть не разрыдалась. Руна оперативно сварганила другую чашку и принесла с пылу и жара из-под кофе-машины, и порадовалась за меня, что на дорогих брюках очутилась уже остывшая жижа, которую пташка мне вовсе не собиралась предлагать выпить, а рукожопых делов натворила от переизбытка чувств. Потому что я такой… Начинается. Я не услышал, какой я и сякой, звучно отпивая кофе. Пташка впорхнула обратно, рассыпаясь в салфетках и извинениях. Салфетки, кстати, были большие, размером с кухонные полотенца, меня в них можно было завернуть и запечь. Сам не знаю, откуда такие мысли возникли. Еще в дверном проеме возник какой-то новый зверь. Не пташка, хотя у меня в первые секунды закопошились сомнения. Но улеглись, едва этот тип ссутулил угловатые плечи. Тощий, нескладный, волосы взлохмачены на макушке, а ниже — неаккуратно перевязаны чем-то, забавно напоминающим проволоку в изоляционной оболочке. Я больше не булькал кофе. Заметил, что проснулся и не на шутку заинтересован. И опять потратил несколько секунд, прежде чем уяснил себе, что меня так торкнуло. То есть кто. Как я уже отмечал, у меня крошечный опыт общения с аборигенами земли, с оборотнями-переселенцами, с кем-либо, кроме моей семьи и студенческого сообщества на Лиссоми. Я выпивал в барах, отвечал на парах, поцапался с идиотом Ивэном, но это — видел и ощущал впервые. Наверное, со всеми это бывает впервые? Когда называешь кого-то не пташкой, когда не нравится определение «какой-то тип» и хочется узнать имя. И чтоб этот чурбан прекратил сутулить свои дурацкие плечи и подошел поближе. И представился. Но не просить же об этом вслух. Меня не заботил факт резко прорезавшейся симпатии. Юлиус вовсю с кем-то трахался по кустам, а я довольствовался коктейлем досады с завистью и непониманием, почему меня ни к кому в штаны не влечет. Даже поцеловать не хотелось. Ну кроме сестры, естественно. Так что я, наверное, обрадовался, что наконец-то нашел себе постельное развлечение, наконец-то кому-то жарко присуну. В перспективе одной ночки хотя бы. Если чурбанчик сейчас не развернется и не сбежит. Он выглядел растерянным, словно забрел на огонек по ошибке. И правда… как он здесь оказался? Что он в приемной восемнадцатого этажа, черт возьми, забыл? Какого он мнется, смущенно глазея на меня и пытаясь прикинуться, что вовсе не глазеет и вовсе не на меня? Господи, я сейчас подавлюсь и выкашляю эти вопросы вместе с кофе. Но, кстати. Я вовсе не задался резонным вопросом, чем конкретно он меня заинтересовал, повторюсь: тощий, невысокий, с линяло-светлыми волосами, перевязанными цветной проволокой. Причем от него прямо-таки несло робостью, ботанской зажатостью и дополнительной гадостью, которую я не могу обозвать.* * *
Ангел. Добавляю ремаркой, что много позже я понял: это расстройство психики, клиническое, патологическое. Делает индивида редко встречающимся психопатом. Или часто встречающимся маньяком, несчастным в личной жизни. Или одним на миллион непонятым глухонемым гением — кому как повезёт. QT. И кому повезло? Вам или ему? Ангел. Ксавьер действительно был редким. Редчайшим. QT. «Был»? Ангел. Вы не сможете отрицать, что жизнь нас обтесывает, обкатывает, полирует и ограняет — по определенным шаблонам. Независимо от того, какими уникальными мы родились, мы все пройдем через штамповочный цех. Если в процессе не сломаемся или не сбежим. В обоих случаях это будет означать дефект и отбраковку. QT. И что вы имеете в случае с Кси, мессир Инститорис? Ангел. Он не слетел с конвейерной ленты. А если подумывал о побеге, то окончательно покинуть биокомбинат не решился. Но он оказался много тоньше падавших на него формовочных механизмов, перфорирующих стержней и разделочных ножей, поэтому ему удалось избежать кардинального воздействия. Вы понимаете? Инструменты промахивались, вспарывая воздух, он гибко уклонялся там, где в других не нашлось умения достаточно согнуться, и у него обнаружилась пустота между локтевой впадиной и талией — а должны были обязательно прощупаться мясо и жирок. Его мышцы настолько скудны и атрофированы, его плечи настолько узки и неразвиты… обратно пропорционально силе его воображения, мощи его интеллекта. Но эти достоинства ничего не значили, так как не могли его спасти, не могли перевесить недостатки. После неудавшегося превращения он должен был умереть. QT. Его спасли вы. Ангел. Я не стану это ни подтверждать, ни опровергать. Чудесное спасение сделало его не редчайшим, а единственным. Жертвой, пригретой и выкормленной в логове нежданно пощадившего ее охотника. QT. Поясните. Ангел. Помимо перечисленных мной более-менее очевидных физических слабостей и телесных недугов от него воняло генетической рецессивностью. И воняло буквально: дело в том, что у демонов и их прямых потомков имеется особый нюх на отбросы эволюции. Как хищники, мы испокон веков догоняли и пожирали подобных неудачных ягнят в каждом стаде. Или должны были — если один на миллион ягненок не подтверждал правило исключением. Выпадал из уравнения уничтожения с помощью исключительного сочетания «плохих» генов. QT. Случайно? Ангел. А вам как кажется? Такой расклад нельзя подтасовать. Или можно? QT. Со всей скромностью напоминаю, что я не демон, мессир Инститорис. Но всё, крутящееся вокруг вас, язык не повернется назвать случайным. Ангел. Так или иначе я тоже почуял хищный азарт в крови, природную необузданность, прежде дремавшую, и нарастающее желание сожрать хилого болезненного мальчишку, который, по всем известным правилам и законам, в этом мире не жилец. Только я, пряча ремарку, напоминаю, что не знал род просыпающегося голода. Не знал, что аппетиты бывают не совсем летальными. Не знал, чей я сын. Или кому я сыном стану. А без этого знания мне просто аппетитно защекотал нос запах жареной ягнятины.* * *
Итак, мне вкусно запахло жертвенной ягнятиной. Отставив допитую чашку и отпихнув пташку, я поманил к себе потенциальную закуску и спросил, указывая на сырые, покрытые некрасивым коричневым пятном брюки: — Не поможешь снять? Каюсь, проблемами асфальтирования дорог и фундаментальностью церквей я в тот прохладный марсианский день так и не занялся.