Клыкастое небо

Чудом долетевшие до Италии без лишних проблем варийцы наслаждались искренним восхищением ребенка, который впервые воочию увидел замок.       Тсунаеши проблем не доставляла совсем. Она перезнакомилась со всеми, вела себя тише воды и старалась лишний раз не отсвечивать. Мужчины заметили, что ребенок вздрагивает от громких голосов и сжимается, когда чья-то рука тянется к ней. Словно подобранный дикий котёнок. Она сразу приклеилась к Луссурии, у которого явно проснулся комплекс «мамочки», и не отходила от Скуало, уперто называя того «Дяденька рыцарь».       Через пару часов она уже вовсю слушала Мармона, которому пришлось приклеиться к ребенку, чтобы наверняка скрыть своим Туманом. Поначалу аркобалено больше ворчал, но после парочки уточняющих вопрос от наивного ребенка нашел в нем благодарного и очень любопытного слушателя. Под мерный тон взрослого ребенка Тсуна постепенно уснула, утянув за собой в мир грез Мармона и проспав весь перелет под умильное кудахтанье Луссурии. А в пути на машине до конечной остановки девочка тихо спрашивала, где они, что это и можно ли это есть. — Мелочь, почему ты не сказала, что хочешь есть? — под очередное бурчание желудка не выдержал Скуало, планомерно копаясь в сумке Бельфегора в поисках батончика. Бельфегор был самым настоящим принцем: блондин с длинной челкой, короной, больше смахивающей на тиару, острыми ножиками и маньячным шишиканьем в каждой фразе. А ещё самый младший в отряде. После того, как девчонка с восторгом прошептала: «Принц, настоящий принц! Как из сказок!» — вариец обратил своё благосклонное внимание и под ошарашенные взгляды коллег потрепал девочку по макушке. — Простите, — пискнула малявка, обхватив руками живот и сжавшись, словно пыталась заглушить издаваемые звуки. Суперби закатил на это глаза, что-то проворчал, продолжая шарить в глубине сумки, и наконец-то выудил батончик. — Держи. Не бог весть что, но голод заглушит. И запомни, мелкая, говори, что хочешь кушать, иначе мы тебя не поймем. Исключения составляют только моменты, когда нам грозит опасность.       Скуало вздрогнул от чересчур счастливого лица малявки. Его семья любила и ни в чем не отказывала, просто их как-то слишком рано не стало. Но он уже был подростком, который уже имел репутацию в мире мафии, а эта мелочь даже упаковку от конфетки разорвать не может без чужой помощи. Жутко чесались руки вернуться в треклятую Японию и найти чокнутого папашку. Так, для личного разговора.       А теперь они тащат этого чересчур светлого и доброго ребенка в страшный кошмар каждого мафиози — замок Варии. Убежище наглухо отбитых садистов и последних ублюдков, которым ничего не стоит отнять чью-то жизнь. В место, где каждый твой шаг может стать последним, а вместо маргариток в клумбах цветут хищные и ядовитые растения.       Твою ж мать.       Отряд, являющийся не только основным, но и главным в этом дурдоме, медленно повернулся к Тсунаёши. И никто никогда не признается, как тепло стало на душе от этих искренне восхищенных глаз.       Когда Луссурия отвел малышку в свободную комнату в крыле, отведенный для босса и Хранителей, замок показался ему как никогда мрачным и неуютным. Как здесь мог ужиться ребенок — загадка века. Закупленные ещё в Японии вещички были перемещены в шкаф, а пакеты с игрушками и прочими вещами были просто поставлены на пол: ребенку стоило привыкать самостоятельно разбираться с порядком в комнате, пусть и с некоторой физической помощью взрослых.       Тсунаеши, с трудом запрыгнув на кровать, всё так же восхищенно разглядывала каждую деталь. Она радостно и немного смущенно помахала выстроившимся на площадке офицерам, которые старались не таращиться на своих боссов с удивлением. Её не смутили опасные цветы, и Скуало еле успел схватить любопытного ребенка, уже потянувшимся своим пальчиком к растениям.       Проникновенное «вааа» на готичную обстановку внутри замка заставило удивиться даже Занзаса.       Луссурия прям задницей чувствовал, что ребенок приживется и еще задаст всем жару. Видимо, это поняли и остальные пятеро из их отряда успешно сбежавших по своим делам. — Так, Тсунаеши. Это твоя комната. Сейчас я помогу тебе искупаться, пообедаем и найдем тебе няньку, знающий японский. Твоя задача слушаться и не создавать лишних проблем. Не бойся спрашивать и просить, если есть потребность, особенно в еде. Здесь никто не посмеет тебя избивать и наказывать голодовкой. Ты больше не дома.       Тсуна внимательно и со всей доступной серьезностью слушал. Как и всякий ребенок, она быстро адаптировалась и забывала всё плохое, поэтому успела привыкнуть и полюбить тех людей, которые забрали её с собой, поделились едой и вылечили. Даже самого молчаливого и хмурого из них — Леви, кажется — она больше не боялась, хотя тот не обращал на мелочь никакого внимания.       Девочка оказалась абсолютно самостоятельной: разделась, смущенно запахнувшись в огромный банный халат, набрала воду, откопала из пакета мыло и мочалку. И то, что Луссурии пришлось спасать ребенка, чуть не окунувшегося в кипяток, — ничего страшного, кто не делал ошибок?       Пока Тсуна намывалась со сосредоточенным видом, Луссурия успел найти среди рядовых парочку, знающих японский язык и доказавших свою преданность Варии. Освободив их от части миссий, мужчина начал проникновенную речь о воспитании ребенка, что предстоит с ним делать и чему учить, а если в сторону девочки будет брошен хоть один «не такой» взгляд, сходите на экскурсию в подвалы.       Подчиненные бледнели и серели, но клятвенно заверили следить за девочкой в оба глаза. В конце концов, что может натворить ребенок?..       Тсуна с первых минут завладела вниманием своих нянек. Она практически ни о чем не просила, делая всё самостоятельно или задавая вопросы по тому, как сделать. Успев за день обойти всю варийскую территорию, малышка честно шла рядом с Пьетро и Антонио, ни во что не встревая, но отмечая места, которые надо посетить без надзора. В общей столовой она ела всё, что было в тарелке, исключая оттуда только острую пищу. А когда нянькам надо было заняться работой, убежала под надзор Луссурии.       Мужчина как раз был на личной кухне и готовил что-то для себя и своих коллег-офицеров. Напевая какую-то песню на непонятном языке, он буквально танцевал на кухне, не забывая помешивать, переворачивать, солить и следить за всем происходящим. Поэтому появившуюся в проходе девочке даже не заметил. — Братик Лусс? — позвала Тсуна, немного сжавшись, ожидая реакции на такое обращение. — О, маленькая Тсунаеши! Ну как ты?       Братик Лусс тут же оставил сковородки-кастрюли, едва ли не плача от умиления: такое обращение пришлось ему по душе, мгновенно пробуждая не то отцовский, не то материнский инстинкт. Он подхватил девчушку на руки и закружил по кухне, вызывая детский смех, а потом усадил прямо на стол, отыскав на нем самый чистый участок. — Мне очень нравится! Всегда мечтала жить в замке! — Что ж, иногда мечты сбываются, пусть и не так, как мы ожидаем. Как тебе Пьетро и Антонио? — Они очень хорошие. Пьетро, правда, чересчур серьезный, но ничего, я еще научу его улыбаться.       Очень хорошие. Луссурия едва успел сдержать смешок. Очень хорошие ребята, помогающие спрятать трупы после зачистки и иногда убивающие пленников, когда им слишком скучно. Правда, в последнее время пленников было крайне мало. Не дай бог, эти двое действительно заскучают, надо исправляться. — А ещё я хочу научиться говорить, как вы, чтобы общаться со всеми! — Этот язык называется итальянский. — И-та-ль-кий. Ита-ляс-кий. — Ну почти. — А почему он так называется? — Потому что мы в Италии, ты теперь здесь живешь. У каждой страны свой язык. Вот ты жила в Японии. Твой родной язык — японский. На нем ты и говоришь. — Й-пон-кий. Апон-кий. Й-а-понкий. — Ничего, скоро ты сможешь это выговорить. И научишься нашему языку. Пока ты и на своем едва понятно лопочешь. А пока держи, это тебе! Пирожное моего собственного производства. — Вааа!       Тсуна радостно закричала и послала воздушный поцелуйчик брату. Тот по-солнечному улыбнулся и наклонился, давай возможность девочке чмокнуть его в щечку. Через пять минут сладость уже была съедена довольной малышкой, буквально поя хвалебные оды готовящему офицеру. — Братик, а давай тебе помогу!       Луссурия успел обернуться именно тогда, когда детские ручонки успели схватить самый большой и тяжелый поварской нож. Маленькие пальчики не удержали рукоять, и лезвие звонко вошло в стол наполовину, оставив на пальчике небольшой порез. Мужчина схватился за сердце, чувствуя, насколько был близок к инфаркту. — Ну вот, так всегда! — обиженно пробурчала Тсуна, засунув раненый пальчик в ротик и свирепо смотря на непослушный предмет. — Не сильно порезалась? Ты больше так не делай, маленькая ещё для таких ножей. Пойдем, помоем порез. — Я не маленькая, просто неуклюжая, так мама всегда говорила. Я потому и голодной была, что не могла себе ничего приготовить. — Ты сама себе готовила? — Мама на меня никогда не накрывала. Овощи обычно лежали внизу, а до верхних полок, где можно было взять орешки и хлеб, я не дотягивалась. Сырые овощи невкусные, но пришлось их есть. А еду, которую мама делала, мне брать не разрешали.       Луссурия закрыла глаза и быстро, со злостью в голосе, что-то пробормотал. Потом внимательно смотрел на удивленную малышку и потрепал её по голове: — Это плохие слова, Тсунаеши. Тебе не стоит их запоминать. А тем более говорить. Иди пока, поиграй у себя в комнате, разбери вещи. Скоро будет ужин.       Малышка лучезарно улыбнулась и побежала к себе. — Принц! Ну принц!       Дверь в комнату открылась, и из проема выглянула раздраженная мордашка Бельфегора. Он еще не успел отоспаться с задания, как противная мелочь, которую он упорно игнорировал, решила ворваться в его комнату.       Парень не любил детей: они были слишком шумные и суетливые, когда не надо. И только засохший росток человечности не позволял ему зарезать их на месте, как когда-то он поступил со всей своей семьей.       Мелкая, по его мнению, хоть и не была крикуньей, но изрядной бестолочью. Он не раз и не два ловил её на подходе к самым ядовитым растениям (и чего только к ним тянуло? Они даже не красивые), иногда приходилось заматывать пластырем поцарапанные ладошки, потому что ей безумно нравились его собственные ножики.       Мелкая Тсуна невероятно, до дрожи бесила. Но было в ней что-то, заставляющее потрепать по волосам тянущуюся к ласке девчонку, дуть на ранки, которые щипит, угощать завалявшимися батончиками и по сто раз на неделе объяснять, чем опасно вон тот «цветочек с зубками». — Чего тебе, мелочь? — Я видела, что у тебя ранка с задания. Я принесла аптечку, конфеты и рисунок. — Рисунок? Покажи, что ты нарисовала, — впустив девочку в свою комнату, спросил Бел. — Тебя. Это твой личный портрет.       Пытаясь успокоить себя тем, что детские ручонки еще не способны на шедевры, сравнимые с экспонатами Лувра, а значит нужно готовится к худшему, вариец взглянул на листок. — Это я? — Бельфегор с рисунка с огромной лыбой смотрел на свой реальный прототип. Огромная нарисованная корона чудом умещалась на желтых волосах и была в два раза больше человечка. За спиной был замок Варии, который можно было угадать только по количеству башен, а обвивал всё это дело огромный кровожадный дракон. — Почему дракон? Я ведь не принцесса, ши-ши. — У каждого принца или принцессы должен быть дракон. Так в сказках написано. Он будет тебя защищать. — Ты ничего не перепутала?       Но Тсуна, пожав плечами, углубилась в аптечку, доставая перекись, зеленку и огромную медицинскую иголку с ниткой. Страдальчески вздохнув, Бельфегор отобрал опасный для жизни, в первую очередь, Тсуны вещь и тем самым спасая свою задницу. — Запомни, мелкая, иголка — только для операции и очень глубоких ран. У меня лишь царапинка, поэтому достаточно бинтов. Давай не доводить дело до реанимации. И спасибо за рисунок. Держи и беги к своим нянькам. Думаю, они тебя обыскались. — Не, это подарок. Оставь себе!       Прежде чем невозможная малявка убежала, Бел осторожно прижал её к себе, обнимая. Где-то в груди впервые было тепло. — Мармон, прости, пожалуйста. — Просто скажи мне, как ты умудрилась?       У Аркобалено дергался глаз. После того, как он изучил каждый сантиметр на Тсуне в поисках гематом и ран, он медленно обернулся, пытаясь успокоить сердцебиение.       «Дети — цветы жизни, помни это», — повторял сам себе Туман, смотря на разбившуюся огромную люстру. Это был подарок Вонголы за выполненную первую миссию, и стоила она едва ли не больше самого замка вместе со всеми слугами и рядовыми. Орудие преступления было тут же изъято. — Антонио сказал мне прогнать голубей, которые пролетели в помещение. Один из них уселся на люстру, под самый потолок. Я выстрелила из рогатки, но не думала, что цепочка порвется от такой мелочи.       По идее, не должна была. То ли горошинки были титановые, то ли Девятый Вонгола намеревался убить Варию, прислав люстру с бракованным креплением. Упади она на кого-нибудь, тот бы превратился в жертву Фредди Крюгера. — Уберитесь здесь, — приказал Мармон слугам и повел девчонку к себе. Все сейчас в Варии были заняты важными делами, и ребенку наверняка было просто скучно вот уже несколько дней сидеть у себя в комнате. Антонио, конечно, еще поплатится за отсутствие чувства самосохранения, но за ребенком нужен пригляд. — И почему я? У меня других дел полно. И за воспитание малявки мне платят…       Комната Аркобалено представляла собой больше кабинет, плавно переходящую в кровать. Огромные шкафы с папками, кучи бумаг с цифрами, телевизор с единственным каналом, где показывают экономические новости и сама кровать, на которой маленький взрослый мафиози любил разлечься звездочкой. — Я могу помочь? — почувствовав на себе скептический взгляд, девочка добавила: — Я могу просто прибраться здесь. Сложу бумажки в стопки, а ты потом разберешься. — Ладно, — вздохнул Туман, используя свою силу, чтобы взлететь. — Только не разрушь ничего. На сегодня люстры достаточно.       Тсуна серьезно кивнула и приступила к уборке. Молча и практически бесшумно. Мармон с удивлением проследил за худощавой фигуркой, включил телевизор и принялся за отчеты. Только уже когда стало достаточно темно, чтобы оторваться и включить свет, вариец вспомнил про ребенка и принялся искать. Далеко идти не пришлось: на идеально чистом полу, свернувшись, спала девчонка под мерный гул телевизора. Ухмыльнувшись, Аркобалено прилег рядом, накрыв пледом себя и ребенка. Почувствовав чужое тепло, Тсуна аккуратно прижалась к маленькому телу и довольно засопела в чужую шею, убаюкивая Туман.       Так их Луссурия и застал: спящих в обнимку под очередные срочные новости экономики. — Дяденька Ску! Скорее сюда! — Кто научил ребенка этой собачьей кличке?! — Простите, дяденька рыцарь. — Врой, я не рыцарь! Что ты там делаешь, мелкая?!       Маленькая Тсуна, изо всех сил вцепившись в канат под потолком, едва держалась. Ногой она пыталась выбить застрявший на верху шведской стенки мяч, но безнадежно соскальзывала. Слабенькие маленькие ручки не моги даже обхватить толком толстую веревку, и чудо то, что она ещё не упала и не разбилась. Маты лежали у стенки, позабытые рассеянной малявкой. — Твою мать, — тихо выругался Скуало, чувствуя, как от страха за девчонку до боли сжимается сердце.       Словно в замедленной съемке видит, как детские пальчики устают держаться и ослабевают. Секунда — и ойкнувшая Тсуна начала падать вниз. Подбежав к предполагаемому месту падения и сняв куртку, Скуало быстро соорудил на руках кулек и поймал девочку, изо всех сил прижимая к груди. — Сумасшедшая! — воскликнул мечник, выворачивая из ткани девчонку и проверяя на гематомы. Парочка синяков потихоньку начали синеть, но переломов и ушибов вроде не было. Напряженно выдохнув, мужчина обнял невозможную малявку, вслушиваясь в её сопение. — Больше никогда так не делай! Ты могла сломать себе что-нибудь. Если что-то не можешь достать, попроси нас о помощи! — Прости, дядя рыцарь. Я больше так не буду. — Прости… Что ты вообще здесь делала? Тут же проходят тренировки, которые могут стоить тебе жизни! Где Антонио и Пьетро? — Пьетро на задании, а Антонио в медкрыле, они сильно поранился. Вот я и решила поиграть в мячик, а мячик начал высоко скакать и оказался там. Выглядело всё безопасно. Я ведь не маленькая! — Не маленькая, а мелкая, — проворчал Скуало, стараясь сдержать рвущиеся маты. — Так, я сейчас расскажу тебе про технику безопасности и о том, зачем вон там стоят синие маты. — Хорошо, дяденька рыцарь! А можно помахать твоим мечом? — Нет! И я не рыцарь!       Леви чувствовал себя деревом, по которому прыгает маленькая обезьянка. Самый высокий среди Варии, он казался маленькому найденышу попросту великаном. А-Тан изо всех сил старался не обращать внимание на мелочь, крутящуюся у неё под ногами, пока однажды, во время тренировки в поле, чуть не прибил её своей молнией. Словно каким-то звериным чутьем Тсуна почувствовала опасность и успела отпрыгнуть, упустив из виду дикую куницу, за которой гналась.       Куница исчезла из виду, а Тсунаеши испуганно смотрела на черную звезду, оставшуюся в том месте, где она была секунду назад. — Мелкая! — крикнул вариец, бросаясь к ней и готовясь оказывать срочную медицинскую помощь. На счастье, девочку вообще не зацепило, и вся сила ушла в землю. Леви ощупал испуганного ребенка, который не мог и слова вымолвить, прежде чем прижать своим лбом к детскому. Аккуратно, не причиняя боли, смотря глаза в глаза. — Ничего не болит? — Нет. — Испугалась? — Угу. — Будь осторожна. В следующий раз может так не повезти. — Угу, братик. — Братик? Ну спасибо.       Мелочь обняла за шею, а потом и вовсе перелезла на неё, позабыв весь страх. А-Тан тяжело вздохнул, прекрасно поняв, кого выбрали на роль лошадки. Тсуна уже вовсю смеялась, позабыв произошедшее и подгоняя босыми пятками. Очистив от лишней грязи ножки ребенка, мужчина аккуратно накрыл своими теплыми ладонями холодные ступни, намереваясь их согреть, и повез в замок. — Ох, сейчас кому-то попадет. Ребенок без обуви бегает по мокрой траве, что ж это творится?       Занзас лениво приоткрыл один глаз, услышав скрип двери своего кабинета. Была уже практически ночь, но количество отчетов с утра, казалось, и не уменьшилось. Приемный отец решил завалить его работой и при этом практически не платить, урезав бюджет. Такое положение дел выводило из себя, и всё больше Скайрини приходил к мысли, что план необходимо воплотить в жизнь. Но теперь в замке появилась мелкая сопливая девчонка, и они несут за неё ответственность. Поэтому стоило продумать защиту замка до мелочей в случае, если что-то пойдет нет так. Пусть варийцы и будут защищать полюбившуюся малявку ценой жизни, но, если не преуспеют, страшно представить, что ждет ребенка.       В проёме появилась голова Тсуны. Она обвела взглядом пространство, и босс решительно расслабился, пытаясь прикинуться спящим. Авось, пронесет, и ребенок уйдет дальше спать. Почему она вообще здесь? — Босс? — прошипело лохматое нечто и неуверенно зашло внутрь.       Занзас, подавив стон, полностью закрыл глаза, молясь побыстрее остаться в одиночестве. Совсем рядом кто-то закопошился и очень осторожно (если не считать, что острая коленка чуть не попала по паху), сел ему на колени. Тёплое тельце прижалось, а маленькие цепкие ручонки слегка обняли мужчину. Безумно хотелось закатить глаза: если бы Тсунаеши попробовала сделать подобное, пока он реально спал, то лишилась бы головы быстрее, чем успел бы проснуться мужчина и понять происходящее.       Пока что мелочь, повозившись и удобно устроив голову на теплой руке, пахнущей порохом, начала засыпать. Босс застыл в кресле, боясь пошевелиться лишний раз. По-хорошему, надо бы скинуть ребенка на пол, отругать его нянек и отдать им на попечение. Но почему-то не хотелось. В нос ударил запах, присущий только детям. Малышка грела его своим телом, полностью доверив свою жизнь человеку, которого знали как маньяка, убийцу и садиста. Что-то в этом было парадоксальное. — Братик… — прошептала мелочь, сжав чуть сильнее.       Занзас накрыл девочку кончиком своего плаща, отметив голые ноги и совсем легкую пижамку, немного приобнял, защищая от возможного падения, и закрыл глаза, полностью расслабляясь впервые за несколько лет.       Сегодня весь состав офицеров и босс, забрав с собой Тсунаеши, устроили пикник на самом безопасном участке замка. Каждый занимался своим делом, но краем глаза присматривали за подопечной. Девочка, аккуратно поймав бабочку, чересчур серьезно смотрела на раскрытую ладошку, давай насекомому распахивать свои красивые крылья. Варийцы видели, как её что-то беспокоит, и не знали, чем помочь. То ли ребенок еще недостаточно доверял, чтобы рассказать, то ли боялся реакции. Всем вспомнилась рассказанная Солнцем история о матери девочки.       Чудом было, что ребенок выжил и относительно здоров. Прописанные лекарства начали действовать, укрепляя и излечивая организм.       Подул легкий ветерок, и бабочка взлетела, взмахнув на прощание. Девочка подняла с земли, кивнув неизвестно кому, и кашлянула, обращая к себе внимание. — Я должна… кое-что показать. Только не пугайтесь. Я там — это я такая же… В общем, всё под кон-ло-лем, вот. — Контролем, мелкая, — обреченно поправил Мармон, закрывая очередную книгу по экономике.       Девочка вздрогнула, глубоко вздохнула, взмахнула ручками и прыгнула. Вот только приземлился прямо на попу уже не ребенок, а маленький волчонок. Такой же рыже-каштановый, с испуганными карамельными глазами и прижатыми большими (в соотношении с головой) ушами. Щенок, покачиваясь, встал и попытался изобразить поклон, но запутался в лапах и упал, взметнув пыль. Прочихавшись, волчонок поднял взгляд и сжался, тихо скуля.       Вария, раскрыв от удивления глаза, застыла, не в силах что-либо сказать.