***
Сказать, что Ян был поражён, когда учитель Хай привёл его в свою квартиру, было всё равно что не сказать ничего. Он был уверен, что они с преподавателем отправятся в один из многочисленных китайских ресторанчиков, которых в районе университета было полно, и посидят там. Но, покинув кампус, учитель Хай свернул с большой улицы и повёл своего студента по одной из улочек вглубь жилых домов. Ян думал, что, вероятно, преподаватель знал о какой-нибудь неизвестной ему маленькой чифаньке, прятавшейся где-то во дворах, и никак не ожидал того, что в результате они окажутся у входа в обычный подъезд. Студент и преподаватель поднялись на пятый этаж. Учитель Хай как обычно низко наклонился к дверной ручке и, отперев дверь, добродушно сказал: — Ну, как говорится, 请进! Ян зашёл в квартиру следом за мужчиной и, не веря в реальность происходящего, по невнимательности чуть было не отдавил трущейся у порога Чжэньчжу хвост. — Иди-ка сюда, — учитель Хай поднял пушистый комок и усадил его на пуфик у двери, чтобы животное не путалось под ногами. Развязывая кроссовки, Ян покосился на кошку. — Симпатичная. И толстая... — Если что, я не специально её откармливаю. И, думаю, Чжэньчжу предпочитает, чтобы её называли пушистой, — рассмеялся учитель Хай и провёл Яна на небольшую кухню. Дом преподавателя отнюдь не был богатым дворцом небожителя, а скорее походил на скромное жилище шэньши. Он жил в двухкомнатной квартире, в которой вырос. Бывшая спальня его родителей была переоборудована в подобие гостиной и теперь была уставлена полками с книгами. Однако книжные шкафы также стояли и в коридоре, затерявшись между шкафов с одеждой. Они были первым, на что Ян обратил внимание, когда проходил по узкому проходу на кухню. Кухню учителя Хая тоже сложно было назвать просторной, но она была светлой и довольно уютной. Помыв руки, Ян уселся за небольшой деревянный стол, плюхнувшись на один из двух стоящих за ним стульев. Учитель Хай, ставивший на плиту чайник, досадно цокнул языком. — Извините, забыл вам сказать. Стул стоило отряхнуть. На нём обычно Чжэньчжу спит, и от неё куча шерсти. — Ничего. «Значит, он живёт один? — думал Ян, оглядывая ряд аккуратных шкафчиков над плитой и висевшие на стене возле стола маленькие полотна с каллиграфией. — У нас на кухне менее приятно, хотя мама следит за домом». Учитель Хай достал из одного из шкафчиков коробку с набором китайского фарфорового сервиза. Он поставил на стол небольшие чашки-пиалки и заварочный чайник. Когда вода закипела, он засыпал в него ароматные листья улуна. Ян молча следил за действиями мужчины и неотрывно наблюдал за движениями его красивых тонких рук. Он засмотрелся настолько, что, когда учитель Хай опустил на середину стола тарелку с лунными пряниками и разлил чай, закончив с приготовлениями, Ян ощутил некоторое разочарование. — Что ж, с праздником середины осени! — сев напротив, произнёс учитель Хай и первым сделал глоток горячего чая. — С праздником, — внезапно почувствовавший голод Ян решил начать с пряника. Попробовав выпечку, он одобрительно промычал: — Вкусно. — Знакомые говорят, что эти пряники очень похожи на те, что едят в Китае. Надеюсь, что так и есть. Хотелось бы верить, что в китайском магазинчике, где я обычно покупаю продукты, на самом деле продаются продукты из Китая. Сказанное прозвучало так, будто сам учитель Хай никогда в Поднебесной не был. Ян решил уточнить, потому что сомневался, что правильно его понял. — Выходит, когда вы ездили в Китай, вам не удалось попробовать там настоящие юэбин? Это из-за того, что они только на праздник середины осени продаются? Учитель Хай улыбнулся одними уголками губ. — Я не был в Китае. Как-то не довелось, да и сейчас не знаю, когда получится съездить. Ян был шокирован. — Как же так… Мне казалось, вы учились там. — К сожалению, нет. Бакалавриат и магистратуру я окончил здесь у нас, потому что для работы переводчиком мне требовалось профильное российское образование. А поступить в китайскую аспирантуру у меня не получилось из-за начавшейся пандемии. Когда границы полноценно откроют, наверное, теперь только как турист смогу туда поехать. Ну, или же подожду, когда кафедра организует какие-нибудь курсы повышения квалификации. Всё же наш университет не мало возможностей предоставляет для стажировок, — учитель Хай сделал ещё один глоток чая. — Жаль только, что вашему потоку так не повезло. Уже не успеете никуда бесплатно съездить от вуза. Ян мог только вздохнуть. Все его возможные стажировки на втором и третьем курсе действительно провалились из-за вспышки коронавируса. Поймав погрустневший взгляд парня, учитель Хай добавил: — Не расстраивайтесь. Это у меня уже все ступени высшего образования получены, и поэтому я не могу поехать в Китай учиться. Вы же спокойно можете поступить сейчас туда в магистратуру. На образовательные программы, которые длятся больше одного года, иностранных студентов в Китай сейчас уже пускают, несмотря на строгие ограничительные меры. — Я не буду поступать в китайскую магистратуру. Преподаватель вскинул брови. — Думал, вы в начале весеннего семестра в первых рядах придёте ко мне за рекомендацией для подачи документов. — Вряд ли. Я работать, скорее всего, пойду сразу после выпуска. — В какую сферу хотите податься, есть не секрет? — Родители говорят, чтобы я шёл в торговлю или логистику. Этой фразы хватило, чтобы учитель Хай смог что-то для себя понять. Стараясь звучать как можно мягче, чтобы Ян не воспринял его слова как упрёк, он сказал: — Ян, я спросил о том, чего хотите вы, а не о том, чего хотят ваши родители. — А, — Ян тупо уставился в свою чашку. — Я не знаю. — Ну, в этом нет ничего страшного. В начале четвёртого курса бакалавриата я тоже ещё мало представлял, кем буду, — видя, что парень совсем сник, он решил переключить его внимание на другое. — К слову. Понимаю, что вы в основном были заняты подготовкой к конкурсу весь этот месяц, но не могу не поинтересоваться. Что насчёт диплома? Вы не определились с темой? — Нет ещё. — Могу предложить вам кое-что. Как насчёт того, чтобы написать про этику и ритуалы в религиозном даосизме современного Китая? Ян задумался. Он знал, что в даосизме существует множество разнообразных течений, некоторые из которых отличаются особенно радикальными практиками и ритуалами, чем вызывают множество вопросов к гуманности и этичности вероучения. Например, в некоторых школах даосизма до сих пор практикуется самоистязание и самоповреждение для очищения разума, отказ от еды или сна, полное отречение от коммуникаций с внешним миром и прочие саморазрушительные вещи. Нет ничего удивительного в том, что верования таких течений критикуются как общественностью, так и другими даосскими школами с более умеренными взглядами. В современном Китае большинство из таких радикальных даосских течений приравнены к запрещённым на законодательном уровне сектам, участие в которых уголовно наказуемо. Нужно было быть совсем дураком, чтобы не понимать, к чему клонил учитель Хай, предложив заниматься подобным исследованием. Такая тема для диплома была интересной, но Ян совершенно ясно видел скрытый в ней подтекст. — Я не против, но, учитель Хай, вы это специально, да? Преподаватель легко качнул головой. — Я понимаю, как это сейчас выглядит. Но, уверяю вас, что так просто совпало. Я писал кандидатскую про секты в современном Китае и подумал о том, что нечто по связанной тематике может вас заинтересовать. Вы много знаете про даосизм, а даосов среди сектантов немало. В предложенном мной нет никакого двоякого смысла. Ян проглотил своё недовольство и в смущении скрыл лицо за чашкой. Он сам не ожидал от себя того, что возможная издёвка преподавателя уязвит его настолько, что он сможет дерзнуть огрызнуться на него. Пожалуй, учитель Хай не врал. Ян вспомнил, что в самом начале учебного года, когда новый преподаватель только пришёл работать в университет, читал на сайте вуза его кандидатскую, в которой действительно исследовались секты. Тем не менее, даже несмотря на правдивость слов учителя Хая, Ян чувствовал себя некомфортно. После того, как чуть не сорвался, он окончательно понял, что не мог толком скрывать от учителя Хая, как произошедшее в раздевалке задело его. Опустив чашку на стол и собравшись с духом, Ян спросил о том, что его больше всего волновало. — Учитель Хай, вы же никому не расскажете о том, что сегодня видели? — Кому я, по-вашему, могу что-то рассказать? — Не нужно, чтобы родители знали. Не говорите им, пожалуйста. Они не поймут. Учитель Хай подлил чай в пустую пиалу Яна. — Мы только что говорили с вами о том, что вы скоро выпускаетесь. Вы уже далеко не школьник, чтобы я что-либо сообщал вашим родителям. Да и разве я похож на человека, который стал бы обращаться в деканат и узнавать там их телефоны? Для этого мне для начала как минимум было бы неплохо перестать теряться в корпусах, а то до деканата ещё и дойти как-то надо. Ян вымученно хохотнул. — Не похожи. — Ну, вот видите. Вам не о чем переживать. К тому же, говоря между нами, вы далеко не глупый парень. Пусть это будет не по-конфуциански, уверен, вы прекрасно понимаете, что первым и главным человеком, которому должна быть ценна ваша жизнь, должны быть не ваши родители, а вы сам. Если это не так, то особо не имеет никакого значения, узнают ли они о том, что вы с собой делаете, или нет. Учитель Хай также подумал про себя о том, что, узнай обо всём его родители, Ян просто почувствовал бы себя таким же потерянным, каким потерянным был перед ним в раздевалке, но это едва ли бы к чему-нибудь привело. Если Яну было по-настоящему плохо, разве просто из-за того, что родители, вероятно, пристыдили бы его, он перестал вредить себе? Учитель Хай подозревал, что, возможно, от этого ситуация бы только усугубилась. Не было похоже на то, что Ян был счастлив в своей семье и его кто-то в ней поддерживал. — Однако, — он всё же не мог не сказать очевидного, — наносить себе увечья и намеренно разрушать себя — нездорово и опасно. Как уже говорил, я не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь и не имею права ничего вам советовать, но, если с вами что-нибудь случится, для меня будет тяжело потерять такого способного и талантливого студента. Мне бы хотелось, чтобы вы прислушались к себе, и были осторожны. Ян почувствовал, как проглоченный кусок лунного пряника комом встал у него в горле. Он запил его большим глотком чая, чтобы не закашляться. Подняв глаза на учителя Хая, Ян пробормотал: — Учитель Хай, за меня не надо беспокоиться. Ничего серьёзного я с собой не сделаю. — Хорошо если так, — преподаватель взглядом указал на оставшийся на тарелке юэбин. — Берите. Я уже 吃饱了 и, кажется, не смогу смотреть на лунные пряники до следующего года. Ян поблагодарил и молча съел последний пряник. Спустя несколько минут провожая Яна в прихожей, учитель Хай в задумчивости наблюдал за тем, как он собирается, и напоследок сказал: — Раз уж репетиции закончились, у нас по вторникам и четвергам появилось свободное время. Не хотите собираться на консультации для работы над дипломом? — В кафетерии слишком шумно. Мне сложно что-то писать в такой обстановке, — Ян натянул куртку и, пытаясь не тушеваться под взглядом мужчины, стал надевать кроссовки. — Прекрасно понимаю. Поэтому предлагаю заниматься не в кафетерии, а у меня, — учитель Хай кивнул в сторону книжных шкафов. — Мне есть, что вам показать. После написания кандидатской много материалов осталось. Сердце Яна забилось быстрее. Он не был зелёным первокурсником, и ему было отлично известно, что научные руководители никогда не принимают участие в написании курсовых и дипломных работ, а просто проверяют их итоговые варианты и выставляют оценку. Неужели учитель Хай был готов тратить время на то, чтобы в прямом смысле слова писать с ним диплом? Когда Ян выбрал его своим научником, он вообще не рассчитывал на нечто подобное. — Здорово! Спасибо! Учитель Хай улыбнулся и, попрощавшись, закрыл за ушедшим студентом дверь. Оставшись в квартире один, он подумал о том, что, несмотря на красивую легенду про двух влюблённых, праздник середины осени на самом деле является в первую очередь семейным праздником. В это же время Ян, выйдя из подъезда, бессознательно посмотрел в небо. Он почему-то вспомнил о том, что яркая полная луна в праздник середины осени считается символом собравшейся вместе семьи.Урок 5
13 декабря 2022 г. в 20:05
…В незапамятные времена на небе было десять солнц, беспощадно жгущих землю. Жизнь людей была тяжела, воды не хватало, урожаи гибли. Но однажды отважный стрелок Хоу И решил помочь страдающему народу. Он поднялся на вершину горы и сбил из своего лука девять солнц. Оставшемуся солнцу Хоу И приказал заходить и всходить через определённое время. Так появились день и ночь.
Вся Поднебесная славила Хоу И как великого героя, а наградой, которую он получил от императора, стал эликсир бессмертия.
Сразу выпить эликсир и превратиться в небожителя охотник не захотел, решив ещё пожить какое-то время человеком. Хранение ценности Хоу И доверил своей красавице-жене Чанъэ, которая, однако, не смогла его сберечь. На глазах у разбойников, которые в отсутствие Хоу И пришли в их дом, девушка сама выпила чудодейственный напиток.
В ту же секунду Чанъэ сделалась лёгкой, как облако, поднялась в воздух и выпорхнула в окно – ветер подхватил её невесомое тело и понёс ввысь. Чанъэ было горько улетать далеко от земли, где остался её любимый муж, поэтому она стала жить на Луне, откуда могла издалека наблюдать за родным домом.
Когда Хоу И вернулся домой, горю его не было предела. Он повсюду искал свою жену и нигде не находил прекрасной Чанъэ. Ночью он не мог заснуть и вышел на балкон, озаряемый лунным светом. Было полнолуние, и Хоу И взглянул на луну, исполненную кроткого и нежного света. Печаль ещё сильнее сжала его сердце.
Вдруг на бледном диске словно промелькнула тень – и охотник узнал, нет, скорее почувствовал, что это была его Чанъэ…
Выступление Яна и Вики было последним и стало красивым завершением вечера. В своём номере парень и девушка рассказывали древнюю легенду про покровительницу праздника середины осени, богиню Луны, и её возлюбленного, с которым она была вынуждена расстаться. Такая задумка учителя Хая и её удачная реализация имели большой успех, и жюри, состоящее из преподавателей разных университетов, присудило студентам третье место. Это было довольно неплохо, учитывая количество достойных дебютантов.
Конкурс китайский поэзии, как и всегда, поражал своей яркостью и пестротой. Выступающие в традиционных нарядах всех цветов и эпох сменяли друг друга по взмаху веера, аплодисменты зала и жюри взрывающимися фейерверками приветствовали и провожали участников, играла музыка пипы и флейты, сливающаяся с мелодикой декламируемой поэзии. Во всём этом калейдоскопе мало кто из зрителей задумывался о том, что в каждый из номеров, длившихся всего лишь по несколько минут, были вложены часы и дни упорного труда и подготовки. О количестве усилий, приложенных для того, чтобы создать этот праздник китайской культуры, знали только конкурсанты и их наставники.
Ян не был в числе тех, кто надеялся на то, что потраченные силы и время окупят себя занятым призовым местом. Номинация была ему полностью безразлична, но он помнил о том, что не мог подвести учителя Хая, который работал над номером вместе со своими студентами ничуть не меньше, чем они, а, может, даже больше. Произошедшее в раздевалке выбило его из колеи, однако он пообещал преподавателю, что справится с поставленной перед ним задачей, и исполнил своё обещание.
И для Вики, и для учителя Хая стало неожиданностью, что во время выступления на сцене Ян сыграет намного проникновеннее и чувственнее, чем на многочисленных репетициях. Никто из них не подозревал, что Ян, произнося свои строки, думал только о своём преподавателе и о том, что тот ранее сказал ему. Он смотрел на Вику, а сам сквозь неё видел угол актового зала, где на первом ряду сидел учитель Хай. Ян говорил только для него и только из-за него страдал, хотя тот не был его Чанъэ.
Учитель Хай был для Яна также недосягаем, как луна в небе. Он был живым воплощением образа человека, каким парню очень хотелось бы стать в будущем: грамотным, знающим, профессионалом своего дела. В течение месяца учёбы и репетиций Ян видел в учителе Хае идеального преподавателя, о котором мечтал три предыдущих курса, и считал, что глубокие познания и правильные методы работы со студентами являлись его главными достоинствами. За своей восторженностью от интересных пар и насыщенных репетиций Ян прежде толком не обращал внимание на то, что учитель Хай был не просто опытным китаеведом, но и просто хорошим человеком.
Увидев порезы Яна, он мог отчитать его за дурь, обвиняя в юношеском максимализме, мог начать расспрашивать о том, почему он вредил себе, мог устроить трагикомедию и прямо на месте отвести его в медпункт кампуса к психологу или же, напротив, не проявить никакой реакции, потому что жизнь парня его не касалась. Однако учитель Хай и не осудил его, и не проигнорировал, очень деликатно обозначив, что Ян по своему желанию может обратиться к нему за помощью.
Наверное, Яну было бы проще, если бы учитель Хай сделал вид, что ничего не видел, потому что парень понимал, что отныне будет чувствовать себя перед ним незащищённым и уязвимым. Преподаватель обнаружил самый отвратительный скелет в его шкафу, и это не могло его не беспокоить, поскольку он не желал, чтобы кто-нибудь о нём знал. Что было ещё хуже, так это то, что Ян явственно ощущал: их с преподавателем разделяли десять тысяч ли, а после случившегося этот разрыв должен был стать только больше.
Учитель Хай мог относиться к нему по-доброму, но, уличив его слабость, вряд ли бы теперь когда-либо смог воспринимать его как себе равного. Должно быть, хоть преподаватель и не произнёс этого вслух, он всё же счёл, что Ян был глупым ребёнком, который ещё не выбрался из психологической нестабильности подросткового возраста. От этого Яну было невыносимо.
В какой-то степени обуздав своё замешательство благодаря выступлению, Ян пришёл к выводу, что он должен попытаться вернуть себе потерянное лицо. Чтобы по-прежнему ходить в университет и чувствовать себя на парах учителя Хая спокойно, ему было необходимо во что бы то ни стало показать преподавателю и доказать самому себе, что он был нормальным и ничем не отличался от остальных: был обычным студентом и обычным человеком.
Ян мог сделать это просто на занятиях, поэтому, когда после мероприятия он пошёл переодеваться в раздевалку, у него не было ни малейшего сомнения в том, что он отклонит предложение учителя Хая собраться на чай. Однако, сняв с себя ханьфу и взглянув на свои изуродованные руки, его окутало странное, обычно не свойственное ему нежелание возвращаться домой. Перед глазами мелькнули изображения раздражённого лица отца и кровавых подтёков на стенках ванной, и от этого к горлу Яну подступила тошнота.
Он мог бы поехать кататься на байке, чтобы развеяться, но для этого всё равно пришлось бы заходить в квартиру, чтобы взять ключи от мотоцикла. А Яну всё-таки определённо точно не хотелось домой.
Сменив одежду, Ян пошёл в холл главного корпуса, где его ждал учитель Хай. Из-за своих размышлений он переодевался намного дольше своей напарницы, поэтому, когда он подошёл к преподавателю, в руках того был чехол с ханьфу Вики, а сама девушка уже уехала.
— Учитель Хай, ваше предложение по поводу лунных пряников ещё в силе?
Учитель Хай улыбнулся.
— Конечно. Вы прекрасно выступили, и теперь мы можем отметить уже не только праздник середины осени, но и ваше призовое место.
«Я не хочу идти домой, поэтому задержусь с учителем Хаем», — думал Ян, направляясь к выходу из университета. По его мнению, это была единственная причина, почему он всё-таки согласился провести остаток вечера со своим преподавателем.