Patroclus, Patroclus,
You don’t see what I see,
You don’t know the pain that I bear
Алекс всегда говорил ей: «Если ты счастлива, я счастлив», но Мария только сейчас начала понимать, что на самом деле он имел в виду: «Если ты счастлива, я перестану быть честным с тобой». Когда она ответила на звонок Элайзы на обеденном перерыве, то ожидала чего-то в духе обычного разговора, глупой и не особо смешной истории, ну или, на худой конец, новость о том, что у Филиппа проблемы в школе. Она не ожидала услышать Элайзу, которая не могла перестать плакать и задыхаться между этими душераздирающими рыданиями, связанными с Александром. Гамильтон спрыгнул с крыши. Марии пришлось извиниться и бежать в ванную, где она была не в состоянии взять под контроль свое обезумевшее сердце. Её дыхание прерывается, воздух не доходит до легких, пока она пытается разобраться во всем этом красном, красный цвет её крови сливается с красным цветом её платья и красным оттенком её взгляда. Позвонить Алексу. Это её первый порыв. Когда она в четвёртый раз не может дозвониться, то Мария осознаёт, что пытаться больше не стоит. Она ненавидит тот факт, что её первая мысль была о том, что пятнадцати месячная полоса везения закончилась. А вторая Я хочу забыться Мария ненавидит себя за то, что оказывается в больнице, когда все остальные уже там. Свитер с длинными рукавами поглощает ее, нос красный, ее мозг затуманен дымом, который она пообещала себе и Алексу никогда больше не курить. Но Алекса больше нет. Это несправедливо. Почему мне становится лучше, а ему не стало? Она знает причину. Она знает, что сделала недостаточно. Её сердце остро болит даже сквозь дымку марихуанны, у нее пересохло во рту и в глазах, она не может этого вынести, поэтому сворачивается калачиком на стуле и наблюдает из угла, как все набрасывают дерьмо на вентилятор. – Это твоя ебучая вина! – Анжелика язвительно шипит смутно знакомому, кудрявому парню в рубашке малинового цвета, – Ты всё это время знал, что ему было… было тяжело, но, ты, блять, ничем не мог помочь? Что, неужели ты так отчаянно хотел избавиться от него? – Как ты смеешь? – голос парня резок, южный акцент натянут, на его лице следы слез, – Как ты, нахуй, смеешь?!- Ты не единственный человек, который когда-либо заботился об Александре! – Ну да, ты очень хорошо проявил свою заботу. – Анжелика усмехается, – Вы двое трахались, по меньшей мере, полгода. Ты видел шрамы и всё, что он делал с собой; и никто из нас, блять, не знал об этом. Но ты знал. И у тебя были все шансы помочь ему, но ты не сделал ничего. – Эти слова, что дошли до Марии, поразили её до глубины души. Похоже, Алекс не рассказывал Марии о многом. – Что я должен был сделать, Скайлер?! Волшебным образом его починить? Силами заставить пойти к психологу, когда он этого не хотел? Позволить тебе кричать на него до хрипоты, потому что это заставило бы его чувствовать себя намного лучше? – Ты мог хотя бы сказать. – Алекс всегда был в каком-то смысле закрытым человеком. – Мария, наконец, вмешивается в разговор, её голос звучит хрипло и прокурено. Все лица удивленно оборачиваются на неё. Она была тихой, и они, вероятно, даже не видели ее. Она замечает, как мягкие глаза Элайзы расширяются при виде неё. – Алекс точно взбесился бы, если бы кто-нибудь из нас попытался заставить его делать херню… что ж, скрывать проблемы было для него единственным способом, как с этим справиться, который он знал. – А ты. - Анжелика переводит на нее свирепый взгляд, и Марии, возможно, следовало бы отшатнуться. Вместо этого она безучастно смотрит на нее, глухое горе все еще подавляет все остальные чувства. – Анжи.. – произносит Элайза дрожащим голосом. – Нет, помолчи, Бетси. Ты никогда не задумывалась, какого хрена Мария всегда была той, кто поддерживал Ксандра, когда он что-то терял? Ты никогда не замечала её беспокойства, её пиздецки виноватого вида, или ты была слепа по собственному выбору, пока всё не стало слишком, нахуй, поздно? Элайза выглядела скорбящей, виноватой и обеспокоенной самой собой. – Я не знала, о том, что он собирается это сделать. – Мария произнесла это со спокойствием, которое одновременно и ужаснуло, и принесло облегчение. Кудрявый парень сильно прикусывает губу, как будто он просто сдерживает себя. Мария не знает и половины людей в этой комнате, внезапно понимает она. Их всего пятеро, но только сейчас до нее доходит, насколько далека она была от жизни Алекса. Как далеко она отстранилась. Алекс был рядом с ней на каждом этапе ее выздоровления, всегда был непоколебимым союзником. В её лучшие времена он поддерживал, а в худшие - продолжал любить. Она же, в свою очередь, должна была быть рядом. Она считала его своим братом, и только сейчас осознала, что едва знала его в последние месяцы. Мария из всех людей должна была знать, должна была видеть знаки, быть в состоянии помочь. Вместо этого она унимала своё беспокойство заверениями, что всё будет хорошо, и теперь его нет. Александра Гамильтона нет.