It appears I’ve been trying to piece my heart together,
But its fragments still litter the floor.
К Джорджу обратились несколько его сотрудников, выразив свои соболезнования в связи с потерей его звездного адвоката, правой руки и ключевой фигуры в его будущей президентской кампании (некоторые из них не так уж тонко претендовали на недавно открывшуюся должность). К нему обратилось меньше внимательных наблюдателей и сочувствующих друзей, выражающих свою скорбь по поводу потери дорогого друга и блестящего подопечного. К нему обратился только один человек, его дорогая Марта, предложив свое плечо, свою поддержку и часть своего собственного горя из-за потери сына. Он взял трехдневный отпуск только для того, чтобы посидеть за обеденным столом и тупо уставиться на старые записи, которые Александр сделал для него; старые письма и записки, которые парень писал от руки, переписка, речи и идеи. Просто чтобы проследить за беспорядочным, торопливым почерком, нацарапанным на бумаге так сильно, что удивительно, как она не порвалась. Просто чтобы постоянно напоминать себе сморгнуть слезы, чтобы не размазать чернила и не испортить тяжелую работу Александра. На четвертый день Джордж понимает, что ему нужно взять себя в руки. Он заставляет себя идти на работу и вести себя как обычно, насколько это возможно, даже несмотря на то, что отсутствие Александра рядом с ним более заметно, чем когда-либо в профессиональной обстановке. Этот парень был центром всего для Джорджа, во многих отношениях. Ему приходится сдерживать себя от того, чтобы не позвонить Александру за советом, чтобы не сказать своим сотрудникам, чтобы они обращались к Александру за наставлением, и не зависеть от Александра в его работе больше раз, чем он может сосчитать. И почему-то это ранит сильнее, чем потеря Александра как сына. Тот факт, что в конце концов Джордж больше всего скучает по нему только тогда, когда его здесь нет, чтобы работать на него. Каким отцом – нет, не отцом, Алекс никогда бы этого не принял – он был? Он отказывается пить кофе, потому что это просто причиняет боль там, где раньше помогало, потому что они пользуются кофеваркой, которую Алекс заставил обновить в их офисе. Он отказывается назначать другого руководителя кампании или правую руку, потому что это причиняет боль, он чувствует себя побежденным из-за того, как он барахтается без Алекса. Он отказывается выступать на небольших похоронах, которые они устраивают, в основном организованных им самим, потому что он не заслуживает того, чтобы говорить об Алексе. А Джордж стоял молчаливо, с бокалом нетронутого вина и поддерживающей его рукой Марты и позволял маленькому дождику пропитывать его рубашку, когда он смотрел на серое небо. Немногочисленная толпа, может быть, из пятнадцати человек, постепенно рассеялась, оставив только его стоять у свежей могилы, и он едва реагирует, когда рядом с ним появляется Анжелика Скайлер. – Алекс ненавидит подобную погоду. – С горечью замечает она. Джордж обдумывает ее слова, прежде чем медленно кивнуть. Он смутно припоминает что-то о том, что Александр не любил дождь, а грозы ненавидел еще больше. Алекс никогда по–настоящему не доверял ему, всегда держал его на расстоянии вытянутой руки, несмотря на – или, возможно, благодаря - попыткам Джорджа заботиться о нем. Парень всегда пробуждал в нем отцовские инстинкты, и хотя он знал, что его привязанность никогда не будет взаимна, Джордж все равно всегда считал Алекса своим сыном. Но, несмотря на все случайные «пап» и очевидную охоту за одобрением Джорджа и взаимным уважением, Алекс все еще сдерживался. Он редко разглашал какие-либо личные подробности, не говоря уже о чем-либо, что могло бы заставить его казаться слабым перед Джорджем. Так что неудивительно, что Джордж пропустил знаки. Он знает, что жизнь была не слишком добра к Алексу, знает, что всегда были раны, которые он пытался залечить, но они так и не затянулись до конца, но единственный способ, которым парень принимал их отношения, был через тяжелую завесу "не спрашивай-не говори". У Джорджа никогда не было шанса помочь. Это ужасно, болезненно и трагично, но это вызывает скорее тяжелую, безропотную боль в животе, чем жгучую сердечную боль. – Как остальные? – его голос хриплый от эмоций и молчания, но он должен спросить. Он понимает, что сёстры Скайлер, Джефферсон и Берр страдают гораздо больше, чем он, учитывая, что они действительно знали Александра. Джордж тем временем чувствует себя так, словно устраивает похороны незнакомого человека. Это больно. – Я полагаю, они в порядке настолько, насколько можно было ожидать. Жильбер и Геркулес завтра улетают домой, сегодня для них что-то вроде траурного тура по полосам памяти. Элайза с Филлипом, наверное, пытается объяснить ему происходящее. Жена Бетси, они с Алексом были очень близки, где-то напивается или что-то в этом роде. Аарон ушел, чтобы забрать свою дочку из школы, он часто это делает в последнее время. И я, не имею ни малейшего понятия, какую херню задумал Томас, но он ушёл после Мэдисона. Он тихо свистит под нос, ибо ему нечего сказать. Они все двигаются дальше. Каким бы ни было направление, каким бы ни был темп, все остальные находятся в движении, несмотря на потери. Теперь, если бы только Джордж мог перестать чувствовать себя замороженным и сделать то же самое. Жизнь продолжается, и это так невероятно больно, что Александра, который был так молод, которому по праву оставалось прожить так много лет, в ней больше нет.