Видящий

— Уж думали, не дождёмся вас, мистер Оллфорд, — обратился к старику единственный выбивающийся из общего, надо сказать, далеко не презентабельного вида команды, человек в строгом тёмно-синем костюме и голубой рубашке.       На вид мужчина немного за сорок выглядел на фоне остальных белой вороной. Его светло-русые волосы были уложены гелем назад, а на тонком аристократическом носу восседали очки в круглой золотой оправе, пряча за стёклами зоркий взгляд. А таких наманикюренных ногтей, как у этого щёголя, Андерсон не встречал даже у самых заядлых метросексуалов, что обращались в «BritishArchitect» за проектированием и разработкой макетов помпезных небоскрёбов в Дубае.       В рубке оставались двое, когда Джон укрылся на нижнем ярусе лодки. От старого Бена он узнал разницу между траулером, коим изначально посчитал разваливающуюся посудину, и дрифтером — чем в действительности оказался «Гарпун». Оба способа вылова рыбы были сеточные, но в отличие от траулера, что набирал улов в сеть по ходу движения, дрифтер пополнял свои запасы при помощи плоской сети, находясь в дрейфе. Особенностью архитектуры таких судов был низкий надводный борт и свободная палуба в носовой части для механизмов, выбирающих рыболовные сети. «Гарпун» был малотоннажным добывающим судном, и его рефрижераторные располагались в передней части трюма, а оставшееся свободное пространство было отведено под обеденную и спальную комнаты. Здесь о каютах и личном пространстве речи не шло: в аккурат за большим столом висели засаленные светонепроницаемые шторы времён Генриха VIII, разделяя две зоны — для пищи и для сна.       Морской волк показал Британцу его койку, что располагалась на втором ярусе двухэтажной кровати, деревянный каркас которой был вкручен большими болтами прямо в переборку посудины. Сбросив на постель верхнюю одежду, они вернулись за накрытый небогатым убранством стол, где Оллфорд и представил что-то бурно обсуждающему экипажу корабля молодого архитектора. В глаза мгновенно бросились трое пассажиров, по мнению Андерсона, заслуживающих особого внимания. Одним из них оказался и тот самый мистер Адней Уэллингтон — вычурный англичанин в дорогом костюме и с не менее дорогим маникюром, в коем впоследствии Джон распознал сына нынешнего управленца и владельца Холхолмом в одном лице. Только корни его родословной позволили Джону смягчить первое, далеко не самое благоприятное впечатление об этом человеке.       За столом пыхтели кто скрученными вручную папиросами, кто трубками, все, включая молодую темноволосую Иннис Маккелиайн — дочь шкипера, с которым Андерсону ещё не посчастливилось познакомиться, так как капитан корабля, на пару с юным матросом Юдардом Брауном, были заняты, выполняя свою непосредственную задачу — управление судном. Именно они и оставались в рубке, когда Джон, насквозь вымокший и замёрзший, поспешил покинуть верхнюю палубу и укрыться в тепле затянутого смогом трюма. Иннис, как выяснилось, отсутствовала на Холхолме два года, что провела в Сторноуэйском университете, получая столь необходимое для многих жителей Острова образование ветеринара. Разведение скота стало большим подспорьем в жизни коренного народа, а вот похвастаться медицинским образованием мог далеко не каждый заводчик. Когда поголовье баранов стремительно подхватило неизвестную заразу и темпы смертности превысили норму в три раза, многие всерьёз забеспокоились не только о благосостоянии своих кошельков, но и о пропитании всего Острова. Тогда молодая семнадцатилетняя Иннис разглядела в этом роковом стечении обстоятельств смысл собственной жизни, положив все силы в изучение медицины. А позже, к двадцати четырём, скопив капитал, — надо сказать, не без помощи отца, — узаконила свои знания, уже изрядно поднаторев в данной области, и получила диплом о ветеринарном образовании.       Но самое незабываемое впечатление на молодого архитектора произвёл Паора Хамахона. Темнокожий маори не единожды заставил Джона, прежде не бывавшего в Новой Зеландии, сдерживать непроизвольно возвращающийся взгляд на его сплошь растатуированное лицо, покрытое густыми чернильными узорами. А вот ярко выраженный акцент грузного «война», наоборот, вызывал немую ухмылку. Когда-то Британец уже слыхал о странной интерпретации новозеландцев коверкать исконный английский язык, превращая «и» в «э» и, тем самым, повергая собеседников в шок фразами типа: «Давай встретимся в секс?», но он никак не мог предположить, что однажды столкнётся с истинным полинезийцем и на собственном опыте испытает небывалое смущение от подобного рода беседы.       Из оставшейся части команды были только уже знакомый Британцу Аодхан Уилан, не пожелавший присоединиться к столу, а в гордом одиночестве восседавший на одной из прибитых к борту корабля кроватях и (о, Боги!) читавший книгу, и Гоиридх МакИвер — пятидесятитрёхлетний старпом, судостроитель, рыбак и служащий завода по переработке морских водорослей. Надо сказать, что и сам шкипер, и его молодой помощник — Юдард Браун, тоже трудились на поприщах данного производства. — Это что же получается, уважаемый Адней? — поинтересовался Оллфорд, обхватывая губами свеженабитую табаком трубку. — Уже и внучку повидать нельзя? — Что вы, что вы, господин Оллфорд, — задвигая очки глубже на переносицу, отозвался Уэллингтон. — Все исключительно за воссоединение семьи! Да только вот ваш каменный подопечный, видимо, изрядно скучает и вновь одаривает наш северный берег нежданными гостями. Отец негодует. Уже неделю назад намеревался в ваше отсутствие назначить нового Смотрителя самостоятельно. — Ни к чему это. Я времени даром не теряю, — прожевал часть слов Бен. — Мистер Андерсон послезавтра будет представлен вашему батюшке в качестве нового Смотрителя маяка.       Джон на этих словах поперхнулся, но подвергать сомнениям авторитет старого Оллфорда не стал. Коли старику было угодно выставлять его перед собратьями Смотрителем — так тому и быть. Ведь никто не запрещал вдруг случившемуся надсмотрщику спустя месяц отказаться от своей должности? Уилан же со своего уединённого места недобро зыркнул на Джона и вновь уставился в книгу. — Хорошо бы, — отвечал Уэллингтон, приглаживая напомаженные волосы. — За три месяца вашего отсутствия выловили три трупа — по одному на каждый. И никто их не хватился. Личности так и не удалось установить. История повторяется… — устало пробормотал он, — А ещё, со смертью мистера Бакера огонь вновь потух. Мистер Уилан пытался подлатать циклопа, но всё тщетно. Не так ли, мистер Уилан? — Так! — рявкнул Аодхан со своего места и добавил: — Ртуть там рекой. — Ртуть? — удивился Джон и уставился на старика. — Маяк работает на ртути, мой друг, — поджигая утрамбованную трубку, ответил Бен. — Видимо, утечка. Мы разберёмся, — с уверенностью отрапортовал он в адрес Аднея Уэллингтона. — Чем вы занимались на Материке? — подала голос Иннис, скручивая тёмные волосы в длинную косу и обращаясь к Андерсону.       Молодая Иннис была девицей, что называется «кровь с молоком». На юном, ещё припухшем лице уже оставило свой отпечаток северное бремя островной жизни, а в крепких руках Маккелиайн чувствовалась сила, не свойственная городским модницам Большой Земли. — Я — архитектор, — тут же отозвался Джон, ловя периферическим зрением отклик на их беседу со стороны ирландца. — Ранее работал в компании «BritishArchitect», в Англии. А вы чем занимаетесь? — из вежливости уточнил он. — Я — ветеринар, — ответила девушка, горделиво задрав подбородок. Она напоминала Джону Лорэйн — независимая, целеустремлённая, знающая чего желает от этого мира и точно отдающая себе отчёт в том, что непременно добьётся успеха. Британец всегда восхищался подобными людьми: форс-мажор, непредвиденные обстоятельства, обвал цен на рынке, падение курса — всё это не заботило подобных ей. Такие всегда были на шаг впереди, и заранее разработанный план «Б» помогал им в достижении собственных целей. — Интересная, должно быть, профессия? — исключительно для поддержания разговора спросил архитектор. — Полезная, — отозвалась девушка, намекая на непрактичность взглядов молодого Британца.       И вправду, городским жителям вряд ли подвластно понимание разницы в интересе и в вынужденной необходимости. Выбирая образование, Джон стремился не упустить шанс заняться любимым проектированием, испытывая особое умиротворение при создании чертежей, а вот дела в Ноунфорде обстояли иначе — многим приходилось осваивать не интересующие их специальности, дабы сослужить на благо общества и внести свою лепту в развитие деревушки. И, возможно, один только Отец Фридрих пошёл по тропинке в этом следовании личным принципам, что позволила ему не нарушить собственных интересов, но при этом остаться преданным народу Острова. Да и то, с этим можно было поспорить — в конце концов, молодому пастору пришлось покинуть родные края. — Что же заставило вас уехать из Англии и отправиться в неизведанные шотландские земли? — спросила Иннис.       Джон ненадолго замолчал, обдумывая, стоит ли посвящать незнакомцев в череду жизненных обстоятельств, толкнувших его на этот шаг? — Однажды я просто осознал, что моя жизнь — совершенно не то, что я когда-то представлял в своём воображении. И я оставил её позади, в надежде отыскать то, что когда-то потер… — А что же жена, Англия? — перебил, вдруг, вечно недовольный ирландец. — Где же миссис Андерсон сейчас? — Миссис Андерсон? — растерялся Джон от нахального вопроса. — Миссис Андерсон теперь вновь Мисс Кания. Я в разводе. — По-моему, когда мужик в твоём возрасте в разводе… — даже не стараясь подбирать слов, ехидно заговорил Аодхан, — это о многом говорит. — А, по-моему, — вступил в диалог ранее молчавший Гоиридх МакИвер, — это говорит о том, что в Ноунфорде такому красавчику, как Джон, прохода со стороны наших барышень не будет!       Все, включая старого Оллфорда и юную Иннис, засмеялись, а Аодхан Уилан насупился больше прежнего. Джон же, всячески стараясь скрыть проступающую в сухожилиях нервозность из-за сокрытия собственной ориентации, увёл взгляд от пристально взирающих на него попутчиков. Только сейчас в его сознании пробудилась устрашающая мысль о том, куда он, собственно, направляется. В кругу «своих» давно было известно, что чем в большую глубинку ты отправляешься, тем меньше шансов встретить «себе подобного». И пусть сейчас Джон не преследовал мысли найти того, с кем мог бы стать в полной мере счастливым, он, сам того не осознавая, уже мысленно подписал контракт на пожизненное служение каменному циклопу на острове Холхолм, а следовательно, и пожизненный пакт одиночества. Эта незыблемая истина напугала его до дрожи в коленках.       Неожиданно для самого себя, Британец скомкано и не до конца уверенно заговорил, понимая, что более подходящего случая «открыться» может и не представиться. Вряд ли в малонаселённом Ноунфорде удастся долго скрывать свои предпочтения, и лучше бы сознаться сейчас и быть выброшенным за борт, чем стать изгоем позже, когда сердце успеет прикипеть к холодным землям загадочного Острова. — Так уж сложилось, что… женщинами я не интересуюсь… — сказал Джон, выдержав короткую паузу, в ожидании обрушивающихся на него презрительных взглядов, к которым уже успел притерпеться за время принятия собственных «вкусов».       В трюме повисло молчание. — Мой брак был фиктивен, исключительно ради получения гражданства супруги. Семь лет я состоял в отношениях с мужчиной, но…наши пути разошлись три года назад.       Вот тут-то молчание показалось Джону действительно вечным.       Ещё немного и он ощутил бы, как по взопревшему от волнения лбу стекает массивная капля пота, но все его страхи в одну минуту были стёрты с лица земли никем иным, как ненавистным, казалось бы, Аодханом Уиланом — нацистским ирландцем. — Если бы все моряки заморачивались над своей сексуальной ориентацией, никто не ходил бы годами в море.       И пока Андерсон смотрел на рыжеволосого широко распахнутыми глазами, не веруя собственным ушам, тот продолжил: — Ты знаешь, что спартанцы взращивали исключительно мужское воинствующее общество, где гомосексуальные отношения только приветствовались? Считалось, что любовь к «брату по оружию» способна творить чудеса! За смерть возлюбленного те мстили вдвойне ожесточённее и сражались из последних сил — это принесло им немало кровавых побед. — Я… я слышал об этом, — не в силах выйти из оцепенения, несмело ответил молодой архитектор.       А когда он ощутил крепкую руку старого Оллфорда на своём плече, то понял, что в этой компании ему всегда найдётся поддержка, даже со стороны тех, от кого её и вовсе можно было не ждать. — Чёрт возьми, старушка Бетти расстроится! — наигранно хихикнула Иннис, а Джон не мог оторвать глаз от нахмуренного лба ирландца, за что и поплатился следующей, брошенной в его адрес фразой: — Но учти, Англия, если ты хоть раз попробуешь пристроить к моему заду свою кукурузину, я тебе руки переломаю.       Андерсон прикусил готовые растянуться в улыбке губы и, коротко кивнув, ответил: — Я приму к сведению эту информацию.       Рыжий одарил Британца ещё одним свирепым взглядом и, надвинув шапку пониже на глаза, растянулся на кровати, подпирая рукой голову и проваливаясь в испещрённую буквами книгу. Тусклый луч маленького светильника над его головой плясал смоговыми вихрами. На столе появилась бутыль рыжеватой жидкости, и Гоиридх МакИвер выудил из трухлявого ящика несколько разнокалиберных стаканов, наполнив те наполовину. — Ну что ж, господа. За знакомство, и по койкам! — приказным тоном отчеканил он. — Чую, ночка сегодня будет не из лёгких.       Залпом опрокидывая стакан с виски, Джон поймал себя на мысли, что за беседой его тревожность относительно ненадёжности «Гарпуна» и преследующего судно шторма спряталась на задворках сознания. Усталость брала своё и, надеясь на мгновенное погружение в царство снов, архитектор планировал проспать до утра. Команда разбрелась по своим местам, в трюме погасили весь свет, и только хамоватый Уилан продолжал читать книгу, подсвечивая себе карманным фонариком, когда глаза Андерсона в последний раз сквозь тонкую щель век уловили его силуэт.       Душераздирающий вопль вырвал Джона из сна, да так, что тот, не сориентировавшись в пространстве, с размаху припечатался головой о нависающий над ним потолок. — Помогите! На помощь! — раздалось откуда-то сверху.       Андерсон соскочил с кровати, пытаясь разглядеть хоть что-то вокруг себя, цепляясь ногами за разбросанные на полу предметы и ощущая, как его, вместе с судном, раскачивает в разные стороны. В темноте невозможно было увидеть даже кончик собственного носа, а повсюду вокруг царила гробовая тишина. Место ниже, где спал старый Оллфорд, пустовало. И тогда Британец, пробираясь по памяти, да на ощупь попытался добрести до койки Уилана. Но и та оказалась пустой. Джон нашарил рукой шнур настенного светильника — единственного, расположение которого успел запомнить — но злополучный выключатель, издав щелчок, ожидаемого свечения не извлёк.       С очередным резким толчком, Андерсон чуть было не повалился с ног, лишь в последнюю секунду ухватившись за стан кровати рукой и засадив множественные занозы в ладонь, что тут же вспыхнула огненной болью.       Наверх пришлось пробираться то и дело спотыкаясь о преграждающую дорогу утварь, больно ударяясь бёдрами о расставленную мебель, местонахождение которой молодой архитектор не успел зафиксировать в памяти, и судорожно щуря глаза, пытаться разглядеть хоть что-то перед собой. Когда руки его нашарили лестничные перила, он крепко ухватился за них по обе стороны и начал подъём по железным ступеням. Болтания грузного «Попутчика» было не сравнить со швырками, коими «Гарпун» подбрасывало и кидало, казалось бы, во все стороны, его крутило чуть ли не на 360 градусов, и Андерсона уже изрядно тошнило не только от качки, но ещё и от потери ориентации в пространстве.       Выбравшись на верхнюю палубу, архитектор застыл в оцепенении: света здесь было чуть больше, чем в непроглядном трюме, но источником его было не искусственное освещение, а сугубо естественное, исходящее от высокой луны, изредка пробивающейся сквозь прорехи в тяжёлых тучах. Весь «Гарпун» был погружён во мрак — и рубка, и палуба, и путевой фонарь — всё было обесточено. Ледяные волны захлёстывали борт, и за их шумным воем Британцу не удалось расслышать гул корабельного мотора. Спустя несколько минут парень осознал, что и не расслышит его — на борту не было ни души, а корабль находился в бесконтрольном дрейфе. Андерсона охватила паника. Он бросился к бортикам и стал всматриваться в чернеющий океан, взбесившийся и норовящий потопить его единственную надежду на спасение. Сверху, помимо ожесточённо бьющихся о судно волн, разливалось, словно из брандспойта, разъярённое небо, и Андерсон вдруг понял, что даже не удосужился надеть пуховик, ощущая кожей, как овечий свитер уже пропустил сквозь связанные петли леденящую тело влагу.       За бортом что-то мелькнуло, и архитектор, вперивши глаза в непонятный предмет, рассмотрел в нём человеческий силуэт, ухватившийся за некое подобие коряги или чего-то очень на неё похожего. — Эй! — закричал он. — Держись! Я сейчас вытащу тебя!       Британец кинулся в панике выискивать верёвку или спасательный круг — хоть что-то, что могло бы помочь бедолаге выбраться из ледяного плена. Бочки, бочки. Тюки, металлические запчасти непонятного происхождения. Джон вертелся вокруг себя, в надежде выхватить глазами во мраке хоть какое-то средство помощи. Метался, вглядываясь за борт, страшась потерять из виду выпавшего человека, и когда совсем уже отчаялся, отыскал и верёвку, и прикрепленный к борту спасательный круг. Разобравшись с креплением, он, насколько позволяли непослушные пальцы, крепко привязал верёвку к кольцу и швырнул круг в сторону раскачивающегося на бушующих волнах тела. Тот отнесло ветром слишком далеко от нужного места, и несколько раз Андерсон выуживал его из воды, закидывал заново, стараясь рассчитать траекторию, и вновь ошибался. Его и самого уже колотило крупной дрожью. Руки не слушались, а порывы ветра, будто нарочно, не давали попасть в цель. — Хватайся!!! — закричал Британец, когда надувной спасатель плюхнулся на расстоянии вытянутой руки от бедолаги, но реакции со стороны человека за бортом не последовало. — Хватайся!!! Я вытащу тебя! — из последних сил сорвался на крик Джон.       Ужасающая мысль пришла в голову молодому архитектору, когда он подумал, что человек за бортом, должно быть, уже мёртв. Британец понимал, что, оказавшись на лодке в одиночестве, у него не останется другого выхода, кроме как ждать, когда кто-нибудь соблаговолит отправиться на поиски не вернувшегося в Ноунфорд «Гарпуна». А при условии, что судно обесточено и, по-видимому, давно сбилось с курса, надежда на спасение и вовсе казалась призрачной. Маловероятно, что дрифтер вообще когда-либо обнаружат в бушующих водах Атлантического океана и найдут самого Джона, истощавшего и обезвоженного. Но даже если представить, что крохотный шанс оперативного сбора поисковой бригады ещё оставался, то каковы были гарантии, что в ближайшие несколько часов ржавая посудина не пойдёт ко дну, перевёрнутая вверх тормашками разгулявшейся стихией?       И тогда Андерсон решился на крайние меры.       Уверяя себя в том, что это очередной его сумасбродный сон, а во снах, как известно, человек должен набраться смелости и переступить через собственные страхи, Джон подтянул резиновый круг к себе, отвязал веревку от кольца и приудил ту к торчащей из палубы железяке. Второй её конец он дважды обмотал вокруг собственной талии, крепко затянув узел. Вымокшие под проливным дождём волосы убрал пальцами назад и, грубо отерев ладонями мокрое лицо, громко выдохнул, как перед употреблением порции горячительного, закидывая спасательный круг на плечо. Удерживаясь одной рукой за борт, он уселся на край, перекинув сначала одну ногу через металлическое основание, а затем и вторую. Молиться архитектор даже не пытался. Когда сама только мысль о немой просьбе к небесам тронула край его сознания, Джон мотнул головой, силясь отогнать пришедшее в беде наваждение. Какой Бог поможет, когда его данность демонстративно, беспрестанно подвергают сомнениям? Андерсон только скрестил пальцы в надежде, что вода окажется не такой холодной, как ему представлялось и не сведёт мышцы в ту же секунду, как тело его погрузится в рьяную океаническую спесь.       И только он подумал было крикнуть в сторону дрейфующего тела, что помощь уже близка, как сзади послышался подростковый оклик: — Он сейчас прыгнет! Держи его!       От неожиданности Джон чуть было не сорвался вниз, а спустя краткий миг что-то невероятной силы сдернуло его с борта и повалило спиной на холодный пол, хорошенько приложив затылком. — Ты псих, Англия! — в голос хохотал нависший над ним ирландец. — Вода ж ледяная! Сдохнуть захотел?       В глаза резко ударил включившийся свет, а над Британцем нависла вся команда — целёхонькая и невредимая, давящаяся ехидными улыбками и смешками. — В порядке, дружок? — улыбнулся старый волк. — В порядке, — отозвался Андерсон, тяжело дыша и всё ещё не веря в происходящее. Его разыграли?       Иннис выловила из-за борта несчастный муляж игрового утопленника. Оказалось, что кусок тряпицы, прилаженный к бревну, всё это время был привязан веревкой к борту, которую, сохраняя здравый смысл, вполне можно было бы разглядеть. Ведь совсем недалеко от её узла, Андерсон повязал и край своей собственной верёвки, должной послужить страховкой для него самого. Но где там было сохранять чистый разум, когда драгоценные минуты на раздумье истаивали на глазах, небеса и морская стихия словно ополчились против него, а в ледяной воде, возможно, доживала последняя надежда на спасение?       Андерсон, обессиленный и вымокший насквозь, так и остался лежать на жестяном каркасе судна, распластав уже мало чувствительные конечности звездой и пытаясь сладить с непослушным дыханием. Команда подбадривала и призывала подняться, пока бешено колотящееся сердце возвращалось в свой привычный ритм. Неожиданно лодку тряхнуло, и огромная волна накрыла весь экипаж, разбросав человеческие тела в разные стороны как пушинки.       Сгруппироваться успел только Аодхан, припав на колени возле всё ещё не способного встать на ноги архитектора. Уилан, хохоча, выпрямился, отерев лицо рукой, и протянул ту в помощь недееспособному Джону. А архитектор вдруг увидел за его спиной, как накренилась металлическая конструкция радиовышки, издав зловещий визг, и, с треском обломившись, оторвалась от основания. Подхваченная штормовым ветром, она понеслась стрелой прямо в голову ирландца. — Сзади! — завопил Британец, хватая рыжебородого за край куртки и с силой дёргая на себя.       Стальное копьё просвистело над головой Аодхана в миллиметре, сорвав с растрёпанного ирокеза шапку, и вылетело за пределы судна, исчезнув в морской пучине.       Все в оцепенении уставились на чудом избежавшего смерти ирландца, а в глазах последнего читался неотвратимый ужас. Да, любой бы ещё долго пребывал в омуте этого первобытного страха и осознания могущественности случая, способного в один миг лишить человеческое существо жизни. Уилан, всё ещё широко распахнутыми глазами, посмотрел на архитектора и со скорбной интонацией в голосе произнёс: — Шапку потерял…       Спустя недолгое молчание парни зашлись истерическим смехом, а из рубки послышался грозный голос шкипера: — Пока мы тут с вами забавлялись, шторм не на шутку разыгрался! — Надо развернуться и идти по ветру! — отозвался Гоиридх МакИвер. — Слишком долго! Возьмём 15 градусов влево и пойдём по кромке штормовой линии, — ответил капитан. — Юдард, ты сменишь меня к шести утра, а вы, мистер МакИвер, — к штурвалу! — дал он указания. — Есть, капитан! — отозвался юный Браун, сдавая вахту в руки Гоиридха.       Молодой мальчишка, казалось бы, единственный, кто всерьёз распереживался за непутёвого чужака, посмотрел на Джона тревожным взглядом и с долей глубокого уважения произнёс: — Ну вы и сорвиголова, мистер Андерсон!       Пятнадцатилетний сподручный шкипера помог Британцу подняться и сопроводил того в трюм, поддерживая не желающее слушаться хозяина тело. Ещё какое-то время Джон не мог произнести ни слова, непонимающе глазея на веселящуюся команду. Ему помогли избавиться от промокшей насквозь одежды, закутав в сухую робу, усадили за стол и отпаивали сначала горячим чаем, а после — янтарным виски. — Что это было, Бен? — оправившись от шока, спросил Андерсон у старика. — Никто не попадает на Остров по собственной прихоти, мой дорогой друг, — улыбнулся морской волк. — Я уже не раз говорил тебе, что жизнь там сурова и тяжела. А тем, кто не способен выдержать проверки на смелость, в Ноунфорде делать нечего. — Значит, это был тест? Я прошёл его? — сам не веря в исход, уточнил Джон. — С лихвой прошёл, — гордо отозвался Оллфорд, подливая огненную жидкость в стакан. — Пей, дружок, это поможет избежать переохлаждения. — Вы тоже проходили такой? — И я, и Аодхан. Все приезжие. И даже Хамахона. Только над последним все побаивались подшучивать — никто не знал, как этот дикарь отреагирует на происходящее, — не стесняясь в выражениях, подмигнул крепкому маори Оллфорд. — И как же он отреагировал? — с нескрываемым любопытством спросил Андерсон. — Он с нами три дня не разговаривал, — засмеялся старик. — Не многое изменилось с тех пор, правда, Уголёк? — оскалился рыжебородый, хищно уставившись на скупого в общении маорийца. Тут-то Андерсон и признал своё поражение в борьбе за почётное место единоличного обладателя приклеенного ярлыка, догадавшись, что и полинезиец, и он сам — далеко не единственные, кого хамоватый ирландец одарил прозвищами. — А что вы сделали, Бен? Ну, когда увидели человека за бортом. — Я отыскал гарпун на палубе и подтянул им муляж. — Там был гарпун? — расстроено отозвался Джон. — Да, гарпуном было бы проще… А что же Аодхан? Как он решил задачку? — А этот идиот сиганул в воду даже без страховки, — захохотал Бен. — Мы и сообразить ничего не успели, как он уже вытащил куклу из воды и сам забрался на борт. Ох, долго он материл нас. Да такими словечками, что тебе и не снились! — Но где же вы все прятались? Я ведь осмотрел палубу. И трюм — никого не было. — В бочках, да за тюками. Капитан был в рубке, выкручивая штурвал для придания азарта, — раскуривая трубку, ответил морской волк. — Мда уж… — удивляясь своей невнимательности, поджал губы архитектор. — Я испугался, что вы и вправду прыгнете, мистер Андерсон, — отозвался Юдард, развешивая мокрые вещи чужестранца на натянутые под потолком верёвки. — Я и собирался, — честно признался Джон. — Да мы уж поняли, — захихикала Иннис. — Только один Юдард успел это озвучить. Но он был далеко от вас, потому, как всегда, катастрофу предотвратил Уилан.       Ирландец лежал на своей кушетке, делая вид, что читает книгу, но на самом деле, уши его были навострены, как у собаки, что вроде бы спит, но при этом всё слышит, готовая в миг среагировать. — И я ему премного благодарен за это, — чуть громче нужного сказал Джон, заставляя ирландца обратить на себя внимание, и добавил: — Я ведь плавать не умею. — Что-о-о?! — в один голос ахнули Иннис и молодой Юдард, а немногословный Аодхан, оторвав взгляд от букв, сухо пробормотал: — Да ты ещё больший псих, чем я думал, Англия.       Андерсон на это только усмехнулся.       Ирландец явно не привык к благодарностям в свой адрес, и было видно, как этот здоровенный мужлан стушевался, услышав слова чужака. — И всё-таки, спасибо, — подлил масла в огонь архитектор, не ожидая ничего взамен. — Мы квиты, — буркнул рыжебородый. — Я спас тебя от переохлаждения, а ты меня — от незапланированного похода к цирюльнику. — Скорее уж, к гробовщику, — пробасил впервые присоединившийся к разговору Хамахона, содрогаясь плечами и растягивая помеченные чёрными чернилами щёки, а мистер Уэллингтон, решив, что инцидент с взаимными благодарностями исчерпан, вернул разговор в интересующее его русло: — Надо же, мистер Оллфорд, выходит, наш новый Смотритель не умеет плавать?       Джон ощутил от этих слов немой укол и мгновенно почувствовал себя виноватым перед Беном. Но старик, как ни в чём небывало, всё с той же своей жизнерадостностью в голосе, коротко ответил, обрубая на корню все дальнейшие излияния на счёт умений (и не умений) Британца: — А нам разве нужен пловец? Глаза-то у него на месте.       Когда команда уже во второй раз за ночь разбрелась по своим спальным местам, старенькие часы Джона показывали начало четвертого утра. Молодого архитектора заверили, что впредь спать можно спокойно, и более его попутчики не намерены устраивать проверок на выживаемость и прочих ненужных тестов. Но сколько бы Британец не пытался, ворочаясь на жесткой кровати с одного бока на другой, уснуть так и не удалось. Прокрутившись с час в неудачной попытке провалиться хотя бы в дрёму, Андерсон схватил куртку и поднялся на верхнюю палубу. В душном трюме разболелась голова, и глоток свежего холодного воздуха прояснил затуманенный смогом и алкоголем разум.       «Гарпун» шёл непоколебимо и стремительно. По правому борту бушевал неутихающий шторм, но судно и вправду двигалось у самого его края. Только тогда Джон понял истинное значение выражения «пойдём по кромке», наблюдая, как небо будто отчётливо разделилось на два разных мира: справа — чернеющий столб из дождя и снега, а слева — спокойное, готовое вскоре встретить приближающийся рассвет, серое умиротворение. — Не спится, Англия? — подошёл со спины ирландец, чиркая зажигалкой и подкуривая от её пламени самокрутку.       Рыжебородый уселся на стальной бортик, уперев одну пятку в самый его край, а вторую ногу выпростал вперёд, небрежно болтая носком шнурованного ботинка. — Слишком много впечатлений за один день, — ответил Андерсон, не озвучивая, что с лихвой перенервничал и теперь не знал, куда спрятаться от тревожащих мыслей. — Девять лет назад я тоже это проходил. Страшно было до усрачки, — растянул он рот в улыбке. — Никогда не поверю, что тебе было страшно.       Джон рассчитывал этими словами сделать ирландцу комплимент, но в итоге нарвался на грубость. — Ты что ж, твою мать, думаешь, я совсем бесчувственный тюфяк? — Нет, я вовсе так не думаю! — тут же попытался оправдаться Джон. — Просто, ты производшь впечатление бесстрашного человека. — Я тот ещё страшный! — вспылил Аодхан. — Ну, в смысле, боязливый или как это сказать… Короче, страшно мне было. — Я понял, — улыбнулся Джон. — Спасибо за поддержку. — Не за что, — уже спокойней отозвался Уилан. — На вот, — выудил он из внутреннего кармана початую бутылку виски, предлагая архитектору угоститься прямо из горла.       И хоть Британец больше не планировал продолжать сегодня алкогольное рандеву, отказываться от предложения ирландца было чревато — в другой раз его могло бы и не последовать. И потому, перехватив стеклянную тару из рук рыжебородого, Джон опустился на металлический борт рядом с собеседником и сделал несколько больших глотков, мгновенно почувствовав, как горячительная жидкость проникает в пищевод, согревая теплом изнутри. — Ты вроде парень ничего, — буркнул Уилан. — Извини за не столь радушный приём, на который ты, наверное, рассчитывал. — Всё в порядке. Ты тоже вроде ничего, — усмехнулся Британец. — Не, — протянул Аодхан. — Я нехороший человек. От таких как я нужно держаться подальше. — Может, тебе самому хочется, чтобы от тебя держались подальше, вот и ведёшь себя, как скотина? — В душу мне не лезь, Англия! — зарычал ирландец. — Ладно, извини, извини, — поднял над головой руки архитектор в жесте повиновения. — Главное, что она у тебя есть, — улыбаясь, поддел Британец.       Рыжебородый одарил Джона фирменным ненавистным взглядом исподлобья, но ничего не ответил. Какое-то время они курили в тишине, передавая друг другу бутылку с янтарной жидкостью, пока Андерсон не нарушил молчание: — Почему ты решил уехать на Остров? — Были причины, — отрезал ирландец, затягиваясь сигаретой. Андерсон уже и не надеялся на более развёрнутый ответ, когда Уилан вдруг вновь заговорил: — Наворотил делов на Родине. Как-то надрался вдрызг в баре, подцепил девицу, да потащил к себе домой. Она вроде трезвая была, а я, идиот, и не проверил. За руль села она, ну и… в общем, мы вылетели с трассы. Машина в хлам, она насмерть. А потом экспертиза показала, что у неё в крови не хилый такой зашкал метамфитаминов был. Пока ждал решения суда, выпустили под залог, а потом мне птичка на хвосте принесла, что, мол, меня за непреднамеренное убийство посадить хотят, да впридачу торговлю наркотой приписали. А я ж к этой дряни никакого отношения не имел, ей Богу! — повысил тон ирландец, неясно в чей именно адрес употребив ругательство. — Ну, в общем, я — ноги в руки, и наутёк. Несколько лет скитался черти где, пока не добрался до Несса. Там меня приютил Отец Фридрих, ну а дальше и догадаться не сложно, правда? — Да, не сложно, — кивнул Джон. — А на Острове чем занимаешься? — Ну… сначала на лесопилке поработал, потом в услужении у Маккелиайна — помогал ремонтировать суда, скопил деньжат, да вот уже пять лет, как открыл паб в центре города. На редкость популярное местечко получилось. Теперь вот, у таких остолопов, как сам был, отбираю ключи от машин прежде, чем отправить тех по домам. — И что же, ты, значит, вне закона? Живёшь под вымышленным именем в Богом забытой деревне и всем доволен? — пошутил Джон. — Сначала думал, перекантуюсь год-другой, — на полном серьёзе продолжал Уилан, не возразив не единому слову англичанина. — А потом, как-то затянуло. Ноунфорд теперь мой дом, и жаловаться мне не на что. Уэллингтоны — владельцы справедливые, прямолинейные и без лишнего повода в рот к тебе не заглядывают. Доил — отец Аднея, заслышав мою историю, сразу дал чётко понять, что для получения убежища на Острове, нужно платить — и не деньгами, как подумал бы любой на Материке, а кропотливой работой и безапелляционным уважением к земле, что даёт тебе кров. Это — принцип каждого на Холхолме. Возможно, туристы ещё не разодрали Остров в клочья именно потому, что далеко не всякому открыта туда дорога. Тебе ещё предстоит аудиенция у старшего Уэллингтона, но, будь уверен, присутствующий сегодня на «Гарпуне» Адней уже сделал свои выводы на счёт твоей персоны, и непременно доложит отцу об успешно пройденном тобою испытании. — Мне показалось, он меня не жалует, — засомневался в словах ирландца Джон, отпивая из заметно опустевшей бутылки. — Нет, это не так. Просто все здесь с опаской относятся к чужакам. Если и не Адней, то уж старый Оллфорд точно сделает всё возможное, чтобы Уэллингтон ещё и упрашивать тебя начал остаться, — засмеялся рыжебородый. — Бен в Ноунфорде на хорошем счету, да? — Сомневаюсь, что на Острове найдётся хоть один, кому в той или иной степени не случилось испытать поддержку или помощь от старика. Оллфорд не просто помощник Смотрителя маяка, он, своего рода, местный идол. Ему не поклоняются, конечно, — сверкнул улыбкой ирландец, — но безмерно уважают и любят, это уж точно. — Не знаю, как можно не любить его, — поддержал Джон общественную признательность народа Холхолма в отношении морского волка. — Он же хохочет, как Санта. А Санту все любят.       Ирландец взорвался таким искренним смехом, что Андерсон сразу простил ему все колкости в свой адрес и даже то его панибратское «Англия», которым Аодхан тыкал в молодого архитектора. Пока рыжебородый пытался отсмеяться, к ним присоединился капитан корабля, греющий руки о чашку свежезаваренного кофе. Свой пост он оставил под присмотром Гоиридха МакИвера, что махнул из рубки, заприметив пристальный взгляд молодого архитектора. Джон приветственно помахал в ответ, приготовившись к личному знакомству со шкипером. — Англия, знакомься! Это Калом Маккелиайн — капитан корабля. Мистер Маккелиайн, это Англия.       Джон фыркнул, косо посмотрев на ирландца, и, протянув руку для рукопожатия, представился сам: — Джон Андерсон, сэр. Очень приятно. — Взаимно, мистер Андерсон. Ну и представление вы нам сегодня устроили! — подмигнул капитан. — Раз уж вы из Англии, возможно, вам по душе будет моё английское имя — Малкольм Макклейн. Вы можете обращаться ко мне как вам удобно, я каждое из своих имён люблю. А мой патроним — Калом Нилахон Фадрик. Шотландцы ценят свои корни, а уж тем более шотландцы из Ноунфорда.       Сзади раздался притворный кашель, и Джон вдруг понял, что из-за всей этой многоэтажности имён, не запомнил ничего, кроме фамилии. — Ещё раз, очень приятно, мистер Маккелиайн, — слегка поклонился Британец в почтении. — На борту «Гарпуна» вы можете чувствовать себя, как дома. А о благополучии позабочусь я, — гордо отозвался шкипер и удалился так же быстро, как и появился рядом с собеседниками.       Джон в немом негодовании уставился на Уилана. — Хоть одно имя запомнил? — ехидно спросил ирландец. — Только шотландскую фамилию, — честно признался Джон. — Не переживай, шкипер чуток того. Ты ещё не раз услышишь весь трёхэтажный мат его имён, — скривил рожу Аодхан. — Я уже давно подумывал приударить за его Иннис, но как представлю, что к ней в добавок достанется ещё и тесть в лице Малкольма Калома Нилахона Фадрика Макклейн-Маккелиайна, тут же всё желание отпадает. — Не так уж он и плох, — даже не пытаясь сдерживать проступившую на губах улыбку, сказал Андерсон. — Я уверен, вместо свадебной клятвы он заставит меня зачитать список их генеалогического древа вплоть до тридцатого поколения!       И парни в унисон засопели носами, в такт подпрыгивающим от сдержанного смеха плечам. — А Иннис не слишком юная для тебя? — спросил Джон, когда удалось успокоить смех. — Мне тридцать шесть! — обижено насупился ирландец. — А я думал уже с лихвой за сорок, — подначил архитектор. — Это всё шрамы, да сломанный нос, — оправдывался Уилан. — Между прочим, мужчину шрамы украшают, не слыхал? Тебе бы тоже стоило обзавестись парочкой, может повстречал бы какого-нибудь смазливого цыплёнка тогда, да жили бы вы долго и счастливо, кукарекая друг другу в дупло. — Господи! — не сдержался Джон. — Ты наиболее отталкивающее существо из всех, что я знаю! — Ну, в таком случае, тебе ещё повезло. Я — не самый хреновый вариант. Встречаются и похуже, — широко улыбнулся Аодхан, и они продолжили ожидать приближающийся рассвет в полном молчании, передавая друг другу сильно истощённую бутылку и пуская над головами кольца и струи табачного дыма.       Никто из них даже и предположить не мог, что это морозное январское утро, которое они встретили на палубе проржавевшего «Гарпуна», станет началом крепкой дружбы, связавшей двух людей, принадлежащих совершенно разным мирам.       Когда на палубе показался заспанный Юдард Браун, стало понятно, что подошла очередь на смену экипажа, а значит, на круглом циферблате стрелки часов переместились на отметку шесть. Светать даже не собиралось. — Пошли спать! — скомандовал Уилан. — Если ты подхватишь воспаление лёгких, все обвинят несчастного ирландца в намеренно предпринятой кампании против всей Англии.       Джон только покачал головой, принимая самолюбие рыжебородого за неотъемлемую часть его образа и, проводив взглядом широкую спину, последовал за Уиланом в трюм. — К двенадцати «Гарпун» встанет в дрейф в акватории Холхолма на улов, и если тебе удастся не проснуться к тому моменту, то можно будет хорошенько отдохнуть, без качки и болтанки. — Хорошо бы было, — устало сказал Джон, стараясь мягко ступать по металлической лестнице.       Ожидать от хамоватого Аодхана пожеланий доброй ночи было всё равно, что научить свинью играть на фортепиано. И потому, скинув дутый пуховик, Джон просто забрался на второй этаж своей кровати и накрылся тонким одеялом с головой, отправляясь в мир снов вымотанным, но отчего-то довольным. Несколькими минутами позже, он услышал глухой шёпот: — Эй, Англия? Ты спишь? — Почти, — сонно отозвался Андерсон. — Ты выдул мою бутылку виски! С тебя причитается. — Запиши на мой счёт, — вымученно улыбнулся Британец и провалился в сладостную негу.       Не передать словами, какое блаженство молодой архитектор испытал, потягиваясь всем телом на жёсткой кровати и осознавая, что «Гарпун» мерно покачивается на волнах, а не танцует румбу прихоти штормового короля. За разделяющей спальную и обеденную зоны шторкой ненавязчивым бубнёжем лилась чья-то речь, но ещё не до конца проснувшееся сознание Андерсона с трудом могло разобрать слова. На одной из кроватей мирно спал похрапывающий Гоиридх МакИвер, и Британец поблагодарил морского владыку за благосклонность, которой тот наградил его ушные раковины, ни разу за ночь не впустивших в сознание заунывных гортанных песен сильной половины человечества.       Андерсон воспользовался не очень-то цивильной уборной, накинул любезно предоставленную робу взамен ещё влажной одежды и, прихватив куртку, нырнул за впитавшую в себя запахи всех времён и народов шторку, представ бодрым и отдохнувшим перед Аднеем Уэллингтоном, Каломом Маккелиайном и его дочерью Иннис. После любезных приветствий, которыми обменялись попутчики, его угостили чашкой горячего кофе, чему Джон был несказанно рад, и предложили позавтракать приготовленной на весь экипаж яичницей. Британец скромно отказался, списывая своё решение на ещё не проснувшийся желудок, и поспешил выйти на открытую палубу, чтобы насладиться первой никотиновой дозой за этот день. Поднимаясь по железным ступенькам, он вновь услышал за спиной продолжившийся разговор между тремя шотландцами, и только тогда догадался, почему не смог разобрать ни слова ранее — попутчики говорили на гаэльском. Архитектор мгновенно задумался над тем, как, казалось бы, такая мелочь, как незнание иностранного языка, могла сыграть с ним злую шутку в этом путешествии. Ведь, как не крути, жители Холхолма оставались самыми настоящими шотландцами, невзирая на принадлежность Острова английской семье. Да ещё и территориальное расположение близ Гебридских островов, где, как известно, в большинстве своём и проживала кельтско-говорящая народность Гэлы, могло бы вовсе лишить Андерсона возможности общения с местным населением. Но судьба оставалась благосклонна к Британцу, позволив повстречать людей, владеющих обоими языками. А как оказалось позже — даже тремя. На Холхолме в ходу, помимо родного Андерсону английского и не известного гаэльского, встретится ещё и Скотс, но он будет использоваться лишь старожилами исключительно в кругу семьи, оставляя старикам призрачную надежду на сохранение древних традиций.       Поднимаясь на палубу из глухого трюма без иллюминаторов, Джон рассчитывал встретить новый день солнечным и погожим, но всем его ожиданиям не суждено было сбыться — «Гарпун» окутало густым туманом, заворачивающимся в кружевные кольца у самых бортов судна. Стояло безветрие, и на фоне ночного шторма это явление, само по себе, показалось утомлённому морским путешествием Андерсону настоящим подарком свыше. Рубка пустовала, а в носовой части корабля разбирали сети Хамахона, Уилан и Браун. Оллфорд же крутился вокруг подъёмной стрелы, орудуя непонятным инструментом. — Готово, парни! — крикнул старик, и в механизме что-то закрутилось, потащив сети вверх.       Уилан перехватил трос из рук Бена, намотал тот на основание подъёмника и, ткнув обшарпанную кнопку, запустил реверс, отводя кран за борт. Сеть заскользила вниз, а Британец, вслушиваясь в отдалённые жалобные крики невидимых чаек, проследил, как рыболовный мешок полностью ушёл под воду. Усевшись на уже привычное для себя место на кромке борта, он подкурил, глубоко втянув первую никотиновую затяжку в лёгкие. — С добрым утром, мистер Андерсон! — поднимаясь в рубку, помахал рукой богатый на доброжелательную мимику Юдард. — С добрым утром, мистер Браун, — улыбнулся в ответ Джон.       Юдард нравился Андерсону. Это был ещё не испорченный хитросплетениями жизни мальчишка, отзывчивый, славный и искренний в любом своём проявлении. Британец подумал, что было бы здорово, если бы парень не растерял на жизненном пути этой своей доброты и тогда, возможно, в старости он даже смог бы составить Бену Оллфорду достойную конкуренцию. Жаль только, что морской волк уже не увидит, как Ноунфорд взращивает в юном Брауне его нового заместителя. — Выспался, дружок? — подошёл к архитектору старик, поправляя немного перекошенный тулуп. — Кажется отоспался за все две недели путешествия, — с наслаждением отозвался Джон, вспомнив о часах на руке и страшась заглянуть в циферблат. — Ну, если б я так спал, — присвистнул Аодхан. — Меня б давно за борт выкинули. — И без того найдётся немало причин, чтобы это сделать, — хохотнул Оллфорд.       Британец всё же засучил рукав и изрядно удивился, обнаружив, что проспал весь световой день, отведённый и так скупой на солнечный свет Шотландии. — Пол пятого, — в растерянности произнёс он вслух. — Значит, мы уже недалеко от Острова?       В этот самый миг из густого полотна тумана вынырнула жирная чайка и уселась на радиовышку, а точнее на то, что от неё осталось. — Примерно в часе пути, — подтвердил Бен. — И если хорошенько раскочегарить своё воображение, то там, за белым молоком, — показал старик чуть левее носовой части судна, — уже можно разглядеть каменных стражей, что охраняют вход в бухту. И кладбище погибших кораблей. — Ага, — кивнул рыжебородый, выуживая из кармана портсигар и доставая папиросу. — Перевожу: «Торчащие из воды камни и три ржавых корыта, что даже местным не усрал…» — Вот любишь ты весь романтический настрой испортить! — наигранно сплюнул Оллфорд. — Ему романтики и ночью досталось, — кивком указал на архитектора ирландец. — Да, Англия? — Я бы не отказался посмотреть на Стражей бухты, — подыграл Джон старику, даже если бы они в действительности и оказались просто торчащими из воды камнями. — Гляди, Англия! — бросил Уилан взгляд за спину Британца.       Развернувшись вполоборота, Андерсон увидел, как у самой ватерлинии корабля, скользнула слюдяная спина со скруглённым плавником. — Афалины? — изумился он. — Добрый знак, — подал голос темнокожий Паора, оставшийся стоять немного в стороне. — Улов будет отменный. — Они прибыли на ужин, — подмигнул архитектору Оллфорд. — За последние пятнадцать лет не пропускали ни одной стоянки. Всегда, как часы — строго по расписанию.       Из воды показались четыре бутылконосых клюва, один из которых оказался особо разговорчивым. Дельфин стрекотал свою тарабарщину, а Джон, улыбаясь, как маленький ребёнок, вторил ему, что еды ещё нет и угостить болтуна не чем. — Вытяни руку, Англия, — выставляя свою вперед, показал на собственном примере Аодхан.       Жемчужный гигант взмыл в воздух, ткнув того носом в ладонь, и с громким дельфиньим криком ушёл под воду с головой, окатив рыжебородого с ног до головы. — Моя одежда со вчера ещё не просохла, — засмеялся Джон. — Я не буду так рисковать и робой. — Четыре недели, Англия. Попомни мои слова! В следующий раз ты сможешь это испытать не ранее, чем через четыре недели.       Андерсон сдался. Разве можно было устоять против такой неоспоримой логики? Тем более, если поребячиться предлагает никто иной, как ирландский нацист — суровый грубиян, забавляющийся с дельфинами. Архитектор ещё не успел распрямить до конца руку в локте, как его пальцев уже коснулся скользкий мокрый клюв. Джон непроизвольно улыбнулся. — Вы их этому научили? — спросил он. — Выживание научило их этому, — ответил старик. — Самых смелых и хитрых из них. Те же, кто побоялся пойти на контакт с человеком, ушли из наших вод. В акватории осталось всего несколько особей, но они преданы Острову. — Я видел целую стаю, когда мы шли по Северному морю, — припомнил Британец. — Даже успел сделать несколько набросков. — Англия — художник? — удивлённо вскинул рыжие брови Уилан, скривив непонятное выражение лица — то ли пренебрежительное, то ли заинтересованное — одному Богу известное. — Нет. Англия — не художник, — передразнил его манеру речи Джон, но взяв себя в руки, уже спокойней добавил: — Я хотел бы научиться хорошо рисовать, но многое не выходит. Потому, я стараюсь практиковаться как можно чаще и рисую всё, что приглянется. — Рад, что вы нашли общий язык, — с усмешкой похлопал Уилана по спине морской волк и, замолчав на этом, направился ко входу в трюм. — Хм… — только и послышалось от рыжебородого ирландца, что вновь выпростал руку за борт, наслаждаясь игрой в пятнашки с напарником-афалином.       Когда Бен уже наклонился, нырнув в открытый проём, ведущий к лестнице, Аодхан взбеленился и швырнул в океан раздражённое: — Если ты рассчитываешь, что Англия поселится в моём доме, старик, то глубоко заблуждаешься!       Но Бен уже скрылся из виду, оставив его крик души без ответа, а молодой архитектор тут же поспешил расставить все точки над «i»: — У меня есть деньги, и я не собираюсь никого стеснять. Я планирую снять квартиру. — Ты сначала эту квартиру найди, — усмехнулся Аодхан. — Ноунфорд — не притон, чтобы свободным жильём разбрасываться. Не всё в этом мире можно купить за деньги, Англия. — А дом Смотрителя? Бен говорил, есть дом Смотрителя неподалёку от маяка. Разве нет? — От маяка может и неподалёку, — утвердительно кивнул Уилан. — А вот от города трындец как подалёку! А ещё света нихрена там нет. И печь на дровах. Городская Англия готова к таким лишениям? — Не знаю, — честно ответил Андерсон. — Но как-нибудь справлюсь. Сам, — уже уверенней произнёс Джон. — Ничего ты, Англия, не сам! — рявкнул ирландец. — Нет на Острове «сам»! На Острове есть либо «ВСЕ», либо «ВСЕ». Третьего не дано!       Смачно сплюнув в воду, рыжебородый направился к подъёмной стреле, оставив серую тушку громко возмущаться в адрес неблагодарного человека, даже не угостившего лакомством за податливость. — Достаём! — злобно крикнул Уилан, обращая зелёные глаза к рубке, из которой мигом выпрыгнул Браун, за доли минуты преодолевший немалое расстояние и оказавшийся подле Аодхана.       Джон, завидев раскрасневшееся от вскипевшей ирландской крови лицо нациста, возвращаться к разговору о самостоятельности не стал, а только наблюдая за действиями парней, поравнялся с Юдардом, поддерживающим уже извлечённую, полную улова сеть, опускающуюся на палубу. Хамахона, присоединившись к ним, осторожно распутывал мешок там, где по случайности угодил в сеть морской котик. Высвободив атлантического обитателя и осмотрев на предмет отсутствия ран, на пару с Брауном они подхватили гавкающее животное и аккуратно спустили его за борт, в извинение накормив парой крупных рыбин. Андерсон наблюдал за происходящим, не до конца осознавая странных эмоций, что эти островные жители в нём вызывали. Он словно попал в другой мир, где гармония и единство с природой ещё что-то значили. Где человеческие потребности стояли далеко не на первом месте и где ценность жизни, любой жизни, была настолько высока, что вызывала непроизвольные слёзы.       Ирландец сдвинул крышку рефрижераторного люка и постепенно стал опустошать содержимое пут, сваливая рыбу в холодильное отделение. — Юдард, вниз! — скомандовал Паора, и парень без слов прошмыгнул мимо всё ещё растерянного Британца в проём трюма.       Когда Джон вышел из оцепенения, часть улова уже была сброшена в рефку, где, ползая на животе, юный матрос равномерно распределял содержимое холодильника, набитого рыбой практически под самый потолок. Андерсон скинул куртку и, не чураясь запачкаться слизью, принялся помогать рыбакам в опустошении сети. Рыжебородый только бросил короткий взгляд в его сторону, когда Джон, засучив рукава робы, неумело принялся выталкивать барахтающуюся под пальцами скользкую живность, постепенно сдвигая ту в сторону раскрытого края пут. Хамахона тоже поглядывал на англичанина, в немом диалоге подсказывая, как нужно обращаться с набитой сетью, чтобы дело шло быстрее, и архитектор, вторя его движениям, быстро приловчился толкать улов, при этом ещё и не спутывая мешок.       В восемь рук они расправились с рыбой менее чем за час, отменно накормив стрекочущих у борта дельфинов остатками улова, не вместившегося в трюм. Вонь на палубе стояла страшная, и не привыкшему к подобным ароматам Андерсону хотелось разжечь все благовония мира вокруг себя, а при наилучшем раскладе — ещё и принять качественный душ, о котором (в этом Джон отдавал себе отчёт) на борту «Гарпуна» оставалось только мечтать.       Сеть они выполоскали в океане и, зацепив на стрелы, вывесили на просушку, хоть Британцу эта затея и показалась довольно сомнительной. Туман только крепчал, и, казалось, ещё немного и он станет настолько густым, что влажность, повисшая тяжелым полотном в воздухе, заполнит в скорости лёгкие водой взамен живительного кислорода. Браун, как самый младший член экипажа, вычистил палубу от налипшей чешуи и, отерев грязным рукавом свитера вспотевший лоб, растянулся прямо на полу, облокотившись о металлический борт спиной. В ту минуту наверх из трюма вышел старший состав команды в лице капитана Маккелиайна и старпома МакИвера. Юдард вскочил солдатиком, безмолвно взирая на шкипера и, получив лёгкий подзатыльник от начальства, улыбнулся, когда Калом Нилахон Фадрик мягко сказал: — Замаялся, поди, парень? Отдохни. — Ух, как замаялся, сэр! — сполз обратно на пол парнишка.       Британец уже успел переодеться в собственную, подсохшую одежду, пропитавшуюся табачным дымом в душном трюме, но этот запах, как ни крути, был куда приятней рыбного смрада.       Примостившись рядом с юным матросом на жёсткий пол, Джон с беспокойством окинул худощавый мальчишеский торс, облачённый лишь в тоненький свитерок. — Не холодно, мистер Браун? — поинтересовался архитектор. — Что вы, мистер Андерсон, — заулыбался парень в ответ на заботу в его адрес со стороны чужестранца. — Я занимаюсь дайвингом, а в наших водах, сами понимаете, тепло никогда не бывает. Так что, закалка — моё всё! — Это хобби или нужда? — решил уточнить Андерсон, чтобы и с юным Юдардом не попасть впросак, как вышло с Иннис. — Хочется верить, что однажды это хобби перерастёт в постоянную работу, — мечтательно отозвался парень. — Я изучаю островной шельф. Кто знает, может, когда-нибудь, отыщу месторождение нефти и сделаю Холхолм самым богатым островом, находящимся в частных руках? Не помешало бы, правда, мистер Андерсон? — Кто знает, мистер Браун. Кто знает. Не встречал ни одного места в мире, где обнаруженный источник нефти не принёс бы с благами и невзгоды, — грустно отозвался архитектор. — И то верно, — согласился матрос. — Никто не обращается ко мне по фамилии, мистер Андерсон. И вам не нужно. Я — младший из команды, — смущённо признался Юдард. — Если судить по опыту, то младший — я, — подмигнул парню Джон. — Так что, мы вполне можем себе позволить уважительное обращение друг к другу, как младшего к младшему. Не так ли, мистер Браун?       Андерсон чувствовал, как разливается сладким мёдом это «мистер Браун» по мальчишеским венам, и ему было приятно ответить хотя бы малостью на искренность, что парень, неся в себе, дарил всем окружающим вокруг. Юный Браун коротко кивнул, застеснявшись, и принялся вычищать остатки рыбьей чешуи, забившейся под ногти. — Часто в сети попадаются морские котики? — переключился Британец. — Не очень, но случается порой, — вмиг отреагировал Юдард. — Только это вовсе не котики, мистер Андерсон, а тюлени. — Я, увы, не сведущ в вопросах морской фауны. Они все для меня на одно лицо, как китайцы и японцы, например.       Браун широко распахнул глаза и, с присущим возрасту юношеским максимализмом, на полном серьёзе заговорил: — Да что вы, мистер Андерсон?! Они же совсем не похожи! У котиков есть внешние ушные раковины, а у тюленей они отсутствуют. А ещё, строение задних ласт у обоих представителей совершенно разное. К примеру, у котиков они сгибаются в пяточном сочленении, что позволяет им быстрее передвигаться по суше, чем их собратьям. Хотя, их и собратьями-то назвать нельзя. Одни принадлежат к семейству медвежьих, другие — к куньим. А сходство между ними объясняется конвергентной эволюцией и ни чем большим. Даже строение скелета и черепа у этих особей разнится. Передние ласты у тюленей находятся ближе к голове, а задние всегда вытянуты назад, потому и по суше они ползают на брюшках. В то время как котики, опираясь на все четыре конечности, ходят. Зато, такое строение прибавляет тюленям форы в воде… — Мистер Браун, — улыбнулся Британец. — Я завис в пространстве примерно на конвергирующей… — Конвергентной, — поправил Юдард. — Конвергентной эволюции, — закончил архитектор. — Всё просто, мистер Андерсон. Конвергентная эволюция — это процесс, когда между организмами различных системных групп, обитающих в похожих условиях, возникает сходство. — Знаете, мистер Браун? — сказал Джон, коротко улыбнувшись и пристально посмотрев в большие глаза юного Юдарда. — Думаю, вполне может статься, что вы отыщите это своё нефтяное месторождение. По крайней мере, знаний у вас для этого хоть отбавляй, судя по всему. — Спасибо, мистер Андерсон, — просиял мальчишка. — А ещё, кормящие самки морских котиков в поисках пищи держатся возле берега, тогда как самки тюленей уплывают на её поиски далеко в море. — Вполне достаточно, мистер Браун! — засмеялся Андерсон. — Я уже понял, что это совершенно разные существа. — Готов поспорить, как и китайцы с японцами, мистер Андерсон, — широко улыбнулся Браун. — Безусловно, — кивнул архитектор. — Вы всегда выпускаете тюленей на волю? — Если нет ран, — пояснил матрос. — А если есть? — Тогда всё зависит от того, насколько они опасны, — погрустнел Юдард. — Иногда они умирают прежде, чем мы поднимаем сеть на палубу, запутываясь так сильно, что сами себя душат. К сожалению, бывает и такое. — Печально это слышать, — Британец, поджав губы, перенял в одночасье сменившийся настрой Брауна. — Но, такова ведь жизнь? Верно, мистер Браун? — попытался подбодрить матроса Джон заученной шаблонной фразой. — Нет, мистер Андерсон. Жизнь совсем не такая. Такова Смерть, а Жизнь от неё очень сильно отличается. — Мне даже нечего вам возразить, — согласился он с мальчишкой, как оказалось, давно познавшим тяготы не только жизни, но и смерти, пусть и не человеческой. Хотя, кто мог знать наверняка? Да. Несомненно, этот парень однажды станет прекрасной заменой Оллфорду. Британец в этом больше не сомневался.       Забухтел двигатель, и «Гарпун», содрогнувшись всем корпусом, медленно тронул с места. Сумерки опустились над океаном, а грузный туман в тандеме с упавшей к вечеру температурой осел ледяной коркой, вторя изгибам металлической оболочки судна. Джон подумал, что за час пути поднявшийся Норд, верно, нагонит свинцовых туч, и за их тяжёлыми вьюнами рассмотреть Остров в непроглядной тьме вряд ли представится возможным. — И всё же, почему вы их отпускаете? — попытался Британец выяснить истинную природу добродетели островитян по отношению к морским обитателям. — Они не пригодны в пищу? — Вы когда-нибудь слышали историю о Шелки, мистер Андерсон? — Нет, никогда. Кто это? — заинтересовался Джон. — Эй, Англия? — высунулся из проёма, ведущего в трюм, растрёпанный ирландец. — У тебя там желудок ещё к позвоночнику не прилип? — Пойдёмте внутрь, мистер Браун? — предложил Джон уже заметно продрогшему Юдарду. — Я и правда что-то проголодался. — Мне ещё нужно сложить сеть, мистер Андерсон. Вы идите, отужинайте! — и юный матрос поспешил к подъёмному механизму. — Что это за история про Шелки? — поинтересовался у рыжебородого Андерсон, спускаясь в трюм и следуя за его широкой спиной. — Это тебе пацан напел про неё? — недовольно ответил вопросом на вопрос Уилан. — Да не успел — ты ж припёрся, — осмелел в общении с Аодханом Джон. — Слышь, Англия? — затормозил ирландец в проходе и, не привлекая лишнего внимания, прижал англичанина к перилам. — Ты мне смотри, пацана не обижай! Он — славный малый, ему ещё твоих педерастических штучек не хватало. — Уилан! — беззлобно, и всё же с легким напором оттолкнул рыжего в сторону Британец. — И намёка на это не было! Он хотел рассказать мне какую-то историю. Мы просто разговаривали. — Я тебя предупредил, — буркнул в ответ Аодхан. — Вот именно из-за подобной реакции на, казалось бы, обычные вещи, «такие, как я» предпочитают молчать о своих предпочтениях с «такими, как ты». Вы ж ничего, кроме ориентации потом не замечаете! — бросил в лицо ирландцу архитектор. — У меня с тобой распрей нет. Я за пацана волнуюсь! — гавкнул ирландец. — У муравья с ботинком тоже распрей нет, но результат их контакта всем известен, — холодно отозвался архитектор и хотел было пройти мимо, задевая широкую грудь Уилана плечом, когда тот резко схватил Андерсона за руку. — Пусти, — зашипел Британец. — Он обоих родителей потерял недавно, — уже спокойней сказал рыжебородый, ослабляя хватку. — Сейчас он слаб, беспомощен и готов принять любого, кто проявит к нему хоть каплю ласки. Я лишь прошу быть благоразумным, и следить за тем, что ты делаешь.       Андерсон громко выдохнул. Слова о смерти родителей Брауна мгновенно остудили его пыл и, прикусив губу, Джон кивнул, пойдя на мировую. — Он же ещё ребёнок, — надулся Джон. — За кого ты меня принимаешь? — Извини. Мир? — вопрошающе искривил рыжую бровь Уилан. — Мир, — согласился архитектор. — Я сам расскажу тебе эту историю. Ну, про Шелки. Заглядывай ко мне в бар на днях. — А где он находится, твой бар? — уже окончательно остыв, поинтересовался Андерсон. — На главной площади. Единственной! Не потеряешься, — хохотнул ирландец, будто бы перепалки между ними и не было. — «Левиафан» называется. Ты что, правда никогда не слыхал мифов о Шелки? — со скепсисом в голосе спросил Аодхан. — Нет, не слыхал, — признался Джон. — А не свистишь ли ты, что родом из Англии, а? Вся Великобритания знает эти легенды! — Видимо, я был слишком занят в детстве разборками родителей, что не до сказок мне было, — угрюмо отозвался Британец. — Ааа, дитя разведёнок. Всё с тобой ясно, Англия, — сухо бросил Аодхан и они, наконец, присоединились к столу, окутанному смогом и запахами жаренной рыбы.       После ужина в неполном составе команда поднялась на палубу. Молодой Юдард остался готовить трюм к завершению их плавания, а Адней Уэллингтон трудился над отчётом, который поутру должен был представить на рассмотрение отцу. Шкипер и мистер МакИвер в рубке держали под контролем управление кораблём, а остальные, кутаясь в свои куртки, да пряча головы под капюшонами, курили, потягивая парящий на морозе чай, умостившись на бочки в хвостовой части судна.       С заволоченного неба сыпал пушистый снег. Хлопья его, кружа как мотыльки, в свете путевого фонаря показались Джону тысячами звёзд, чьё чудесное сияние он давно успел позабыть, отчаянно силясь разглядеть те в засвеченном городскими огнями куполе родной Англии. Ветер давно утих, а туман рассеялся. В молчании попутчики слушали размеренный шелест волн, рассекаемых носом Торопыги-Гарпуна, а мир вокруг, казалось, спал самым глубоким сном — тихим, умиротворённым, блаженным. Архитектор прикрыл глаза, вслушиваясь, как в такт лёгким прыжкам судна вторит его сердце.       Каледония — именно так называли Шотландию римляне. Земля бурого вереска, лунных дорожек на безмятежной глади спящих озёр, земля гор и непроходимых лесов, водопадов и нависших туч, проливающихся слезами дождя. Суровая и дикая, зачарованная страна задумчивых туманов, озёрных чудовищ, русалок и драконов. Колыбель поэтов и писателей, легенд и преданий, где реальность переплетается с вымыслом. Земля кельтов, друидов, магов и бесстрашных рыцарей. Гордая и мистическая страна, где билось храброе сердце Уильяма Уоллеса, где скрывался в густых лесах смельчак Роб Рой и где волшебник Мерлин диктовал свои пророчества. — Добро пожаловать на Холхолм, мой друг, — шепнул на ухо Британцу старик Оллфорд, и перед распахнувшимися глазами вдруг вырос заснеженный Остров-Великан, с его крутыми откосами гигантских базальтовых скал, разделённых глубокими ущельями, с многочисленными фьордами и изрезанными берегами, с отложенными моренами до нескольких сотен метров в поперечнике, с корытообразными троговыми долинами, скалистыми ригелями и широкими плато.       Такая Шотландия — страна потомков Атлантиды — вдруг, неожиданно, в одно мгновение и навсегда, завладела вновь застучавшим в свои барабаны сердцем Андерсона.