Видящий

      Узкий, извилистый и глубоко врезавшийся в сушу залив, весь испещрённый скалистыми древовидными туннелями, вздымающимися прямо из воды, встретил «Гарпуна» небольшим деревянным пирсом, укреплённым тяжёлыми джутовыми канатами и пустившим свои ноги-сваи глубоко в морское дно. На верхушках срубов умостились светильники с закопчёнными стёклами, и по уникальному строению этих ламп Британец узнал в них те самые — керосиновые, давно вышедшие из обихода большинства населения планеты. У причальной стенки, возведённой из шпунта Ларсена, на карантине покоилось несколько судов, таких же побитых морской жизнью, как и сам рыболовецкий дрифтер, доставивший Андерсона и команду к заснеженным землям таинственного Острова.       Южный берег Холхолма представлял собой изогнутую полумесяцем площадку, огороженную естественными каменными стражами, сквозь расщелину которых далеко вперёд убегала горная тропа, скрывающаяся за перевалом. Невооружённым глазом можно было распознать, что она не только хожая, но и вполне себе разъездная. А у подножия причала команду уже встречали три автомобиля. Среди них Джон увидел и пикап, как тут же подумалось, наверняка принадлежащий сыну старого Оллфорда. Две другие машины больше походили на внедорожники, задранные в клиренсе многим больше, чем изначально предполагалось заводской сборкой, и с укреплёнными передними бамперами. Эти самодельные конструкции, кажущиеся на первый взгляд излишеством, говорили лишь об одном — дороги Холхолма были весьма труднопроходимы и абсолютно не приспособлены для малогабаритного транспорта, к коему привыкли городские жители, вроде самого Британца.       Под грядой высоких скал, упирающихся своими острыми верхушками в небо, расположились три миниатюрных домика. Крыши их надели шапки белого меха, а сами строения, словно укутавшись в мантии, набросили на плечи снежные шубы, погрузившись в зимнюю спячку. И только одно из них тускло поблёскивало тёплым огнём сквозь окна и пыхтело дымоходом, пуская в воздух облака пепельных барашков. Небо сыпало крупными хлопьями, а безветрие прибавляло пейзажу какой-то небывалой сказочности, невольно заставляя молодого архитектора погружаться всё глубже в эту картину первозданного мира.       Экипаж остался на борту, чтобы отбуксировать «Гарпун» на стоянку для разгрузки улова и привезённой из Несса утвари, а остальные сошли на берег. Под ногами хрустел выпавший снег, а деревянный помост глухо отбивал шаги прибывших путников.       Из прогретого домика показались трое мужчин, а минутой позже за ними вышли и две женщины. Откровенно говоря, Джон различил их только по осанке и особой мягкой поступи, ведь все пятеро одеты были примерно одинаково — грубые ботинки на ногах, не одна пара утеплённых штанов, длинные вязаные свитера, да необъятных размеров тулупы, точь-в-точь такие, в каком был Бен. Наблюдая за ними, Андерсон мгновенно почувствовал, как ноги пробрало холодом, хоть он и сменил брюки на плотные джинсы и облачился в термобельё. А короткий пуховик, обхвативший плотной резинкой талию, оставлял желать лучшего — как минимум, дополнительных сорока сантиметров в длину. — Бубенцы, бубенцы, бубенцы звенят… — насмехаясь, пропел мимо проходящий в своей длинной тёплой парке Аодхан, и архитектор впервые за время их знакомства захотел двинуть тому в морду со всего размаха.       С начала путешествия минуло пятнадцать дней. Третий, самый суровый месяц зимы наступал на пятки и всячески заявлял о своих законных правах. И, казалось бы, Холхолм, расположенный на Фарерско-Исландском пороге, лежащем, как известно, под теплым Северо-Атлантическим течением, должен был, как и его соседи, обладать мягким, умеренным климатом. Но северо-восточный сын Гольфстрима решил иначе. Мороз сковал не только моментально покрывшиеся багряным румянцем щёки, но и ткань дутой аляски, тут же захрустевшей вставшим колом материалом. — Февраль — самый свирепый месяц в году на Острове, — нагнал продрогшего Британца Оллфорд. — Переживёшь февраль — переживёшь и всё остальное. — Сделаю вид, что вы не предупреждали меня прикупить одежду потеплее, — криво улыбнулся Джон. — Не волнуйся. Подберём что-нибудь, — подбодрил его старик. — Выбирать тут особо не из чего, но и модничать не перед кем. Да ты и сам в этом уже убедился. — Уилан, вон, весьма прилично выглядит, — с завистью отозвался архитектор. — У ирландца пунктик на шмотках, — хохотнул Бен. — Вы в этом схожи. Молодые ещё — горазды деньги на ненужные тряпки спускать. — Мне стиль с детства прививали, — оправдывался Андерсон. — Мать — модельер-дизайнер. Негоже было «позорить» семейство, когда профессия родителя подразумевает, что чувство вкуса заложено в крови всего рода. — Что ж тут скажешь, — старик полез в карман за излюбленной трубкой. — У всех… — Свои недостатки, да, — рассмеялся Британец и поспешил объясниться на вскинутые в удивлении брови морского волка: — Люблю этот фильм, хоть и родился спустя тридцать лет после его выхода на экраны.       Аодхан подошёл к одной из встречающих, обнялся с ней и, махнув всем рукой на прощание, они скрылись за дверью натопленного дома. Джону показалось, что она была многим старше ирландца, и он решил уточнить у морского волка: — Что за женщина с Уиланом? — Повариха, — пояснил старик. — Работает на него, в баре. — Повариха встречает Босса на пристани? — удивился Андерсон. — Сейчас подъедут «холодильники» — будут разгружать купленный товар и делить улов, — пояснил Бен. — Она всегда отбирает лучшее для своей кухни, потому и завсегдатаев в «Левиафане» хоть отбавляй. Каждый знает, что Эмма Уилкинсон следит за качеством своих продуктов, а Аодхан — за качеством алкоголя — никому не доверяет закупку. — О, вот как? — Мистер Андерсон, — подошла к собеседникам дочь капитана. — Было очень приятно познакомиться. Надеюсь, вам понравится Холхолм. — Я в этом уверен, мисс, — заверил молодой архитектор.       Девушка направилась к поджидающей у одного из внедорожников женщине. — Это — миссис Маккелиайн, — кивнул старый Оллфорд в направлении дамы у машины. — Лилиан. Они с дочерью не виделись два года, пока та училась в Сторноуэй. — А, жена шкипера? — уточнил Британец. — Именно так, — подтвердил старик, запыхтев трубкой. — Они будут ждать мистера Маккелиайна пока идёт разгрузка? — Да. Автомобилей на всех не хватит, чтобы развезти по домам. Тот внедорожник, — показал он на припаркованную машину у домика, пускающего дым трубой, — принадлежит Уилану. Он заберёт Эмму и Юдарда. А семейство Маккелиайнов — Гоиридха и мистера Аднея. Мы же, а вот, кстати, и Джеймс идёт, подхватим Хамахону.       К попутчикам приближались двое. Хоть освещение на берегу и было скудным, света хватало — он отражался от земли, усыпанной белоснежным пухом. Архитектор быстро сориентировался кто из двух незнакомцев и был сыном дедушки Санты. Им оказался на вид столь же молодой, как и Британец, мужчина, хоть Джон и помнил, что Джеймсу почти сорок. Про себя Андерсон подумал, что по его личным наблюдениям организм словно застывает в промежутке между тридцатью и сорока годами. Джон разучился понимать сколько в действительности человеку лет, если возраст его был именно в этом диапазоне.       Он, вдруг, вспомнил отца и то, как, будучи ещё ребёнком, неожиданно осознал, что в свои сорок два мистер Андерсон стал совсем седой. Седой полностью, без единого тёмного волоска. Тот казался маленькому Джону глубоким старцем. А вот сам Британец в свои тридцать пять даже подумать страшился, что для кого-то из мальчишек мог выглядеть взрослым дядькой. Несмотря на то, что его вихрастая голова ещё не была тронута серебром, вполне могло статься, что даже в глазах юного Брауна архитектор представал стариком. И пока Британец размышлял над восприятием собственной старости и относительности возраста внешним проявлениям, за спиной появился здоровяк-маориец с огромным вещмешком на плече. — Готов? — спросил Оллфорд, похлопав полинезийца по плечу.       Хамахона только коротко кивнул, и все трое двинулись навстречу идущим мужчинам. — Отец, — обнял старика Джеймс. — Ну, как ты? Всё в порядке? — Лучше и быть не может, — с улыбкой ответил морской волк, передавая свой объёмный пакет в руки сына. — Джон, позволь представить тебе мистера Эррола Бойда — Смотрителя южного берега, и моего сына — Джеймса. Господа, это — мистер Джон Андерсон — новый Смотритель маяка. — Приятно познакомиться, — поприветствовал мужчин архитектор, в очередной раз ощутив себя не в своей тарелке от без спроса присвоенной ему профессии. — Милостивый Океан! — взмолился береговой Смотритель. — Наконец-то хозяин у циклопа появится, а то совсем разбушевалась никчёмная развалина! — Чего это Он вдруг развалина? — взбеленился Санта. — Да в нём полы суше, чем в твоей лачуге, чёртов ты полоумный старикан! — Полегче, господа! — захохотал Джеймс, готовый броситься разнимать двух ворчунов. — На Острове, конечно, многое в запустении, но уж никак не маяк, мистер Бойд, и уж никак не дом берегового Смотрителя, отец.       На этом разногласия были исчерпаны, и Бен быстро переключился на другую тему: — Джеймс, мистер Андерсон временно остановится в нашем доме, — утвердительно произнёс старик, но во взгляде его читался немой вопрос, адресованный сыну. — Он из Англии.       После этих слов, младший Оллфорд широко улыбнулся и завалил Джона множеством вопросов, пока они вместе шли по направлению к пикапу.       Джеймс Оллфорд оказался очень приветливым, открытым человеком. Он много улыбался какой-то особенной, несколько грустной улыбкой, часто опускал глаза. И можно было бы сказать, что делал он это из стеснения, но нет. На самом деле, нет. Что-то неведомое Андерсону заставляло этого человека уводить взгляд. Но, когда тот вновь обращал его к собеседнику, синие, почти васильковые озера искрились неприкрытой заинтересованностью беседой и вспыхивали целыми вселенными, жадные до всего неизведанного, не познанного, невиданного.       А невиданного, как выяснилось, для сына морского волка оказалось предостаточно. Джеймс был одним из немногих, кто ни разу в жизни не покидал родного Ноунфорда. Всё дело в том, что мужчина страдал особой разновидностью аутизма, повергавшей своего обладателя в небывалую панику, стоило только заговорить о перестановке, или о вылазке в гости в соседский дом и, не дай Бог, о переезде на новое место. Всё это для Оллфорда младшего было под строгим запретом, ибо вызывало нервные срывы таких масштабов, что катастрофические разрушения в Хиросиме и Нагасаки после атомной бомбардировки показались бы детскими шалостями в сравнении.       Теперь-то Джону стало ясно, от чего молодой Оллфорд не последовал в Англию за семьёй; от чего не мог быть Смотрителем. Хотя сам Джеймс и признался Андерсону, что маяк — одно из тех мест, где он может проводить время в разы дольше, чем где бы то ни было ещё. Кроме дома, конечно же. Несмотря на недуг, этот парень вовсе не казался Британцу ненормальным. Скорее — наоборот. Он был каким-то особенным — весьма привлекательным мужчиной с ребяческим блеском в глазах и с жаждой знаний, будто молодой аспирант научной кафедры. Разве что, речь его была немного заторможена. Он, словно будучи заикой, разучился заикаться, плавно растягивая некоторые гласные, что, в большей степени, походило на своеобразный акцент, нежели на дефект.       И при всей этой боязни нового, не укладывающегося в его внутренний мир, Джеймс питал невероятную слабость к приезжим. Чужестранцы становились для него путепроводом, соединяющим его собственный оазис со всей остальной планетой; отдушиной, что была способна вычеркнуть из сознания болезненные мысли и затмить большинство страхов. Хотя бы временно.       Пока попутчики укладывали вещи в кузов, к Бену подошёл Уэллингтон, и они отдалились ото всех на беседу. Позже Адней распрощался и в компании Эррола Бойда ушёл в дом. — Я приготовил хаггис, — гордо отозвался Джеймс, когда все расселись по местам. — Раз уж у нас гость, может пригласим и Паору на ужин? — Без возражений, — ответил старик, вопрошающе обернувшись к маорийцу. Они с Джоном расположились на заднем сиденье, Бен устроился на переднем — пассажирском, а младший Оллфорд был за рулём. — Почту за честь, — пробасил татуированный Хамахона, и Джон поймал в зеркале заднего вида сверкнувшего улыбкой Джеймса.       Предназначалась эта улыбка именно полинезийцу. Особая улыбка. Такую архитектор видел не раз, когда на очередном банкете в честь успешно завершённого проекта встречался глазами с Дэвидом, или на свадебных церемониях коллег, куда непременно приглашался верховный состав «BritishArchitect». Такую улыбку ни с чем не спутать. Она в считанные секунды выложит все твои самые сокровенные тайны на блюдечко и, если симпатия взаимна, заставит адресата тут же выложить свои.       Но за чернильными узорами, витиеватыми линиями и строгими геометрическими фигурами, покрывавшими лицо маорийца, эти тайны были скрыты за семью печатями.       «Показалось? Да, наверное, показалось. Точно показалось».       Машина тронулась с места и поползла на возвышенность по горной тропе. Выпавший снег был рыхлым, но пикап уверенно двигался по наезженной колее. Джеймс держал невысокие обороты, мотор равномерно рычал, убаюкивая пассажиров. Андерсон молча уставился за окно и, стараясь разглядеть погружённый в ночную спячку пейзаж, всматривался в скальный, изрезанный хребет. — По десятибалльной шкале, на сколько сильно рассержен Доил? — поинтересовался старый пират. — Не сильно. Я бы сказал баллов на пять, — усмехнулся Джеймс. — По началу он вообще не обратил внимания. Но, когда в конце ноября был найден первый труп, он насторожился. По нахождении второго, где-то в середине декабря, Уэллингтон уже выглядел испуганно. Тревогу забил буквально две недели назад, обнаружив третье тело. Он, конечно, пару дней свирепствовал, но я пообещал ему твоё скорое возвращение, и тот остыл вроде. Хоть и намеревался уже кого-то назначить на должность. — Я знал, что не стоит покидать Остров, — раздосадовано сказал Оллфорд. — Не лучшее было время. — Ты готовился к этой поездке три года, — попытался утешить его сын. — Кто ж знал, что обстоятельства повернутся таким образом? Ты говорил, за сорок восемь лет башня ни разу не давала сбоев. — И, будем надеяться, как только мы её починим, ещё столько же не будет давать. — Вторую неделю метёт не переставая. До снегопада мы ездили с Паорой на маяк, проведать. Все шестерни я смазал, механизм в порядке, но чан по шву прохудился. До нас там Уилан побывал, говорил, сцедил жидкость обратно. Но, когда мы приехали, вновь всё было залито. Что смогли — собрали. Я положил заплатку на место прорехи, но ртуть всё равно не перестаёт сочиться. Нужно снимать лампу, откачивать из чаши весь металл и варить по новой. — Я купил сварочный аппарат, — отозвался маориец. — Надо найти генератор, чтобы подключиться к нему и заварить на месте. Не везти же чан на лесопилку? — Дорогу, наверное, занесло за это время, — предположил Бен. — А завтра суббота — не найти никого, чтобы расчистить путь. — Одолжу грейдер у Босса — не проблема, — отрезал Хамахона. — Думаю, и генератор получится взять. Только за топливо придётся заплатить. — Это — меньшее из зол. В маячном фонде хватает средств. Примерно к обеду будем у тебя. У нас завтра встреча с мистером Уэллингтоном в одиннадцать, — обратился уже к Джону старик.       Британец кивнул, слушая разговор мужчин и невольно вспоминая слова Аодхана. Этот диалог только подтверждал Холхолмский догмат: «Либо Все, либо Все. Третьего не дано!» — Приезжайте сразу после аудиенции, — ответил Паора. — А мы сможем вчетвером снять лампу? — уточнил Джеймс. — Она ведь весит почти девятьсот фунтов. — Может договориться с Аодханом? — призадумался морской волк. — Десять рук, всё же, не восемь. — Рук, всё равно, будет восемь. Куда тебе в твоём возрасте френелевские лампы таскать? — возмутился Джеймс. — Согласен, — резонно буркнул Хамахона и, подразумевая разбор припасов и улова, добавил: — У Уилана и так будет насыщенный день. Только если перенести ремонт на воскресенье, а завтрашнему дню оставить расчистку дороги? — Похоже, это оптимальный вариант для всех, — согласился старик. — Главное, чтобы за уикенд мы не получили нового гостя с того света. Придётся поискать тару для слива ртути. Её там литров двести, не меньше. В доме Смотрителя вроде что-то подобное было — поглядим.       Автомобиль вскарабкался на перевал, и, несмотря на завладевшую вниманием архитектора беседу, Джон ждал этого момента с нетерпением. С той самой минуты, как «Гарпун» причалил к деревянному пирсу, всё, о чём всерьёз мог думать Британец, было: «Что же там, за этой горной грядой? Что прячут эти небывалой высоты стражи?»       А стражи скрывали невероятных размеров долину, на дне которой, далеко впереди, расположился небольшой городок, тускло поблёскивающий редкими огнями. С высоты базальтовых гигантов Ноунфорд лежал, как на ладони. Жаль только, что судно прибыло к берегам Острова так поздно, и всё, чего мог коснуться взгляд, погрузилось в глубокую темноту.       По левую руку тянулся обрывистый фьорд, постепенно сходя на нет где-то у северо-западной точки, оголяя островной край, омываемый атлантическими водами. Побережье было скалистыми и неприступными, а вдоль горной гряды вилась серпантином узкая трасса. Ни ограждений, ни фонарей, лишь извилистая нить тщательно вычищенного асфальта. Пикап Джеймса двинулся по ней, свернув с основной дороги. — Это — объездная, — пояснил старик. — Её проложили относительно недавно, в основном для большегрузов, транспортирующих лес и строительные материалы для будущей электростанции. Грузовики несколько раз застревали на узких улочках города, чиня множество неудобств. Ну и проживающим в северной части города подфартило заодно — теперь нет смысла ехать через весь город, если нужно попасть к причалу и обратно. — По правде говоря, я совершенно не ожидал встретить на Острове асфальт, — признался Андерсон. — Да и три машины за вечер — для меня уже слишком.       В салоне раздался громогласный хохот. — Отец, ты совсем запугал нашего нового Смотрителя? — сквозь смех проговорил Джеймс. — Он это умеет, — уже обращаясь к Британцу, добавил сын Оллфорда. — Ладно тебе, — улыбнулся Бен. — Все мы прекрасно знаем, что это единственная асфальтированная дорога. Будем надеяться, что на ней Уэллингтоны не остановятся, и, кто знает, возможно однажды такую же пустят и до маяка?       Вопрос этот, конечно, остался без ответа. Машина пошла плавно, без скачков и натуги. Андерсон тщетно всматривался в окно, и старый пират, обратив на это внимание, мягко сказал: — Джон, оставь эти попытки в такую темень. Ещё будет время насладиться видами Острова. Как только реанимируем башню. — Сил нет терпеть, так хочется всё увидеть! — с улыбкой отозвался архитектор, но, всё же, прекратил пялиться — дело это и вправду было бесполезным.       В дороге они провели не меньше часа. Британца в прогретом автомобиле совсем разморило, и к моменту, когда пикап въехал на узкую улочку с умостившимися рядком домами, Андерсон уже заметно клевал носом. Стрелки часов приближались к полуночи, но даже тот факт, что Джон проспал практически весь день, не спасал его от частых зевков и ощущения усталости во всём теле — катастрофическая нехватка кофеина изрядно сказывалась на пристрастившемся к дополнительной стимуляции организме.       Первое, что бросилось в глаза, когда попутчики вышли из машины — отсутствие гаражей в довольно плотном средоточии жилых домов. Вдоль длинной улицы по обе стороны тянулось множество одно- и двухэтажных домиков, но с первого взгляда можно было сказать, что мест для хранения автомобилей в них предусмотрено не было. А вот на обочине, вплоть до самого поворота, что круто уходил вправо примерно в шестистах ярдах от дома Оллфордов, Британец насчитал только три транспортных средства. Пикап Джеймса оказался четвёртым.       Ноунфорд предстал перед Андерсоном, уже свыкшимся с гранитной Шотландией, настоящим королевством профнастила. Как и его исландский сосед, Остров переодел свои дома в гофрированный металл не только из соображений защиты от ветра и частых осадков, но и в целях пожаробезопасности. Что, в общем-то, не удивительно — керосин тут составлял неотъемлемую часть жизни населения. У входных дверей были подвешены всё те же светильники, что прокладывали дорогу и путникам южного побережья. Многие из них ещё коптили, и в окнах этих домов теплился свет. Другие уже погрузились в царство снов, оставив узорчатые разводы внутри стеклянных колб. А вот основного, уличного освещения не было, хоть фонари и высились слепыми дозорными над проезжей частью.       Холхолмцы придерживались строгого стиля. Им были чужды помпезность, «позолоченные лилии» и прочие излишества неуемной человеческой гордыни. В отличие от цветастого жилья Рейкьявика, основу составляли светло-серые оттенки, почти белёсые, а многочисленность их разбавлялась цветом мокрого асфальта, или же вовсе смольным. Остроугольные крыши покрывала металлочерепица, подобранная в тон выкрашенных оцинкованных стен — собственных или соседских. А остекление занимало настолько скудные площади, что, казалось, в оконные рамы едва ли пролезет добротный кот.       Придомовые территории содержали минимум украшений и посадок, в размерах были скромными, но старательно вычищенными от снега. Дорожки, как на подбор, выложенные каменной кладкой, соблюдали строгое однообразие. И когда молодой архитектор сбил носком ботинка снежный накат под ногами, то увидел, что и основная трасса тоже покрыта брусчаткой.       То ли благодаря свежевыпавшему белоснежному покрывалу, укутавшему холхолмские земли, то ли исключительной чистоплотности местного населения, улочка выглядела, будто только что отстроенной — не тронутой ни стихиями, ни способностью крушить и ломать всё на своём пути, свойственной всякому человеческому существу. И пусть на первый взгляд дома казались чрезмерно лаконичными снаружи, Джон отчего-то был уверен, что они ориентированы исключительно на внутренний мир, как в архитектуре, так и в образе жизни островитян. Несомненно, в Ноунфорде жили «люди зимы» — приветливые, отзывчивые и гостеприимные. За исключением ирландского нациста, разумеется. Но, тут уж скорее Аодхан был белой вороной, нежели наоборот. Хотя поверх его вздорного характера уже наложились явные отголоски ноунфордских устоев, способных вскоре превратить этого несносного бунтаря в нормального человека.       Рядом с такими, особенными людьми всякий мог почувствовать, как продрогшее, вымороженное до костей тело ласково укрывают объёмным шерстяным пледом, усаживают подле горящего камина на тёплые шкуры и потчуют крепким чаем, окутывая заботой и незыблемым ощущением спокойствия. Жителям мегаполисов они показались бы нерасторопными и медлительными, а кому-то и вовсе ленными, но для вымотанного городской суетой Британца холхолмцы неожиданно открыли новый мир: никто не бежал сломя голову, расталкивая локтями соседей; никто не вдавливал ладони в клаксон, поливая матом подрезавшего на дороге невежду; никто не пытался перекричать звуки улицы в попытке донести до собеседника свою мысль; и как оказалось, никто в Ноунфорде не запирал дома на засовы.       Разыгравшееся воображение вмиг нарисовало картину внутреннего убранства Уиланского дома: уютную атмосферу и янтарный отблеск теплящихся дров в камине; отражение незамысловатых теней на стенах, зазывающих в первобытный танец огня, и одинокого путника, сбившегося с пути; любезно приютившего того Аодхона, и парящую чашку ароматного травяного напитка, принимаемого из рук рыжебородого. — Входи, дорогой друг, — приглашающе распахнул дверь Бен, затеплив фитиль у порога.       Джон смахнул наваждение, потерев уставшие глаза, и, войдя в скромное жилище, подумал: «Ну, нет. Не бывать этому. Никогда… Ирландца уже ничего не исправит!».       Одноэтажный домик Оллфордов приютил под своей крышей всего три жилые комнаты, одна из которых представляла собой совмещённую с кухней гостиную. Потолки нависали прямо над головами, и Джону, пусть никогда и не считавшему себя высоким, даже приходилось немного нагибаться под дверными проёмами. Они не были низкими, нет. Просто это давящее сверху ощущение строило козни, играя в обманчивые игры с разумом, привыкшим совершенно к другим условиям. Необычным оказалось и расположение окон. Размещены они были многим выше, чем стандартное остекление — не сказать, что под самым потолком, но из сидячего положения за окна уже было не взглянуть. А их совсем небольшие размеры и отсутствие света, приуменьшали и так ужатое со всех сторон пространство, делая его ещё более сжатым. Каменные стены покрывал слой кофейной краски, припорошенный в стыках и неровностях серой пылью, а вся мебель была сделана из древесины. И хоть внутри явно ощущалась нехватка руки хранительницы домашнего очага в лице почившей миссис Оллфорд, атмосфера стояла уютная.       Экономия дорогостоящего электричества компенсировалась энергосберегающими лампочками небольшой мощности. Потолочное освещение не включалось — его заменили настенными светильниками и торшерами, что придавало маленькой коморке двух холостяков дополнительного умиротворения.       Пока Джеймс накрывал на стол, Хамахона и морской волк умостились на диване, а Британец рассматривал старые фотографии, декорировавшие стены. Практически все они были черно-белыми, повидавшими жизнь. За рамочными стёклами то и дело встречались карточки, потерявшие края уголков, или деформированные трещинками на глянцевой бумаге, а то и вовсе неравномерно выгоревшие, пошедшие разводами. Только семейные фото — ничего лишнего.       Несмотря на отсутствие камина и печи, в доме было по-летнему тепло, и Джон, изрядно этому удивленный, поинтересовался системой отопления, а после услышанного ответа, поразился ещё больше. — Отопление у нас термальное, дружок, — ответил Бен. — Его подвели ещё в пятидесятых. — Термальное? — опешил Андерсон. — Разве для геотермальной энергетики не требуется большой тепловой поток? Ведь горные породы обладают низкой теплопроводимостью, а Холхолм — как одна большая горная гряда. — Всё верно, мой дорогой друг, — вновь чиркнул невидимой галочкой в чек-листе Джона Андерсона старый пират. — Только и средь гористой местности встречаются исключения. К примеру, зоны тектонических разломов и повышенной сейсмической активности, где энергия земных недр находит выход. — Сейсмической активности? — сузил жемчужные глаза архитектор. — Прошу вас, не говорите, что на Острове есть вулкан. — Нет. Вулкана нет, — ширя губы в оскале, проговорил Оллфорд. — Фух, — наигранно выдохнул архитектор, уже заподозривший неладное в этой ухмылке. — Их три, — подмигнул Бен. — Все они расположены на северно-восточном побережье: Тавиланайх, Дайланайх и Нав. Извержения и горячие источники выносят на поверхность огромное количество тепла. Нашим землям свойственны термические аномалии литосферы. Здесь тепловой поток, достигающий поверхности земли, может быть в разы и даже на порядки мощнее «обычного». — О, благодарю за предупреждение! — истерично хохотнул Британец. — Теперь, если свалюсь с постели посреди ночи, хотя бы буду знать, что это просто небольшое землетрясение. — Небольших у нас не бывает, — забасил Паора. — Тут, если уж трясёт — так на славу!       Островитяне залились громким хохотом, а вот Андерсону было уже не до смеха. — А если серьёзно? — распереживался Джон. — Землетрясения тут частые гости? — Да не слушай ты их! — отозвался Джеймс. — Последний раз шестибальное произошло, когда мне было восемь — Дайланайх попыхтел чуток, да на этом и успокоился. А если и чувствуются толчки, то они едва ощутимы и вполне себе краткосрочны. — Это утешает.       Ужинать они сели за полночь. Оказалось, что приготовление хаггиса в семье Оллфордов было своеобразной традицией, обязательной к выполнению, если кто-то из членов семьи возвращался домой с Материка. Сначала она укоренилась у молодой четы, а с кончиной Аннет перешла от отца к сыну. Джеймс, без преувеличения, отменно готовил национальное блюдо, соблюдая древний рецепт в мельчайших подробностях: пряный мясной пудинг варил исключительно из бараньих потрохов, заворачивая в очищенный желудок животного. Младшему Оллфорду были чужды современные веяния обленившихся шотландцев, заменяющих натуральную оболочку синтетической. Печень, легкие, сердце мелко рубил вместе с луком и нутряным жиром, смешивая с дробленой овсяной крупой и щедро приправляя смесь мускатным орехом, лимонным соком и шалфеем. А в вопросе приготовления бульона и вовсе был настоящим гурманом, добавляя в тот виски, которым блюдо пропитывалось во время варки. На гарнир всегда подавал два вида пюре — из репы и картофеля с особым соусом. И, конечно же, бутылка национального напитка тоже занимала своё почётное место на столе.       Несомненно, хаггис нельзя было назвать «красавчиком» или «королем элегантности». Внешне он напоминал круглую фаршированную колбасу внушительных размеров. Но попробовав это горячее, ароматное и сытное блюдо, даже недолюбливающий ливер Британец, признал: в мастерстве повара не было сомнений. — Знаешь, что некоторые американские туристы утверждают, что Haggis scoticus — реально существующий зверь? — спросил старый Оллфорд, наблюдая, как архитектор с упоением уплетает блюдо за обе щеки. — Шутите? — ухмыльнулся Андерсон. — Шутят шотландцы, когда во время празднования Ночи Бёрнса называют звуки волынки предсмертным писком хаггиса. А я говорю вполне серьёзно. Сочинённая специально для туристов байка, что зверьков до сих пор можно заметить на шотландских холмах, получила такое распространение, что несведущие путешественники подхватили её на ура. — Хотел бы я посмотреть на этих химер собственными глазами. — Ты про хаггиса или про американских туристов? — засмеялся Джеймс, и вся компания поддержала его взрывным хохотом.       Джону постелили в гостиной. Хамахона отправился домой пешком, взгромоздив свой огромный вещмешок на плечо. Как оказалось, проживал маориец всего в трёх домах от семейства Оллфордов. В третьем часу ночи Британец, наконец-таки, принял душ, о котором мечтал с самого момента выгрузки улова на «Гарпуне», а Бен с сыном отправились спать по своим комнатам ещё до того, как архитектор успел переодеться в домашнее. — Подниму тебя в девять, — напомнил старик о предстоящей встрече с Управляющим, притворяя за собой дверь в спальню. — Договорились, — ответил Андерсон.       Чистый, сытый и слегка подвыпивший Джон умостился на нешироком диване. Он сам отказался его раскладывать, вспоминая, как некомфортно чувствовал себя на пустой необъятной кровати «Попутчика». Спинка непоколебимой защитой упёрлась в лопатки, создавая иллюзию безопасности, и в полной темноте Британец стал вслушиваться в окружающую пустоту. Сказать, что его объяли странные ощущения — не сказать ничего. Подобного ему ещё не приходилось испытывать: за окном не гудел шум улиц, за стенами не плакал соседский ребёнок, а на уши давила первозданная тишина — такая, что можно было расслышать шелест собственных ресниц, открывая и закрывая глаза.       Он размышлял о том, как много сил было положено на достижение всего, чего уже успел достигнуть. О том, каким зависимым он был от мнения родителей в детстве и вплоть до окончания университета, а по поступлении в штат «BritishArchitect», сменил их влияние на воздействие со стороны Маггида. И ещё он думал, насколько тщетным в итоге всё оказалось. Каждодневная погоня за лучшими отметками в школе, поддержание безупречной репутации среди сокурсников, регулярное повышение квалификации и тренинги по специальности. Всё это так и не сделало его счастливым. Чёрная дыра его души всасывала весь свет, неспособный выбраться наружу, только увеличиваясь в своей массе, но ничего не давая взамен.       Лёжа в гостиной чужого дома, потеряв собственный, Джон, обернувшись на прошедшую жизнь, совершенно не чувствовал себя беспризорником. Всё, к чему успел привыкнуть молодой архитектор, предстало перед ним песочным узором. Всё нарисованное ранее, словно сдуваемое ветром, уносилось в неизвестность, сливаясь с миром и возвращаясь к своим истокам. И хоть ему всё ещё казалась нелепой сама мысль о попытке начать всё заново, он испытал чувство полнейшей уверенности в том, что назад уже никогда не вернётся. «Все мы сделаны из звёздной пыли», — подумал Андерсон. «Однажды мы растворимся и сольёмся со Вселенной. Так же, как когда-то оторвались от неё. Вернёмся туда, где нам и место».

***

— Бетти, дорогая! — широко раскинул руки в стороны Бен, демонстрируя всё своё обаяние, на которое только был способен. — Ты, как всегда, прекрасна словно полуденное солнце! — Старый ты ловелас, Оллфорд, — засмеялась совсем уже не юная секретарша, заправляя за ухо выбившиеся из тугой гульки пряди волос. — Ну, дай-ка посмотреть, кого ты нам привёл?       Бетти — старушка преклонного возраста, но весьма энергичная и шустрая, вскочила из-за стола и оценивающе осмотрела Андерсона с головы до ног. — Мясца маловато, — хмыкнула она и, сузив глаза в две тоненькие щелки, спросила, обращаясь к архитектору: — Совсем, что ли, не кормят? — Кормят, мадам, — отозвался Джон с улыбкой. — Но редко. — Так дело не пойдёт! — нахмурила она тонкие нарисованные брови. — Во-первых, какая я тебе мадам? Бетти. Просто, Бетти. А во-вторых, куда ж ты такой хиленький-то собрался? Да тебя ж первым порывом ветра в океан унесёт! — Не унесёт, — хохотнул старик. — Мы это с парнями уже проверили. Джон у нас только с виду щуплый.       Андерсону вдруг показалось, что он попал на сказочный рынок, где торгаш, притворившись хитрой лисой, пытается продать его злой ведьме, да не просто так, а в качестве главного ингредиента для супа. Он непроизвольно подобрался всем телом, чтобы хоть в росте прибавить, раз уж мускулатурой не вышел, но перехитрить опытную Бетти было не так-то просто. — Кости да кожа, — вздохнула седая секретарша. — Видать жизнь на Материке не так и хороша, раз такие задохлики оттуда приплывают. Садись! — грозно приказала она, ткнув пальцем в сторону дивана. — Мистер Уэллингтон назначил нам на одиннадцать, — вклинился Оллфорд в раздумья старой Бетти, всё ещё пристально изучающей Британца. — Да мне ли не знать, Бен, — не обращая на морского волка внимания, ответила секретарша. — Да только обождать вам, видать, придётся. Засиделись они на совещании с бригадой, что электростанцией занимается. Снова какие-то проблемы у них. Стройка встала в очередной раз. — Дела-а-а, — протянул старик. — Обождём, что ж поделать.       Джон, помалкивая, да всячески пытаясь раствориться в воздухе и ускользнуть от пристального взгляда Бетти, несмело осматривал приёмную «Его Величества». За годы практики Маггида им вместе с Андерсоном пришлось повидать немало кабинетов высокопоставленных министров, верховных судей и прочей административной английской элиты, включая и так называемые «чистилища» помощниц руководителей, вычурность оформлений которых зашкаливала и превышала все допустимые нормы. И, казалось бы, что мешало правой руке «Владыки» маленького автономного государства под названием Ноунфорд воспользоваться уже устоявшимися догматами себе подобных? Но, видимо, что-то мешало, ибо старушка Бетти явно ими пренебрегла, и, как выяснилось позже, мистер Уэллингтон Доил-младший тоже, предпочтя алчности практичность и экономию. Нет, конечно, эта скромная, уютная комнатка была далека от прокуренного и пропитавшегося рыбным запахом трюма «Гарпуна», но, всё же, золотых унитазов по углам не стояло и оконные рамы не были выполнены из платины.       На скромных размеров столе Бетти располагался древний монитор компьютера с синим защитным экраном. Такие архитектор видел последний раз только в американских фильмах 90-х годов. Но самое удивительное было то, что на рабочем месте отсутствовал телефонный аппарат. Хоть какой-нибудь, любой бы сгодился. И Джону уже давно чудилось, что жители Холхолма нарочно ограждаются от остального мира, в надежде сохранить свой оазис нетронутым веяниями индустриализации. Когда-то и в его собственном сознании рождались подобные мысли — переехать в уединённое место, не обременённое городской суетой, обустроиться в небольшом домике под холмом с видом на озеро и с отсутствием соседей на многие мили вокруг. Но страх, вне сомнения, всегда выходил победителем в этой заведомо обречённой на поражение войне между мечтаниями и реальностью.       Двухместный диван, на который Андерсону было велено приземлиться и ожидать назначенной встречи, повидал многое за свою жизнь. Это было очевидно, судя по его растрескавшимся подлокотникам и обвисшей шарпеевыми складками спинке. А стена напротив — с дверным проёмом, ведущим в кабинет Управляющего, — была сплошь забита антресолями потрёпанных временем книг, некоторые переплёты которых произвели на Британца весьма внушительное впечатление. На вид, кожаные обложки выглядели настолько старинными, что, казалось бы, тронь одну подушечкой пальца и вмиг попадёшь в параллельный мир, оказавшись в прошлом несколькими веками ранее. — Многие сделаны из акульей кожи, — взмахнула ресничками Бетти, заставляя Британца вернуться в реальность. — Насколько они древние? — уточнил архитектор. — Самая ранняя датируется 1751 годом, — гордо отозвалась секретарша. — Здесь, в основном, история семьи Уэллингтонов и всё, что связано с Холхолмом с того момента, когда Остров перешёл в их владения. — Внушительная коллекция частной жизни, — искренне восхитился Джон. Он тут же подумал о том, что, если собрать всех немногочисленных родственников семьи Андерсон, что он знает, и заставить их написать хотя бы по одной автобиографии, вряд ли их семейный архив составит и половину одной полки, средь множества тех, что занимала библиотека рода Уэллингтонов. — Но разве Уэллингтоны стали владельцами Острова не в 1884-м? — Именно так, мой дорогой друг, — подтвердил Оллфорд. — Но пост Управляющих данными землями они занимали с 1730-х годов. А в 1884 уже были достигнуты договорённости перехода Холхолма в частные руки. Этой семье есть, чем гордиться. Одно только то, что Ноунфорд покинуло лишь шесть человек за последние четыреста лет, говорит о многом. — И вправду, — подтвердила седовласая Бетти. — Ни за что бы не уехала! Да и не я одна. — И такие летописи тоже ведутся? — удивился Андерсон. — От чего же им не вестись, дружок? — хохотнул Бен. — На Острове всё значимо. — Позвольте, я чаем вас угощу? — встрепенулась секретарша. — Я ж только за минуту до вашего прибытия заварила свеженького. — С превеликим удовольствием, дорогая! — широко улыбнулся старый волк. — Джон, ты непременно должен попробовать чай от Бетти. Он великолепен! — заключил пират, а Британец, наблюдая за тем, как этот престарелый Ромео обхаживает не менее престарелую Джульетту, только смущённо потупил взгляд и непроизвольно потянул краешки губ кверху, в очередной раз убеждаясь в истине всем известного утверждения: «Любви все возрасты покорны!», сам не особо веруя в существование этой силы.       Травяной напиток Бетти оказался на редкость пряным и на удивление — кто бы мог подумать? — острым. По словам самой хозяйки: «Нежелательный в рабочее время виски в суровых северных краях следует заменять перчённым чаем, чтобы поддерживать кровоснабжение и правильный теплообмен в организме». Архитектор же, не привыкший к подобного рода питью, был несказанно рад тому, что ему досталась чашечка для эспрессо — ровно столько, сколь смог осилить неприспособленный к холхолмским обычаям организм. Оллфорд же, осушив тару весьма внушительных размеров, с нескрываемой жаждой получить добавку протянул в момент опустевшую чашу в старушечьи руки. А когда и вторая порция была выпита, а кружка вновь вопрошающе потянулась за добавкой, Джон не на шутку засомневался в адекватности сознания морского волка. И в тот момент, когда парню уже всерьёз стало интересно, сколько обжигающего напитка может быть выпито Беном, дверь в библиотечной стене отворилась, и в проёме показалось несколько человек, пожимающих на выходе друг другу руки. Все они были одеты в строительные утеплённые робы. Все, кроме одного. Потому, распознать среди них мистера Уэллингтона Доила-младшего для Андерсона не составило труда. Человек он был мужественный, обладал аристократическими чертами. Суровые, как грозовое небо глаза смотрели точно в цель, а на лице читалось тонкое выражение превосходства. На первый взгляд мужчине было чуть больше шестидесяти лет, хоть утверждать это наверняка оказалось бы весьма затруднительно из-за его вышколенной осанки. Одет он был в тщательно выглаженный костюм цвета мокрого асфальта. Широкий же узел галстука был прекрасно подобранный в тон пуговицам. Доил держался в дверном проёме словно король, и Джон, до этого устроившийся в удобной расслабленной позе, инстинктивно выпрямился, глядя на стать подобного рода. — Прошу простить за ожидание, господа, — немного осипшим голосом извинился Уэллингтон. — Входите.       Оллфорд поблагодарил секретаршу за чай, а архитектор, занервничавший по непонятным причинам, поправил исландскую лапопейсу у горловины и проследовал за Доилом в его кабинет. Но не успел Британец сделать и нескольких шагов, как тут же был сбит с толку разместившимся над большим столом из красного дерева портретом. По обыкновению, чиновники и административные служащие, коих Андерсону приходилось встречать, обычно увековечивали над собственными головами лик Королевы или президентов, монархов и прочих власть предержащих. Но мистер Уэллингтон и в этом превзошел своих «конкурентов». За его спиной красовался огромный портрет руки неизвестного Джону художника с изображением огромного чёрного ньюфаундленда с белой ласточкой на груди. Сам же натурщик возлежал подле разожжённого камина, лениво обгладывая здоровенную кость и, не выказывая особого интереса, поглядывал на вновь прибывших гостей своего хозяина. — Прошу вас, мистер Андерсон, — указал на кресло против себя Доил-младший. — Не беспокойтесь. Мисс Полард изволили позавтракать, а во время трапезы, как вы можете наблюдать, она весьма молчалива и необщительна. Так что у нас в запасе есть минимум полчаса на спокойную беседу, а дальше уж как Её Высочество изволит.       Уэллингтон и старый пират хохотнули в унисон. — Приятного аппетита, мисс Полард, — не забыв о хороших манерах, пожелал Джон груде шерсти, а та в ответ лишь усердней вгрызлась в культю. — Что ж, господа. Если вы позволите, я бы хотел этим чудесным субботним утром, — Уэллингтон бросил взгляд на наручные часы и тут же поправился, — ах да, уже день. Значит, этим чудесным субботним днём мне отчаянно хотелось бы вернуться домой пораньше. Перейдём к делу, коль все готовы?       Управляющий взял театральную паузу и, получив в ответ два уверенных кивка, продолжил: — Сегодня я выслушал доклад сына — мистера Аднея, — уточнил он из вежливости к Британцу, что в силу скоротечности знакомства мог позабыть о родстве присутствовавшего на борту англичанина с отменным маникюром и сидящего перед ним Уэллингтона. — Правильно ли я понял, мистер Оллфорд? Теперь Мистер Андерсон наш новый Смотритель маяка? — При всём уважении, мистер Уэллингтон, — отвечал старик. — Впервые за годы нашего знакомства, я предпочёл заранее не раскрывать всех карт касательно истинных намерений мистера Андерсона в пребывании на Острове, а доложить вам об этом лично, коль позволите? — Что ж, — хмыкнул Доил. — Я внимательно вас слушаю. — Видите ли, сэр. Мистер Андерсон ещё не уверен в своих стремлениях. Край наш суров и непредсказуем, да и ранее Джону не приходилось работать в столь неблагоприятных условиях. Потому, мы просим у вашей милости предоставить месяц испытательного срока, дабы мистер Андерсон мог принять для себя окончательное решение. Этого времени будет вполне достаточно для того, чтобы молодой человек свыкся с новым бытом и познакомился поближе со своим «подопечным», да и с жизнью на Холхолме в целом. Я же — временно возьму на себя обязанности и Смотрителя и паромщика. — Хм… — задумчиво почесал гладковыбритый подбородок Доил. — Вот, что я могу предложить вам, мистер Андерсон: в силу успешно пройденного вами испытания на борту «Попутчика», о коем мой сын уже успел рассказать, а также тех обстоятельств, что за вас просит сам мистер Оллфорд, я готов предоставить вам месяц на размышления. Без оплаты, разумеется. — Меня совершенно устраивают ваши условия, мистер Уэллингтон, — отозвался архитектор. — Это не всё, — отрезал Управляющий. — Признаться честно, я бы не хотел, чтобы впредь за маяком присматривал холостяк, но похоже наш паромщик не оставил мне выбора. Я жду вас в своём кабинете во вторник четвёртой недели с решением. И коль оно будет не в пользу Острова, попрошу вас покинуть его на следующий же день вместе с отходящим в Несс транспортом.       Андерсон коротко кивнул, принимая условия. — Но коли решение ваше будет положительным, — продолжал Доил-младший. — Я выплачу вам месячное жалование в размере 3000 фунтов вне зависимости от того, сколько времени вы провели на маяке и какую работу выполнили, а после, мы обговорим детали нашего дальнейшего сотрудничества. Такая перспектива вас устроит, мистер Андерсон? — Благодарю Вас, мистер Уэллингтон. Это щедрое предложение с вашей стороны, — согласился Джон. — Что же касается вас, мистер Оллфорд. Вы знаете, мой друг, что мне требуется от маяка. Денно и нощно вы там находитесь или же месяцами отсутствуете — не моё дело, ей Богу. Только, прошу, верните свет! У меня и так забот хватает с этой электростанцией, так ещё и ваш Циклоп подкидывает дровишек в топку. — Тела уже кремировали? — совершенно уравновешенным тоном поинтересовался Бен. — Слишком мало времени прошло. Мы ещё надеемся, что кто-то объявится в поисках пропавших. Человек из службы столичной полиции просил не уничтожать их в течении полугода, потому трупы разместили в больничном морге.       Разговор этот Британец слушал вполуха, всячески отказываясь примерять на себя роль нового Смотрителя маяка, ведь он приехал только взглянуть на Светило. Ну, может быть, сделать пару набросков в придачу. Архитектор заинтересованно поглядывал на чертежи ветряной электростанции, что занимали практически весь стол Управляющего. Вверх тормашками сложно было сопоставить схемы и рисунки, тем более, если взять во внимание, что Андерсону ранее не приходилось работать над подобными проектами. — Я понимаю, что зря питаю надежды, мистер Уэллингтон, — продолжал старик, — но, всё же, не могу не спросить: вы уверены, что среди них не было мистера Элфи Бакера? Вода превращает мёртвое тело в нечто невообразимое. Возможно ли, что его попросту не смогли опознать? — Исключено, мой друг, — грустно отозвался Доил-младший. — Но коль вам будет угодно, я препятствовать очередному осмотру не стану. Вы можете сами в этом убедиться, только договоритесь о визите с доктором Сиберт. — Непременно, сэр. — Более задерживать вас не смею, — впервые за время беседы коротко улыбнулся мистер Уэллингтон и поднялся со своего места. Старый пират и Джон последовали его примеру, через стол пожали руки Управляющему и направились к выходу. — Благодарю за гостеприимство, мистер Уэллингтон, — отозвался Британец в проходе. — Чувствуйте себя как дома, мистер Андерсон, но не забывайте, что вы в гостях. Ах да… — словно вспомнив нечто очень важное, проговорил Уэллингтон, — …мистер Оллфорд, задержитесь на минуту.       Бен коротко кивнул Британцу в немой просьбе подождать в машине, передавая ключи от пикапа. Джон, конечно же, оценил ситуацию верно — у Доила были вопросы касательно его личности, которые тот постеснялся задать в присутствии самого Андерсона. Парень не считал этот жест чем-то зазорным или неприятным, вспомнив об упомянутой ориентации на борту «Гарпуна». Вне сомнений, Адней не упустил возможности сообщить отцу и об этом. Но то, что Уэллингтон старший всё же дал шанс молодому архитектору занять должность Смотрителя маяка — говорило о многом.       Попрощавшись с Бетти, Британец покинул резиденцию Управляющего, что, к слову говоря, с виду на резиденцию не особо-то и тянула. Двухэтажный дом ничем не выделялся на фоне остальных, укрытых профнастилом зданий. Разве что, окна в нём были обычных, нормальных размеров, да у придомовой территории разбили скромную зону для отдыха. У входа на флагштоке разместился небольшой национальный флаг — единственное свидетельство административного назначения этого жилища. А вот второй, чуть меньшего размера, молодому архитектору был не знаком. На двуцветном полотне из темно- и светло-синего расположились два силуэта серых китов, «играющих в салки» — что-то схожее с символом инь и ян, только из огромных млекопитающих вместо черно-белых «запятых». Не трудно было догадаться, что изображение несло бремя местного герба. И Джон на минуту задумался над тем, как было бы здорово увидеть настоящего кита. Не на картинках и не на экране телевизора, а вот этими самыми глазами, что смотрели на колышущийся флаг.       Поплотнее затянув шарф, Андерсон прыгнул в машину и, включив зажигание, максимально открыл шторки печи на приборной панели, пытаясь согреть вмиг закоченевшие на морозе руки. Подсевшего на кофеин архитектора занимали мысли о большом стакане терпкого напитка, коего (к величайшему сожалению) в доме Оллфордов не оказалось. Отсутствие утренней дозы бодрящей жидкости стало настоящим разочарованием для Джона, а заодно и серьёзным поводом для размышлений над тем, насколько зависимым в последнее время он стал не только от людей, но и от плодов их производства.       Сквозь запотевшие стёкла из-за разницы в температурах за пределами салона и внутри, Британец наблюдал за идущей мелкой рябью водой в искусственно вырытом озере неподалёку от резиденции. Место это некстати напомнило о всячески возвращающихся воспоминаниях прошлого. Много лет архитектор силился избавиться от них, удивляясь какими въедливыми порой бывают размышления об утраченном. Но те приходили снова и снова, не желая быть забытыми.

***

— Бог мой, — спросонья проворчал Джон, почувствовав, как в комнату просачиваются ароматы еды. — Мне кажется или ты и вправду приготовил пасту карбонара? — Ты ведь знаешь, моя любовь к итальянской кухне слишком велика, чтобы позволить себе такое кощунство, как собственная готовка, — улыбнулся Дэвид. — Я заказал еду в ресторане. Просыпайся, лежебока. — Который час? — не в силах разомкнуть глаз, спросил архитектор. — Время ужинать, — коротко бросил Маггид, чмокнув Британца в лоб. — Умывайся. Жду тебя внизу.       Их арендованный охотничий домик на берегу озера стал настоящим спасением для погрязшего в рабочую рутину Андерсона. Удивительно, как тонко юрисконсульт «BritishArchitect» смог уловить эту навалившуюся на молодого архитектора усталость и, плюнув на все дела, заставил того взять недельный отгул.       Милтон Кинс был выбран для их поездки не случайно. — Что может послужить лучшей мотивацией в застопорившемся проекте, чем город, отстроенный каких-то пятьдесят лет назад? — спросил Дэвид. — Я думал мы едем отдыхать? — насупился архитектор. — Однозначно отдыхать, — улыбнулся Маггид. — Но любой отдых должен проходить с пользой. Кто знает, может Xscape произведёт на тебя такое впечатление, что ты, наконец, сможешь сдвинуться с мёртвой точки в истборнском проекте? — Нет у меня никакой точки в истборнском проекте, — обижено отозвался Андерсон. — Единственный мёртвый груз там — их инженер. И где только им удалось найти такого непроходимого болвана? Совершенно не могу найти с ним общий язык. Да и вообще, весьма сомнительно подпитывать истощённый организм развлекательными центрами. — Милтон Кинс построен в местности с замечательными пейзажами. Долгое время городское лесничество высаживало там деревья, есть несколько озёр и каналов, а его равноудалённость от Лондона, Бирмингема, Оксфорда и Кембриджа сделала его полноправным региональным центром. — О, как романтично, — съязвил Джон. — Деревья, озёра и густонаселённые города в округе — не спрятаться, не скрыться. — С каких пор ты взращиваешь в себе отшельнические мотивы? — искренне удивился юрисконсульт. — Мне просто хочется провести эту неделю подальше от галдящих толп и всех этих «радостей» вроде супермаркетов, развлекательных центров и шумных пабов. — Как скажешь, Джон. Как скажешь.       Конечно же, это «как скажешь» оказалось вовсе не тем «как скажешь», на которое рассчитывал Британец. Очередная уловка Маггида, чтобы заставить Андерсона замолчать, сработала «на ура», и Дэвид всё же потащил молодого архитектора осматривать город в первый же день.       Возникновение и первоначальное развитие Милтон Кинс диктовалось прямой необходимостью разгрузить перенаселенный Лондон, и он был своего рода «спальным районом» британской столицы. Затем туда стали перемещаться и лондонские компании, для которых новый город был интересен относительно низкой стоимостью офисных площадей и действительно очень привлекательным месторасположением. После трех десятилетий бурного и успешного экономического роста Милтон Кинс стал крупным городом с населением около 216 000 человек и продолжал развиваться, причем быстрее, чем любой другой город в Британии. Он был удобен для жизни и создан с заботой об окружающей среде. Здесь ритм современного делового города с футуристическими стеклянными комплексами в центре соединялся с великолепными возможностями для отдыха и практически деревенским стилем жизни. Система городских дорог была основана на североамериканской модели развязок, благодаря чему весь Милтон Кинс можно было пересечь на машине всего за 15-20 минут, а у половины местных жителей расстояние от дома до работы не превышало и трёх миль. Город состоял из нескольких «квадратов». В каждом из них разместилась своя уютная деревня, окруженная лесопарковой зоной. Вообще, парки здесь были одним из главных ландшафтных элементов. Можно было даже сказать, что сам город фактически был встроен в парк. Все большие магазины выносились в центр города, а местные центры, такие как поликлиники, школы, культурные и спортивные организации размещались близко к пересечению главных пешеходных артерий и городских дорог. Прекрасно спроектированная сеть пешеходных и велосипедных дорожек позволяла проехать весь город от одного края до другого, ни разу не пересекаясь с потоком машин. Неудивительно, что велосипед здесь был излюбленным средством передвижения даже зимой — температура тут редко опускалась ниже нуля. А ещё на дорожках можно было встретить любителей верховой езды — им тоже хватало места, где разгуляться.       Милтон Кинс был построен полностью по заранее подготовленному плану. В нём не было исторически сложившегося городского ядра, типичного для английских городов. Это место тут занял включённый в Книгу рекордов Гиннесса самый длинный торговый центр в Европе, протяжённостью в три мили. И в то же время, в состав города входили деревушки, берущие своё начало с четвёртого века нашей эры. Поговаривали, что их существование застали даже римляне. — Так-так… Карбонара, карпаччо и …? — приподнял бутылку вина, чтобы прочесть этикетку Андерсон, — неужто Ахашени? — И не дай Бог ему оказаться подделкой, — проворчал Дэвид, — ты себе представить не можешь, каких трудов мне стоило разыскать грузинское вино. — Но как тебе удалось? — изумлённо посмотрел на любовника архитектор. — Пришлось поднять некоторые связи, — наигранно заплясал бровями Маггид, — вышел на старого знакомого — у того есть родня в правительстве страны. Потом пообщался с президентом Грузии… — Не заливай! — рассмеялся Андерсон. — До сих пор удивляюсь, как ты можешь пить эту дешёвую отраву? — Мне нравится, — улыбнулся Джон, — а если ты ещё и скажешь, что прикупил к этой малышке «бри», то у меня не останется выбора, как тут же отдаться тебе на этом столе. — В таком случае, ты смело можешь раздеваться, — лукаво ответил Дэвид, распахивая дверцы холодильника и извлекая из того небольшую коробочку сыра.       Британец играючи взгромоздился на стол, вмиг стянув с себя толстовку. — Слезай, — непроницаемым голосом отозвался юрисконсульт. — Сначала ужин. — А может нарушим традицию хотя бы разок? — поджал губы Андерсон. — Традиции на то и традиции, чтобы оставаться нерушимыми. — Значит, после ужина? — Как пойдёт, — столь же холодно отозвался Маггид. — Ладно, — согласился архитектор. — Нельзя быть таким зависимым от секса, Джон, — улыбнулся Дэвид, заканчивая сервировку стола. — А быть таким строгим во всём можно? Неужели тебе никогда не хотелось нарушить своих планов, традиций или как ты там их называешь? Сделать что-то спонтанно и непредсказуемо? — Я сделал, — не вдаваясь в подробности, отозвался мужчина, но разглядев немой вопрос в глазах Британца, пояснил: — На эту неделю у меня были планы заняться делом по отказу «BritishArchitect» компенсировать затраты на благоустройство территорий вокруг здания Financial Garden, но я, как видишь, провожу её здесь, с тобой. — Я не об этом… — запнулся Андерсон, — …хотя, наверно да, об этом. — Вот видишь, — приглашая Джона присоединиться к столу, указал на стул Маггид.       За ужином они вели отвлечённую беседу на тему внутреннего убранства дома. Не сказать, что Андерсона привлекали все эти подвешенные на срубы головы убитых животных и расставленные повсюду чучела. Но ему казалось, что однажды он должен был побывать в таком месте, хотя бы раз в жизни, чтобы разобраться в собственном отношении к дизайну подобного плана. Да, определённо, мёртвые животные не были его стихией. С экрана телевизора стилизованные охотничьи домики выглядели вполне лаконично, но на деле оказались немного пугающими и неприятными. Благо, «трупы» располагались лишь в гостиной.       Вечер мужчины провели в библиотеке, каждый занимаясь своим делом. Маггид долго читал, попивая вино, а Джон занял себя искусством. Он рисовал несколько часов, в ожидании, когда любовник обратит на него внимание и предложит пойти в постель. Так бывало часто, и Милтон Кинс не стал исключением. Лишь спальня — одна на двоих — была единственным нарушением укоренившихся принципов немолодого юрисконсульта. Но для Британца даже мысль о возможном совместном пробуждении уже была чем-то невообразимым, и Джон не уставал внутренне благодарить Дэвида за этот шанс. — Хочешь присоединиться ко мне в душе? — не рассчитывая на положительный ответ, спросил Джон. — Нет, — отозвался Маггид. — Ты знаешь, что я чувствую себя некомфортно в душных помещениях. Тем более, если их приходится с кем-то делить. — Я просто спросил, — улыбнулся Андерсон, давно смирившись и с этими правилами. — Я быстро.       Когда Андерсон вышел из ванной, Дэвид уже был в постели. Британец часто испытывал неловкость, если приходилось брать инициативу на себя, но не от того, что играл в этих отношениях второстепенную роль, а потому, что для его любовника секс никогда не был на первом месте. Не был он и на втором, и на третьем тоже не был. Казалось, его могло не быть в принципе. Маггида вполне устраивало банальное пребывание партнёра рядом: просто вместе отдохнуть, просто проехать по магазинам, просто поговорить, просто завершить очередной совместный проект. — Эй, Дэйв. Ты спишь? — тихо спросил архитектор, примостившись рядом. — Сколько можно повторять, Джон? — столь же тихо отозвался Маггид, — Дэвид. Никаких Дэйвов. У меня есть полное имя. — Слава Богу, что родители не назвали меня Антонио или как-то ещё, — усмехнулся Британец, — представляю, если бы ты называл меня Антонио… Вот смеху-то было бы. — Ты же не итальянец, чтобы тебя так назвали, — вполне серьёзно отозвался лежащий спиной Маггид. — Если бы ты повернулся ко мне лицом, я бы мог продемонстрировать всю свою итальянскую страсть, что бурлит в моих венах сейчас. — А знаешь? — обернувшись вполоборота, начал мужчина, почувствовав, как в спину ему упирается член любовника, — …думаю, сегодня я готов поступиться ещё одной традицией. — Правда? И какой же? — поцеловав мочку его уха, спросил Джон. — Да такой вот!       Ухватившись рукой за ягодицы Андерсона, Дэвид притянул парня ближе к себе, так что орган любовника сильно упёрся в ложбинку Маггида. Дэвид редко позволял это Андерсону, но строгого табу неравенства в их отношениях никогда не было. Да, вне сомнений, лидером тут часто выступал юрисконсульт, но порой неведомые силы словно подсказывали ему «приспустить поводок» во избежание очередного взрыва со стороны молодого архитектора. И каждый раз Британец вёлся на эту уловку, укореняя внутреннюю веру в их непоколебимое равноправие. — Ты правда этого хочешь? — искренне поинтересовался Джон, ощутив, как усилилась от возбуждения пульсация. — Я бы не предложил, если бы не хотел, — как всегда, честно ответил любовник. — Хорошо, — улыбнулся Андерсон, впившись в мочку зубами и утопая в наслаждении. ——— — Это была великолепная неделя, — тихо проговорил Британец, усаживаясь на заднее сиденье такси, где уже ожидал Дэвид. — Только, в следующий раз, давай подберём менее «кричащее» жилище? — Я не против, — улыбнулся Маггид, — все эти головы… — Да, — поддержал Андерсон. — Головы были лишними.       В пути они молчали. Юрисконсульт долго просматривал почту с экрана мобильного телефона, а молодой архитектор грезил незыблемыми переменами, которые (по его мнению) вот-вот должны были наступить в этих застопорившихся на одном месте отношениях. «Увидимся завтра в офисе…», — эхом отозвалось разочарование, настигнувшее Джона и сопровождаемое глухим хлопком автомобильной двери, возвращая архитектора на холодные земли Ноунфорда. — Нужно поскорее разобраться с протечкой ртути, мой друг, — сказал Оллфорд, садясь в пикап, одолженный Джеймсом отцу на выходные. — Новые трупы на совести нам ни к чему. Верно, парень? — Значит, едем за Хамахоной? — поинтересовался Джон. — Тебе уже приходилось наблюдать за маорийцем, оседлавшим грейдер? — загромыхал Сантой старый пират. — Чем дольше я общаюсь с вами, Бен, тем больше мне кажется, что я вообще в этой жизни ничего не видел. Мы не могли бы заскочить по пути в какое-нибудь кафе? Страшно хочется кофе. — От чего же не могли бы? — сверкнул улыбкой Бен. — Отвезу тебя в одно дивное местечко.       Магазинчик «Травы Льялл» располагался в центральной части города, недалеко от главной площади. Минуя ту, морской волк показал Британцу и местонахождение знаменитого в городе «Левиафана», закрытого на переучёт, но обещающего вновь распахнуть свои двери уже к шести часам после полудня.       Джон же для себя отметил и наличие на площади небольшого кинотеатра, двух аптек, нескольких пекарен и, на удивление, довольно большое средоточие магазинчиков с одеждой и различной утварью. Тут можно было встретить и комиссионные магазины, и специализированные — в большинстве своём рассчитанные на заводских работяг, где можно было купить необходимые для рыбалки снасти и другое снаряжение. Каждая попадавшаяся на пути лавчонка занималась отведённой только ей частью товаров. Приходилось изрядно попотеть, заглядывая то в одну дверь, то в другую, чтобы пополнить запасы всеми необходимыми продуктами. Молоко можно было купить только у молочника, мясо — у мясника, рыбу — на рынке морепродуктов, крупы — в бакалее, табак — в табачной лавке, а вот чай и кофе — в «Травах Льялл». Никаких супермаркетов с ломящими полками и многомильными коридорами, заставленными тележками. Только индивидуальный подход и только индивидуальный вид продукции.       Льялл Кинкейд — миловидная девушка средних лет, ухватилась за нового, в момент заинтересовавшегося в её продукции покупателя обеими руками, увлекая Джона в не останавливающийся поток хвалебных воспеваний каждому представленному в её лавке виду «травок». Её голос лился чарующим потоком, завораживая Андерсона и, в конце концов, помимо свежесваренного стакана кофе, Британец вышел из магазина с полным пакетом ароматных чайных смесей, что Льялл собственноручно сплела в благоухающие ансамбли. — Мис Кинкейд довольно опасная персона для падких на душистые травы любителей вроде меня, — усмехнулся архитектор, когда они покинули лавку. — Со временем ты привыкнешь к её пылкости и выработаешь иммунитет, — подмигнул старый пират. — Хотя, мне вот до сих не удавалось обойти стороной её чудесный магазинчик. Даже если от чая дома ломятся полки — нет-нет, да зайду купить пакетик-другой.       Спустя сорок минут пикап Оллфордов поравнялся с припаркованным у обочины грейдером ярко-желтого цвета. Хамахона, будто только их и ждал, вышел из дома уже одетый и готовый к работе. — Очень жаль, что приходится отнимать у тебя выходной, дорогой друг, — извинился Бен. — Всегда рад помочь, — отозвался своим басовитым голосом немногословный Паора, и мужчины выдвинулись в путь.       Дорога была долгой, но назвать её однообразной у Андерсона не повернулся бы язык. Для молодого архитектора всё было в новинку: и раскинувшаяся долина, окружённая базальтовыми гигантами, и препятствующие проезду разгулявшиеся стада баранов и овец, и первозданная красота заснеженных вершин, и ледяные потоки срывающихся с них водопадов. Впадины и неровности ландшафта занимали крохотные озёра, покрывшиеся льдом. А слева уже можно было полюбоваться вблизи тем самым северо-западный фьордом, сходящим на нет в бескрайние воды Атлантического океана. Из морской пучины уснувшими великанами торчали не менее впечатляющие скальные глыбы, растрескавшиеся на множество осколков, будто сорвавшиеся с небес и рухнувшие на землю. — Джон, погляди, — привлёк внимание архитектора морской волк. — Вот тут наша развилка. Основная трасса, уходящая вправо, доведёт тебя прямиком до лесопилки. Ну а наш путь лежит напрямик. Зимой, честно признаться, по этой дороге двигаться куда проще. Летом старушку сильно размывает, и порой приходится возить в кузове распилы, чтобы в случае чего, подставлять под колёса, коли забуксуешь в грязи.       Разница была очевидна. Дорога на лесопилку была частью городской асфальтированной объездной, чего нельзя было сказать об ухабистой, каменистой тропке, уходящей далеко вперёд. Она вела вплоть до самого обрыва северной части Острова, и Джон никак не мог понять, где же тот пресловутый маяк, который он так грезил увидеть?       В ход пошёл ковш впереди идущего грейдера, и старенький пикап двинулся заметно равномернее по расчищенной и утрамбованной снежной поверхности. Да, смуглый полинезиец действительно смотрелся необычно за управлением столь громоздкой машиной. Его естественный загар цвета молочного шоколада и расписные узоры весьма недурно сочетались с белоснежным покрывалось северных земель. Этот Остров, несомненно, рушил всевозможные стереотипы, сложившиеся за многие годы в сознании молодого архитектора.       Минут двадцать спустя они приблизились почти к самому краю обрыва. На многие мили впереди была сплошная вода. Тонны Атлантических вод, вздымающихся и бьющих о скалы в своей разъярённой спеси. Небо хмурилось, обещая вскоре просыпаться на землю очередной порцией снега, но в прогретом салоне автомобиля эта картина безудержной стихии пробудила в Британце такое непередаваемое чувство восторга, что на миг он позабыл обо всём на свете. Он готов был смотреть на эти развернувшиеся перед ним масштабы природы бесконечно, одновременно понимая, что не хватит и вечности, чтобы их когда-нибудь осознать.       Полностью захваченный этой немыслимой мощью, архитектор даже не заметил, как обе машины двинулись под уклон, опускаясь в очередную долину. И только когда изрезанный островной край скрылся из виду, парень вынырнул из этих магических пут. Старый Оллфорд только улыбался его немому восхищению, и предугадывая очередной шок, молча указал Андерсону взглянуть вправо.       Над плато высились окутанные кольцевыми облаками Тавиланайх, Дайланайх и Нав. Сердце Джона так громко ухнуло вниз, что казалось его мог расслышать любой, находящийся в радиусе трёх тысяч миль. — Господи, Бен! — ахнул Британец. — Куда вы меня привезли? Сердце сейчас разорвётся от этой невероятной красоты! — Домой, мой дорогой друг, — хохотнул морской волк. — Я привёз тебя домой.       Постепенно горная гряда справа начала потихоньку опускаться, оставляя вулканических стражей за спиной и прекращая довлеть своей мощью на готовое расколоться в дребезги сознание. Скалы приобрели привычный, холмистый вид, но за массивным кузовом грейдера рассмотреть что-либо впереди не представлялось возможным. В общей сложности, в дороге они провели чуть больше полутора часов. И когда архитектор уже был готов обратиться к старику с просьбой приостановить машину, чтобы успокоить требующий очередной дозы никотина организм, желтопузый бульдозер вдруг остановился, и пикап Оллфорда последовал его примеру.       Паора выпрыгнул из высокой кабины, и подойдя к попутчикам в «Форде», скорректировал дальнейшие действия: — Я прочищу дорогу до маяка, а вы пока постарайтесь разыскать в домике Смотрителя чан для слива ртути. — Идёт, — кивнул седой головой Бен. — Мы приехали? — уточнил Андерсон, не совсем понимая принцип дальнейших действий.       Старый пират кивнул, а грейдер впереди двинулся с места.       Джон нахлобучил шапку пониже, плотно перевязал шарф и, выпрыгнув из машины, достал из кармана пачку сигарет. — Посудина должна быть в сарае, — крикнул Оллфорд, выйдя из машины, не глуша двигатель. — Ты догоняй, как покуришь. — Хорошо, — откликнулся архитектор, запаливая сигарету. Да так и обомлел перед открывшимся его взору видом: грейдер уверенно шёл вперед по узкому островному рукаву, изогнутому полумесяцем, а атлантические воды хлестали его по бокам, в намерении отправить бульдозер на дно к морскому владыке. Примерно в семистах ярдах от домика Смотрителя, каменистая коса уходила глубоко под воду, а ещё через некоторое расстояние словно выныривала обратно, превращаясь в скалистый уступ, на котором грузно восседала белая Башня. И Джон готов был поклясться, что временно ослепший Циклоп, неотрывно смотрел прямо на него.       Маяк его Видел.