Не бойся потерять из виду берег. Не бойся далёкого горизонта. Океан усмирит твою беспокойную Душу. Океан усмирит твою беспокойную Душу.
***
— Мистер Андерсон? Проснитесь, мистер Андерсон, — шепнул мальчишеский голос. Джон подскочил на кровати, не помня ни себя, ни собственного местонахождения, зато отчётливо помня кроху-Шелки и то чувство, как отчаянно он хотел бы увидеть малыша. Но ожиданиям не суждено было сбыться. Перед заволоченными глазами, в дутой куртке и нахлобученной почти на самые глаза шапке, стоял красноносый Юдард, похоже, только что вернувшийся из какой-то экспедиции с Северного Полюса. — Мистер Браун? — выдавил из себя Британец, отпуская сладкий сон в свободное плавание без экипажа. — Который час? — Начало пятого, сэр. Просыпайтесь. — Как, начало пятого?! — подлетел с кровати Андерсон, хватая свитер со спинки. — Мы задержались в дороге, — объяснил матрос. — Задержались? Вы должны были приехать к одиннадцати, — натянув джинсы на термобельё, окончательно избавился от сонливости архитектор. — На улице настоящий ледниковый период, — улыбнулся парень. — Очень долго расчищали проезд к Башне. Торбьорн готов к работе. — Вы приехали все вместе? — наконец, сориентировался в пространстве Джон, осознавая, что юного Брауна, в принципе, тут не должно было быть. — Аодхан тоже? — Нет, он в баре сегодня. Я хотел посмотреть, как вы освоились, и попросил Джеймса взять меня с собой. Не плохо у вас, весьма уютно! — Спасибо, — хмыкнул Смотритель себе под нос. — Хоть ничего и не изменилось с тех пор, как вы были здесь неделю назад. — Вот этого чудесного глобуса здесь точно не было, — заворожено пробежался взглядом по стенам комнаты Юдард. — Присутствие человека на Маяке всегда меняет пространство вокруг. Башня словно дышит иначе. Вы так не считаете, мистер Андерсон? — Сейчас, мистер Браун, я считаю, что мне жизненно необходима чашка крепчайшего кофе и несколько глубоких затяжек. А после, если вам захочется продолжить этот диалог, я с удовольствием побеседую с вами. — Вас понял, — улыбнулся молодой матрос. — Ретируюсь. Вместе они вышли в башенный холл. У комода при входе стояло отлитое стекло, наконец, должное заменить хлипкую плёнку в сердечной комнате, а компания, судя по всему, отогревалась в кухне за чашкой горячего чая, ибо дверь в помещение была закрыта и за ней слышались отчётливые голоса. Юдард последовал прямиком туда, чтобы оповестить всех о пробуждении Смотрителя маяка, а Британец направился в уборную, по пути размышляя о том, каким удивительным, всё же, был Холхолм. И под «удивительным» мужчина подразумевал небывалое чувство безопасности, что дарил жизненный уклад таинственного Острова, несмотря на незапертые двери. Будь Андерсон сам коренным жителем этих сокрытых от посторонних глаз земель, жизнь на Материке показалась бы ему сущим адом. Не исключено, что при первой же встрече с мало доброжелательными персонами, его обчистили бы, как липку, да, в придачу, накостыляли бы по самое не балуй. Покинул бы он родные края отдалённой точки Шотландии, если б представилась такая возможность? «Нет. Никогда». Встретив в одном помещении двух ярких представителей различных культур в лице угрюмого Нюстрёма и смуглого Хамахоны, англичанин для себя отметил, что разрисованный чернилами Паора ему, всё же, был ближе, чем волосатый приспешник Сатаны. Из присутствующих, курящим был лишь маориец, потому он-то и составил компанию архитектору за пределами Башни, когда чашка горячего кофейного напитка оказалась в руках у Джона, готового поприветствовать новый день. Отворив дубовый массив и выйдя на уступ, Андерсон закашлялся от слишком холодного воздуха и, удивившись белёсой корке, покрывшей всё северное побережье, бросил взгляд на Башню за спиной. — Твою мать! Что за…?! — Бой между тёплым и холодным фронтами, — пробасил маориец своим умиротворяющим голосом. — Мы сорок минут пытались войти внутрь. Сон у вас крепкий, господин Смотритель. — Чертовщина какая-то… — только и смог произнести Смотритель, выронив так и не подкуренную сигарету из пальцев. Видящий превратился в гигантскую ледяную скульптуру. За кривыми, напоминавшими извилистые корни деревьев семифутовыми сосульками, вкруг захватившими каменное строение, даже сложно было разглядеть наличие самой Башни. Только тщательно сбитая от белёсой наледи дубовая дверь выдавала её истинное местонахождение. Замёрзшие копья-ветви, словно пасть акулы-убийцы, повисли сталактитами над головой, превратив смотровой балкончик, да и всё тело Циклопа в замок Снежной Королевы. Две сигнальные колбы и вовсе исчезли из виду, под властью стихии, должно быть, уничтоженные навек. — Похоже, работы сегодня хватит на всю ночь, — поднимая с заледеневшей земли выроненную сигарету, вздохнул архитектор. — Дымоход тоже замёрз. После твоего двадцатиминутного молчания, мы уж было подумали: «Всё. Не видать нам нового Смотрителя маяка». — Похоже, придётся повременить с заменой окна в комнате. Очевидно, лишь благодаря прохудившимся ставням ко мне не пришла старушка с косой, — пуще прежнего вытаращил глаза на ледяного великана Джон, тут же сочтя себя за умалишённого. Ведь, несмотря на осознание чудом минувшей смерти от удушья дымом, он готов был броситься в комнату, схватить свой альбом и рисовать, рисовать, рисовать. До отмороженных пальцев зарисовывать эту необыкновенную, пугающую красоту. Страшную красоту. С приближавшимися сумерками решено было не мешкать. И пусть Британцу неимоверно хотелось посмотреть на процесс настройки фортепиано, работы в сердечной комнате было слишком много, чтобы перекладывать её на плечи остальных. Хамахона и Андерсон трудились на смотровой площадке, стуча зубами. Сбивали наросшие ледяные полипы с крыши, мёрзлую крошку с перил, счищали словно нашинкованный на тёрке снег с прозрачных стен. А Оллфорд и Юдард готовили оконный проём к установке нового стекла. — Мы с Джеймсом решили дать тебе выходной, — обратился к архитектору Паора. — Съезди в город, отдохни. — Шутишь? Вам же завтра на работу. — Отсюда и тронем. Нас-то двое. Будем дежурить посменно. — Даже не знаю, — засомневался в таком предложении Джон, мгновенно вспомнив о возможном возращении малыша. — Это очень любезно с вашей стороны, но… — Никаких «но», Джон. Тебе нужен отдых. Развейся, сходи в бар. — Предложение, конечно, заманчивое, — улыбнулся мужчина. — Да и Адней хотел встретиться. Я бы мог заглянуть в Управление завтра с утра. — Тем более, — кивнул маориец. — Но… Башня в таком состоянии… — замотал головой Британец, отвергая необходимость выходного дня в связи со случившимся стихийным бедствием. — Джон. Нас двое. Мы присмотрим за ней. Обернувшись в сторону оголённой косы, похоже, не сулящей прилива, походившей теперь на китовый хребет с торчащими кверху ледяными рёбрами, нагнанными за день из морской пучины взбешённым Нордом, мужчина коротко кивнул, принимая предложение островитян. — Спасибо. Похоже, я вынужден согласиться, да? — усмехнулся Андерсон, взглянув на полное спокойствия, татуированное лицо. — Соберу вещи для стирки. Да и запасы продуктов надо бы пополнить. — Столько дел сразу обнаружилось, — хохотнул Паора. — Возвращайся завтра к пяти. Мы встретим тебя у сторожки, на случай прилива. Как бы ни пытался англичанин отпочковаться от преследующей его потребности в извечной зависимости, сотканной из беспрестанной помощи островитян, но необычное природное явление в лице непостоянства приливов из раза в раз не оставляло ему выбора, принуждая к социальной привязанности. Всё это казалось мужчине какой-то игрой марионеток. Словно Высшие Силы предостерегают его от возможной беды, направляя селян, будто перемещая шахматные фигуры по клеткам, на свои позиции в нужное время. Или же, наоборот, глазами местных жителей следят за каждым его шагом, только и выжидая промашки со стороны Хранителя, дабы молниеносно привести в действие приговор о непригодности. — Всё готово, — высунулся сквозь открытый проём Джеймс, приглашая мужчин внутрь. Спустя полчаса стекло было установлено без эксцессов и трудностей. На северное побережье опустилось сумеречное полотно. Архитектор подготовил механизм к работе, затеплил фитили, и жестом заправского Смотрителя маяка подхватил гарроту, ловко накинув её петлю на цепной груз. Хамахона с юным Брауном остались на балкончике завершать очистку металлической площадки, а Джеймс, сопровождая Британца, спускался рядом, шаг в шаг, останавливаясь лишь для того, чтобы разжечь лестничные колбы по пути, но быстро нагоняя мужчину, волочащего за собой массивную цепь. — Со светильниками ты здорово придумал, — подметил младший Оллфорд нововведения в Башне. — Благодарю, — улыбнулся Джон. — Ты уверен, что тебе пойдёт на пользу ночёвка на Циклопе? — Я буду не один, — потупил взгляд в пол Джеймс. — Да и океан… — Помогает, да? — Андерсон вспомнил озвученные неделей ранее слова Джеймса. — А тебе нет? — Думаю, да. В этом ты прав, как никто другой. «Океан усмирит твою беспокойную Душу», — вновь вернулся мыслями к своей мантре Хранитель. Мужчины спустились в башенный холл, и прежде, чем выпустить гарроту из рук и дать Маяку возможность завести свою чеканную песню, архитектор улыбнулся, прислушиваясь к доносящимся из комнаты Смотрителя мелодичным мотивам замурлыкавшего пианино. — По-видимому, Торбьорн и правда мастер на все руки в вопросах, касающихся музыкальных инструментов, — одобрительно кивнул Британец, снимая петлю с груза и запуская маячное Сердце. — Как Бен? — По прогнозам, выписывают во вторник. Спасибо, что беспокоишься. — А как же сломанные рёбра? — Ещё неделю ему пророчат постельный режим. Но я больше, чем уверен — в среду ты обнаружишь его на пороге Башни, — рассмеялся Оллфорд. — Джеймс, не давай ему такой возможности. Восстановление после травмы не менее опасный период, чем момент её получения. — Я бы с радостью. Но, он упёртый, как баран, если дело касается работы. — Кстати, об этом, — мужчина отставил импровизированный гарпун к стене и жестом пригласил Джеймса проследовать в кухню. — Вы ещё не обсуждали с Беном его выход на пенсию? Ведь, твой переход на должность паромщика тоже займёт какое-то время. Увольнение с лесопилки и прочие нюансы. Андерсон взгромоздил котелок на конфорку, старательно делая вид, что вовсе не подглядывает за откровенно опешившим молодым Оллфордом, казалось бы, на мгновение потерявшимся в пространстве. — Нет… Ещё не обсуждали… — заплетающимся языком промялся Джеймс. — Отец должен прийти к этому… сам. Я не… Джон. Ты рассматриваешь меня на эту должность? Наполненные блеском голубые глаза мужчины вмиг напомнили архитектору ту небывалую открытость и восхищение, с которой малыш-Шелки внимал, слушая рассказ Смотрителя о миллионах миллиардов атомов в крохотной песчинке соли. — Не рассматриваю. Это давно сделанный выбор. И не мной, а Элфи Бакером. Кто я такой, чтобы ставить под сомнения его вердикт? Но, если тебе интересно и моё мнение касательно данного вопроса — я поддерживаю его полностью. — Святой Хаггис, Джон! Я так рад!!! — Если так, то и я рад. А то уж подумал, что ты изменил своим стремлениям, — подмигнул Британец воодушевлённому Оллфорду. — Завтра я намерен заглянуть в Управление и, если удастся увидеть мистера Уэллингтона, хотел бы сообщить ему о досрочно принятом решении остаться на Острове. Надеюсь, он пойдёт мне навстречу. — Ты достоин этого места, Джон. Вы словно одно целое с Башней. С первого дня! — В прошлое воскресенье я в этом сомневался, — усмехнулся Андерсон, вспомнив, как ныли руки и ноги после смены, и как клевал носом об стол, пока не явилась потусторонняя кроха. «Как ты там, Малыш?» — Но, их больше нет. Сомнений больше нет, Джеймс. Я займу должность Смотрителя маяка. — Отец будет прыгать до потолка от счастья, — рассмеялся младший Оллфорд, заприметив, сколь строгим в лице мгновенно стал архитектор, примеряя на себя, точно порфиру, новую роль. — Сломанные рёбра не позволят ему этого сделать, — улыбнулся Джон, разливая кипяток по кружкам. — Эй, хозяин, — показалась черноволосая голова в проёме. — Принимай работу. Все трое проследовали в комнату, где принц Тьмы устроил настоящее представление, сыграв «Лунную сонату» Бетховена так, что у молодого архитектора зашлось сердце. Британец и подумать не мог, сколь волнующе, тревожно и всеобъемлюще может звучать этот шедевр, эхом растворяясь в стенах башенного туннеля, сливаясь с анкерным боем и превращаясь в совершенно новое, уникальное творение, словно созданное самим Циклопом. Вслушиваясь в глубокий звук фортепиано, переливы низких нот, бархатный плач, Андерсон не понимал, как мог забросить игру. «Зачем? Почему?» А ловкие пальцы Торбьорна всё продолжали и продолжали терзать готовые разорваться на части душу, сердце, разум. Вереницей мурашек разливались по телу, скребущими кошками отдавались внутри. Неуловимым, призрачным спокойствием окутывали пространство вокруг, проявляя болезненные, но, вместе с тем, и восторженные слёзы в уголках глаз. И затмевали козни набирающей массу, притягивающей к себе Гаргантюа его души. — Божественно, — прошептал архитектор, облокачиваясь о стол, потому что ноги готовы были отказать в любую минуту. — Это произведение создано для Башни. — Тут слишком сыро, — заключил Нюстрём, покончив с игрой. — Не уверен, что настройки хватит и на год. — Я планирую утеплить стены, — отозвался Джон, всё ещё пребывая под властью людвиговской сонаты. — Правда? — удивился Джеймс. — Да, уже составил список необходимых материалов. — Времени даром не теряешь, — искренне улыбнулся младший Оллфорд, заслышав в холле голоса спускающихся Паоры и Брауна. — Ты знаешь, где меня найти, в случае чего, — смахнул с лица повисшие патлы Тор. В семь часов вечера Юдард Браун, Торбьорн Нюстрём и Джон Андерсон покинули здание одноглазого Циклопа пешим ходом по обледеневшей косе. Взвалив на плечо утрамбованный постельным бельём и грязными вещами рюкзак, а в руку подхватив автомобильный аккумулятор, Британец шёл позади всех, то и дело оборачиваясь в сторону Башни, молчаливо взирающей ему в след идущим по кругу лучом света. Впервые за минувшую неделю мужчина увидел Маяк в действии со стороны, и зрелище это по ощущениям можно было сравнить разве что со всемирным ликованием 1961 года, когда ракета-носитель Восток вышла за пределы земной атмосферы, положив начало полётам в космическое пространство. Но вместе с этим неудержимым восторгом, с этой окрыляющей загадочностью, в сердце молодого архитектора пришла и тянущая в грудной клетке тоска, словно каменный страж умолял остаться, не покидать. Нечто зыбкое, неуловимое манило его обратно, заставляя Британца сомневаться в правильности принятого решения и данного согласия на внеплановый выходной. Омывающие замёрзшую тропу волны, оголили каменистую косу, словно опустившаяся десна зубной пришеек. И Джону казалось, что его собственные зубы реагируют на чересчур холодный воздух, отдаваясь острой болью в уязвимых областях. Перед выходом Андерсон уединился в комнате под предлогом сбора необходимых вещей, отослав островитян в кухню. Улыбнувшись округлым, аккуратно выведенным на плотной бумаге словам, оставленным неуверенной рукой мальчишки, сам, будто школьник, исправляющий плохую отметку за контрольную перед тем, как показать экзаменационный листок отцу, украдкой записал в вахтенный журнал:Привет, Малыш.
Тебя нет всего два дня, а мне кажется — целую вечность. Этим утром я любовался океаном, его могучим простором, безбрежностью. И знаешь, пожалуй, я соглашусь с Сэром Артуром Кларком: довольно неуместно называть эту планету — Земля, когда очевидно, что она — Океан. Ведь Земля тленна, а океан не обратится в прах никогда.
Он полон жизни и тайн. Кто знает, что покоится там, глубоко под коралловыми рифами, в сумеречной зоне, где синий и все остальные цвета исчезают? Там, где тебя окутывает полная тьма, и ты один на один с жизнью? Что там, под водой?
Чудовища? Затонувшие сокровища? Чьи-то мечты? Мне всё равно. Я думаю лишь о том, что на его непостижимой глубине существует трещина меж Мирами, приведшая тебя ко мне.
Возвращайся. Я жду.
Архитектор припрятал журнал в условленном месте, понимая, что записанные слова не скажут маленькому Шелки ровным счётом ничего. Да и как поступит крохотное существо, догадавшись, что Смотрителя на Башне нет? Не подумает ли, будто Джон его бросил, отказавшись от своих слов, и сбежал при первой возможности? Британец надеялся лишь на то, что, завидев новые надписи в досмотровом журнале, малыш поймёт, что его всё ещё ждут. Но, всё же, большие надежды он возлагал на то, что кроха и вовсе не придёт этой ночью. И не потому, что Андерсону этого бы не хотелось, а лишь от того, что этот приход он отчаянно страшился пропустить. Что же касается неугомонных мыслей о возможном столкновении потустороннего существа с представителями островитян, мужчина гнал их поганой метлой прочь из беспокойного сердца, уверяя себя в наличии предусмотрительности со стороны малыша. Но те усердно продолжали своё бесцеремонное вторжение, заставляя архитектора нервничать ещё больше. Обледеневший пикап пришлось, в прямом смысле этого слова, отмачивать кипятком, перво-наперво для того, чтобы установить под капотом аккумулятор, и второстепенно — чтобы попасть в салон автомобиля. Двигатель прогревали долго, пока на лобовом стекле не образовался достаточный просвет для возможности двинуться в путь. Юный Браун себе не изменял, полдороги треща о воздушных массах, что постоянно конкурируют за территорию, различных в своих температурах и влажности объёмов воздуха. О столкновениях этих масс в атмосферном фронте, чьи границы извечно пребывают в движении. Об играющих в этом течении жизни огромную роль гор и морей, способных замедлить перемещение воздуха, и об окклюзии, что происходит, стоит холодному фронту нагнать тёплый. Что думал обо всём об этом Джон? Да ничего он не думал. Мало того, Британцу словно удалось отключить слуховые проходы, погрузившись в собственные размышления. Юдард, не нашедший поддержки в беседе на тему метеорологических наблюдений в глазах Смотрителя, переключился на столь же немногословного, что и Андерсон, принца Тьмы, подсадив того на крючок, похоже, единственно волнующей длинноволосого брюнета темы — рок-н-ролла. А точнее, его более тяжеловесного притока под названием Метал. Когда сквозь затуманенный разум до архитектора стали доносится незнакомые слова о жёсткой обрезке амплитуды аудиосигналов, называемой дисторшн, и о нелинейных искажениях гитарных эффектов транзисторными устройствами, Джон про себя подумал, что ирландец не такой уж и счастливчик, как ему грезилось пару дней назад. Каждый из лже-отцов вынужден был влачить свой собственный «воспитательный» крест. И, как Британцу было не по силам понять загадочную природу маленького-взрослого Шелки, так и Уилану было читать-не перечитать все сгинувшие когда-то труды Александрийской библиотеки, что умещались в юной пятнадцатилетней голове Брауна. Обстоятельства складывались таким образом, что большинство повстречавшихся на Холхолме новоиспечённых знакомцев, нет-нет, да увлекались изучением чего-то нового, познавали мир, взращивая и пополняя свои навыки, имели необычные хобби, превратившиеся в смысл жизни, и Андерсон чувствовал эту нехватку знаний и в себе. Словно до Острова он не понимал, что помимо работы человек отверженно может отдаваться любому другому делу, пусть даже косвенно связанному с основной профессией. Тот же Юдард, всем сердцем стремящийся к океану и будущему изучению прибрежных зон, увлекался сёрфингом, подрабатывал матросом у Маккелиайна и на водоросле-перерабатывающем заводе. Уилан, питая необъяснимую любовь к алкоголю, однажды сломавшему его жизнь, превратил, казалось бы, злейшего врага в лучшего друга, открыв свой паб. Далеко можно было не ходить. Один Торбьорн Нюстрём чего стоил? Со своей тягой к музыке, способной разорвать барабанные перепонки, но в совершенстве владеющий знаниями классических фортепианных сонат, способный сыграть их с такой отдачей, что сам композитор бы позавидовал. А кроха-Шелки? Малыш готов был впитывать в себя всё, чего так не доставало его истощённой одиночеством Душе. И пока неугомонный подросток наседал на волосатую голову металлиста, заваливая принца Тьмы вопросами, Джон думал о том, чем мог бы увлечь себя, погружаясь в новую профессию и новую жизнь? Развивать навыки рисования и дальше и вернуться к игре на пианино, конечно же, входило в его планы. Но он отчаянно пытался разыскать в недрах собственного подсознания умение, полезное не только ему, но и непременно должное сгодиться на службе у Циклопа. И одно такое нашлось, только вот лишь мысль о нём, скользнувшая неуловимой тенью, испугала Британца, опешившего от самого себя. — Мистер Браун? — архитектор решил спасти, по-видимому, немного вымотанного диалогом с юным гением Торбьорна. — А вы хорошо плаваете? — Не жалуюсь, мистер Андерсон, — тут же откликнулся молодой матрос. — Я занимаюсь плаванием сколько себя помню. Смотритель мгновенно подумал, что о себе он не смог бы сказать подобного. Разве только нестандартная ориентация могла бы оказаться тем самым «сколько себя помню». Но, всё же, не дотягивала, ведь в юные годы Джон часто искал отражение собственного Я в партнёрах обоих полов. — Как вы считаете, вам было бы под силу освоить профессию тренера по плаванию? — Вы интересуетесь с конкретной целью, мистер Андерсон? — загорелись глаза Юдарда, уже догадавшегося, о чём последует беседа. — Я бы хотел научиться. И если вы окажете мне такую честь, то с удовольствием сделал бы это под вашим чутким руководством. Что скажете, мистер Браун? — Разворачивайте машину, мистер Андерсон! Мы едем на северное побережье, чтобы начать наш первый урок! — громко продекламировал юноша, вытянувшись струной и призывая к действию. Но тут же стукнулся макушкой о низкий потолок автомобиля, подпрыгнувшего на кочке, и вжал голову в плечи. — Не стоит торопить события, мистер Браун, — хохотнул Британец. — Я в океан ни ногой, и уж точно не в феврале! Вот бассейн — другое дело. — Откуда ж ему тут взяться, мистер Андерсон? В Ноунфорде нет бассейнов. Да и зачем они нужны, когда Остров омывается со всех сторон? — Что, ни одного? Даже самого мелкого лягушатника не найдётся? — встретился глазами с юным Брауном в зеркале заднего вида архитектор, сворачивая с объездной дороги на городскую брусчатку. — А вы хотите научиться плавать или барахтаться у берега? — Но ведь земли Холхолма слишком холодны, чтобы океан успевал прогреваться. Даже за лето. Когда ж в таком случае тут можно плавать? — Это неправильный вопрос, мистер Андерсон, — рассмеялся Юдард. — Не «когда», а в «чём». В гидрокостюме, конечно же. В любое время года. — Так уж прямо и в любое? — усмехнулся Джон, вспоминая вопли Аодхана касательно намеревавшегося встать на доску парня в феврале. — Как сказал один греческий судовладелец: «Нужно освободить себя от надежды, что океан когда-нибудь успокоится. Надо научиться плыть при сильном ветре!» — Вот, вы, мистер Браун, хоть и обладаете обширными энциклопедическими знаниями, а на главное внимания не обратили, — улыбнулся Британец. — Слова эти сказал судовладелец, а не пловец. Нюстрём тихонько прыснул, страшась привлечь к себе внимание юного кладезя знаний и вновь попасться на очередную уловку. — Ну хорошо, мистер Андерсон. Допустим, вы правы. Плавать стоит учиться на спокойной воде, желательно не больше метра в глубину, и пусть рядом окажется семь бравых ребят, способных вытащить вас из зыбучего плена поглотившей пучины, коль пойдёте на дно. Только, скажу я вам, что, когда вы действительно пойдёте ко дну где-нибудь посреди океана, никаких ребят рядом не окажется, и вода не погладит вас по головке. Она будет спесива и раздражена, а вы для неё останетесь лишь иголочкой в стоге сена. Поэтому, спрошу ещё раз: вы хотите научиться плавать или барахтаться у берега? — Здесь налево, Джон, — напомнил Тор, замечая, как замешкался Смотритель, то ли от заданного мальчишкой вопроса, то ли от плохого знания дороги. — Конечно же, мистер Браун, я выберу второй вариант, — сориентировавшись на местности, вернулся к разговору архитектор. — Но, однозначно не в феврале. Что, если мы вернёмся к этой теме в мае, например? — Или, в марте, — ехидно улыбнулся молодой матрос, точно намекая на состоявшийся недавно разговор в кухне у Уилана и тем самым давая понять, что отчётливо помнит результат этой беседы. — В марте или в апреле, — предложил компромисс Британец. — Договорились, мистер Андерсон! Но к тому моменту вам стоило бы обзавестись сухим гидрокостюмом. Я подскажу, какой лучше взять. Джон чувствовал себя странно. Говорить о гидрокостюмах в феврале — одно дело, но самовольно принять решение пойти против собственных страхов, взыскать в себе силы для борьбы с их довлеющим грузом, проявить желание научиться плавать… «Почему ты это делаешь?», — спрашивал он себя. Но задаваться этим вопросом не имело смысла, потому что архитектор прекрасно знал ответ. И его интересы, и интересы Башни не были первостепенными причинами данного стремления. Единственно первичным в нём оставался малыш-Шелки, скрывающийся в облике морского обитателя за плотным покрывалом атлантических вод, а мужчине всего-то и хотелось, что полюбоваться крохой в его родной стихии. Джон приостановил пикап у магазина Нюстрёма, протянув Тору руку в благодарность за помощь в настройке инструмента. — Тор поедет с нами, мистер Андерсон. В бар, — вскинулся Юдард, совершенно позабыв предупредить Смотрителя заранее. — Подождите минут пять, раз уж такие дела, — бросил принц Тьмы и, выпрыгнув из машины, скрылся за дверью. Спустя выкуренную сигарету и восемьсот бессмысленных вопросов со стороны юного Брауна в адрес не реагирующего Британца, приспешник Сатаны возвратился с кипой музыкальных сборников и вручил их Андерсону. — Возможно, что-нибудь из этого приглянется, — запуская пальцы в распущенную гриву и зачёсывая назад волосы, мгновенно развалившиеся на привычный пробор, проговорил Торбьорн. — Спасибо, — не ожидал такой щедрости архитектор, уставившись на фортепианные ноты. — С возвратом, — предупредил хозяин магазина. — Безусловно. И вновь усевшись в машину, они тронули в сторону «Левиафана». В половину одиннадцатого вечера, воскресного вечера, того самого, что обычно добропорядочные граждане встречают в кругу семьи, готовясь к грядущей трудовой неделе, Джон совершенно не ожидал встретить в баре аншлаг. Даже первое посещение Левиафана недельной давности не могло сравниться с гуляньями и настоящей бесовской чертовщиной, что творилась в стенах ветхозаветного морского чудовища этим вечером. Духота стояла невыносимая, клубы табачного дыма нависли над головами густым полотном, рассеивая и без того приглушённый свет подвесных лампочек. Гомон и громкая музыка мгновенно заложили уши, и на их фоне анкерный хруст маячных цепей показался Смотрителю мелодичным и умиротворяющим. Пьяный в стельку люд неистово выплясывал не только в отведённом для этого месте, но и прямо на столах, скамьях, а особо предприимчивые проделывали это даже на барной стойке. Завсегдатаи потрезвее предусмотрительно похватали тарелки с яствами и свои пинты в руки, поддерживая особо разгорячённых танцовщиц (и танцоров, конечно же) громким свистом и пикантными высказываниями. Но, похоже, подобные знаки внимания никого не смущали. Британец рыскал глазами по обшитому деревом залу в поисках хозяина заведения, не понятно как допустившего подобную вакханалию, пока не увидел средь толпы знакомый, отливающий красноватой рыжинцой ирокез. Откровенно говоря, не заметить Уилана, как минимум на голову выше обычного среднестатистического шотландца, было сложно, но Андерсон и подумать не мог, что этого несносного придурка стоит искать в самом центре бушующего торнадо, готового разнести питейное заведение в пух и в прах. Видимо, подобное происходило в стенах ирландского детища регулярно, ведь архитектор ещё прошлой субботой приметил, что паб выглядит весьма потрёпано, как и брус, заменивший неудачный искусственный китовый скелет. А с памятью у Джона отношения пока складывались весьма сносно, и мужчина отчётливо помнил, что «Левиафану» лишь пять лет от роду. Только Британцу, опечаленному трагической судьбой бара, было не суждено развернуться в этих раздумьях в полную силу ввиду того, что ему пришлось наощупь, бестолково шаря рукой по залитому пивным хмелем полу, подбирать грохнувшуюся челюсть от вида оголённого Волчьего торса. Глядя на это мужественное тело, сильные руки, кубики пресса, играющие в приглушённом свете, архитектор мгновенно позабыл об откровенно дерьмовом характере ирландца, о хамских шуточках и не менее хамском надменном взгляде, всегда присутствовавшем в изумрудных радужках, и вперил глаза, не отрывая, в вспотевшее тело Аодхана. И, должно быть, Джон, в силу уже солидного возраста и умения справляться со своим гормональным фоном, быстро привёл бы себя в чувство, натянув на лицо маску невозмутимости, если бы к Уилану в ту минуту не присоединился, словно слетевший с катушек швед по имени Торбьорн Нюстрём. Скинув длинный тулуп в руки рядом сидящего постояльца, да стянув обнаружившуюся под ним футболку с изображением какой-то адской расчленёнки, длинноволосый брюнет (тот самый брюнет, что ещё каких-то два часа назад едва шевелил губами и передвигался по башенному холлу словно мумия), бросился со спины на резвящегося нациста, чуть ли не запрыгнув на того с ногами. И вот уже два буйвола, скачущих в окружившей их толпе, сносили голову Андерсону, не ожидавшего от самого себя подобной реакции. — У Аодхана сегодня день рождения, — улыбнулся юный Браун и скрылся в толпе, оставив растерянного архитектора один на один с единственной мыслью в голове: «Спасибо, что предупредили!» — Добрый вечер, Кейт, — поприветствовал Джон светловолосую барменшу, пристраиваясь у барной стойки. — О! Господин Смотритель маяка, — улыбнулась Ханикатт. — Чего желаете? Кофе? — Сегодня, пожалуй, что-нибудь покрепче, — облокотился о деревянную поверхность Британец, про себя сетуя на отсутствие свободных мест даже у бара. — Пинту лагера, пожалуйста. — Проходите к столику, я принесу, — кивнула на один из столов, заставленный разнообразными блюдами и напитками, Кейт. — За вами место весь вечер держали. — Жаль, что я об этом не знал, — хмыкнул Андерсон, протискиваясь меж толпы и прячась в самый дальний угол на скамье у округлой стены. Вот только скрыться от всеобщего внимания ему не удавалось, ибо, скользя глазами по присутствующим, архитектор то и дело натыкался на уже знакомые лица и, в ответном жесте, то кивал, то несмело приподнимал руку, приветствуя Малкольма Маккелиайна, Гойридха МакИвера, Эррола Бойда — Смотрителя южного побережья. Встретился ему и Тадхг О’Рейли, судя по всему, с женой, весьма гармонирующей со старичком. Именно такой Джон и представлял супругу хозяина книжного магазина. А в толпе гарцующих островитян, мужчина разглядел юную Иннис и Льялл Кинкейд — травницу. Дамы, собственно, спустя минуту присоединились к столу, а ещё через некоторое время к нему подошли разгорячённые и тяжело дышащие буйволы. — Где шлялась, Принцесса?! — рявкнула ирландская паскудь, оголив свой акулий оскал и протягивая руку Британцу. — С днём рождения, — хмыкнул носом Смотритель, скрепив рукопожатие, и мгновенно был вздёрнут вверх, да прижат к мощной груди. Свободная же лапа рыжебородого пару раз шандарахнула архитектора по спине, видимо, в попытке выбить из того все лёгкие — так, чтобы те вылетели через рот. — Было бы здорово узнавать о подобных событиях заранее. — Да я и сам с трудом о нём помню, — заржал конём Уилан, выпуская Андерсона из тисков и, обойдя большой стол, уселся напротив архитектора. Лишь находясь вблизи, Джон разглядел уродливый, длинный шрам, идущий через весь торс Огненного Волка, от груди и практически до самого пупка, и служащий вечным напоминаем ирландцу об ошибках прошлого. И пусть Аодхан и утверждал, что шрамы мужчину украшают, этот явно не являлся предметом его гордости. Нюстрём, только что стоявший рядом, вновь растворился в толпе. — Ну так, где вас черти носили? — недовольно поинтересовался ирландец, обращаясь к Смотрителю, не получив разъяснений на заданный ранее вопрос. Перед Джоном, как по волшебству, материализовалась кружка светлого пива, принесённая приветливой Кейт. — Всё северное побережье превратилось в ледовый дворец. Парни приехали на Башню только в начале пятого. Пока наледь сбили, да установили стекло… — Вижу, ты выжил за эти дни в одиночестве, — оценивающе осмотрел Британца рыжебородый. — А ты надеялся на мою скоропостижную смерть? — Мистер Андерсон, как вам сбор, что я приготовила? — вклинилась в диалог Кинкейд. Андерсон чуть было не ляпнул: «Малышу не понравилось», но вовремя поймав словесного воробья за хвост, в свойственной манере интеллигента, ответил самой добродушной маской, на которую только был способен. — Благодарю, мисс Кинкейд. Лесные травы превосходны в зимнее время года. Обязательно загляну к вам на днях, чтобы пополнить запасы. — Ао, Тор что-нибудь спрашивал обо мне? — наклонилась через стол юная Иннис. — Сдалась ты ему, Маккелиайн! — гавкнула паскудь. — Сколько раз тебе говорил — поезд ушёл. Забудь. Четыре года прошло. — Ну и что? — надулась ветеринарша, хватая в руки свою длинную косу, точно кроха-Шелки шубку, и перебирая ту в пальцах. — Я всё ещё люблю его. Уилан бросил взгляд на пляшущего чуть в стороне Брауна и, подкурив самокрутку, спросил, обращаясь к девушке: — Знаешь почему мужики любят анал? — Джон напрягся. — Бабы, ведь, его не любят. Не то, что наш Джонни. Городская Англия тот ещё поклонник. Любитель погорячее, так сказать. У него даже специальная кнопка для такой любви есть. Там, прямо в заднем проходе. Британец чуть было не окатил нациста набранным в рот напитком, да настолько опешил, что подавился и громко закашлялся. — Постучать? — невозмутимо поинтересовался рыжебородый. — Нет, спасибо, — сипло отозвался Смотритель. — Твоя же любоф, фельдшер… — вновь перевёл изумрудные глаза на девушку Аодхан, — …твоё представление о любви — величайшая задница из всех в мире! Любишь человека, хотя знаешь, что он против. Знаешь, что он этого не хочет. Такая любовь жёстче порванного очка! Вот тебе моя глубокая, мать его, мудрость, обёрнутая в заводную метафору. Иннис ненадолго задумалась. «Неужели и правда размышляешь над этой нелепицей?» — Ну, не знаю, — наконец отозвалась ветеринарша. — Мне анал нравится. «О, Бог мой!» Браун и Нюстрём присоединились к столу в аккурат, когда тема сексуальных предпочтений, наконец, себя исчерпала. Островитяне обсуждали простые, насущные дела, говорили о жизни, о планах на будущее. Одним словом, вели обыкновенную светскую беседу. А Хранитель Башни, то и дело, поглядывал на часы, про себя высчитывая начало следующего завода механизма. Представлял, как полирует керосиновые колбы на лестничных пролётах, как смазывает механизм, как тянет тяжёлые цепи, спускаясь вниз по двумстам тридцати шести ступеням. И отчётливо рисовал в воображении картинки, как проделывает все эти действия, сопровождаемый малышом из потустороннего Мира. И вроде бы присутствуя здесь, в ветхих деревянных стенах китового скелета, архитектор, словно разделившись надвое, находился далеко от городской жизни Ноунфорда — где-то там, спустя полтора часа езды на пикапе в сторону северного побережья, а потом полчаса пешего хода по обледеневшей косе, за подъёмом по вертикальной металлической лестнице, ведущей на уступ, прямо у массивной двери недвижимого Циклопа. В начале второго ночи пьяный в сопли Аодхан Уилан, поддерживаемый под одно плечо Андерсоном, а под другое — Юдардом, был бесцеремонно водружён на заднее сиденье машины, словно мешок с дерьмом, и доставлен в целости и сохранности в двухэтажный «особняк» его Величества Огненного Волка. Юный Браун помог архитектору уложить тело, требующее продолжения банкета, на кровать и, пожелав доброй ночи, оставил Смотрителя в одиночестве разбираться со стягиванием одежды, да запихиванием нациста под одеяло. — Эй, Англия, — позвал невменяемый ирландец, когда Джон потушил свет в комнате и направился на выход. — Чего тебе, пьянь? — усмехнулся Британец. — Водички? — Слушай, — шатаясь, приподнялся на локте рыжебородый. — А, всё-таки, как это? — Что именно? — Ну, когда тебя в… ну, в задницу? — Спи, придурок, — закрыл за собой дверь архитектор, уйдя в соседнюю, гостевую комнату, едва сдерживая рвущийся наружу смех. — Лучше, чем с бабой или нет?! — раздалось через стенку, но так и осталось без ответа. Успевший перестроиться на ночной образ жизни организм ещё долго не давал Джону уснуть, но и сил чем-то себя занять у Британца не обнаружилось. Тем более, в чужом доме. Потому, мужчина бестолково пролежал какое-то время глядя в потолок и за намеренно не задёрнутые светонепроницаемые шторы. Полуночный свет за окном быстро превратился в неотъемлемую часть его нового существования. Не хватало Андерсону лишь потрескивающих в камине поленьев, окутывающих комнату тёплым красноватым отливом. Да и комнаты, той самой комнаты Смотрителя маяка ему тоже не хватало. Проводив взглядом перевалившие за трёхчасовой завод стрелки часов, архитектор провалился в забытие. Утро Джона началось с загрузки грязного белья в барабан стиральной машины и с чашечки бодрящего, ароматного эспрессо, чего нельзя было сказать о помятом и поскрипывающем не смазанными коленями Уилане, заглатывающем в себя галлоны воды. Ирландец, не отрывая лапы от раскалывающейся головы, благодарственно молился всем Богам мира об отсутствии в доме Брауна, успевшего смыться на работу к его пробуждению. — Почему ты меня не остановил? — нахмурил мужественные брови Аодхан, усаживаясь за мраморную барную стойку напротив Британца. — Когда я приехал, ты уже был в невменяемом состоянии. — Ну так, надо было пораньше приехать. — Ну так, надо было пораньше предупредить, что у тебя намечается вечеринка, — выплюнул Андерсон, точь-в-точь повторив интонацию нациста. — Да и где гарантии, что ты бы меня послушал? — А на кой чёрт, в таком случае, нужны друзья?! — взревел Уилан, мгновенно скривившись от пронизывающей боли в висках. — Слушай, у меня пока инстинкт самосохранения ещё работает. Тебе же ничего не стоит переломить меня на две части, если что-то померещится. Я что, должен был отбирать у тебя из рук бутылку? Скажи спасибо, что доставил до дома целым и невредимым. — Невредимым ли? — скосил изумрудные глаза рыжебородый. — Чего-то задница у меня побаливает. — Может от твоего бесконечного трёпа про анал? — предположил архитектор. — Будь осторожен в своих высказываниях. Особенно теперь, когда приютил в своём доме мужчину нетрадиционной ориентации. Джон встал из-за стойки и направился к выходу, доставая из кармана измятую пачку сигарет. — Принцесса, ты что, обиделась? — криво улыбнулся ирландец, этим утром походящий на лохматого монстра из мультфильма «Красавица и Чудовище». — Знаешь, что я тебе скажу? — развернулся лицом к ирландской паскуди Андерсон. — Среди таких, как я, есть разные представители. И если ты продолжишь называть меня «Принцессой», я тебе эту принцессу устрою, понял?! Твоя «Англия» — ещё куда ни шло! Но, «Принцесса» — это уже перебор. Попомни мои слова, сладкий! — Британец надул губки и отправил наигранный воздушный поцелую опешившему нацисту, сам обплевавшись во все стороны, стоило лишь скрыться за дверью. — Ну ладно, Англия. Чё ты? — присоединился к архитектору за порогом Волк, виновато поджав хвост и неловко толкнув Смотрителя локтем, закуривая самокрутку. — Всё нормально, — отмахнулся Джон. — Я еду в Управление. Хочу побеседовать с Доилом. — О чём, если не секрет? — напрягся буйвол. — О принятом решении, — отрезал Британец, глядя на зашедшегося желваками Аодхана. — Расслабься. О положительном решении. — Я рад, — приспустил напрягшиеся плечи Уилан. — В библиотеке, вроде, есть телефон? Оттуда можно позвонить на Материк? — Есть некоторые правила пользования телефонной линией. Нужно записаться. Тебе отведут твоё личное время, когда ты сможешь приезжать, чтобы поговорить с кем надо. Каждые десять минут перерыв длительностью в пять. Это называется «свободная зона», на случай экстренного звонка из вне. В среду туда соваться смысла нет. Там работает Адней. Он — что-то вроде посла или связующего с внешним миром. Только в паромную среду его там нет. — Что ещё за «паромная среда»? — Когда паром отправляется в Несс. Ты ж, вроде, поумнее меня. Нет? — Твоя тупость — заразна! — глубоко затянулся табачным дымом англичанин, про себя радуясь первому за неделю по-настоящему теплому дню. — Ладно, я понял. Запишусь. Хочу созвониться со своим адвокатом, чтобы он разрешил вопрос твоей возможности снятия средств с моего счёта дистанционно. — Мы же договаривались отложить этот разговор? — ирландец затушил сигарету в снегу, и они оба вернулись в дом, когда Смотритель последовал его примеру. — Не вижу смысла тянуть, — заключил Андерсон. — Состоится моя поездка в Несс или нет — не важно. Хочу быть готовым к любому развитию событий. — Дело хозяйское. От меня-то что требуется? — Не знаю. Данные паспорта, возможно. Никогда ничего подобного не делал, — пожал плечами архитектор. — Думаю, этого будет достаточно. Джон отключил от питания успевший за ночь зарядиться телефон, пытаясь выудить из памяти момент, когда в последний раз батарея держалась без дополнительной подзарядки целых четыре дня. Но, городская жизнь в Англии такой роскоши не позволяла даже в самые разгруженные от работы дни. Сделал фотографии паспортных данных ирландца, сложил в рюкзак выстиранные вещи, всё ещё влажные, зато чистые, благоухающие свежим ароматом. И, попрощавшись с другом, намеревавшимся провести наступивший понедельник в борьбе с ожесточённым бодуном, тронул в сторону Управления. — Завтра в девять, Англия! — крикнул в след Уилан, напомнив, что помимо опеки над Юдардом, готов продолжать и свой негласный присмотр за нерадивым горожанином. — Договорились, — махнул рукой из открытого окна автомобиля мужчина. _ _ _ — Доброе утро, Бетти, — поприветствовал он секретаршу, поднявшись на второй этаж, в приёмную. — Извините, что без предупреждения. — И каким способом ты хотел бы предупредить, мальчик? — приглашающим жестом дала дозволение Джону войти седовласая старушка. — Решил разводить почтовых голубей? — Это неплохая идея, — улыбаясь, кивнул головой Британец. — А мистер Уэллингтон у себя? — А где ж ему быть? — подмигнула Хаттан, приподнимая заварник в руках. — Чая? — О, нет. Спасибо, милая Бетти. Пожалуй, пасс. — Давай же, — лукаво улыбнулась секретарша. — Я сегодня, как предчувствовала твоё появление, сделала без перца. — Ну что ж, в таком случае, я соглашусь. Благодарю вас, — принял небольшую фарфоровую чашку из морщинистых рук архитектор. — Подскажите, есть ли шанс попасть на аудиенцию к Управляющему? — Погоди минуточку, я уточню у него. — Вообще-то, у меня и к вам есть пара дел, — вспомнил о неуплаченном автомобильном налоге Джон, вынимая из кармана объёмной аляски кошелёк и кладя несколько купюр на стол. Овчинный тулуп мужчина намеренно оставил на комоде при входе в Башню. — Пятьсот фунтов. Я правильно помню? За машину. — Вот, все бы так, а? — вскинула руки Бетти в импровизированном поклонении небесам. А точнее, к потолку над головой. — Если бы каждый гражданин был настолько добропорядочен, мир бы горя не знал! Как же нам повезло-то в Ноунфорде. Сюда плохие люди не попадают. — Очень на это надеюсь, так как намерен задержаться в ваших краях. Старая секретарша вся засветилась, и на мгновенье Британцу показалось, что за её уже давно обветшавшей кожей он разглядел молоденькую девчонку, которой когда-то давным-давно была Бетти Хаттан — озорную, активную и всегда приветливую. — А ещё, Адней Уэллингтон пожелал о встрече и сообщил, что я смогу назначить её через вас. Это возможно? — А то, — взяла со стола толстенный блокнот помощница небезызвестного семейства, раскрыв тот на одну треть и заглядывая в записи. — Адней в среду будет работать в библиотеке. Хочешь внесу тебя в расписание встреч там? — Буду в городе примерно около одиннадцати. Если к полудню у него найдётся окно — было бы превосходно. — Тогда, так и помечу, — внесла необходимые пометки в тетрадь Бетти. — Знаешь где библиотека-то находится? — Разберусь, — улыбнулся Джон, отставляя на журнальный стол рядом с заварником опустевшую чашку. — Бен тебе подскажет. Она недалеко от его дома. Кстати, его завтра выписывают. — Уже слышал, спасибо. Не сориентируете, в котором часу? — Обычно выписка к полудню. Их разговор прервала распахнувшаяся дверь в «книжной» стене. — У нас гости? — показался в проёме как всегда одетый с иголочки мистер Уэллингтон, а за ним вышла спокойная и уравновешенная, словно татуированный Хамахона в собачьем обличье, мисс Полард. — Доброе утро, сэр, — привстал с дивана Смотритель, ощутив лёгкую нервозность, как и при первой встрече с Управляющим. — Джон хотел бы побеседовать с вами, — мягко улыбнулась начальнику Хаттан. — Буквально, пару минут, сэр. Если найдётся время? — Я всегда рад, когда меня навещают. Этим утром Доил явно был в духе, хоть и посмотрел на Британца немного надвинув на глаза седые брови со следующей сказанной фразой: — Особенно, если с хорошими новостями. — Надеюсь, сэр. Надеюсь, что они окажутся хорошими. — Пройдёмте, — владелец Холхолма пригласил Смотрителя в кабинет. Мисс Полард зашла следом за Андерсоном и, словно была его собакой, а не достопочтенного мистера Уэллингтона, уселась рядом с креслом, в которое опустился архитектор. — Слушаю вас, мистер Андерсон. — Думаю, не стоит объяснять, сэр… — начал англичанин, — …что в связи с определёнными обстоятельствами, произошедшими в прошлое воскресенье, я был вынужден принять на себя обязанности Смотрителя маяка, которые усердно выполнял на протяжении недели. — Верно, мистер Андерсон. Весь Ноунфорд об этом наслышан. И все мы благодарны вам за проявленную инициативу и помощь. Вы, должно быть, прибыли за компенсацией? — Нет, что вы. Я вовсе не за этим. Я просто хотел сказать, что… пусть не столь любезно было бы отзываться о случившемся происшествии подобным образом, но, хочу заметить, что был рад произошедшему. Ибо это позволило мне прийти к досрочному решению о согласии с моей стороны принять на себя обязательства по служению Башне и вступлению на должность Смотрителя маяка официально. Так скоро, насколько это будет возможно. Конечно же… — запнулся в заученной речи Джон, — …если вы соблаговолите моей персоне и позволите остаться в ваших землях. Мистер Уэллингтон приподнялся с кресла и, заведя обе руки за спину, повернулся к окну, уставившись вдаль. Андерсон насторожился до дрожи в коленях. В голову тут же закрались неприятные мысли об отказе, но страшнее всего было осознание, что его жизнь зависит от мнения человека, которого архитектор даже не знает. Обе жизни. И его собственная — жизнь архитектора из Англии, и жизнь маленького потустороннего существа из морокового Мира в эту самую минуту лежали в руках мистера Доила Уэллингтона-младшего. Какого по счёту младшего? Третьего? Шестого? Джон не знал даже этого. — Помню то чувство, когда впервые погрузился в воду, — неожиданно заговорил Доил. — Погрузился в эту полную невесомость, в густую чистую синеву. Тогда я открыл для себя новый мир. Я захотел показывать его, изучать, но, в конце концов, захотел покорить его. Вы знаете, что некоторые виды китов уже полностью исчезли из Атлантического океана, мистер Андерсон? — Нет, сэр. Признаться, я был очень далёк от морской жизни, несмотря на то, что прожил тридцать пять лет в портовом городке. — Так вот, мистер Андерсон. Серые киты… — Управляющий указал на небольшой флажок, размещённый на столе — уменьшенную копию герба с двумя китами, что размещался у входа в двухэтажное здание, рядом с национальным флагом, — …серые киты на грани. И если мы — люди, сию секунду не начнём предпринимать нужные для их спасения шаги, они последуют вслед за своими предшественниками, уже навсегда переступившими порог, ведущий к вымиранию всей популяции. Бесконтрольный промысел. Разливы нефти, тяжёлых металлов. Выброс мусора. Тоннами. Тоннами мусора, мистер Андерсон, мы загрязняем океан. Всё сбрасываем в воду. И, вы не поверите! Не научная литература привела меня к этому. Не новостные сюжеты и не консилиумы золотой молодёжи. Когда в моих жилах заиграла алчность, присущая всякому человеческому существу, в чьи руки попадают миллиарды фунтов стерлингов; когда мысль о покорении океана, — и я мог себе это позволить! — опустилась на мои глаза словно забрало светонепроницаемого шлема… Мне помог мой сын. Он показал мне, что океан не нуждается в покорении. Он открыл для меня, казалось бы, простую, но очень важную истину — океан нуждается в защите! И я спрашиваю вас, мистер Андерсон, как спрашивал каждого сидящего в этом кресле чужеземца: «Готовы ли вы поддерживать идею народа Холхолма и жить в согласии с окружающим вас миром, не ставя свои потребности выше него?» — Я полностью готов поддерживать этот догмат, мистер Уэллингтон, — без промедлений ответил Британец. — И понести самый строжайший приговор, коли вы посчитаете однажды, что я каким-либо образом его нарушил. — Добро пожаловать в северные земли Холхолма, мистер Андерсон, — протянул руку Доил, и архитектор ответил рукопожатием, поднявшись с кресла и выпрямившись струной. — Я попрошу Бетти подготовить ваш контракт и все необходимые документы для вступления в должность Смотрителя маяка. — Благодарю вас, сэр. — Присядьте. Обсудим финансовую сторону и некоторые нюансы, которые мне, увы, так и не удалось обговорить с мистером Бакером. Покинув резиденцию Управляющего, Джон буквально за час управился и с покупкой рыбы для крохи, и с заездом в книжный магазин, где приобрёл большой толковый словарь, настольную книгу астронома-любителя для малыша, а для себя — поваренную. Только от чего-то в сознание Британца пришла хамоватая мыслишка о том, что кулинарные рецепты скорее освоит мальчик из потустороннего Мира, чем он сам. А хамоватой она была именно потому, что Смотритель грезил завтраком, приготовленным Шелки. Наручные часы показывали половину второго дня. Опечаленный нехваткой времени на библиотеку и подбор имени для крохи, Андерсон решил заехать в аптечный пункт, чтобы пополнить запасы необходимых на экстренный случай лекарств, отложив выполнение обещания на среду. Покрутившись у прилавка «для взрослых», архитектор прикупил тюбик смазки на водной основе, предвкушая долгую и полную одиночества сексуальную жизнь, разбавленную лишь собственной рукой. «Минимум на четыре года», — шепнул невидимый ангелок, сидящий на правом плече. «Малыш вовсе не малыш», — напомнил чёрт, кольнув огненным трезубцем в левое. «Оба идите к Лешему!» — разозлился Джон, и бросил вдобавок в адрес собственной ширинки. «И ты заткнись!» К сторожке у северного побережья чёрный пикап Андерсона подъехал к четырём. Оставив в доме записку для Джеймса и Паоры о ненадобности контроля, мужчина вынул из-под капота аккумулятор, закинул на плечо рюкзак с мокрыми вещами и, подхватив купленные продукты и книги, направился в сторону Башни по оттаявшей каменистой косе, предпочтя не дожидаться своих надзирателей. Похоже день на берегу выдался столь же тёплым, что и в городской долине, потому что каменное здание практически полностью проявило обшарпанную белую краску сквозь мёрзлую корку. Земельно-ягельный аромат маячного холла вновь наполнил лёгкие, и Смотритель глубоко вдохнул носом, приветствуя Циклопа: — Я дома. Скучал? Маяк, соблюдая традиции, промолчал, лишь разнеся эхом в пустоте туннеля голос Британца. Эта смена ничем не отличалась от предыдущей, проведённой в полном одиночестве. Маленький Шелки так и не появился, а вода, оголив скалистый уступ, не сдвинулась вверх ни на дюйм. Но, по совершенно непонятным причинам, Джон ощущал умиротворение в стенах анкерного стука, вскоре должных официально превратиться в его родной дом. По договорённости с мистером Уэллингтоном, Британец отложил свои личные занятия на эту ночь, совершив полный обход Башни, выявляя по пути все бреши, успевшие образоваться с момента исчезновения предыдущего Смотрителя, и помечая те на бумаге, чтобы предоставить полный отчёт о состоянии Циклопа в Управление. Доил пообещал удвоить материальную помощь на реконструкцию Башни из государственного бюджета, завидев список необходимых на ремонт комнаты материалов, которым Андерсон не преминул похвастать, стоило Управляющему завести об этом разговор. На удивление, Уэллингтон поддержал и идею архитектора об усовершенствовании санузла, с внедрением в тот опреснительной установки и системы фильтрации воды после использования. Ввиду упомянутой защиты океана, Андерсон умудрился ненавязчиво надавить на Доила, объясняя, что нет ничего полезного для Атлантических вод, если сливать в те отходы собственной жизнедеятельности. Пусть даже отходы эти и принадлежали лишь одному человеку. И вновь к шести утра архитектор отпивался крепчайшим кофе, слушая жужжащую над ухом назойливой пчелой мысль о ненадобности отправляться в город. «Ведь, старик может выписаться самостоятельно? Верно? Я там только мешаться под ногами буду, ведь так?» Клевал носом за письменным столом, перечитывая послание мальчишки из раза в раз. Возвращался глазами к комоду с нетронутыми вещами, в надежде, что тяжёлая дверь вот-вот распахнётся и в проёме появится улыбающаяся кроха, да своим коронным «Привет, Джон» заставит сердце Смотрителя разогнать кровь по окоченевшим венам. Грелся у пляшущего в камине огня, бросив на пол тулуп и усевшись прямо на него сверху. И просто ждал. В начале десятого утра Андерсон припрятал вахтенный журнал за старинным предметом интерьера в холле, положил рядом с хлопковой одеждой тулуп и, разглядев в бинокль припаркованный внедорожник ирландца у домика Смотрителя, отправился в путь по косе, приглушив керосиновую колбу у входа. Младший Оллфорд и маориец подвесили на крепления новенькие светильники. Прежние два, по-видимому, всё же пришли в негодность после ледяного дождя и заморозков. — Спасибо, что приехал, — бросил архитектор, укладываясь на заднем сидении. — Спасибо, что выжил и этой ночью, — ехидно отозвалась паскудь, пуская машину в разворот. Джон пришёл в себя на подъезде к лечебнице. К нему вновь вернулась неприятная автомобильная дремота перебежками, не дающая организму толкового отдыха. Да и сорванный воскресным внеплановым выходным график разболтал, казалось, только успевшие встать на места шестерёнки биологических часов. Довольно гнусное чувство — знать, что впереди тебя ожидает очередная бессонная ночь, а ты уже в одиннадцать утра ощущаешь себя разбитым и несобранным. Уилан остался дожидаться в машине, списав нежелание идти в больницу на необходимость поработать с барной сметой. Бен выглядел довольно бодро, хоть и продолжал испытывать некоторые затруднения при дыхании. Было заметно, как морской волк усилием воли заставляет собственный организм потреблять чуть меньшее количество кислорода, чем тому требовалось, сокращая частоту вздохов. Доктор Сиберт подкатила каталку к дверям палаты, а старый пират уставился на кресло, словно ему подали дубовый гроб, в котором уже лежало его собственное, попахивающее трупным гниением тело. — Спасибо, я такси не заказывал, — пробурчал Оллфорд. — Но вы заказывали выписку, Бен, — строго посмотрела сквозь очки шатенка. — А к ней в придачу полагается это прекрасное транспортное средство, в которое вы либо немедленно сядете, либо я предложу вам, как альтернативу, прилечь обратно в койку, где вы и проведёте всю последующую неделю. Как поступите? Морской волк фыркнул в белёсые усы, уже практически спрятавшие губы и слившиеся с бородой, и недовольно уселся в кресло. — Будет вам, Бен, — улыбнулся Британец, хватаясь за ручки. — Это же только до машины. — Нам надобно попасть ещё в одно местечко, дорогой друг. — Хотите заехать в магазин по пути? — Нет. В не столь приятное место. Тут недалеко — в соседнем здании. — Вам нужно в приёмные покой? — не унимался Андерсон. — В морг, дружок. В морг. Не имело смысла объяснять дважды. Как уже упоминалось, архитектор водил дружбу со своей памятью и хорошо помнил сомнения Бена касательно неопознанного тела друга. — Думаете, Элфи там? Среди них? — спросил Джон, когда они покинули небольшой домик и двинулись к точно такому же, находящемуся в отдалении ото всех. — Уже нет, парень. Сиберт развеяла мои надежды несколько дней назад. Я просто хочу понять, что происходит с Тем, кому я поклялся служить верой и правдой сорок лет назад. — О чём вы Бен? — удивился Британец, закатывая коляску на пандус покойницкой. — Ты подожди меня тут, сынок, при входе. Тебе там нечего делать. — Ну уж нет! Так просто вы от меня не избавитесь! Небось, в пляс броситесь, стоит мне вас оставить без присмотра, — улыбнулся Андерсон, но улыбка быстро исчезла с немного обветренных губ, когда мужчина заприметил опечаленное выражение лица старика. — Что там, Бен? — Трупы, дорогой друг. Что же ещё там может быть? — Вы несколько раз поднимали разговор о них, но ничего подобного я не видел на этом лице, — сделал несколько овальных оборотов указательным пальцем Смотритель прямо перед глазами Оллфорда. — Главврач донесла мне неприятные известия, о которых никто не удосужился сообщить ранее. — Я иду с вами, — отрезал Джон. — Не стоит тебе… — Бен! Я был у Уэллингтона вчера и дал согласие на вступление в должность. Я тоже имею право знать! Вы так не считаете? — Идём, — сдался Оллфорд. Старик тяжело поднялся из кресла, и вместе они зашли в дом, уже не такой уютный, каким казался милый, обжитой приют для пациентов. Это здание, стоило приоткрыть дверь, на табличке которой красовалась надпись: «Hic locus ubi mortui docent vivos», мгновенно дыхнуло хладом в лицо непрошенных гостей, потревоживших вечный сон покойников. В комнате, должной служить гостиной, разместился секционный стол для вскрытия трупов с подвесными весами подле него. К стене жалась установка с раковиной для консервирования органов в формалине и, возможно, поверхность для работы гистолога — многообразие парафиновых блоков с предметными стёклами говорило об этом. На патологоанатомические инструменты Британец старался не смотреть. Ведь, как бы ладно не складывались его отношения с памятью, с воображением дела обстояли несколько иначе — уж больно яркими порой представлялись картинки в подсознании, в данном случае способные привести к непроизвольному избавлению желудка от содержимого. А ещё Андерсону, привыкшему к мягким, тёплым оттенкам керосиновых ламп, дневной электрический свет показался неприятным и слишком режущим уставшие роговицы. — Нам туда, — указал старый пират на дверь одной из комнат, и мужчины вошли в помещение без окон, ещё более выхоложенное, чем гостиная. Вдоль стены стояли трупные шкафы из нержавеющей стали на десять холодильников, три из которых, судя по отметкам на металлических рукоятках, не пустовали. — Подождите минуту, Бен, — глубоко вобрал в лёгкие приторного, сладковатого воздуха архитектор, никогда прежде не бывавший в подобных местах и, откровенно говоря, даже не предполагавший однажды оказаться в морге. — Готов. Морской волк открыл дверцу морозильной камеры и выкатил наружу одно из тел, покрытое с головой тонкой материей. — Ещё не поздно выйти, дорогой друг, — предупредил Оллфорд. — Тело какое-то маленькое, — безотрывно смотрел на лежащий бугорок под покрывалом Британец. — Потому что, все они — дети, Джон. Я не знал об этом. Мне не сказали, — опустил седую голову старый пират. — Твоё заявление ещё можно отозвать. Коли, посчитаешь нужным… — Не посчитаю! — дрожащей рукой потянул белоснежную материю вниз Андерсон, обнажая свету посиневшее лицо и маленькие плечики девочки, лежащей с распахнутыми глазами. — Матерь Божья… Смотритель ненадолго отвернулся, прикрывая рот рукой и давя рвотные позывы. — Сиберт заявляет, что у каждого из них есть общая черта… — Чёрные глаза? — сладив с тошнотой, вновь повернулся к телу Джон. — Тебе что-то известно об этом? — вскинулся старик. — Просто предположение, — соврал Британец. — Обычно, ведь, трупам закрывают глаза после вскрытия, так? А у неё — открыты. Оллфорд распахнул и другие дверцы. Мальчики были постарше. Но это не отменяло тревоги, всколыхнувшей старческое сердце, как и не отменяло удивления Андерсона, осознавшего, наконец, что мороковое Чудовище отправляло в этот Мир столь юных особ. Но, чем Оно руководствовалось? Почему, дети? Они осмотрели тела вдоль и поперёк, но никаких других схожих черт между окоченевшими трупами больше не обнаружили. Архитектор всматривался в потухшие чернильные омуты, немного подёрнутые мёрзлой пеленой, стараясь разглядеть в них голубоватые крапинки, что обнаружил в глазах малыша-Шелки. Но, все они, как на подбор, зияли чёрными дырами, космическим мраком. Будто инопланетные глаза воронов, всегда привлекавшие Джона в той, другой и уже столь далёкой английской жизни. — Поехали, парень. Больше тут делать нечего. Британец лишь кивнул в ответ, не в силах даже пошевелить губами. Он только моргал, чаще обычного, и периодически подносил кулак к носу, пытаясь занюхать тошнотворный формалиновый запах покойницкой вкусом собственной кожи. — Я жду вас в доме на побережье не ранее, чем в следующий вторник, Бен! — строго проговорил Андерсон, убедившись, что морской волк улёгся в постель. — Аодхан пока присмотрит за мной. — Слушаюсь и повинуюсь, — махнул на прощанье старик. — И никакой трубки! — Ну… вот этого пообещать не могу, — сверкнул белёсыми глазами Оллфорд, смакуя собственные усы, попадающие в рот. — Я и так неделю терпел. Архитектор хмыкнул себе под нос и, распрощавшись, прыгнул на заднее сидение внедорожника. — Ты чего такой зелёный вышел из больницы? — поинтересовался ирландец. — Впервые в жизни побывал в морге, — не вдаваясь в подробности, улёгся головой на пуховик Джон. — Надеюсь, он был последним. — Тебе тридцать пять, — хохотнул Уилан. — Я, как бы, в курсе. — А мне тридцать шесть. Я сдохну раньше тебя. Так что, не получится избежать очередного посещения. — Ой, заткнись, — скривился Британец, проваливаясь в формальдегидную хандру и в поскакавшие галопом мысли о ненадёжности человеческого организма. К двум прибыли на Башню. Пополнив запасы дров, разложили отсыревшие поленья вокруг каминов в кухне и в комнате, оставив просушиваться. Андерсон поделился с ирландцем мыслями о ремонте комнаты, найдя поддержку в изумрудных глазах, пока снимал с верёвок постельное бельё и выстиранные вещи. С учётом запланированной встречи с Аднеем, договорились на прежнее время. «Завтра в девять» стало для новоиспечённых друзей какой-то особой фразой, несущей в себе нечто большее, чем три простых слова. И архитектор с благодарностью принимал помощь рыжебородого, да и всех островитян, каждый раз про себя отдавая почести судьбе, привнесшей в его жизнь столь отзывчивых и внимательных знакомцев. А самого Уилана мужчина продолжал всячески подначивать, раскланиваясь в ноги и с усмешкой наблюдая, как ирландская паскудь заходится желваками, стоит произнести, казалось бы, заезженное и мимолётное «Спасибо». Проводив взглядом удаляющуюся по каменистой косе фигуру Огненного Волка, Джон вернулся в Башню, аккуратно сложил бельё стопочками, распахнул Бакеровский сундук, намереваясь убрать в него вещи и, вдруг, зацепился глазами за старенькую фотокарточку с изображением Уиллмы — супруги бывшего Смотрителя. Отложив скарб на кровать, Британец извлёк из обшитого коричневатой кожей деревянного ящика все имеющиеся фотографии и, облокотившись о кровать спиной, принялся разглядывать их, с каждой просмотренной, округляя глаза всё больше и больше, точно увидел приведение. На четырёх имеющихся изображениях, Уиллма держала в руках небольшое шерстяное полотно, точь-в точь такое, как таскал с собой кроха-Шелки. А на пятом, где в обнимку стояли двое приятелей — Элфи и Бен — эта самая тюленья шкурка свисала лохматым хвостом из кармана массивного тулупа Бакера.