Часть V. Гарри Поттер и Орден Тайн

Я открыл глаза. Всё тело покрылось холодным потом; простыни опутывали меня, как смирительная рубашка, и казалось, что к голове приложили раскалённую добела кочергу. — Гарри! Надо мной стоял перепуганный Рон. В ногах кровати маячили ещё чьи-то фигуры. Я схватился за голову: боль застилала глаза… Я свесился с кровати, и меня вырвало. — Он заболел, — послышался испуганный голос Дина. — Надо кого-то позвать. — Гарри! Гарри! Хватая ртом воздух, полуослепший от боли, я сел. Я с трудом сдерживал подступающую рвоту. — Стойте, — пропыхтел я. — Мне нужно… к Дамблдору… — Что? — не понял Рон. — К Дамблдору! Это серьëзно, мне нужно ему сообщить… — Пойду позову помощь, — снова раздался испуганный голос Дина, и он выбежал из спальни. — Гарри, друг, — неуверенно сказал Рон, — тебе приснилось. — Чëрт! — выругался я. — Да позовите уже кто-нибудь МакГонагалл! Это важно! — Я здесь, Поттер. Профессор МакГонагалл — в халате из шотландки, очки на костистой переносице перекошены — торопливо вошла в спальню. — Что случилось? Где болит? — Плевать на боль! — огрызнулся я. — В смысле, простите, профессор, но это очень важно, мне прямо сейчас нужно к Дамблдору! — Расскажите мне, что случилось? — настойчиво попросила МакГонагалл. — Некогда объяснять, мы идëм к директору, — твëрдо заявил я. — И Рон тоже. Декан Гриффиндора, к счастью, спорить не стала. Мимо безмолвных Дина и Симуса мы вышли за ней из спальни, спустились по винтовой лестнице в гостиную, откуда через портретную дверь вышли в освещённый луной коридор Полной Дамы. Я посмотрел на Рона: он был взволнован и озадачен. Я решил не тратить время на объяснения. Да и зачем раньше времени его тревожить? Мы прошли мимо Миссис Норрис, которая обратила на нас свои глаза-лампы и тихо зашипела, но профессор МакГонагалл сказала: «Брысь!» — и кошка шмыгнула в темноту. Через несколько минут мы остановились перед каменной горгульей, сторожившей вход в кабинет Дамблдора. — Летучая шипучка, — сказала профессор МакГонагалл. Горгулья ожила и отскочила в сторону, стена позади неё разошлась, открыв каменную лестницу, непрерывно бегущую вверх наподобие спирального эскалатора. Мы стали на движущиеся ступени, стена за нами закрылась с глухим стуком, и лестница понесла нас наверх тугими кругами. И вот блестящая дубовая дверь с латунным молотком в виде грифона. Хотя было уже за полночь, за дверью слышался многоголосый гомон. Как будто Дамблдор принимал не меньше дюжины гостей. Профессор МакГонагалл трижды стукнула молотком-грифоном, и голоса разом смолкли, словно их выключили. Дверь сама собой открылась, и следом за МакГонагалл мы с Роном вошли в кабинет. В комнате царил полумрак; непонятные серебряные приборы не жужжали и не пыхали дымом, как обычно, а стояли неподвижно и безмолвно; портреты прежних директоров и директрис дремали в своих рамах. Спрятав голову под крыло, спала на своём шестке за дверью чудесная красно-золотая птица, большая, как лебедь — это был феникс. — А, это вы, профессор МакГонагалл… и… Дамблдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; он наклонился вперёд, и на него упал свет свечей, освещавших разложенные на столе документы. На нём был великолепно расшитый пурпурно-золотой халат, надетый поверх белоснежной ночной рубашки, но выглядел Дамблдор нисколько не сонным. Пронзительный взгляд голубых глаз остановился на профессоре МакГонагалл. — Профессор Дамблдор, — сказала она, — Поттер… С ним что-то… — Не со мной, — перебил я. Профессор МакГонагалл обернулась ко мне и слегка нахмурилась. — Хорошо, Поттер, сами расскажите директору. — Замечательно, — сказал я. — Директор, на мистера Уизли напала змея Волан-де-Морта, пока он выполнял задание для Ордена. — Что?! — в один голос спросили Рон и профессор МакГонагалл. Произнесённые слова как будто ещё отдавались в комнате и звучали немного нелепо, даже смешно. Наступила пауза; Дамблдор откинулся в кресле и задумчиво смотрел в потолок. Бледный, потрясённый Рон переводил взгляд с меня на Дамблдора. — Как вы это увидели? — спокойно спросил Дамблдор, по-прежнему не глядя на меня. — Да какая разница! — взорвался я. — Вы тут что, совсем все с ума посходили? Там человек истекает кровью, а вас интересует только то, что я… Не важно. Я чуть было не проговорился, что я крестраж Волан-де-Морта. Не думаю, что такие слова стоило произносить в стенах Хогвартса да ещё и в такой компании. И сейчас уж точно для них было неподходящее время. Стало тихо. Потом Дамблдор, глядя теперь на побелевшего Рона, резко спросил: — Артур серьёзно ранен? — Да, — с силой произнёс я. Дамблдор встал с такой внезапностью, что я вздрогнул. Директор обратился к одному из портретов, висевшему под самым потолком. — Эдвард! — властно произнёс он. — И вы, Дайлис! Волшебник с землистым лицом и короткой чёрной чёлкой и его соседка, пожилая ведунья с длинными серебряными локонами, как будто бы крепко спавшие, мгновенно открыли глаза. — Вы слушали? — спросил Дамблдор. Волшебник кивнул, волшебница сказала: — Естественно. — Он рыжий, в очках, — сказал Дамблдор. — Эдвард, вам надо поднять тревогу, позаботьтесь, чтобы его нашли наши люди… Оба кивнули и боком ушли из своих рам, но не появились на соседних портретах (как это обычно бывало в Хогвартсе), а просто исчезли. На одной картине остался только задник — чёрный занавес, а на другой — красивое кожаное кресло. Я заметил, что другие директора и директрисы, мирно дремавшие и похрапывавшие самым натуральным образом, нет-нет да и поглядывали на меня украдкой из-под полуопущенных век. Теперь стало ясно, кто здесь разговаривал перед нашим приходом. — Эдвард и Дайлис были самыми прославленными директорами Хогвартса, — сказал Дамблдор, стремительно пройдя мимо гостей к великолепной птице, спавшей возле двери. — Настолько знаменитыми, что их портреты висят во многих важных учреждениях волшебников. Они свободно перемещаются между своими портретами и поэтому могут сообщить нам, что происходит в других местах. — Садитесь, пожалуйста, все трое, — сказал Дамблдор. — Эдвард и Дайлис могут на несколько минут задержаться. Профессор МакГонагалл, будьте любезны, вызовите стулья. Но я еë опередил. Отработанным движением я взмахнул волшебной палочкой. Из воздуха возникли три кресла — не самые уютные, но вполне ничего. Я сел и через плечо наблюдал за Дамблдором. Тот гладил пальцем феникса по золотой хохлатой голове. Тот сразу проснулся, поднял красивую голову и блестящими тёмными глазами смотрел на Дамблдора. — Нам будет нужно предупреждение, Фоукс, — очень спокойно сказал Дамблдор птице. Вспышка пламени, и феникс исчез. Дамблдор стремительно подошёл к одному из тонких серебряных приборов (назначения которых я до сих пор не знал), перенёс его на стол, сел и легонько постучал по нему концом волшебной палочки. С ритмичным позвякиванием прибор ожил, из серебряной трубочки наверху стали выходить маленькие клубы бледно-зелёного дыма. Директор внимательно вглядывался в дым, между бровей у него залегла глубокая морщина. Через несколько секунд дым пошёл ровной струёй, она сгущалась и закручивалась в воздухе… и вот уже вылепилась из неё змеиная голова с разинутой пастью. — Конечно, конечно, — бормотал Дамблдор, по-прежнему наблюдая за дымом без малейшего удивления. — Но сущности разделены? Было очевидно, о чëм говорит директор. То есть змея Волан-де-Морта — ещё один крестраж? Между тем дымная змея немедленно превратилась в две змеи, обе сворачивались и извивались в полутьме. С видом мрачного удовлетворения Дамблдор слегка постучал по прибору палочкой: позвякивание замедлилось и стихло, дымные змеи побледнели, расплылись в воздухе и пропали. Дамблдор перенёс аппарат обратно на узенький столик. Я увидел, что многие прежние директора на портретах проводили его глазами, но, заметив, что я смотрю на них, тут же прикинулись спящими. Я хотел спросить, для чего предназначен странный серебряный прибор, но в это время справа под потолком раздался крик: волшебник по имени Эдвард, слегка запыхавшийся, снова появился в своей раме. — Дамблдор! — Какие новости? — сразу откликнулся тот. — Я кричал, пока кто-то не прибежал, — сообщил волшебник, вытирая мокрый лоб о висевший сзади занавес. — Сказал, что слышал внизу какое-то движение… Они не сразу мне поверили, но спустились посмотреть… вы знаете, внизу наблюдать некому — портретов там нет. Короче говоря, через несколько минут его принесли. Вид неважный, весь в крови. Когда они ушли, я перебежал в портрет Эльфриды Крэгг, чтобы разглядеть получше… — Хорошо, — сказал Дамблдор, а Рон в это время судорожно приподнялся. — Значит, Дайлис увидит, когда его доставят… Через минуту на своём портрете появилась волшебница с серебряными локонами, она села в кресло, откашлялась и сказала: — Да, его доставили в больницу святого Мунго… пронесли мимо моего портрета… выглядит плохо… — Благодарю вас, — сказал Дамблдор. Он повернулся к МакГонагалл: — Минерва, надо разбудить остальных детей Уизли. — Конечно… Профессор МакГонагалл встала и быстро пошла к двери. Я скосился на Рона — на лице у того застыл ужас. — Дамблдор, как быть с Молли? — задержавшись у двери, спросила МакГонагалл. — Этим займётся Фоукс, когда проверит, нет ли поблизости незваных гостей. Но, возможно, она уже знает… благодаря этим превосходным часам… Дамблдор рылся в буфете поблизости от меня и Рона. Наконец он извлёк оттуда закопчённый старый чайник и осторожно поставил на письменный стол. Поднял волшебную палочку и тихо сказал: «Портус!» Чайник задрожал, оделся странным голубым сиянием, а потом успокоился, чёрный, как прежде. Дамблдор подошёл к другому портрету — волшебнику с умным лицом и остроконечной бородкой. Этот был одет в цвета Слизерина — серебряный и зелёный — и спал, по-видимому, так крепко, что не слышал Дамблдора, пытавшегося его разбудить. Я узнал предка Сириуса из портрета в моей комнате в доме на площади Гриммо. — Финеас, Финеас. Люди на портретах перестали притворяться спящими, они зашевелились в своих рамах, чтобы лучше видеть происходящее. Финеас Найджелус Блэк по-прежнему изображал спячку, и некоторые тоже стали выкрикивать его имя. — Вы не правильно делаете, — спокойно заметил я. — Давайте лучше я. Финеас, твой праправнук Сириус женился на магловской девушке! — Что? Когда? — встрепенулся он, в миг перестав притворяться. — А, это ты, Гарри? Опять обманываешь? — Прости, — я пожал плечами. — Просто тебя Дамблдор звал. — И что ему надо? — проскрипел Финеас. — Надо, чтобы вы ещё раз посетили свой другой портрет, Финеас, — сказал Дамблдор. — У меня новое сообщение. — Сириус же покинул Орден, — сказал я, догадавшись, кому это сообщение предназначается. — Да, но я подумал, он не откажется принять у себя… — Всех Уизли? — перебил я. — Вы уж простите, но нет. Дом моего крëстного — это вам не штаб-квартира Ордена Феникса. К тому же, мы только там прибрались. Рона с Джинни или близнецов взять можем, но всех и сразу — это уже перебор. Я подмигнул Финеасу. Он, бесспорно, был со мной полностью согласен. Вообще, он не особо жаловал гостей (меня он принимал за члена семьи). Дамблдор смерил меня взглядом. — Хорошо, Финеас, можете спать дальше, — сказал он. — А можно я тоже пойду спа-а-ать? — спросил я, зевнув. Мало того, что сейчас была середина ночи, и у меня слипались глаза, так ещё и после недавнего видения меня одолевала ужасная слабость. — Разве ты не хочешь узнать, что случилось с Артуром Уизли? — удивился Дамблдор. — Моë дело — сообщить, — сказал я. — А что случилось, я узнаю утром. — Ладно, можешь идти, — директор повернулся ко мне спиной и стал рассматривать одну из своих странных вещичек. — Только будь осторожен, не стоит попадаться на глаза профессору Амбридж… — Знаю-знаю, — отмахнулся я. — Не первый раз брожу ночью по Хогвартсу. — Что? — оживилась МакГонагалл. — Мистер Поттер, вы… — Ничего, профессор, — поспешил сказать я. — Я пошутил. Но она вряд ли мне поверила: весь путь до двери кабинета директора я ощущал на себе пристальный взгляд. Закрыв дверь за своей спиной, я надел мантию-невидимку (да, я успел еë прихватить), взглянул на карту (и еë тоже) и, убедившись, что Амбридж в своëм кабинете, а Филч вообще в другой части замка, отправился в башню Гриффиндора досыпать оставшиеся несколько часов.