Грани ответственности

      Тот вечер действительно выдался теплым. Жаркий калифорнийский день, который много часов подряд согревал асфальт, отдавая ему все свои беспощадные лучи, наконец уступил розоватому свечению, которое предвосхищало закат солнца за крыши высоток. Пыльно-голубое небо вдруг стало чище, глубже и чуть прохладнее, позволяя людям и птицам вздохнуть его свежестью, насыщая разгоряченное тело воздухом с привкусом океана. Синева упала в соленые воды залива, лишь чуть раскачав абсолютный прибрежный штиль, да подбодрила вялые от жары волны. Ленивые жирные чайки недовольно закачались на них, в ожидании удобного момента для последней дневной охоты. Залив Сан-Франциско выглядел спокойно и безмятежно, не уступая в своем спокойствии разномастной публике, выбравшейся на прогулку вдоль набережной в этот прекрасный час.       Вейлон Парк с удовольствием дышал морской водой, чувствуя, как она разгоняет застоявшиеся за день мысли и будто «проветривает» их содержимое. Работа, точнее, подготовка к работе отнимала слишком много его сил, но студент был доволен — если его до сих пор не выгнали, значит и до выпуска не выгонят. А потом, как и обещал, Блэр возьмет его на полноценную стажировку в «Маунт Мэссив» и он снова вернется в эту особую атмосферу, о которой попросту запрещал себе думать вне ее стен… Вот и сейчас Парк с усилием отогнал воспоминания. Упершись обеими руками в парапет набережной, парень смотрел вниз, где все те же ленивые волны с равным интервалом разбивались о бетонную стену. Он вдруг вспомнил о Лизе, которая после их недолгого разговора под деревом весь день не давала о себе знать.       Ощутив неясную тревогу, он схватился за телефон, но не увидел ни одного нового сообщения или звонка. Было ли это дурным знаком? Почему-то ему показалось, что да. Что-то происходило за кулисами его восприятия, и этот теплый, прямо-таки по-летнему, день, просто преддверие какой-то катастрофы. Бедная Лиза… Парк со стыдом припомнил ее бледность и слезы, которые он так просто променял на прогулку с Блэром по магазинам, как бы странно это не звучало. Хуевый из него друг. Но кажется, что Вейлон слишком вырос за прошедшие два месяца, чтобы думать об этом настолько глубоко, чтобы это взволновало что-то глубже чувств «по привычке».       Очень нехотя парень отлепился от парапета и побрел прочь от приятной прохлады океана, углубляясь в жилые кварталы. Джереми никогда не подвозил его после работы, да и вообще всегда уходил гораздо позже, поэтому Вейлон либо ехал домой на автобусе, либо шел пешком, что отнимало у него примерно час. Но он любил вот так подышать воздухом, компенсируя абсолютное отсутствие физического движения в течение дня, пройтись, припоминая эти улицы, укладывая в голове подробности Беркли, который ему предстояло покинуть уже через пару месяцев. Возможно даже навсегда. После выпуска парень планировал вернуться в Денвер, в свою давно заброшенную квартирку, но ему казалось уже чем-то странным, что к осени он не вернется в это океаническое тепло. Правда, Вейлон так и не загорел за все пять лет, солнце просто не брало его, что еще раз подчеркивало — его место в Денвере, рядом с горами.       Сегодня настроение было побродить подольше. Сегодня у Дебры было просто преотвратнейшее настроение — недавно ей сняли последние швы и перевязки и она, ворча на весь мир и громко хлопая дверями, придиралась по каждой мелочи — настолько ей непривычно было управляться с полностью действующей ногой. Неприятно было бы попасться ей под горячую руку и тогда она уж точно заставит ответить за все банки энергетика и прочий случайный мусор его комнаты. Поэтому Вейлон пошел более дальней и более захолустной дорогой, обходя свой микрорайон по широкой дуге. Уже начинало темнеть.       Уже первые неоновые вывески отражались в очках Вейлона Парка, когда подул первый за сегодняшний день действительно апрельский ветер. Взъерошил волосы, заставил чуть дрогнуть под легкой рубашкой. Он вдруг обнаружил, что забрел куда дальше, чем намеревался вначале, от того местность кажется не слишком знакомой. Справа и слева тянулась непроходимая гряда одно- трехэтажных дуплексов, стены которых кое-где пестрели граффити, а у аптеки, что сиротливо притаилась между глухими стенами, было выбито стекло. Здесь было относительно тихо, машины жужжали где-то в отдалении, напоминая шум все того же прибоя. Вейлон поймал себя на мысли, что слишком много сегодня думает о море, и вдруг так сильно захотелось написать Лизе, что он полез в карман за телефоном.       В этот самый момент послышались шаги. Несколько человек только что свернули сюда из другого переулка, но Парк не заметил их.       Лиза, прости, что вот так убежал. Я хочу увидеться, все обсудить. Мы найдем выход, обязательно. Я щас иду домой, если хочешь, позвоню 9.02 p.m       После отправки ему стало легче. По крайней мере, он дал знать, что ему не все равно, а там пусть сама решает, общаться ей или нет. Несколько высоких темнокожих парней поравнялись с ним, и Вейлон даже сейчас не обратил на них внимания, так сильно он был погружен в свои мысли. Но обычные с виду прохожие внезапно что-то ему крикнули и рассмеялись, находясь уже в шагах пяти позади. У Парка мелькнула мысль, что это, возможно, кричат ему, но решил не оборачиваться, а просто немного ускорил шаг. В такой глуши отвечать на грубости (он так и не понял, что именно ему крикнули), было равносильно самому большому идиотизму.       Однако было похоже, что компанию не устроила такая реакция, и один из них нагнал Вейлона и хлопнул по плечу.       — Хей, сигаретки не найдется? — спросил он с явным акцентом, обнажая ровные, белые на фоне лица, зубы.       Вейлон, слегка ошарашенный хлопком, нечетко выговорил что-то вроде «нет, не курю» и хотел было уйти, но незнакомец остался стоять на месте, придерживая его пальцами за плечо в фамильярном жесте.       — Так а че, у моего брата есть, хошь, подкинем? Или ты спортсмен, который не напьется и не поебется? — тон его был наигранно-серьезный, как будто он действительно заботился о Вейлоне и состоянии его здоровья.       Подошли и другие. Они все, кроме того, что зацепил Вейлона, были высокие и развязные, одетые далеко не с иголочки, но и не вызывающе. Только у одного на смуглых руках были татуировки.       — Нет, спасибо. — упрямо ответил Парк, осознавая, что их пятеро, а он один. И воспоминания о нападениях «черных мародеров» тревогой поползли по позвоночнику. Может, если он не даст им повода, они отстанут?       — А он вежливый, Эрн. — на все том же ломанном английском сообщил державший его парень. — Прикольный. Ты че здесь шастаешь, блондиночка? — спросил он развязно, пока трое из подошедших закуривали. По переулку потянулся отвратительный запах жженой резины.       Вейлон промолчал. Он дернул плечом, сбрасывая руку и тут же лишился своих очков — тот, что щеголял татуировками стащил их и водрузил на крупный, обветренный нос.       — И как ты через это дерьмо видишь, бля? — он сморщился, но очков не снял. — Я таких туманов даже, бля, под наркотой не ловил.       — Слушай, может ты торчок? — это уже самый низкий, который дернул со спины свой рюкзак. — Так ты не стесняйся, блонди, у нас все есть.       Вейлона эта пантомима ни разу не забавляла. Он понял, что просто так они не собираются его отпускать, поэтому, плюнув даже на очки, попробовал быстро пройти мимо курящих, но ему не дали — один из них грубо схватил студента за шиворот и снова толкнул в середину импровизированного круга.       — Ты куда это намылился, пидор? — уже без всякой наигранности бросил ему татуированный. — Мы с тобой по-человечески, а ты по-свински. Все вы, белые, грязная свинота. Хоть бы рассказал нам что, нам скучно тут, а ты парень умный, может чему полезному поучишь аборигенов.       Все пятеро залились глубоким, гортанным хохотом, хрипло откашливаясь, а потом, самый низкий резко сорвал у Вейлона с плеча сумку и вывалил все ее содержимое на землю. Несколько учебников, тетрадь, телефон и кошелек с ключами, вперемешку с прочим мелким мусором. Парк охнул и кинулся было подбирать, но один из стоявших до этого молча пнул его под зад и Вейлон неловко бухнулся на колени. Без очков он видел далеко не лучшим образом, но страх остаться ни с чем и без ключей и адреналин подтолкнули его хвататься за вещи, забыв о том, что над ним нависла опасность в виде пятерых полупьяных отморозков.       — Та-а-ак, не густо. — кто-то уже распотрошил его кошелек и откинул в сторону. — Студентик, что ли? Книжки вон умные читает. — ему в руку врезался один из учебников, который в него пнули. — А мобилка, бля, старая, что, мамка новый не купила?       Вейлон с ужасом услышал сперва звонкий удар, а потом звук треснувшего стекла. Кажется, жизнь его телефона закончилась. Прижимая к себе книги, он снова попытался встать и убежать, но его снова пнули, на сей раз под колени. Однако, Парк устоял. Адреналин в крови возрос на столько, что он кинулся на ближайшего к нему «мародера», который, кажется, поживился его деньгами (а там была месячная плата за квартиру) и заехал ему локтем куда-то на уровне груди. Это была ошибка. Под громкий гогот его снова повалили на асфальт и теперь уже не один, а сразу трое принялись лупить его ногами, правда, явно не в полную силу, а скорее шутливо. Но боль была очень даже ощутимой. Кто-то дернул новую рубашку — она затрещала по швам. Парк прикрыл голову руками, но это мало помогло — самый низкий и самый настырный приподнял его за волосы, а затем щелкнул по носу, выговаривая что-то на своем языке.       «Хоть бы не убили, пожалуйста…» — взмолился Парк про себя, но все-таки попробовал ответить обидчику, ударив его кулаком в лицо. Последний явно почувствовал боль, потому что тут же отпустил волосы Вейлона и накинулся на него уже далеко не шутливо. Остальные не вмешивались. Этот низкорослый (по сравнению с остальными) «мародер» обладал просто неуемной энергией, оттого студент даже не успевал защищаться, пока получал быстрые удары в бок, грудь и спину. Попробовал оттолкнуть ногами — промах, тут же получил в глаз, да так болезненно, что в первую секунду зрение и вовсе пропало. И если бы в этот самый момент не послышался сигнал подъезжающей машины, неизвестно, какие травмы были бы нанесены еще.       — Шухер, бля! — кто-то из пятерки попятился. — Валим, парни, а то ща копов позовут!       Шайки тут же и след простыл. Только избивавший Вейлона парень успел, напоследок, плюнуть в него. Парк тут же попытался встать — перспектива быть пойманным полицией и участвовать в долгих допросах не было ни малейшего желания. Однако голова так сильно закружилась, что он смог только сесть, рассеяно шаря руками в надежде, что темнокожий бугай оставил его очки где-то поблизости.       — Парк?       Вейлон выругался. Про себя. После полиции это был последний человек, которого хотелось сейчас видеть.       — Ты что, совсем ебанулся? А ну вставай, живо!       Кряхтя, парень все-таки смог устоять на ногах, но глаз на Джереми Блэра так и не поднял — ему было стыдно. Мало того, что супервайзер застал его позорно принимающим избиения, так еще и эти порванные и грязные вещи, которые он же купил сегодня днем. Из носа закапало нечто среднее между кровью и соплями — Парк спешно стер это остатком рукава.       — Ну и что это значит? — Блэр сложил руки на груди, рассматривая место побоища. Он не планировал сюда заезжать. Однако знакомая светлая макушка в толпе черных выродков натолкнула его на мысль, что программиста могут и убить, если не вмешаться. Благо, по совпадению светофор остановил его машину прямо напротив перпендикулярного дороге переулка. — Потрудись объяснить, почему ты снова суешь свой нос туда, куда тебя не просят?       — Они первые напали. — буркнул студент, не особенно надеясь, что Джереми проникнется к нему состраданием. — Выпотрошили вещи и смылись.       Вейлон с горечью осознал, что остался без денег и без мобильного. Последний превратился в бесполезный кусок пластика. Благо, хотя бы очки уцелели — их Парк нашарил неподалеку, у стены дома. Супервайзер все это время наблюдал за ним молча. Не понятно было, о чем он думает, его лицо оставалось непроницаемым. Вейлон же за это время собрал тетради и книги, которые тоже, к счастью, остались невредимы, отыскал ключи. Теперь оставалось только как-то добраться домой и вымолить у Дебры отсрочку по оплате до зарплаты с его удаленной подработки на кафедре. Ну и каким-то образом отыскать новый телефон. Но тело так ныло, а вид его был настолько жалкий, что пришлось переступить через мнительную гордость — Вейлон поднял глаза на Блэра, который в этот самый момент что-то искал в телефоне.       — Сэр…       — М-м-м?       — Вы не могли бы подвезти меня до дома, пожалуйста?..       Студент почувствовал, как у него краснеют уши. Ему казалось, что даже в наступивших сумерках это было заметно, настолько было стыдно. Однако, его куратор не выразил большого удивления, напротив, он будто только и ждал этого вопроса.       — По крайней мере, ты все-таки отважился попросить. — подытожил Джереми мирно. — Думаешь, чего это я тут стою, просто на тебя полюбоваться? Поехали, я бы сначала в травмпункт заглянул на твоем месте.       Но от травмпункта Вейлон отказался — еще не хватало выслушивать расспросы врачей о том, что с ним приключилось. Парк чувствовал себя максимально уставшим и смущенным, старался натягивать порванную одежду на голое, запыленное тело и всячески отводил глаза, чтобы лишний раз не встречаться со взглядом Блэра.       — Ты, главное, кровью тут все мне не заляпай. — прокомментировал последний, уже отъезжая от этого злополучного места.       Но это было лишней предосторожностью. Кровь, что капала из носа, уже перестала, и Вейлон, вздыхая, продолжал крутить в руках неработающий телефон. Он снова вспомнил о Лизе, вздохнул о том, что не сможет ей позвонить, ведь не знает ее домашнего, подумал о ее беременности и с какой-то жалостью к себе связал это с тем, что он настолько слабак, что не то что Хардин, даже себя уберечь не смог и оказался просто мальчишкой для битья. А если об этом узнают в университете?.. Страшно было подумать.       За этими печальными размышлениями, Вейлон и не заметил, как они свернули в сторону от его дома и уже паркуются у совершенно другого, в другом конце улицы. А когда заметил, то решил, что Блэр просто из вредности решил высадить его не там, где нужно. От Парка как-то ускользнуло, что он никогда не говорил Джереми свой адрес.       — Вылезай, приехали.       Супервайзер выбрался первым и размялся, потянувшись. На нем была все та же легкая рубашка, что и днем, но Вейлону казалось, что этот самый день, когда они покупали ему одежду, был много недель назад. Может, еще до «Маунт Мэссив». Почему-то вблизи от Джереми все те события казались куда более реальными. Но был ли его куратор другим вне работы? Что в нем менялось? Парк буквально вывалился следом, и уже хотел было прощаться, как Джереми внезапно прервал его:       — Слушай, ты наверное все-таки приложился головой. Куда ты пойдешь в таком виде? Я что, зря тебя тащил к себе домой? Примешь душ, переоденешься по-человечески и тогда пойдешь. Не хватало твоим видом пугать добрых людей, что тебя приютили. — Добавил он чуть более язвительно, но все еще на удивление мягко. — Все-таки раз уж мне выпала такая честь курировать тебя и на распределении, будь добр, подчиняйся.       Вейлон отступил на шаг и совсем растерялся. Это было максимально странно. С чего бы Джереми Блэру пускать своего подопечного к себе домой?       — Нет, спасибо, сэр, я как-нибудь дойду. — попытался он. — Не беспокойтесь, я дойду, все в порядке. Да и там все уже спят, наверное, не заметят.       — Твою мать, Парк! — Блэр захлопнул дверь машины и заблокировал ее. — Кончай уже мяться, я тебя не съем, и заходи уже в дом. Я не хочу заночевать на улице просто потому, что какой-то недогеройчик строит из себя сильную личность. Ты еле на ногах стоишь, блять. Какие тебе еще нужны доказательства?       И без всяких дальнейших разъяснений направился к главному входу. Вейлон последовал за ним, так как понимал, что Блэр прав. Как бы странно не было это признавать. Для Парка была вообще в новинку такая забота от посторонних ему людей, он это воспринимал так же, как если бы кто-то из его преподавателей вдруг вздумал пригласить его к себе домой. Тем более, что Джереми не был его преподавателем, а просто куратором, да и то бывшим. Да и его периодически матерящаяся личность ну никак не вязалась с чопорными Берклиевскими профессорами.       Они поднялись на второй этаж этого небольшого дома, практически в полной темноте, Джереми открыл дверь квартиры справа и посторонился, пропуская Вейлона вперед. Вспыхнул свет. Уже с порога стало заметно, что эта съемная квартира не чета той, в которой жил Парк. Она была куда больше, да и мебели в ней было поменьше — отсутствие семьи, которая жила бы здесь постоянно, сказалось положительно на ее внешнем виде — все строго, аккуратно и сдержанно, только самое важное. Парк даже разулся у входа, будто вспомнив какие-то давние традиции его семьи.       Джереми же не сильно заморачивался на этот счет. Все-таки теплая Калифорния со своими редкими дождями и отсутствие луж и грязи позволяли носить обувь в помещении совершенно спокойно. Он обернулся на сконфуженного студентика и как-то расслабленно хохотнул, находя его стеснительность забавной, даже милой в какой-то степени. Вейлону Парку точно не стоит знать, зачем все это нужно, ибо меньше знаешь — крепче спишь, верно? Но все-таки сложно было удержаться, чтобы не взглянуть на странно бледную кожу его тела, которое так дурно загорало даже на беспощадном Калифорнийском солнце и сейчас просвечивала сквозь драную рубашку. И весь он, этот побитый драный мальчишка, как будто враз растерял ту некоторую строгость и образа, приданного ему еще днем новой одеждой и снова стал выглядеть на лет шестнадцать. Чудеса. Сложно было даже представить, что это создание с большими наивными глазами какое-то время провело в «Маунт Мэссив»…       — Ванная вон там. — Блэр указал рукой в правый коридор. — Попрошу быть аккуратным, не испачкай ничего. Одежду сейчас принесу.       Вейлон вздохнул, сбросил с плеча сумку и направился в указанную комнату. Она оказалась все такой же сдержанной, ничего лишнего. И если бы не одежда, которую бросили в корзину для белья, могло бы показаться что ей не пользуются вообще. «Неужели этот Блэр настолько чистюля?» — мелькнуло в голове, пока Парк стоял перед зеркалом. Тот как раз подошел к с небольшой стопкой одежды.       — Возьми. Джинсы заменить не чем, пойдешь в своих. А остальное бери, и учти, что твоя первая зарплата уже сократилась втрое, если и вовсе не исчезла. Может, уже со второй откладывать начнем? — супервайзер глухо рассмеялся и закрыл дверь, а Вейлон остался один, гадая, шутит его куратор, или нет.       Пока Вейлон находился в душе, Блэр выпил от головной боли, потом просто немного выпил, чтобы расслабиться, отсортировал некоторые документы и покончил, наконец, с отчетом по «Хилл Каданс». Вышло несколько десятков страниц, но Джереми остался доволен проделанной работой — не смотря на значительную смену в администрации, Калифорнийская больница не то что не потерпела убытков, а наоборот, наблюдался значительный прирост как в клиентах так и в бюджете (о чем ему недавно с гордостью заявил один из их бухгалтеров). Ну-ну, хотелось бы верить, что эта мышеловка для богатеньких калифорнийских «сердечников» просуществует достаточно долго, чтобы окупить затраты, вливаемые «Меркофф» в дорогостоящее оборудование, которым она напичкана. Это вам не глушь в Колорадо, тут они как на ладони у правительства, и львиная доля бюджета уходит уже на то, чтобы держать в порядке всю документацию и выдавать стабильный рост процента излечившихся.       Шум воды прекратился достаточно быстро. Видимо, Парк боится за его счета. Что же, тем лучше. Джереми приподнял голову от своей работы и обнаружил босого студентика в его запыленных джинсах и в собственной футболке, которая, естественно, оказалась велика. Его мокрые волосы торчали ежиком в разные стороны, что еще больше придавало его образу комичности.       — Я закончил. — отчитался он. На свету лампы можно было разглядеть его раскрасневшееся после горячей воды лицо.       — Отлично. Теперь возьми в верхнем шкафчике все что нужно и обработай ссадины, а потом спать, уже почти полночь.       Парк ушел, а Джереми, со вздохом, покосился на экран компьютера, сплошь усеянного цифрами и таблицами. Хотел бы он тоже сейчас спать отправиться, а не сидеть с этими подсчетами хрен знает сколько. Все больше хотелось курить, или даже чего-то посущественнее, но от того что Парк здесь, Блэр не ощущал того особенного настроения, чтобы отпустить себя наркотой. Чужеродное, несвойственное ему, однако такое важное сейчас, долгоиграющие перспективы и эти странные глаза — Джереми казалось, будто он взял на один вечер котенка с улицы. Его запах вмешивался в спокойную стоячую прохладу помещения, и это ощущалось.       — На диване плед лежит, поспишь под ним. Подушка там тоже имеется. — крикнул супервайзер, когда снова услышал босые шлепки. — И давай все-таки лишим тебя второй зарплаты — купишь себе нормальный телефон. Все-таки мне нужно будет как-то до тебя дозваниваться, раз ты у нас стажироваться собрался. И на квартиру хватит.       Вейлон искренне был доволен, как не пытался этого скрыть, и его «большое-большое спасибо» звучало так, будто Джереми его только что из горящего дома на руках вынес, а не отдал несколько бумажек, которых у него и так много. Блэр даже рассмеялся — ну чем не подросток, вон аж как глаза заблестели. И только когда все снова стихло, а Парк прекратил ворочаться на диване, мужчина снова погрузился в работу, окуная в пепельницу очередную сигарету.       А Вейлон не спал. Когда ему все-таки удалось найти нормальную позу для сна, он прикрыл глаза и в который раз прогнал все случившееся за сегодняшний день. Джереми Блэр был центральной фигурой всего, что с ним происходило, и раньше и сейчас, но кто бы мог подумать, что супервайзер раскроет себя с такой стороны? Что это было? Забота? Вейлон не мог просто связать это с тем Блэром, к которому привык. Не его это стиль.       Но было еще кое-что, чего он никогда и никому не расскажет. Постыдный секрет, который удалось скрыть только паром из душа, отчего особенную красноту его щек нельзя было различить. Эти. Сраные. Рубашки. Вейлон уловил запах одеколона Блэра в ванной, и его взгляд упал на белье в корзине — скорее всего, он исходил от них. Тем более Парк точно помнил, что Джереми успел переодеться в другую, когда пришел. Значит, сегодняшняя валялась тут. И пахла им.       Превозмогая стыд и страх, что в ванной могут быть камеры, Вейлон присел на корточки к корзинке и, не давая себе опомниться, схватил верхнюю рубашку, вдыхая ее запах. Пахло одеколоном, немного дезодорантом, потом… Пахло Джереми Блэром. Пахло его машиной, натертой, разогретой тканью сидения и наверное его собственной кожей. Сигаретами. Солнцем. Наверное, морским ветром… Все это напомнило ту поездку из Калифорнии в Колорадо, когда Вейлон впервые связал этот запах с чем-то родным. Близким. Парк совсем потерялся, он как будто на долю секунды забыл, где он есть, припоминая эти моменты. Но потом быстро опомнился, вскочил и отшвырнул одежду обратно. «Господи, блять, стыд-то какой…» — Вейлон аж зажмурился от осознания, враз избавился от одежды и шмыгнул под душ, стараясь заглушить шумом воды свои вопящие мысли. Зачем он вообще туда полез?       И сейчас, лежа под пледом, уткнувшись носом в подушку, Вейлон понимал, что в его странном «преступлении» не было ничего необычного. Ему просто очень понравился одеколон, только и всего. Подумаешь, редкость… Мало ли запахов на свете, ну понюхал, что тут такого, не своровал ведь ничего, не убил, так чего стесняться? Парк старательно подбирал оправдания, засыпая, и только его глубинное подсознание так и не смирилось с тем, что ему нравится запах Джереми Блэра. ***       Окна были распахнуты настежь. Стояла такая тьма, что невозможно было разглядеть и кончиков своих пальцев, а снаружи доносились крики и возня. Вейлону показалось, что он продирается сквозь толщу воды — так медленно и лениво двигались его руки и ноги, а тело казалось тяжелым, неповоротливым. Но зачем шевелиться? Сверху его накрывало не менее тяжелое, теплое одеяло, которое постоянно шевелилось — на нем красовался рисунок из волн, накатывающих на берег. Кажется, на одеяле намечался шторм. Отчетливо были видны чайки, ныряющие за рыбой.       — Вейлон, не отвлекайся, пожалуйста. — знакомый голос рядом заставил повернуть тяжелую, сонную голову, и тут же Парк угодил в крепкие объятия, прижавшие его посильнее морского одеяла.       В темноте мелькнул смазанный профиль, но глаза горели ярко — Вейлон ощутил сладкое желание, отозвавшееся в его тяжелом теле не менее тяжелым импульсом, надавившем на пах. Последовали поцелуи, и парень не мог понять, где конкретно сейчас находятся губы того, с кем он разделил постель — тело горело, а на губах была влага — какой же это был влажный поцелуй…       Начался шторм. Комната поплыла, превратилась в другую, с картиной, на которой изображены лошади.       — Ты меня хочешь, Вейлон? — спросил Джереми Блэр, все еще не прекращая находиться вокруг и нигде одновременно. Парк почувствовал досаду — он не мог поймать этот призрак, который окружал его со всех сторон. Он попытался ответить, но его зубы оказались накрепко придавлены тяжестью челюсти и осталось только едва кивнуть, чтобы его снова захлестнуло тяжелым желанием.       — Ну тогда…       Вейлон приподнял тяжелую руку и под ней оказались сильные плечи — на вид как дымка, сквозь нее видно море, чаек, даже пляж с одеяла, который уже почти затопило, но они ощущались вполне теплыми, сильными и желанными. Призрак скользнул у него под рукой и море пропало — теперь они лежали вместе на подоконнике с решетками, Вейлон едва доставал одной ногой до пола, со страхом осознавая, что они слишком неустойчивы.       Он не мог даже стонать — мешала тяжелая челюсть. Джереми Блэр вошел в него, но Вейлон не ощутил этого — он все еще боялся упасть с подоконника, но руки, ласкающие его, губы, которые целовали его губы и глаза напротив навевали такие сладкие ощущения, что если бы они сейчас и упали — Вейлону было бы все равно.       — Ты красивый… — шепот на ухо заставил покрыться мурашками, его собственная рука скользнула в волосы, которые зашевелились от его прикосновения.       И тут они упали. Вейлон четко ощутил падение, то самое падение во сне и резко дернулся, просыпаясь. Сердце бешено колотилось, а тело враз показалось контрастивно легким — в челюсти все еще немного болело от крепкого сжатия. Парк в первую секунду пробуждения даже не понял, где он и только потом сообразил, что заночевал у своего куратора. И ему уже во второй раз приснился сраный эротический сон с его участием — может, Лизин бойфренд все-таки был прав? Ах да, бывший бойфренд.       Вейлон вспомнил, что когда-то у них с Лизой была привычка писать друг-другу по ночам, если приснился кошмар, и обсуждать это. Что же, такой сон не так уж и просто было бы рассказать — Вейлон вообразил себе смеющееся в темноте лицо Хардин, и тут его захлестнуло тоской. Он ощутил одиночество, о котором так редко вспоминал в принципе.       «Все, чего ты достоин, это нюхать рубашки своего куратора и страдать пидорскими снами.» — дружелюбно напомнил голосок в голове. — «Никому ты на хуй не сдался, чмо. Как был никем, так никем и останешься.»       Парк только вздохнул. Он уже не подросток, чтобы пускать такую дурь дальше отдаленных мыслишек. Пусть болтает что хочет. Его супервайзер оказался нормальным человеком, который способен помочь в трудную минуту, а сон — это просто сон. Мало ли, с кем он там во сне трахается!       В комнате уже светлело. Короткая апрельская ночь подходила к концу, хотя было всего лишь четыре часа — даже птицы, которые устраивают в первые светлые часы свои концерты еще не проснулись. Вейлон прислушался — он пытался понять по звукам, спит ли хозяин. Почему-то ему казалось, что Блэр должен храпеть. Но, никакого храпа — абсолютная тишина. Чтобы не думать о бреде, что ему только что примерещился, Вейлон попытался окунуться в сегодняшние пары, припоминая, что там у них сегодня, и тут же снова всплыла вина перед Лизой — как только будет приобретен новый телефон, нужно немедленно ей позвонить. Почему-то Вейлон был уверен, что она сегодня не придет в университет.       Парню уже не терпелось поскорее уйти из этой квартиры. Все, что здесь происходило, теперь покрыто толстым слоем стыда и неловкости, который еще долго не даст ему покоя. Вспомнить хотя бы, как сложно было сохранять невозмутимое лицо перед Блэром, когда тот ему впервые приснился, и вот снова. Он даже немного приподнял плед, с облегчением замечая, что эрекции не случилось. Еще не хватало. На ум пришли слова из какого-то фильма: «Знаешь, секс у меня частый. Во сне. В жизни я заслуженный девственник.» Вейлон даже хихикнул — теперь то это на сто процентов про него.       Через какое-то время ему все-таки удалось уснуть.