Грани ответственности

      У кабинета Блэра Вейлона снова встретила охрана, которая даже не взглянула на стажера, пока тот стучался. Какое-то время ответа не было, но вскоре Парка позвали внутрь, и он вошел, осторожно и тихо, как если бы боялся потревожить спящего зверя. Кабинет ни чуть не изменился с его последнего визита, все было на своих местах, только на столе прибавилось папок и бумаг. Джереми Блэр стоял у шкафа, видимо, занимался его разбором, потому что рядом высились горы таких же папок и ящики, забитые до отказа.       — Добрый день, сэр. Мистер Браунвик сказал, что вы меня ждете.       — Да, Парк, жду с самого утра.       В его голосе не было раздражения или недовольства. Создавалось ощущение, что Джереми даже не замечает, с кем говорит, настолько он был увлечен своим шкафом. Его действия были очень сосредоточены, однако пальцы, перехватывающие папку за папкой, каждый раз сжимались чуть сильнее, чем следует. Должно быть так они стремились компенсировать легкую дрожь рук, которую нельзя было разглядеть невооруженным глазом.       — Я понаблюдал за твоей работой и думаю что мог бы тебя перевести в другой отдел. Только для этого, естественно, надо будет еще долго готовиться, так что сейчас я выдам тебе все бумаги, надо же с чего-то начинать.       — Хорошо.       Блэр оставил шкаф и вернулся к столу, где вынул из папки ворох каких-то форм. Он все еще не смотрел на Вейлона, а тот стоял посреди кабинета, не зная, куда себя деть. Джереми будто подменили — он никаким образом не давал понять, что они были близки, и даже очень. Парку стало очень неловко — в голову лезли непрошеные мысли и воспоминания, щеки начинали алеть. Очень ярко в голове всплывала их последняя летняя встреча — это было где-то за две недели до сентября, когда Джереми в очередной раз отвез его к себе домой.       Вейлон хорошо помнил, что тогда они едва успели переступить порог дома, как супервайзер прижал его к стене и оставил на шее множество болезненных засосов, а затем они переместились все на тот же диван, где Вейлон тут же был поставлен на колени. И, надо признаться, в этот раз отсос получился куда лучше, чем в первый. Большой член Джереми снова заставил его горло саднить. Более того, бывший куратор кончил ему на лицо, посчитав это очень милым — размазать свое семя по губам и раскрасневшимся щекам. Блэр даже признал, что у Парка талант. И все это не помешало ему потом взять парня еще и раком.       А что сейчас? Отчего Джереми так холоден? Вейлон все-таки осмелился подойти к столу, но Блэр и не взглянул на него. С такого расстояния Парк рассмотрел следы усталости, которые никогда не сходили с этого лица. Скользнул взглядом по уложенным волосам, которые не раз сжимал в пальцах, захлебываясь стонами, по губам, которые жгли его кожу огнем…       — Вот. — Мужчина подвинул к нему три листа с какими-то графами. Заполнить в ближайшее время. Отдашь мистеру Браунвику, он расскажет тебе дальнейший порядок действий.       Вейлон взял бумаги. Краем глаза увидел, что один из листов состоит из множества вопросов, но не поспешил читать их или уходить: он все еще где-то внутри надеялся, что Джереми сам заговорил на ту тему, которую стажер-программист так желал поднять.       — Ну, чего замер? — Блэр нахмурился, сложил руки на столе. Сжал пальцы чуть крепче, чем следовало. В крови все еще бушевал адреналин. Он чувствовал острую потребность в движении, пока действие принятого им наркотического вещества не перешло в фазу «бессилие». — Вопросы? Смелее, мистер Парк, у меня мало времени.       Вейлон сглотнул ком в горле. Как ни стыдно ему было говорить об этом, но нужно было вести себя по-мужски, а не как стеснительная барышня, поэтому он собрался и выпалил на одном дыхании:       — Сэр, я не могу не думать о том, что было между нами летом.       Блэр, наконец, взглянул на него. Прямо в лицо. И к какому-то странному облегчению и одновременно шоку Вейлона, выражение его ни чуть не изменилось. Все те же льдистые глаза, которые буравят душу насквозь, все тот же строгий изгиб бровей и плотно сжатые губы. У Вейлона появилось стойкое ощущение дежавю. На какое-то время повисла пауза, Парк решил, что супервайзер ждет, пока он скажет что-нибудь еще, и все-таки продолжил, переступая через стеснение:       — Я… Мне понравилось. Может я раньше не говорил этого, но мне действительно нравилось так проводить с вами время и…       — Заткнись. — устало бросил Блэр. В его голосе зазвучало раздражение. — Придержи свои пидорские мысли при себе. Я тебе уже говорил, что секс для меня ничего не значит, или ты не понял с первого раза?       Джереми поморщился, встал, снова принялся за шкаф. В его действиях прослеживалась еще большая резкость, даже небольшая поспешность.       — Иди уже работай. И оставь эти разговоры. Мы с тобой не парочка влюбленных дебилов, чтобы обсуждать, как хорошо мы потрахались когда-то в прошлом.       Вейлон почувствовал жжение где-то на уровне сердца. Резкий укол, от которого стало не хорошо. Но он не позволил своему голосу дрогнуть:       — Извините, сэр. До свидания.       И быстро вышел, пока Блэр не разозлился еще сильнее. Нет, а чего он ожидал? Неужели он и правда думал, что супервайзер действительно воспринимает его всерьез? Или что он все еще его хочет? У этого человека уже давно нет всех этих «розовых соплей» по поводу чьих-то (да и своих тоже) чувств — он просто нуждался в физической разрядке, только и всего. И ему явно все равно на то, что Парк навыдумывал себе что-то большее, чем просто совместный секс. Вейлон вдруг почувствовал жгучий стыд за все, что наговорил и что позволял себе думать и о чем мечтать — для Блэра он очередной сексуальный объект, который можно запросто заменить в любой подходящий момент. Что он, скорее всего и сделал. Зачем ему нужен этот глупый студентик, который, видимо, действительно пидор, раз позволяет себе такие идиотские мечтания и мысли?       Но Вейлон четко осознавал, что ему больно. Да, они с Блэром были друг-другу никем, но так уж он видимо воспитан был — для него секс это показатель по крайней мере доверия, а об остальном в таком контексте было страшно заикаться.       Спускаясь в лифте на свой этаж, парень пообещал себе, что больше ни словом ни жестом не даст понять, что между ними что-то когда-то происходило. И постарается сам поскорее забыть. Лишняя боль ему ни к чему, нужно было сосредоточиться на работе. Тем более, что скоро его куда-то переведут, будет явно что-то новое, что-то интересное… Почему-то захотелось зайти в ближайший туалет и покричать, опершись руками на раковину, как сделал бы герой какой-нибудь мелодрамы. Или поплакать, сидя на унитазе. Но даже не потому, что «злой босс» его не любит, а от бесконечного стыда за самого себя.       Даже когда Вейлон уже находился на рабочем месте, он все равно продолжал думать о произошедшем, не глядя на разложенные перед ним бумаги для заполнения. Он думал и одновременно ненавидел себя за эти мысли, запутываясь в веренице самокопания. А ведь раньше он таким не был. Раньше он не замечал за собой такого «романтизма»…       «Это потому что раньше тебя никто не ебал.» — подсказывал вредный внутренний голосок. — «А стоило кому-то на тебя обратить чуть больше внимания — вот ты и поплыл».       Нет, с этим определенно надо было заканчивать. Вейлон дернул головой, прогоняя все лишнее и уставился в документы, которые требовали заполнения. На первом листе были какие-то формальности, где необходимо было отметить информацию о себе, семейном положении, опыте работы, учебе и так далее. Второй лист — уже интереснее. Это была анкета, состоящая из нескольких утверждений, на которые предполагалось ответить «да» или «нет»:       1. Иногда я смеюсь и плачу так, что не могу быстро остановиться.       2. Бывают случаи, когда я намеренно лгу.       3. Меня не особенно беспокоит мое будущее.       4. Окружающие считают, что я могу завестись с пол-оборота.       5. Я редко провоцирую споры.       6. Я совершенно не вижу просвета в своей жизни.       7. Регулярно у меня бывают ощущения, что «горит» кожа, хотя температуры нет.       8. Я не очень быстро реагирую и решаю оказывать помощь, когда у друзей или близких случается беда.       9. Я всегда соблюдаю закон.       10. Я часто испытываю головные боли.       11. Иногда я чувствую нереальность происходящего.       12. Если я волнуюсь, то мои руки и голос могут дрожать, я говорю сбивчиво.       13. В моем окружении не только те люди, к которым я испытываю симпатию.       14. Во сне я часто вижу такие необычные эпизоды, о которых я никому не решусь рассказать.       15. Я часто испытываю сильную тревогу.       16. У меня есть ощущение, что мысли в моей голове не мои.       17. В одиночестве я чувствую себя гораздо лучше, чем в обществе других людей.       18. Иногда я слышу голоса в голове.       19. Чувство одиночества не покидает меня и в обществе.       20. Меня иногда посещают чудовищные мысли, которые я никогда не произнесу вслух.       21. Часто я представляю себя умершим.       22. Когда я волнуюсь, то часто не могу заснуть.       23. Однажды, я ощущал необычные переживания, связанные с мистикой.       24. Я часто нервничаю.       25. В моем ближайшем окружении есть люди, которым я готов доверить свою жизнь.       26. Я не боюсь оставаться один.       27. Я не боюсь вида увечий.       28. Я не боюсь темноты.       29. Я готов отказаться от своих идеалов, если на то есть веская причина.       30. Среди людей я чувствую себя в безопасности.       Вейлон, конечно, знал, что очень часто при приеме на работу дают психологические тесты, но этот тест ему показался странным и неуместным. Чем таким ему придется заниматься, раз здесь спрашивают о страхах и чувстве одиночества? Так или иначе, он постарался отвечать максимально честно, но одновременно держа в голове, что перевод в другой отдел ему нужен. Представлялось, что там будет явно поинтереснее сидения в офисе вместе с остальными программистами за скучными делами. Может, его таланту дадут развернуться в большей мере?       Третий лист представлял собой еще большую «простыню» с условиями, похожими на те, которые обозначались в его первоначальном контракте. Однако здесь условия неразглашения были еще серьезнее и наказание не ограничивалось штрафом. От таких подробностей по коже побежали мурашки, но с другой стороны, кому и что он будет разглашать? Поэтому Парк все подписал и заполнил, надеясь, что не роет самому себе могилу. Щемящее чувство тревоги скрылось так же быстро, как и наступило, и молодой программист поспешил к Джо. Впереди его ждал новый этап, по наступлению которого Вейлон обещал себе не думать о Блэре. Для этого он готов был идти на все что угодно, но боль следовало заглушить.       Джереми же остался более чем удовлетворен разговором. Конечно, он здорово рисковал, рекомендуя Вернике именно новичка Вейлона Парка, который проработал у них всего полтора месяца, но то, что парень действительно очень одинок и наивен, играло им на руку. Они могли делать из него все что угодно — программистик был губкой, которая была готова впитывать новую для нее реальность и подстраиваться, выполняя все приказания в борьбе за жизнь. А амбиции не позволят ему выполнить свою работу плохо, что делает Вейлона еще более выгодной кандидатурой.       Да и кроме того, разве это ли не лучший плацдарм для взращивания идеальных условий для его собственного, Джереми, плана? До этого самого момента все его теории, касающиеся Вейлона, самым блестящим образом подтвердились.       — Моя маленькая, лабораторная мышка… — забывшись, пробормотал супервайзер себе под нос, набивая очередную папку. Наркотик жидким золотом разливался по телу, и Блэру казалось, что он его ощущает именно так. Вместо крови — золотой металл. — Мышеловка вот-вот лишит тебя твоей светлой головки… *** Три месяца спустя       Я не помню, когда в последний раз выходил на солнце. Кажется, это было еще осенью, в сентябре… Или нет? Сырость этих помещений уже въелась мне под кожу, а ведь когда-то я удивлялся бледности местных — у них до заповедника и гор рукой подать. А теперь и сам безвылазно сижу в помещении, словно прирос к этому стулу, и если честно, совершенно не нуждаюсь в «свежем» воздухе. Да меня, наверное, и не выпустили бы.       Повсюду прямо чертовски холодно. Такую температуру поддерживают в помещении, где хранятся освежеванные туши, не так ли?       Через мое маленькое окошко видно иней на траве, а с недавних пор — много-много снега. Кажется, совсем скоро его заметет, и тогда я совсем забуду, как выглядит пространство за пределами «Маунт Мэссив». С другой стороны, зачем мне это знать? Что мне тот мир, которому я уже не принадлежу? На моих плечах и запястьях — контракт, который не разорвать, а надо мной — чертовы механические глаза камер, которые следят за каждым моим шагом. Я ведь уже очень скоро не буду просто программистом. Меня ждет проект, не принять участие в котором я не имею права, ибо время моей подготовки подошло к концу.       Я плохо сплю. Мне постоянно кажется, что я путаю сон с реальностью, и эти сервера, среди которых мне приходится обитать, лишь очередной сон, перемигивающийся разноцветными лампочками в моем мозгу. Это ведь не нормально, верно? Если честно, я боюсь об этом заговаривать, иначе я рискую оказаться по ту сторону зеркальных окон, где сидят они, которые где-то настолько нагрешили, что божество в виде корпорации наказывает их самым жестоким образом. Они теперь не люди. Варианты, так их тут называют? Создания без личности, чьи способности мыслить были вытеснены болью и «лечением».       Я — уже почти целиком и полностью часть этой махины, которая имеет весьма расплывчатые цели, в которые меня не посвящают. За дверью почти всегда охрана. Я чувствую себя ебаным преступником…       Вейлон не отдавал себе отчета, вписывая очередные строчки в свой импровизированный дневник, который хранился в давно уже ничего не ловящем телефоне. Связь, а тем более, интернет, так и не появлялись с осени, и Парк быстро привык к этому, хотя иногда, где-то в глубине души еще сожалел, что не может связаться с друзьями. Работы было так много, что надолго задумываться об этом не приходилось, тем более, что его подготовка отнимала еще и то короткое свободное время, что у него оставалось.       Кстати, о ней. Вейлон давно уже перестал задавать вопросы, ведь это было себе дороже. Постепенно он понял, что те дела, в которые медленно но верно его втягивают, куда более серьезные, чем он только мог предположить, и это уже не какие-то там безобидное ПО, с помощью которого работает внутренний архив или бухгалтерия. Парк все еще не мог однозначно сказать, что конкретно подразумевает конечная цель, но в ней были замешаны пациенты и удивительные устройства, которыми ему и другим таким же как он предстояло управлять на расстоянии с помощью программ. Вся информация о назначении, названии и вообще проекте была строжайше засекречена — в полномочия Вейлона входило лишь одно: без лишних вопросов делать то, что ему говорят. И заполнять всякого рода документацию и отчеты, которых была уйма, едва ли не на каждую новую строчку кода, которую ему приходилось вписывать.       Зато теперь у него появился свой собственный «кабинет», представляющий собой старую серверную с одним единственным окошком под потолком, которое располагалось наравне с землей. Кроме этого из «удобств» тут был стол с его персональным ноутбуком и кое-что по мелочи. С одной стороны — явный прогресс по сравнению с тем местом, где он обитал раньше, но это гнетущее одиночество, постоянная полутемная атмосфера и близость тех ужасов, которые на сегодняшний день стали, считай, частью его работы, растравляли и без того загнанное сознание.       Обучение Вейлона все эти три месяца представляло собой не только информирование о новых программах и программном обеспечении, которое ему предстояло освоить. Это была также и психологическая подготовка, заключающаяся в присутствии на «лечении» и сдерживании особенно тяжелых пациентов, которые, по мнению Вейлона, часто не выглядели как психи. Ему было запрещено проявлять хоть какие-то эмоции по отношению к ним, Парк должен был лишь бесстрастно наблюдать, как на живых людях использовали шоковую терапию, с помощью препаратов и внушения погружали в самые страшные кошмары и путем причинения боли старались добиваться покорности, как от строптивых животных. И это были только те «методы», которым Вейлон еще мог подобрать какие-то названия, ведь очень часто такое лечение напоминало, скорее, пытку, и Парк поражался хладнокровию персонала — выдержать такие крики и мольбы было действительно тяжело. По началу парень часто плакал, особенно когда оставался один в комнате, либо же его тошнило, а иногда он ощущал стойкое желание упасть в обморок. Специалисты посмеивались над его бледным лицом, повторяя, что Парк слабак, и что если он хочет получить свою должность, то он обязан «закалять рассудок».       И Вейлон покорно готовился. Надо сказать, что его психика и так претерпевала изменения, еще с тех самых пор, как он впервые проходил здесь практику и увидел искромсанный Глускиным труп. Замкнутая, безнадежная больничная атмосфера, отрезанность от всего остального мира, кошмары и холод, тяжелая, монотонная работа… Либо он окончательно сошел бы с ума, ударяясь в приступы истерики, либо внутреннее «Я» задеревенело бы, отрезая путь всему светлому и еще хоть немного живому. Парк же «выбрал» нечто среднее — к концу обучения он уже потерял способность слишком ярко реагировать на раздражители, оставаясь в постоянном ощущении приглушенного страха перед тем, что ему еще предстоит увидеть. Но с каждым днем этот страх погружался в болото из различных мыслей, эмоций и переживаний, которые молодой программист не мог высказать, оттого трясина становилась до того плотной, что трудно было вычленить отдельные ее составляющие. Давящая атмосфера поглотила его, и теперь переваривала, стремясь подчинить себе, сделать из него такого непроницаемого человека, как местный персонал. Отвлекало лишь одно — работа.       И Джереми, мать его, Блэр.       — Сотрудник 8208! Немедленно явиться в кабинет 407.       «Помяни черта…»       Вейлон нехотя поднялся из-за стола. Динамик громкоговорителя ехидно подмигнул ему зеленой лампочкой, намекая на то, что Парку лучше поторопиться, потому что «кабинет 407» — это и есть обиталище Джереми Блэра, который теперь обращается к нему не иначе как «сотрудник 8208». И то, что тот его снова вызывает среди дня — недобрый знак.       Охранники в коридоре внимательно осмотрели его с ног до головы, но не сказали ни слова. Они, как и многие здесь, не воспринимали Вейлона всерьез, пусть даже он уже не раз доказывал что способен выполнять работу, которую ему поручили. И даже сверх того. Вообще, надо сказать, что еще в тот самый жаркий день, когда Джереми Блэр решил ни с того ни с сего подарить Вейлону одежду, супервайзер очень точно предсказал работоспособность своего подопечного, рассуждая о его замкнутости и отрезанности от всего остального мира. Парк действительно был слишком погружен в свои программы, документы и подсчеты, бледный и еще более исхудавший… Любой сторонний наблюдатель сразу подумал бы, что Парк потерялся, однако это было лишь попыткой отвлечься от страхов, что его преследовали по пятам.       И, надо сказать, весьма удачной.       Набрав в грудь воздуха, Парк постучал. Он уже привык к тому, что последует сейчас. После того разговора, когда он посмел заикнуться о лете, супервайзер не просто потерял к нему всякий интерес — он каждый раз находил все новые и новые причины, чтобы его отчитать. И каждый раз Вейлон чувствовал себя все большим идиотом, уже практически свыкнувшись с мыслью, что для Джереми он теперь — всего-то рядовой сотрудник, который кое-как справляется со своими обязанностями. За что супервайзер и вызывает его чуть ли не каждую неделю.       — Войдите!       Будто и не было этих трех месяцев. Будто он только вчера переступал порог этого кабинета. Скрепя сердце, парень чуть приоткрыл дверь.       — Парк! Ну что вы опять мнетесь, заходите уже.       Джереми Блэр сидел за столом. В кабинете царил полумрак, как обычно мрачная, гнетущая атмосфера и тьма за окном. Вейлону казалось, что с каждым разом кабинет Блэра становится все темнее и темнее, точно так же как и сам Джереми — с каждым разом становится чуть раздраженнее. Программист подошел к столу, старательно избегая смотреть супервайзеру в глаза, внутреннее подбираясь — вчерашняя «тренировка», которая заключалась в наблюдении за изъятием органов, все еще дергала сознание неприятными ощущениями, выслушивать комментарии Джереми сейчас хотелось меньше всего.       — Чего не здороваетесь с начальником? Просыпаемся уже, сотрудник 8208! Или мне устроить вам персональную разминку? — в голосе ни капли злобы. Лишь холодное равнодушие и капля насмешки.       Джереми Блэр действительно не испытывал сейчас ничего особенного по отношению к этому жалкому созданию, что сейчас стоит перед ним в своем стареньком, мятом свитере и не менее старенькой рубашке. Худенький мальчишка, которому в октябре стукнуло двадцать четыре, но который выглядит далеко не на свой возраст — впалые щеки, отросшие светлые волосы, большие, наивные глазки, увеличенные стеклами очков… Сжался весь, боится. Какое же ничтожество.       Однако, Блэр знал, что именно в Вейлоне такого, что отличает его от остальных робких прислужников. Исключительная упрямость, которая заставляет паренька до последнего держаться за какие-то свои амбиции и невероятная честность, которая граничит с идиотской наивностью. Этот мальчишка готов с пламенем в сердце отдавать себя тому, кого посчитает достаточно близким, и в его любви не будет ни грамма выдумки. Настоящий щеночек.       — Ты решил себя голодом заморить? — Блэр ухмыльнулся, закуривая. — Какого черта ты нихуя не жрешь, а?       Вейлон ожидал любой придирки, но только не в отношении еды. Он удивленно взглянул на супервайзера, не зная, всерьез ли тот. На самом деле, ответ был очень даже прост — после «тренировок» и долгих рабочих дней на еду либо не оставалось сил, либо желудок грозился избавиться от любой пищи мгновенно.       — Ладно, это дело твое. Мне больше интересно, как продвигается твое обучение. Потому что уже очень скоро тебе можно будет доверить куда больше, чем сейчас. Хотя… — тут Джереми откинулся на спинку кресла, скользнув взглядом по затравленному лицу. — Глядя на тебя я бы предположил, что ты, скорее, составишь компанию тем, кто по другую сторону защитных стекол.       Вейлон ничего не ответил, хотя глаза его, как и в первую их встречу в машине, заблестели той бравадой невысказанных возражений. Но теперь он знает, что лучше ему не спорить, иначе Блэр найдет способ, чтобы остудить его пыл.       — Кстати, 8208, не хочешь знать, зачем я тебя позвал? Только не тешь себя надеждами, что тема — это твой хуевый вид. Ты и без меня прекрасно знаешь об этом.       Парк сглотнул и это. Нужно было просто перетерпеть, а потом он сможет пойти к себе в комнату и наедине с собой пережить все, что творят в его «болоте сознания» эти слова.       — Я тут решил поинтересоваться жизнью твоих друзей…       Будто подменили. Джереми тут же ощутил на своем лице этот прозрачный взгляд зеленых глаз, да и во всей позе Парка что-то неуловимо изменилось. Эта отрешенность тут же исчезла, стоило затронуть волнующую тему, но Блэр не подал виду, продолжая как ни в чем не бывало.       — Знаешь, навещать твоего патлатого дружка мне нет резона, а вот твоя подружка Элизабет Хардин, кажется, знает о тебе гораздо больше. Ну-ну, чего ты так напрягся! Не делай такого лица, Парк, иначе я решу, что ты с ней трахался, не иначе.       Вейлон ощутил, как по спине бежит холодный пот. Ноги его вдруг одеревенели, а сердце забилось так быстро, как никогда. Он уже понимал, к чему клонит Блэр, но боялся высказать свою идею вслух. Это было гораздо страшнее, чем реки крови, чем орущие пациенты и пытки.       — Зачем она вам? — сдавленно пробормотал программист, делая шаг вперед.       — Ты читал условия неразглашения, 8208? — Джереми одернул пиджак, не сводя равнодушных глаз с его трепещущей натуры.       — Да, но…       — И ты знаешь, какие будут последствия, если ты посмеешь вякнуть хоть что-то кому-то?       — Да, но…       — Так вот с радостью сообщаю тебе, Парк, что твоя жалкая жизнь мне задаром не нужна. А вот стимул в виде хорошенькой подружки должен заставить тебя чуть быстрее работать мозгами, иначе я найду к ней подход. Ты меня понял? — едва уловимо злорадство змеей скользнуло в словах супервайзера. Его глаза чуть сузились — он читал каждую эмоцию на этом искреннем, светлом лице. Вейлон Парк выдавал себя с головой, каждый чертов раз.       — Д-да, сэр… Я буду стараться, только пожалуйста, не трогайте Лизу, она ничего не знает о моей работе. — Вейлон вспоминал, как трудно им было расставаться и в каком состоянии он ее оставил. Сердце закололо еще сильнее, а резкий укол ненависти к Блэру заставил парня сжать кулаки.       — Ну еще бы! — Блэр рассмеялся и встал из-за стола. Будто нечаянно задел рукой кипу каких-то бумажек и они разлетелись по комнате. — Мы постарались, чтобы ты не смог ничего никому разболтать. А теперь, — тут он вышел из-за стола и встал прямо перед Парком, — хватит разговоров. Помоги своему начальнику и собери все это. — супервайзер взглядом указал на белые листы, один из которых был слегка придавлен его ботинком.       Вейлон нахмурился. Это все было куда хуже, чем в прошлый раз. Сейчас это уже не походило на общение начальника с подчиненным, а скорее, надзирателя с рабом. Но шок после упоминания Лизы и явного намека на… Боже, страшно подумать! Вейлон не мог сопротивляться. Слишком уж сильным сейчас было давление, а также внезапное осознание, что он сейчас действительно в ловушке.       — Чего ждешь, 8208? Что я сам все соберу? — ни капли издевки. Это пугало еще больше. Блэр стоял на месте, сунув руки в карманы брюк, не шевелясь и не убирая ноги с документа. Он терпеливо ждал того самого момента, когда свободная воля человека даст первую трещину.       И Вейлон склоняется, чуть нагибая колени, чтобы его движение не было похоже на полный поклон, а потом и вовсе приседает, поспешно сгребая белые листы. Суетливо складывает их один к одному, молясь только о том, чтобы на этом все закончилось. Он прекрасно все понимал и чувствовал дикий стыд. Пусть даже в этом жесте, на первый взгляд, не было ничего унизительного, но то, что подразумевалось, что лежало за этой сценой, значило куда больше для них обоих. Блэр наблюдал сверху вниз на эту пшеничную макушку и не смог отказать себе в удовольствии вызвать на мгновение образ залитого слезами и спермой лица, когда эти самые волосы оказываются у него в кулаке.       «Знай свое место, Парк».       Вейлон коснулся последней бумажки, которая была придавлена. Немного потянул, но понял, что без риска порвать не сможет ее выдернуть просто так. Начался второй акт этого маленького спектакля, в котором Блэр уже расставил декорации.       — Что такое, 8208? Над чем задумались? — почти бархатно прозвучал голос супервайзера. — Или вы хотите о чем-то попросить?       «Сука.»       Парк порадовался, что эта была только мысль. Второй акт унижения приближался к своей кульминации.       — Мистер Блэр, отпустите, пожалуйста…       «Блять, даже лучше, чем я думал. Как бы мне хотелось, чтобы ты это хрипел в предсмертной конвульсии в моих руках…»       — Подними голову и скажи внятно, я тебя не слышу, Парк.       Вейлон повиновался. Его скулы алели, а глаза горели ненавистью. Он был слишком близко к коленям супервайзера. Слишком.       — Мистер Блэр, пожалуйста, отпустите страницу.       Блэр приподнял ботинок ровно настолько, чтобы Парк смог выдернуть несчастный листок. Программист поспешно вскочил и положил кипу на стол, не зная, куда себя деть. Болото эмоций, которое уже давно не подавало особенных признаков жизни, сильно всколыхнулось, поднимая со дна все, что Вейлон так старательно укрывал.       — Идите работать, Парк. — сухо бросил Блэр, чуть ослабляя воротник рубашки. — И постарайтесь вести себя хорошо, иначе я приму меры.       Вейлон пулей вылетел за дверь, забыв даже про прощание. А Джереми Блэр судорожно втянул ноздрями воздух, будто стараясь впитать последние частицы той сладкой, чистой ненависти, перемешанной с раздавленной любовью, которые источал Вейлон вместе со своим исконным запахом, который волновал отдаленные уголки сознания всякий раз, как оказывались поблизости. И какого хрена этот запах так отдает кровью?.. Свежесть, легкая сладость, кровь… Невероятно.       На счет Лизы он не лгал. Джереми действительно встретился с ней, но нужно было быть абсолютным кретином, чтобы предположить, что он ее запугивал или угрожал. С этого не начинают. Должно быть, ключевым стало то, что Вейлон рассказывал Лизе о Блэре только хорошее, и, надо отдать должное, скрыл всю летнюю историю.       Хватило всего получаса, чтобы окончательно понять: Лиза дорожит Вейлоном. На то было множество причин, но рычаг давления был найден. Причем, с обоих сторон. А что до этих бумаг… Супервайзер чувствовал, что это важный шаг. Воля и совесть дали течь. А где есть крохотная трещина, есть и эрозия, которая ее разъест до состояния незаживающей раны.       Стоило только подождать. ***       От: geffreygenn@gmail.com       Кому: stanley12@gmail.com       Тема: незапланированные сокращение       Уважаемый мистер Пэрн,       Полагаю, вы в курсе последних сокращений? Извините, что напрягаю вас такими вопросами, однако к кому как не к вам я могу обратиться за информацией по поводу уволенных.       Прошу предоставить мне отчеты об их переводе и/или дальнейшей судьбе. К сожалению, мое положение не позволяет просто так это оставлять.       Джеффри Дженн,       глав. отделение.       _________________       От: p.glik@murcoff.corp       Кому: marion@gmai.com       Тема: где тебя, блять, носит       Я не собираюсь разбираться с этим одна. Мне что, мало Трагера? Оставь в покое эти несчастные архивы и в ближайшее время перемещайся в психушку.       Пока что в качестве специалиста по безопасности.       Ах да, Трагер все-таки за спиной у Блэра. Интересно было выслушивать его бредни про давнюю дружбу. Жаль, тебя не было.       _________________       От: jeremyblaire@murcoff.corp       Кому: trager@murcoff.corp.lu       Тема: Старый придурок. Трагер.       До меня дошли слухи, что твоя очередная любовница залетела. Сделай так, чтобы об этом не догадалась ПГ, иначе у нее появится повод опросить всех тех дурочек, которые имели с тобой дело.       И если ты еще раз заикнешься о моем «увлечении» сотрудником 8208 хоть с кем-нибудь, я лично прослежу, чтобы тебя засунули в какую-нибудь очаровательную камеру.       _________________       Психиатрические Исследования Меркофф       Проект «Вальридер»       Лечебница «Маунт Мэссив»       Дело №14       Пациент А. Д. П., «Приор»       Дата консультации: 11.11.2012       Первичное обращение: 10.28.2012       Возраст: 38       Пол: ж       Лечащий врач: Джеффри Дженн       Состояние: нестабильное. Дальнейшая активность морфогенетического кондиционирования несовместима с жизнью.       Симптомы:       Пациентка находится в стадии тотального забвения, бреда и идиотии. Развившаяся амнезия на фоне нервного истощения приближает ее к состоянию дереализации. Заметны также многочисленные микротравмы, так или иначе нанесенные ей самой, как она утверждает, «чтобы выгрызть источник боли». Даже в состоянии сна Приор продолжает бредить, часто лихорадит и переходит в состояние, напоминающее эпилепсию. При малейшей попытке продолжить терапию, у пациентки случается припадок, который по нашим оценкам способен привести к коме.       Продолжает утверждать, что беременна, и находится на шестом-седьмом месяце, хотя никаких следов беременности не обнаружено. Во время припадков пытается бить себя по животу, желая избавиться от несуществующего ребенка.       Приор находится в стадии крайнего истощения. Дальнейшее ее содержание на аппаратах жизнеобеспечения считаю нецелесообразным из-за невозможности продолжать терапию.