Грани ответственности

      Время идет. Холодает. «Маунт Массив» заметает снегом до самых крыш. В тех коридорах, где еще когда-то был слабый намек на свет из окон, теперь так же темно, как и во всех остальных, и надеяться остается только на перемигивающиеся индустриальные лампы, порой существующие лишь на том самом честном слове. Сотрудники и пациенты неотличимо бледны, мелькают тут и там их призрачные лица с нездорово блестящими глазами и запах медикаментов шлейфом тянется за каждым, порой, вперемешку с алкоголем или приторными духами одних и отвратительным, гнилостным от других. Хрустят отглаженные до полупрозрачных заломов больничные пижамы, шелестят белые халаты, гулко звенит ледяная плитка душевых… Психиатрическая лечебница хранит под застывшей оболочкой живое, пусть даже нездоровое, тело. Молчат ее запертые наглухо окна. Лишь изредка откроется форточка какого-нибудь кабинета, чтобы выпустить дым сигарет. Дышит огромная махина под снежными шапками, окруженная до самого горизонта горами, словно огромный, смертельно больной зверь, впавший в спячку…       К Рождеству Вейлон Парк впервые покинул пределы «Маунт Массив». Длинные праздничные выходные располагали. И благодаря тому, что контроль вышестоящих органов усилился, многие из персонала, проживающего на территории больницы, получили разрешение повидать родных. Четыре дня — тоже своего рода отпуск, особенно для тех, кто давно не был на свежем воздухе. Странно, пусть даже Парк был уверен, что многие в тот день уедут, ажиотажа это не вызвало — создавалось ощущение, что сотрудники сами не хотят покидать эти промозглые стены. Либо, они окончательно забыли тех, кто их ждал. Или их и вовсе не ждали — как уже упоминалось, в «Маунт Мэссив» предпочитали одиноких, без семьи.       Вейлон, однако, помнил своих друзей, иногда удивляясь тому, как порой ново для него звучат сообщения и заметки, которые все еще хранились в его телефоне без связи. Она так и не появилась, да Парк и не удивлялся. Он уже ничему не удивлялся, просто молча исполняя свою работу. Деньги, которые копились на его банковском счете, внушали надежды на счастливое будущее, но для этого сначала нужно было отработать этот год. Потому что таковы были условия его контракта. А дальше… Программист боялся об этом думать. Его уже посвятили в такие секреты «Меркофф», что просто так уйти ему явно не дадут.       Однако, сожаления не было. Лишь только глубокое, равнодушное эмоциональное болото, которое к этому времени уже превратилось в море.       — Что, Парк, рады сбежать? — ехидный голос Полин, подписывающей его документы, вывел из транса.       — А? Да… Вроде того. Я скучал по друзьям.       Глик отдала ему бумагу, оставив себе копию. Она выглядела невероятно довольной собой — все-таки повышение, «преподнесенное» ей начальством в качестве рождественского подарка, грело душу. Теперь под ее юрисдикцию подпадал и отдел технического обеспечения, где она задумала ревизию сразу по наступлению две тысячи тринадцатого года.       — Повезло вам, что я имею права на такие отпуска. Ваш супервайзер вряд ли бы согласился на это, поверьте.       Вейлон верил. Их отношения с Джереми Блэром были холоднее, чем погода на улице, а бесконечные вызовы «на ковер» доводили до нервного тика. Блэр не гнушался оскорблениями и завуалированными (или не очень) унижениями, а Вейлону, как и всегда, оставалось только хранить молчание, яростно зарываясь в свои программы после очередной экзекуции. Работа стала для него источником жизни.       — Собирайтесь. Автобус до Денвера прибудет в десять.       Парк коротко поблагодарил куратора и поспешил прочь. Он вдруг вспомнил о Лизе, Ларри и ему очень остро захотелось с ними увидеться. Видимо, возможность этого (вовсе не призрачная) придала ему сил. Хотя он и был связан подпиской о неразглашении (и почти со стопроцентной уверенностью уже носил на себе жучок), воля манила. Вещей оказалось немного, и он, окрыленный наличием бумаги, спустился в холл, где пугливой кучкой уже сбились те, кто ехал в город. Всего-то человек десять-пятнадцать, под грозным взором Криса Уокера, они сжимали небольшие чемоданчики и ту самую бумажку с разрешением,       — Так, централизованно. Предъявите разрешение на выезд с территории лечебницы.       Люди понемногу покидали холл. Вейлон вгляделся в лицо Криса‚ когда подошел ближе, к своему удивлению уже не находя того розовощекого, мощного здоровья, которым оно дышало какое-то время назад. Он значительно побледнел, осунулся (хоть и оставался до сих пор горой мышц), обрюзг и полысел — от густой блондинистой шевелюры остались лишь жиденькие прядки, едва прикрывающие череп.       — Проходите. — буркнул он Вейлону. — Не задерживайте очередь.       Вейлон вдохнул морозный воздух, и мысли о Крисе мгновенно выдуло у него из головы. Ноги в кедах, в которых он сюда когда-то приехал, мгновенно продрогли и промокли в глубоком снегу, а далеко не зимний свитер слабо защищал от холода. Однако, это была свежесть — та самая зимняя свежесть, которую можно найти только в горах. У ворот виднелся небольшой городской автобус, к которому тянулась вереница «отпускников». Вейлон залюбовался красотой снежных лесистых холмов заповедника Скалистых гор и не сразу услышал окрик со стороны стоянки.       — Парк, твою мать! Ты что зеваешь?       Программист, прищурившись (яркий кипельный свет снега резал глаза), наконец различил фигуру супервайзера, который махнул ему рукой, подзывая. Тревога тут же сковала конечности похлеще холода, а в сердце кольнуло страхом — а ну как не разрешит уехать? До отправления автобуса было еще десять минут. Вейлон приблизился к Джереми Блэру, уже готовясь предъявить ему документ от мисс Глик, как единственное свое средство защиты.       Джереми был одет в теплое, черное пальто. На его как всегда уложенных волосах виднелась россыпь снежинок. Они же лежали и на плечах. В таком виде Джереми еще больше напоминал огромного, притаившегося в снегу ворона.       — Здравствуйте.       — Ага. Что, сбегаешь? Без моего разрешения в отпуск собрался?       Парк опустил глаза. Надежда, что было поднялась в его душе, уже угасала. Он протянул Джереми разрешение, а тот только поморщился.       — Убери это. Нахуй мне ее бумажки.       Помолчали. Блэр прислонился к своей машине, не менее черной, чем его пальто. На фоне раздался рев увязшего в снегу автобуса. Вейлон вздохнул. Что же, стоило ожидать, что его не подождут. Блэр смотрел на него, прямо в опущенные глаза. Казалось, еще немного и он улыбнется, видя его отчаяние. Взгляд медленно опустился на промокшие кеды, задубевшее тело и тут же вернулись к сильно отросшим волосам, которые Парк заправлял за ухо.       — Ну и что мне с тобой делать? — спросил он вдруг мирно. — Садись. Подкину до города. Твое счастье, что я тоже туда собрался.       Парк недоверчиво посмотрел на него, но Джереми уже садился за руль, поэтому спрашивать было поздно. Нужно было действовать — он быстро уселся на заднее сидение, мгновенно погружаясь в тепло. Надежда снова воспряла, а сердце забилось быстрее, когда «Ауди» вырулило на дорогу за воротами. Автобус они обогнали довольно быстро. Блэр неотрывно смотрел вперед, не обращая внимания на пассажира, а Вейлон согревался, размышляя, какие такие соображения подтолкнули супервайзера подвезти его? Было ли это запланировано? В любом случае, ехать в теплой машине было куда лучше, чем трястись в автобусе. Хотя на фоне всего, что между ними произошло, такая щедрость была сродни великой доброте.       Понемногу горы отступали — они спускались в низину, где на горизонте уже разворачивал свои объемы Денвер. Вейлон же наоборот ощущал душевный подъем — будто одно только нахождение вне стен «Маунт Мэссив» благоприятно повлияло на его самочувствие. Но кроме этого, внезапно, начали просыпаться тяжелые, подернутые пленкой времени воспоминания об этой машине, о ночах, о заботе, которая казалась теперь невероятно не вяжущейся с тем Блэром, которого Вейлон так часто видел в больнице. Будто то был другой человек. Однако, нельзя было назвать то время каким-то ужасно наигранным, будто все происходило через силу. Создавалось ощущение, что тогда Джереми действовал от души, а теперь… Теперь он тоже делал все исключительно так, как считал нужным. Ни капли наигранности.       Сколько же граней в этом человеке?       — Я надеюсь, Глик потрудилась тебе объяснить, чем тебе будет грозить случайное лишнее слово или попытка скрыться? На это-то у нее хватило ума?       — Да, сэр. Я буду осторожен.       — В твоих, блять, интересах.       Они уже въезжали в город. Вейлону странно было видеть обычных людей, снующих по своим делам, закупающихся к Рождеству и просто праздно гуляющими, наслаждающимися зимой. У них нет проблем. На них не висит ответственность за страдания других и жуткий контракт. Внезапно, Парк ощутил себя диким зверем, которого вынули из норы и выставили на потеху окружающим — голого, беззащитного и абсолютно одинокого. Нужно было собраться. Несколько улиц, и вот они уже у знакомого ему квартала. Здесь все было как и прежде — многоэтажки спального района, магазинчики и детские площадки. Только теперь все это было в снегу, а витрины пестрели рождественским убранством.       — Веди себя хорошо, 8208. Иначе твоя жалкая жизнь окажется под угрозой.       — Я… Я понимаю.       Блэр не спешил выпускать его из машины. Он закурил, хмуро глядя в зеркало на Парка.       — Это чудо, что тебя вообще выпустили, учитывая, с чем тебе приходилось иметь дело. И я прекрасно знаю, что сейчас в твоей глупой, светленькой голове происходит. Думаешь, сможешь рассказать полиции, друзьям, властям и тебе поверят?       Вейлон не нашелся что ответить. По правде говоря, он настолько погрузился в мысли о городе и друзьях, что даже и не подумал о спасении.       — Хочешь, расскажу тебе возможный сценарий? — супервайзер бросил окурок в снег. — Ты рассказываешь друзьям правду, вы втроем, очень весело бежите в полицию, а там, вот так незадача! — Джереми презрительно сузил глаза. — Обнаруживается, что Вейлон Парк — беглый псих и преступник, на котором висит ужасно дурной проступок!       Глаза Вейлона расширились, а в коленях обнаружилась неприятная тяжесть — он уже понял, к чему Блэр ведет.       — А потом они звонят нам, сообщить, что тут наш клиент сбежал и городит какую-то ересь. Естественно, я приезжаю и лично забираю тебя, клятвенно обещая, что больше такого не повторится. Ну а потом, 8208, ты составляешь компанию тем милашкам, которым ты лично программировал уровень кошмара прямо в мозг. Понял?       — Сэр… Это…       — Что-то имеем против, 8208? Я могу и развернуться!       Вейлон только сглотнул. Он понимал, что в словах Джереми есть часть блефа, но проверять не хотелось от слова совсем.       — Я понял…       Блэр высадил его напротив дома и тут же уехал, не сказав больше ни слова. Похоже, свой первый рождественский подарок, в виде угрозы пыток с его стороны, Парк уже получил. ***       — Вейлон? Боже… Ларри, это Вейлон!       Парк не успел даже опомниться, как тут же угодил в вихрь цветочного запаха, а густые волосы Лизы закрыли ему лицо. Девушка бросилась Вейлону на шею, крепко прижав к себе. Он неловко обнял ее, рассеяно бормоча какие-то извинения по поводу того, что не предупредил. Ему запретили брать с собой телефон.       — Да что там, Вейлон, что ты… Господи, да ты весь замерз, проходи, скорее!       Не выпуская его из объятий, Хардин втащила парня в прихожую, где их уже ждал пораженный Ларри Эльсон.       — Парк! Блять, да где же ты был? Мы себе места не находили!       — Подожди, Лар, дай ему отдышаться. На кухню, срочно на кухню!       И вот Вейлон уже сидит за столом, а перед ним — огромная кружка горячего шоколада. Вкусно пахнет имбирным печеньем, в углу примыкающей гостиной — большая ель. Друзья устроились рядом, на лицах — ожидание, восторг и встревоженность. Они явно ждут от него ответов на свои вопросы, но Парк молчит, собираясь с мыслями. По дороге сюда он думал о том, что им скажет, но сейчас все слова будто выдуло этим паром от вкуснейшего напитка. Наверное, так тепло ему не было с лета…       — Ну… Я в порядке. — произносит он, спустя пару минут. — Работа сложная, но терпимо! Да и платят сносно. Извините, что не связывался, нам нельзя, да и связь в горах плохая…       — Это мы понимаем. — Лар смотрит на него, нахмурившись. — Нас больше интересует, чего ты такой измученный? На тебе лица нет. Ты будто не работаешь, а лечишься в этой психушке.       Лиза ткнула его локтем в бок и закатила глаза. Вейлон только улыбнулся, хотя такое заявление его заинтриговало. Он уже месяца два успешно игнорировал свое отражение в зеркале.       — Ничего. Я просто… Как-то погрузился во все это и мне не до внешности. Программы, коды… Это так интересно.       «Блять, почему это звучит так жалко?»       — Такими темпами от тебя ничего не останется. — Элизабет вздохнула и подвинула ему коробку с уже початой пиццей. Вейлон вдруг осознал, что он явился как раз в разгар их с Ларри свидания — родителей Лизы дома не было, пицца, печенье, ель… Ему вдруг стало тоскливо. И неловко. Однако есть хотелось просто страшно, поэтому он с благодарностью принял еду. По сравнению с больничной безвкусицей эта уже холодная пицца казалась деликатесом.       — А что, вам действительно нельзя на улицу выходить? Как в тюрьме?       — Во двор — можно. А вне его — только по специальному разрешению. Мне как стажеру оно еще не полагается.       Вейлон умолчал, что до его официального «повышения» он мог уезжать и без всяких разрешений.       — Чер-те что… — Эльсон нахмурился еще больше. — Слушай‚ Вей, может, кидай эту свою богадельню? Ну его нахуй, такое отношение…       — У меня контракт на год. Так что не так уж и долго, верно? А потом снова буду с вами.       Лиза с надеждой всплеснула руками.       — Кстати, — Парк проглотил очередной кусочек, — вы что, вместе теперь?       Ларри ухмыльнулся, а Лиза покраснела. Хотя, Вейлон мог и не спрашивать — по ним и так все было видно. Ларри отрастил волосы — они теперь были заплетены в аккуратный пучок на затылке, прикрывая его некогда выбритые виски. Да и вообще он стал выглядеть чуть более ухоженно и бесконечный запах его отвратительных сигарет куда-то пропал. Лиза тоже изменилась — той болезненной бледности как и не бывало. Ее личико округлилось, стало еще более миловидным. Да и вся она как-то расцвела, от нее веяло счастьем и уютом. Вейлон опять вдруг резко ощутил себя лишним на этом празднике жизни, от этого неловкость усилилась, стало стыдно за свое внезапное явление.       — Вообще-то да. — каким-то даже извиняющимся тоном произнесла девушка. — На самом деле не так уж и давно, с ноября.       — Ага, чувак. Не зря ты тогда нас свел, это тебе спасибо.       Они принялись рассказывать, что у них произошло за это время. Оказалось, Эльсон бросил цветочный магазинчик с осени, вернувшись на учебу в свой колледж, параллельно подрабатывая по специальности (он учился на менеджера по рекламе) — оформителем визиток, баннеров и сайтов. Лиза же устроилась в одну частную школу преподавателем английского и французского, и в целом им обоим хватало на жизнь. Вскоре они оба собирались на съемную квартиру.       — Вы не представляете, как я все-таки рад вас видеть! — Парк тут же обнял обоих через стол, наконец, припоминая слова. — Соскучился страшно. Да и то, что вы вместе — это же просто здорово!       — Так оставайся у нас! — поторопилась ответить Лиза. — Отметим вместе, чего тебе на ту квартиру переться. Там, наверное, холодно, пыльно… Оставайся, пожалуйста!       — Да, Парк, в кои-то веки собрались вместе, погости у нас!       Их лица так и светились искренней надеждой. Вейлон сглотнул стыдливость вместе с пиццей. Все-таки провести хотя бы несколько дней в тепле и уюте — это ли не мечта?       — Вообще, отличное предложение! — выдавил, наконец, он.       — Воот, другой разговор, брат! — Лар хлопнул его по плечу.       — Давайте накрывать на стол? А ну, помоги мне, устроим тусу в честь нашего любимого друга! А ты, Вей, иди в душ, от тебя такой больницей несет.       Раздался веселый смех, все засуетились. Ларри включил небольшой телевизор, откуда тут же зазвучали голоса уже забытых Парком бессменных ведущих какой-то ежедневной передачи.       — На вот. — он сунул Вейлону какую-то одежду. — Переоденься‚ а то реально мертвечиной воняешь.       Снова смех. Вейлон выдавил из себя что-то наподобие смешка и поспешил скрыться в ванной. Знал бы Ларри‚ насколько он близок к правде! Оказавшись вне чужих глаз, парень быстро сбросил с себя все и оглянулся на зеркало. Реальность собственного тела снова нагоняла его со скоростью локомотива, но на этот раз это были уже не потрескавшиеся больничные зеркала. Стоило сделать этот шаг хотя бы сейчас.       В самое первое мгновение он даже не понял, кто перед ним, пусть даже еще не снял свои очки. И страх вдруг с новой силой коснулся вен ледяной змеей, сжимая сердце, а стопы так и примерзли к полу, не давая ему сделать ни шагу в сторону душа. На него смотрел очень худой, длинный, чуть ссутулившийся парень, с отливающей нездоровой желтизной бледной кожей, натянутой на кости и мышцы и таким же бледным лицом, обрамленным длинными, уже почти до плеч, светлыми волосами и отросшей, неаккуратной бородкой. И все с теми же позорно торчащими сосками и огромным количеством синяков, взявшихся будто из ниоткуда. «Как с креста сняли!» — вспомнилась ему фраза, которую однажды бросил санитар по поводу одного особенно худого пациента. Теперь это сравнение и Парку шло весьма и весьма.       Вейлон долго изучал свое тело, будто погружаясь во внезапное открытие самого себя. Бездумно проводил руками по впалому животу, косточкам бедер, ниже… Поднял пальцы к шее, припоминая, как когда-то его изучали совсем другие руки. Наваждение было внезапно очень сильным, как если бы болото внутри него дало течь, и пропустило яркий образ, который он стремился забыть. Блядский триггер сработал.       Внезапно, его накрыло вязкой паникой, усиливающейся в геометрической прогрессии. Бросило в холодный пот, перед глазами замаячили разноцветные пятна — примерно это видит и чувствует человек, когда вдруг осознает страшную новость. Живой труп… Смерть… Болезни… Контракт… В ушах зашумело, Вейлон затравленно оглянулся на дверь, будто желая позвать на помощь, но не смог произнести ни слова, потом — снова на зеркало, вдруг приходя к тому, что так давно не понимал — он ведь действительно в ловушке! Какого черта он так спокойно дал им себя убить? Откуда взялось это его равнодушие? Почему он вел себя настолько безалаберно? Болото всколыхнулось, выплеснулось гноем, Вейлона аж отдернуло — так страшно ему вдруг стало. Вся эта кровь, грязь, смерть, страдания — они все это легко сносили, погружаясь и погружаясь под влияния ядовитой атмосферы «Маунт Массив», которая даже из здорового сделает больного, что уж сказать о действительно заболевших. Реальная жизнь была здесь, в этом мире «извне», где люди работали, любили и развивались, а не сидели на одном месте с призрачной надеждой на какой-то заработок.       Бежать… Найти, уничтожить жучок, и бежать! Бежать так далеко, как никогда, может даже продать квартирку и уехать обратно в Лондон! — мысли забегали как встревоженные букашки. Вейлон упал на колени и принялся судорожно осматривать предметы своей одежды, перетряхивая ее и так и этак и вдруг…       Да не было на ней никакого жучка. И в помине. Ни сейчас, ни при отъезде. Эти твари, эта сука, как ее называл Блэр, Глик прекрасно все понимала. Ей даже прямым текстом не надо было говорить, Вейлон сам понял эту несуществующую истину, принял ее и боялся. Все они были такие. Абсолютно все. Они знали, что Парк уже никуда не сбежит. Потому что уже не видит для себя другой жизни, ведь он уже причастен, он уже грязный, преступник, отброс и просто машина, которая как заведенная выполняет одни и те же функции из раза в раз. А когда она сломается — ее можно запросто выбросить.       А Блэр… Он лишь делает свою работу. И даже очень и очень хорошо.       Стало спокойнее. Будто от осознания неизбежного на душу пришел покой. Уход в нирвану был спасением. Вейлон спокойно, пусть и с явным трудом залез под душ, тщательно отмылся, не глядя в зеркало, которое тут висело перед самым его носом, а затем оделся в чистое, все так же не глядя на себя. Все так, как и должно быть. Болото успокоилось, улеглось, укрывая панику и позволяя ей беспрепятственно утонуть. Лишь только зеленые глаза за стеклами очков все так же лихорадочно блестели, выдавая недавний всплеск жизни.       После душа Парк потребовал у Лизы подстричь его. Но неожиданно заняться этим вызвался Ларри, которому очень уж хотелось сваять на голове у друга какое-нибудь произведение абстрактного искусства.       — А давай мы тебя еще и покрасим? — заинтересованно потребовал он, перебирая светлые прядки. — Вот у Лизы красок хватает, распугаешь там свою шарашкину контору. Будешь вон как Лиза, шатен. Или в синий?       — Не стоит… Просто избавьте меня уже от этого — Парк рассмеялся так беззаботно, будто это не он несколько минут назад корчился в панической атаке.       По итогу у друзей кое-как получилось сократить его космы пусть и неровно. Прическа стала напоминать стрижку-вспышку, но Ларри уверил его на сто процентов, что такое сейчас модно. Во всей этой возне прозвучало предложение завести в «Маунт Мэссив» парикмахера, и Вейлону вспомнился еще один вопрос, который захотелось задать немедленно.       — Лиза… — он отозвал ее в сторону. — Я бы хотел поговорить о Блэре.       Та поняла его мгновенно, и, извинившись перед Ларри, отвела в соседнюю комнату. Это оказалась ее собственная комнатка, в которой царил удивительный порядок.       — О чем вы тогда говорили? — тут же выпалил Парк, не дожидаясь, когда она сама заговорит. — Что он тебе наплел?       Лиза присела на край кровати, припоминая детали. Она вызвала в памяти тот день, осознавая, что такой разговор она вряд ли быстро забудет…       — А ну тише, ребята! — потребовала она у расшумевшегося класса. Пятиклашки меньше всего хотели слушать о грамматике и глаголах, а Элизабет Хардин приходилось прилагать немало усилий, чтобы их усадить. Она не меньше их хотела домой, но обязанности было не так просто отменить.       — Мисс Хардин! — спасением стала ее коллега, которая прервала урок. — Там вас в приемной ждут. Какой-то представитель благотворительного фонда, насколько я поняла. Я с ними посижу, пока что, а вы идите — я бы не рекомендовала задерживаться.       — Какого еще фонда? — Лиза стала с усилием припоминать, имеет ли она отношение к подобным организациям, но оставаться в разгалдевшемся классе было еще хуже, поэтому она поторопилась в приемную.       Но уже с порога она поняла, что ее ждет нечто не самое приятное, и лучше бы ей было оставаться с детьми. В фигуре, поднявшейся ей навстречу, Лиза узнала того самого бывшего научного руководителя Вейлона, с которым тот сейчас работал. О Парке и так не было никаких известий, и они с Ларри действительно беспокоились, думая, не заявить ли в полицию.       — Добрый день, мисс Хардин. — спокойный, чуть хрипловатый голос. — Присаживайтесь. Я не надолго, но думаю стоять будет неприлично.       — Добрый день. — Элизабет села напротив, напряженно вглядываясь в лицо Джереми Блэра. Уж не о смерти ли Вейлона он пришел сообщить?       — Думаю, вы уже догадались, о ком мы с вами будем разговаривать? — Блэр отклонился на спинку дивана, явно ощущая себя хозяином положения. Даже в этой небольшой, такой невероятно пестрой приемной начальной школы.       — Боюсь что да. — Лиза ощутила мурашки по коже от этого взгляда. Насколько же пронзительным он был!       — Бояться нечего, мисс. Вейлон Парк в абсолютном порядке и передавал вам искренний привет.       — Почему я должна вам верить? — тут же отреагировала она, удивляясь собственной смелости.       Джереми тихо и как-то даже добродушно рассмеялся. Он сложил руки на коленях и переплел пальцы, будто готовясь к долгому разговору.       — А какие у вас есть основания мне не доверять? — дружелюбно и с легкой смешинкой в голосе поинтересовался он. — Что я дурного сделал вам или вашему другу?       Лиза поджала губы. Она явно размышляла о том, в каком виде стоит преподнести ее вопросы, чтобы не выглядеть глупой, наивной или просто напуганной девочкой. Почему-то именно перед этим человеком ей меньше всего хотелось показаться в таком ключе.       — А как я должна реагировать, если мой друг не дает о себе знать уже несколько месяцев? Вы его руководитель, вы несете ответственность за него и за то, что нам остается только гадать, в каких условиях он там находится и что он там делает. А учитывая, что это психиатрическая лечебница…       — Вы имеете искаженное представление о лечебницах, мисс. Хотя, ваши переживания понятны, я бы и сам переживал, будь я на вашем месте. Однако, послушайте меня. — тут он подался чуть вперед. — Мистер Парк слишком… Талантливый молодой человек, чьи способности нельзя было загонять в рамки составления отчетов и таблиц. В моей компетенции было его перевести на работу посерьезнее. Но, понимаете ли, это не то, о чем стоит распространяться. Вы умная девушка, вы должны понимать.       На этом моменте рассказ Лизы прервался. Она натянуто улыбнулась, видя удивление на лице Вейлона.       Чтобы Блэр и похвалил его?       — И все? Ты ему поверила?       — Ну, я посчитала, что спорить с ним опасно… Мне стало страшно.       Знал бы Вейлон, как сильно сейчас билось сердце Лизы. Насколько ей было хуево врать, наглейшим образом врать, зажимая в кулаках совесть.       На самом деле Блэр не стал долго церемониться. После всего, что уже было сказано, он вдруг подсел к ней слишком близко и неожиданно переключился на нее.       — Мисс Хардин, откуда в молодой учительнице столько гонору?       Она не отодвинулась только потому, что это означало бы полнейшую, мгновенную капитуляцию.       — Что вы имеете ввиду?       — Вам ведь действительно тяжело всегда быть сильной, верно? — голос супервайзера опустился еще на полтона, приобрел какие-то бархатные нотки. — На вас слишком много свалилось, вы не находите?       Лиза почувствовала, что он прав. Но это выглядело как попытка заговорить зубы, не более.       — Я не настолько глупая, чтобы растаять от таких речей.       — Даже сейчас. — Блэр не смутился ни на грамм. — Даже сейчас вы держите лицо, но я же вижу, что далеко не все могут понять, как это тяжело. Вы, должно быть, спрашиваете себя, к чему я это?       — Угадали.       — Всего лишь напоминаю, что Вейлон добровольно уехал на такую работу, зная, что не сможет с вами связаться. Трудно было рассчитывать, что он поделиться с вами тем, что по сути, он оставит вас на очень долгий срок без малейшей весточки? Веря в то, что вы достаточно сильная, чтобы это понять.       Лиза потупилась. Это было похоже на Вейлона. Тот всегда с неохотой делился с ней своими проблемами и был довольно замкнут.       — На вашем месте я бы пощадил себя, учитывая, что у вас явно есть о чем подумать и побеспокоиться. Более того, не думайте, что Вейлон оставил вас без поддержки.       Джереми полез в карман и извлек из него небольшой конверт. Лиза уже поняла, что там.       — Он очень хорошо зарабатывает, мисс Хардин. — Джереми сунул ей конверт. Лиза взяла. Самыми кончиками пальцев, будто он был ядовитый. — Он просил меня передать вам этот небольшой подарок к прошедшему дню рождения.       — Я не возьму. — она попыталась вернуть конверт. Но супервайзер мягко сжал ее пальцы на бумаге.       — Вы его обидите, Лиза. Тем более, что внутри лежит небольшое письмо. Да и к тому же, во сколько вам обходится психолог?       — Откуда…       — Элизабет‚ неужели вы думаете, что если я нашел школу, в которой вы преподаете, я не узнаю, что вы посещаете психолога? — вопрос прозвучал вкрадчиво, с легкой издевочкой.       Джереми вдруг резко поднялся со своего места, сверкнул льдистыми глазами на шокированную Лизу.       — В ваших интересах сохранить некоторые подробности нашей встречи в секрете от мистера Парка. Сами понимаете, он слишком гордый, явно ведь не захочет, чтобы его облизывали в благодарностях или винили за то, что не писал.       И ушел. В помещении остался запах его парфюма и какого-то горького привкуса дыма.       А Лиза осталась сидеть, не зная, что и думать. Пальцы на автомате разорвали конверт с официальной эмблемой «Меркофф», и на колени выпало несколько крупных купюр и напечатанная записка:       «Привет, Лиз. Извини, что молчу, но я серьезно — слишком много работы, слишком строгие правила. Учитывая, кто будет передавать письмо, многого сказать не смогу — просто не волнуйся за меня, ок? Я в полном порядке. Меня даже собираются переводить! Надеюсь, я справлюсь. Передай привет Ларри и скажи, чтобы сильно не докучал, иначе я его побрею! С прошедшим Днем Рождения!».       Только потом, гораздо позже, Элизабет окончательно поняла, что все это значило. Что за всем этим перфомансом стояла только одна, очень циничная цель — закрыть глаза на очевидное и намекнуть, что лишнее движение может стоить Вейлону жизни. А может, и не только Вейлону. Да ее купили как самую дешевую шлюху, Блэр ловко надавил туда, куда надо, но чтобы еще больше унизить — заплатил за моральное изнасилование. Чертов ублюдок!       И сейчас она сидела, глядя на озадаченное лицо Вейлона и едва сдерживала слезы — Лиза действительно понимала, что может с ним сделать неосторожная правда. Его свободолюбивая личность воспримет это как толчок к действию и наделает глупостей. Этот Блэр… Он уже держит его в своих руках, уже контролирует, и с этим ничего нельзя сделать.       — Все хорошо, Вей. — произнесла она и крепко обняла его, смаргивая влагу. — Все будет хорошо.       — Лиз? Ты чего? — он тоже ее обнял, осознавая, как сильно скучал.       — Да просто соскучилась! Знаешь, как мне порой не хватает наших дружеских посиделок?       Вейлон вздохнул. На самом деле он чувствовал облегчение, что Блэр действительно не напугал ее, хотя, как он и сказал ему однажды, это было лишь для того, чтобы найти «рычаг давления». Пусть не старается. Вейлон не сделает лишнего шага, зная, что на кону жизни его друзей.       Все четыре дня отпуска Вейлон провел с Лизой и Ларри, на чем они сами настояли, хоть он и пытался отказываться для вида. Им было очень уютно, сытно и весело — друзья старались откормить Парка по максимуму. Они даже затащили его в салон, чтобы ему сделали нормальную стрижку и подравняли бородку. Они также подарили новый свитер, а еще потаскали по ТЦ — Вейлон обзавелся зимней одеждой и очень веселым шарфом с оленями от Лизы. Ларри тоже не остался в стороне и купил ему абсолютно придурочную книгу с обнаженкой («все-таки тебе надо на кого-то дрочить в этой своей больничке»). Но все эти радости были настолько мимолетными, что Вейлон и оглянуться не успел, как снова оказался в машине Джереми, чтобы ехать обратно.