Грани ответственности

       «Маунт Мэссив» повлияла на него. Восемь месяцев, почти полных восемь месяцев Вейлон здесь. В какой-то момент он перестал замечать это влияние, просто поддавшись ему. Долго-долго, день за днем, ночь за ночью и час за часом — по крупицам распадалось его сознание. Этому способствовало не только нахождение рядом с опаснейшим изобретением, называемым теперь нано-роем, но и долгий диалог с самим собой, изнутри, который непременно происходит всякий раз, когда рядом уже не остается того, кому можно поведать свою боль. А ее на душу Парка выпало слишком много — он видел такие вещи, от которых у любого здравомыслящего человека волосы на голове начнут шевелиться. Кровь, травмы, психи и абсолютное, гниющее, затуманенное дымом сигарет равнодушие. Личность его, такая бойкая и целеустремленная в начале, потеряла все краски, существуя лишь на одном — эмоции. Искусственные и настоящие, которые он получал от Блэра и своего воображения, они позволяли его душе иногда встрепенуться, возмутиться или заинтересоваться, но лишь на короткий срок. Болото из невысказанной душевной боли стало куда глубже, больше. А случай в кабинете лишь усугубил положение.       Поначалу Вейлон еще ощущал что с ним что-то не так. Он поспешно припоминал факты из своей жизни всякий раз, когда вдруг пугался, что что-то забыл. Но что? Каждое утро он старательно вспоминал имена родителей, друзей, преподавателей, коллег… Годы их жизни, факты из наук и программирования, дни рождения и так далее, но как можно вспомнить то, что уже разрушено в твоей голове? Постепенно из сознания программиста начали стираться сначала мелкие, а потом и более крупные факты, а если что-то и вспоминалось, то Вейлон не мог понять — снилось ему это, или же произошло взаправду? Кстати, о снах. Порой Парку казалось, что он спит и во время работы, пусть и не осознает этого. Воспоминания о рабочем дне часто покрывались дымкой.       Его это страшило. Иногда. В моменты, когда Вейлон начинал рефлексировать о том, что происходит, он вдруг понимал, что с его сознанием проблемы, дрожал и клятвенно обещал себе держать мозг под контролем… Но нет. Это было выше его сил. Кошмары и усталость, деменция и отчаяние убивали все живое, что в нем было.       Прошло чуть больше двух месяцев после того случая у мистера Блэра в кабинете.       Иногда Парку казалось, что он помешался на Джереми Блэре. Потому что теперь, каждое движение, каждый взгляд супервайзера заставлял что-то переворачиваться внутри него. Болезненно переворачиваться, волновать сознание, пугать и… Притягивать, как если бы он был мотыльком, который летит на огонь.       Парк до тошноты ненавидел эту чёртову зависимость, но стоило почувствовать хоть чуть внимания — всё возвращалось в исходную точку. И каждая их встреча в кабинете, каждый разговор заканчивались для Вейлона маленькой смертью. Пусть даже эта встреча была не больше чем банальное унижение и очередное указание «придурку» на его место.       Сегодня он даже не заметил, как прошла ночь. В тяжёлых мыслях Вейлон оказался на рабочем месте, сухими глазами бездумно таращась в никуда. Щемящее одиночество вдруг до боли сжало сердце, как это часто бывало… Нужно снова прилагать усилия и заталкивать невыгодную эмоцию на глубину, иначе это смерть. По крайней мере, так ему все еще казалось.       Знакомые тяжёлые шаги, к которым Вейлон пытался привыкнуть, пока работал на проект, в их кабинете теперь редкость. Блэр не имел желания там появляться, сообщать о делах, смотреть в зелёные глаза этого бестолкового, по его убеждениям, работника. Ведь это бы значило — снова принять дозу в куда большем количестве и потерять контроль. Вейлон сам придет к нему. Стоило только позвать. Бедный, помешанный мальчик! Он в очередной раз переступит порог его обители, с раскрытым до кровавых ран внутренним миром лишь для того, чтобы получить в очередной раз по лицу. Бутылкой, папкой или просто оскорблением — все равно половина выветрится из его головы уже на следующий день. Психиатр, который все еще наблюдал за Парком, подтверждал наличие прогрессирующей амнезии и помешательства с периодическими моментами «просветления» — не этого ли Блэр добивался? Весь этот долгий фарс, вся эта безумная игра на контрастах — не это ли лучший и сложнейший способ сведения абсолютно здорового человека с ума?       Взять светлую, живую душу и превратить ее в лишь далекий отзвук самой себя, привязать к себе, как дворовую собачонку — сперва ты ее ласкаешь, приручая, а потом бьешь — но она все равно лижет тебе руки. Проект, по которому была написана уже далеко не одна исследовательская работа, вот только представлять ее на суд хоть кого-либо отчего-то не хотелось. Пусть она была сложна уже даже тем, что строилась лишь на игре тонкой душевной организацией, тем и отличалась от сотен других, но вот был в ней один огромный изъян — в науке нет места чувствам. А здесь было слишком уж много отступлений. Слишком много того, что никак нельзя было бы назвать «научным методом», зато весьма можно было бы обозвать «нездоровые пристрастия Джереми Блэра», ведь вся та близость, эмоции и чувства были настоящими. Они лишь трансформировались на фоне происходящего вокруг. Вейлон Парк вдруг стал наркотиком, который хотелось принимать и принимать, разжигать в своей крови огонь одним лишь его взглядом, питаться его эмоциями и отчаянием, его страхом и ожиданиями… Теперь Вейлон Парк полностью собственность Джереми Блэра. И последний ни с кем не хочет ее делить.       Он сидел в своём кабинете, покручивая в руке привычный бокал, заложив ногу на ногу. Сегодня он поставил точку в своей «научной работе», длинной в целый дневник. Дальше начиналась импровизация. Лишь следование желаниям.       Послышался твёрдый стук.       — Мистер Блэр, я могу зайти?       В дверях стоял охранник. Один их тех, по чьей вине Вейлон чуть было не сдох.       — Сэр, я пришёл сообщить, что сотрудник 8208 уже на своём месте.       Джереми перевёл взгляд на наручные часы. Было еще очень рано, но мужчина понимал, отчего программистишке не спиться. Конечно, с такими-то отработками. Уголки его губ автоматически поползли вверх, превращаясь в ухмылку и оголяя островатые зубы.       — Какая замечательная новость.       Вейлон будто чего-то ждал. Он сидел один в пустом офисе, среди темных экранов и невидящим взглядом таращился в наглухо задернутое портьерами окно. Цифры и работа не шли в голову. Казалось, его все еще преследует очередной ночной кошмар, в котором происходили страшные вещи, удивительно перекликающиеся с недавними видениями… За них было стыдно. Вспоминать и погружаться в них не хотелось, иначе снова начнет тошнить. Сегодня парень чувствовал себя бодрее, чем вчера.       Когда он в последний раз ел?       Вейлон поднял взгляд на успевший потемнеть монитор. Круги под глазами, красноватые прожилки, бледность, волосы в полнейшем беспорядке… В голове мелькнула мысль о кофе, но грубый голос охранника заставил его дернуться.       — Мистер Блэр вызывает.       Как гром среди туманного неба. Внутри все резко смерзлось от воспоминаний двухмесячной давности: что ему на этот раз понадобилось? Вейлон на автомате провел пальцами по волосам, прогоняя наваждение. Страх и ужас перед той ночью удивительно смешивались с видениями, в которых он задыхался от грязного удовольствия. Пора просыпаться.       Он тяжело поднялся и направился известным ему маршрутом. Была не была.       Супервайзер услышал эти невесомые шаги. Какой привычный звук! «Маунт Мэссив» сохранит их в свою коллекцию призрачных душ, которым уже не увидеть света солнца. Он успел сделать еще глоток, прежде чем услышал стук в дверь. Не мог сдержать ухмылки, не мог не сжать бокал с такой силой, чтобы тот жалобно не треснул, поранив руку. Ещё чуть-чуть и бумаги, лежащие под рукой, окрасились бы в алый. Глоток за глотком. И содержимое пустеет, а телу становится невероятно хорошо. Если он сейчас не напьётся, то от Парка не останется и мокрого места — он снова уйдёт в ужасе, потрепанный, избитый и его пот будет заполнять болезненные ссадины. Хочет он или нет, но придётся опять корчиться от боли в своём нищенском кабинетике, чтобы к утру все забыть.       Снова видеть Парка — это все равно что пустить быка на красную тряпку. В Джереми Блэре накопилось достаточно эмоций для этого бедного замученного сотрудника, и он в обязательном порядке даст знать, как же он «скучал».       Но сейчас Парк нужен ему живым и в трезвом сознании. Относительно.       — Зайди. — хрипло тянет мужчина и оставляет опустевший бокал на бумагах. Он видит с какой скованностью, нежеланием и отторжением медленно проходит на середину кабинета Парк, кончиками кед чертит за собой по полу, мягко встаёт на ковёр и полными отчаяния и усталости глазами смотрит прямо в те, что напротив него.       — Выглядишь, блядь, просто отвратительно.       Джереми улыбается сам себе, будто бы ждал этого момента всю свою жизнь и подливает себе в бокал.       Вейлон даже не пытается выдавливать из себя что-то вроде приветствия. По мистеру Блэру видно, что открой он рот, в его глотке окажется один из осколков треснувшего бокала. Джереми выглядел уставшим и разозленным, прямо-таки в ярости, и прошедшие два месяца сказались на нём очень ярко.       — За два месяца ты стал ещё более жалким. Недотопленный котенок. Ты вообще жрал хоть что-нибудь за это время?       Джереми с грохотом выдвинул верхний ящик стола и стрельнул в сотрудника холодным томным взглядом, который, кажется, прожег все изнутри, даже лёгкие и желудок, вызвав неприятную дрожь. Он отыскал нужный документ и прошелся по нему пальцем, сверху вниз. Остановился на номере контракта.       — А, вот оно. Сотрудник 8208 получает ставку в размере… — Джереми нахмурил брови. — В размере…       Он иронично вздохнул.       — В размере пожертвования в фонд корпорации. — он с силой смахнул папку со стола и широко улыбнулся. Спокойный ранее голос стал переходить на рычание, а в глазах вдруг мелькнул маниакальный блеск. Вейлон ссутулился, уже понимая, к чему все идет.       — Ты жалкий, ничтожный мокрый выблядок… — прошипел Блэр и оперевшись руками в стол, поднялся со своего места, а его кресло от сильного напряжения ударило в окно за спиной.       Парк должен делать вид, что всё в порядке. Как бы не так. С его внешностью это сегодня невозможно, да и вообще — в голове будто туман, который никак не хочет рассеиваться, а только густеет, стоит ему услышать хриплый голос его начальника. Взглядывает в его глаза и ощущает, как холодный пот катится по спине, а эта широкая ухмылка, которая больше была похожа на оскал, не предвещает ничего хорошего. И правда. Оскорбления за оскорблением не то чтобы удивляли, но ощущались как пощёчина за пощечиной, а к горлу все сильнее подкатывала рвота, потому что он почувствовал…       Этот запах.       Этот чёртов парфюм, который преследовал в кошмарах и в липких наваждениях. Он снова здесь, окутывает его, и слова долетают уже будто сквозь плотную толщу воды. Вейлон понимал, что ещё немного, и он просто отключится, но нужно было держаться. Гнать, гнать от себя бред, и продолжать смотреть ему в глаза, будто напитываясь противоречивыми эмоциями…       — … Мокрый выблядок.       Кресло ударилось о стену и Вейлон моргнул, услышав, наконец, чисто и ясно. Он поднял глаза на начальника и легко качнулся назад, на автомате, будто ожидая, что тот сейчас достанет пистолет. Вздох вырвался из груди, как будто он вынырнул из-под воды.       — Какого хера ты молчишь? Как будто из тебя уже выбили все дерьмо… — рычит Блэр, чувствуя в кабинете запах программиста и наблюдая за тем, как холодные капли пота, ползут из-под его светлых висков.       Внутри борются сразу несколько эмоций. Раздражение, гнева, пренебрежение, омерзение и дикое наслаждение — всё это смешалось и долбило где-то в висках. Мужчина скрипнул зубами и сделав всего пару шагов оказался буквально в пятнадцати сантиметрах от измученного мужчины, наблюдая за тем, как тот буквально сдерживает от страха рвотные позывы, как его организм от длительного стресса отказывается работать, он видит, как его лицо приобретает будто бы зеленоватый оттенок от страха, а тело холодеет от нарастающего омерзения и ужаса.       Джереми хочет сплюнуть прямо на ковёр желчью от ненависти к этому человеку, за то что посмел существовать. Хочет выбить из него последнее, лишь бы не наблюдать за этим жалким зрелищем, лишь бы не бороться каждый раз с самим собой, не тонуть в этих зеленых глазах и не желать их как глотка воды в пустыне, но придерживается еще какого-то плана…       Да нахуй эти планы.       — На колени.       Он видит в глазах Парка большой страх, но вместе с тем и смирение. Тот дрожит и еле подгибает колени, ведь когда-то они заключили сделку. Слишком медленно. Блэр не выдерживает, скрипнув зубами, отрывает ногу от ковра и резким, тупым движением ботинка бьет программистишку по колену буквально до слышимого хруста.       — Я сказал на колени!       — Аааррххх!       Вейлон вскрикивает от резкой боли и падает со сдавленным стоном. Если бы в его желудке была еда, она бы уже покинула тело, но ему везёт. Его мутит, но блевать нечем, поэтому, оказавшись на полу, он откашливается, сгибаясь, чувствуя режущую боль. Глаза всё такие же сухие, а из глубины глотки рвется стон.       — Мхх…       Хоть бы он уже убил его, выносить этот запах становится невозможным. Парк снова будто на мгновение переносится в прошлое, в эти бредовые видения, и это похоже на приступ удушья, потому что дыхание снова сбивается. Он поднимает взгляд на лицо мистера Блэра и видит всю ненависть и отвращение, которое сливается в его глазах в поток ледяной воды. Может ли быть что-то хуже? Боль внутри, боль снаружи. Измотанный Вейлон не находит сил хотя бы поднять руки в качестве защиты — он уверен, его сейчас изобьют. И его жалкая жизнь закончится здесь и сейчас — внутри больше не осталось никаких ресурсов. Может, если забыться в этом подкатывающем тумане, то боли не будет? Нет, нельзя.       Трезвая мысль всё же посещает его — нельзя сейчас пускать сознание на самотёк, так его шансы выжить стремятся к нулю. Поэтому он стиснул зубы, смаргивая пелену, уже даже не пытаясь загадывать, что будет дальше, упирается ладонями в ковёр, ощущая, как неприятно ноет перебитое колено.       Джереми слегка приподнимает уголки губ в легкой ухмылке и наблюдает за тем, как Парк дрожит от боли, отчуждения и усталости.       — Какая жалость. Ну это не страшно, мистер Парк. У нас много хороших врачей, которые, возможно, проверят вас на наличие перелома, но это будет вам кое-чего стоить.       Блэр охватывает пальцами щетинистый подбородок мужчины и пальцем направляет его вверх, на себя. Заглядывает в мокрые, уставшие глаза и улыбается весьма доброжелательно. Все-таки Парк ему нужен сегодня для другого.       — Вы же не хотите ходить с закрытым переломом, мистер Парк? Конечно не хотите — там ведь недолго и воспаление, ампутация… Зачем нам нужны эти неблагоприятные последствия, верно?       Джереми замечает скованный дрожащий кивок, словно сделанный из последних сил и его лицо становится чуть спокойнее.       — Замечательно.       Джереми вдруг резко перехватывает сотрудника за русые локоны, пропустив их сквозь пальцы и щекой прижимает к собственной ноге, заставив на неё опереться. Проводит большим пальцем по обкусанным от стресса губам, чувствуя под кровь.       — Тогда в обмен на обследование ты сегодня обязан вылизать начисто мой дом, приготовить мне пожрать и сделать все в лучшем виде, иначе я, к чёртовой матери… — Блэр сжал волосы в кулаке сильнее и, оскалившись, наклонился к лицу Парка, приподнимая его за волосы, — Перебью тебе и вторую ногу, чтобы сделать тебя ебаным овощем, которым ты и заслуживаешь быть. Тебе все понятно?       Дом? Вначале Парку показалось, что он ослышался, и это его бред перешёл все границы. Но нет, это и имелось ввиду. Вейлон морщится от тянущей боли в волосах, чуть приподнимается вслед за кулаком, когда тот тянет его повыше, нехотя облокачивается о ногу босса. Несмотря на амнезию, он помнит их уговор. Жизнь его висит на волоске. В буквальном смысле.       — Да… Да, я понял… Я сделаю…       Перспектива остаться без ног не радужная. Чтобы Блэру не пришло сейчас в голову, у него просто нет выбора — у Вейлона нет сил на самозащиту. Более того, где-то в глубинах разума просыпается осознание — он покинет «Маунт Мэссив».       Губы засаднило. Парк почувствовал, как по подбородку стекает тонкая струйка крови, и судорожно сглотнул, снова взглядывая в глаза напротив. Холодные, пугающие… Вейлон нервно гонит от себя видения, когда эти глаза смотрели совсем по-другому. Сейчас это даётся легче, потому что странная просьба заставляет мозг работать чуть чище. А что если это намёк на то, что Блэр попросту хочет убить его подальше от лечебницы? Что если просто пытается заманить в ловушку? Мысли бегут быстрее, страх заставляет немного собраться. Чем бы это ни было, для Вейлона такая просьба явно не сулит ничего хорошего.        — Отлично, 8208.       Джереми чуть склоняется, и Вейлон различает напористое, хриплое и такое обволакивающее дыхание своими болезненными губами. Блэр уже не отдает сам себе отчета. Его внутренний баланс, его грани, все это летит к чертям собачьим в зеленую пустоту за стеклами очков и месяцы ожидания срывают предохранители. Он охватывает тонкую шею и сжимает, поднимает вверх к своим губам, заставляя Парка жадно глотать воздух, а носками кед чертить по полу, собирая под собой ковёр. Приоткрывает губы и раскаленным языком чертит по подбородку, собирая на язык кисловато-солоноватую кровь, которая вперемешку с алкоголем дурманит рассудок.       Вейлон едва удерживается, приподнимаясь вслед за жесткой хваткой, чувствуя, как резко кончается кислород в легких, когда его шею пережимают. Кровь приливает к лицу, Парк хватает губами воздух и замирает, затаив дыхание, когда чувствует прикосновение горячего языка к своему подбородку. Лицо Блэра в сантиметре от его лица, эти глаза буравят его насквозь, они мучают его своей опасностью, сулят быструю смерть, быструю и очень болезненную.       Нахуй эти сраные планы. Все, чего он хотел, сейчас трепещется в его пальцах.       Джереми давит на горло все сильнее и смакует знакомый вкус, при этом ни на секунду не открывает взгляд от глаз напротив.       — Ххххаа…       Парк теперь чувствует не только парфюм, но и запах его кожи, чувствует его тяжёлое дыхание, ощущает привкус алкоголя внутри, будто вдыхая эту дикую смесь он напитывается им изнутри. В глазах начинает темнеть, наверное, он вот-вот задохнётся. До кончиков пальцев проходит разряд электричества, всё тело напрягается, охваченное ураганом, которым является Джереми Блэр. Он способен поглотить его с концами, просто находясь так близко. По щекам стекают слезы удушья, а колено снова даёт о себе знать.       Джереми наблюдает за этими сладкими для него слезами. Они ровными дорожкам скользят по щекам, стекая на подбородок, а затем вместе с кровью попадают на горячий язык. Блэр давно не чувствовал такой стойкой волны страха, которая казалось, что даже пахнет чем-то невероятно горьким и в тот же момент сладким. Запахи смешались в одно, и мужчина чуть ослабил хватку, дабы элементарно не убить программиста, который ещё будет сегодня должным образом выполнять свои обязанности.       — Какое же ты ничтожество. — жарко шепчет Блэр прямо на ухо, с грохотом вжимает Вейлона в стену напротив и накрывает собой бледное истощенное тело, яростно впиваясь губами в его шершавые, холодные и кровоточащие. Рычит в них, с упоением проводит похотливым языком. Раны программиста заполняются горькой слюной Джереми, губы щиплет, ведь в ней все еще велика доля алкоголя.       Парк чувствует, как из него выбито, кажется, последнее дыхание от удара о стену и шока от того, что происходит дальше. Шипит от боли, всхлипывает и тут же оказывается плотно прижат, не имея возможности шевелиться. Он чувствует чужие губы на своих, чувствует резкое жжение в ранках и отчаянно хватается за плечи мистера Блэра, стискивая в ослабевающих пальцах ткань пиджака.       От волос Вейлона тянет его лёгким свежим запахом, дурманит… Супервайзер вдруг очень ясно вспоминает мимолетные часы, когда ему еще не требовалось выгрызать лакомый кусочек из желанного тела. Этот запах ничуть не изменился, его все еще было ничем не заглушить. Особый аромат, который невозможно перебить ни лекарствами, ни дешевой химией, которой Парк моется. Должно быть, только ему, Джереми, дано его различить. Как же сладко чувствовать в нем ужас.       Это похоже на пытку. Вейлон зажмуривается, ощущая настойчивость, с которой чужой язык проникает в его рот, чувствует этот вкус и отдаётся ему. Что же мистер Блэр творит? Он видимо хочет до конца его унизить, но черт, всё это больше подходит на его кошмары, которые стали реальностью. Алкоголь дурманит. Парк всё ещё не может надышаться, судорожно и коротко стонет, едва вдыхая в этом безумном поцелуе. Крови уже столько, что он чувствует её на своей шее, а ослабевшие руки едва держатся за плечи босса, являясь единственным способом удержаться.       Джереми вдруг отрывается от вздрагивающего тела, и рассеянно смотрит куда-то в дубовую панель, которой обита лежащая напротив стена. Внезапная мысль перебивает бессознательный поток, возвращая в реальность. Сквозь шум в ушах слышится стук в крепкую бронированную дверь.       — Мистер Блэр? У вас там все в порядке?       Джереми тихо выдыхает. Сейчас его глаза выражают еще большую враждебность, невероятный холод и в тоже время ледяное спокойствие. Он взглядывает из-под тёмных бровей на объект своих безумных идей и поджимает губы. Они выглядят сейчас как хищник и его жертва из какого-то фильма про дикую природу. Всем своим существом зверь даёт понять, что кролик зря привлёк своими писками лишние уши. Широкая ладонь что есть сил зажимает кровоточащие губы, а тело вжимает парня в стену так, что тот больно ударяется затылком о панель.       Вейлон стонет. Тяжело сглатывает и зажмуривается, когда его швыряют. Мутит, перед глазами мелькают красные точки и снова обжигающий до кончиков пальцев укус в губы пьянит и дурманит и без того расшатанный рассудок. Когда слышится стук в дверь, у Парка на секунду мелькает призрачная надежда, что всё это сейчас закончится, что ему дадут уйти, зализать новые раны, и постараться не сойти с ума окончательно, но…       — Всё в порядке. — со спокойствием и безразличием отвечает Блэр. — Странная в нашей лечебнице акустика.       Грубый, но спокойный голос начальника — и шаги исчезают, унося с собой последнюю надежду. Сердце колотиться ещё быстрее, в глазах двоится, когда его снова ударяют о стену.       Джереми выдыхает сквозь ноздри. Этот глупый щенок даже и представить не может, на что нарывается своими стонами и визгами. Видимо, стоит хорошенько унять его звонкую глотку, чтобы она больше никогда не вздыхала настолько громко. Безмозглый, жалкий программист. Здесь ему больше не дадут сказать ни слова, ни одного свободного вздоха. Никаких возражений — лишь подавление воли. Полное подчинение договору. Игры заебали.       — Громкая сука… — шипит Блэр сквозь стиснутые зубы и снова прикладывает сотрудника затылком об дерево. — Хочешь покричать? Покричать?! Давай покричи! Может тебя здесь кто-то услышит? Давай! Помощь уже в пути, Вейлон. Помощь уже едет!       Джереми взмахивает рукой и обжигает пощечиной измученное, бледноватое от всех тягот лицо.       — КРИЧИ, ТВОЮ МАТЬ!       Джереми видит, насколько смиренно ведёт себя Парк. Ухмыляется сам себе, поднимает опущенную вниз голову за волосы, смяв их в кулак, и смотрит прямо в глаза. На секунду кровь снова закипает. Он видит безразличие, опустошенность в паре зелёных глаз. Это злит.       — Откуда такая кислая рожа?       Он тянет волосы вверх, направляя взгляд на себя.       — Ну и где же твоё сопротивление? Где твой звонкий голосок?       Такой слабый, ничтожный Вейлон Парк. Кровь обрамляет его ровный подбородок.       Становится тяжело дышать. В какой-то момент Вейлон действительно верит, что тут он и погибнет, разве что странная просьба мистера Блэра каким-то образом не вяжется с таким раскладом. Удар по щеке приносит новые болезненные ощущения, Парк чувствует во рту кровь, она неприятно резонирует с бешеным вкусом алкоголя и тех жёстких губ, которые разрывали его раны. Не только на губах.       Он как тряпичная кукла стекает по стене вниз, ощущая, как крепкие пальцы сжимают отросшие волосы. Вейлон и рад бы закричать, но где взять на это силы? Голова кружится всё сильнее, он поднимает руку и как утопающий за соломинку цепляется ослабевшими пальцами за руку мистера Блэра, смотрит ему прямо в глаза и бормочет звуки, которые собираются в итоге в слабую попытку произнести слово «пожалуйста». Он действительно ощущает себя жалким. Его воля сломлена, он весь сейчас во власти этого человека, тот волен сейчас делать с ним что угодно и Вейлон не способен на это повлиять. Он слабо хрипит, пытаясь вытолкать из себя хоть что-нибудь.       В какой-то момент от этих ничтожных попыток попросить о помощи, у Джереми даже появляется ощущение, отдаленно похожее на сострадание. Эти жалкие глаза, будто бы постоянно на мокром месте с самой первой минуты пребывания в его кабинете… Они выжигают в нем дыру. Или уже выжгли. А на теле подчиненного буквально нет живого места, так же, как и в его голове.       Блэр понимал, в какой капкан угодил этот достаточно молодой специалист. Казалось бы, у него все впереди. Такой потенциал в таком действительно малом карьерном возрасте. Целеустремленный. Ему бы сейчас работать в каком-нибудь прогрессивном направлении, зарабатывать большие деньги и спать с девушками, а не сидеть на коленях в ебаной дыре без надежды на будущее.       Джереми подаёт руку, помогает сотруднику подняться. Но его добрый жест — лишь ловушка, в которую наивный и до омерзения честный Вейлон Парк угодил снова. Мир слишком жесток для него, вся эта омерзительная, давно купленная реальность, все, что происходит в этой чертовой корпорации. Он слишком светел, и даже со своими мозгами, которые действительно стоят не один миллион долларов, он будет ободранным бедняком, ведь Парк настолько правильный, что не возьмёт чужого даже под дулом пистолета. Пойдет за интересом, а не за выгодой. Наивный и светлый для этого гнилого мира, он другой. Этими горящими глазами, которые ещё наивно надеется на людскую честность и благосклонность в этом потерянном мире, он и привлекает Джереми, который давно варится в этой несправедливости, вершит правосудие. Как он сам считает, открывает таким «целованным богом» глаза, сам является этой манящей и правдивой несправедливостью.       Идет на поводу своих грязных желаний неспокойной души и закипающей крови.       — Такова жизнь, Парк.       Все эти мысли мешаются вязкой кашей. Джереми не чувствует свое поведение неверным, наоборот. Он будто бы зажал наивную добрую монашку в церкви, пытаясь ей доказать, что бога не существует.       — Однако, я так и не добился от тебя твоего щенячьего писка. — спокойно тянет мужчина и бархатность голоса сменяется резким движением руки.       Парк оказывается впечатан в стену, прижат красной щекой. Скован. Его руки крепко перехватывает чужая ладонь, заламывает их за спину. Самое отвратительное, ужасное унижение в жизни любого человека. Это изнасилование его тела и вместе с тем и его души. Джереми чувствует обреченность, видит, как глаза парня слезятся от боли. Кажется, что ещё немного, и его стошнит от страха, отвращения и людской несправедливости.       Вейлон был атеистом, но даже сейчас он готов был поверить в какого угодно Бога, чтобы это закончилось. За что. Чем он это заслужил? Видимо, так было предрешено, раз сейчас, после недолгой паузы, его снова втолкнули в стену, причём с ещё большей силой и ненавистью. Парк делает ошибку за ошибкой, но он покорён, сломленные внутренние механизмы и схемы не то что оплавлены, они прогорели дотла, выдают лишь оповещения об отключении.       Все как в тумане. Спустя мгновение джинсы программиста вместе с бельём уже на уровне его колен, буквально содраны резким животным образом. Парк только слышит сзади металлический звук пряжки ремня. Чувствуется запах горячей плоти. Ему никогда не понять, откуда в Джереми Блэре столько тошнотворного, отвратительного желания воспользоваться чуткой душой. Почему он такой? Кто сделал его таким?       Грани, грани, грани… Ты потерялся в них, Вейлон. Ты уже их часть, неотъемлемая и неотделимая. Ты просто оказался не в том месте и не в то время, и теперь обязан платить по счетам за свою любовь на грани помешательства.       — Нет… Нет… — бормочет программист, понимая, к чему всё идёт. Но разве его жалкое блеяние может остановить зверя, который уже распробовал кровь своей жертвы? Рукам больно, тело онемело, а металлический звон ремня заставляет ещё сильнее дрожать. Тело непроизвольно сжимается в плотный ком, стараясь хоть немного защититься от вторжения, но тем ему больнее.       Тяжёлый, до предела налитый кровью член Джереми трется между дрожащих бёдер, оставляя на коже масляные следы. Тяжелое тело нависает сверху. Джереми давит всем весом, без малейшей подготовки вторгается в чужой организм с грязным, похотливым стоном. Внутри так вязко, сухо и невероятно горячо. Слишком туго. Естественные ткани трутся, и Парк, не выдержав натиска, начинает обильно кровоточить.       — Аааааа! — и откуда только голос прорезался! Вейлон истошно кричит от сильной боли, весь его таз и ноги будто проткнуты ножом, а колени подгибаются. Внутри всё вопит в агонии, но пытка продолжается. Орган Блэра слишком большой, буквально рвёт его, и по бёдрам стекает горячая кровь, заставляя кричать ещё громче. Какого это, быть изнасилованным тем, кто приходил в самых тошнотворно-сладких кошмарах? Для Парка это сродни смертной казни, да вот только она милосерднее — здесь же всё больше подходит на смертельную пытку без конца и края.       Блэр чувствует влагу и закусывает губу, смазка мешается с кровью. Сильные кисти зажимают в тиски разгоряченные, угловатые бедра. Лбом Джереми утыкается в чужое плечо и до основания вбивается в Вейлона, отрывистыми и чёткими шлепками.       Ниже пояса уже всё превратилось в сплошную боль. Парк смаргивает слезы и готов в любой миг потерять сознание, но звонкие шлепки не дают отключиться, цепляя сознание в самый последний момент. Крови очень много, она смешивается с естественной смазкой Блэра, и от этого каждый такой шлепок сопровождается пошлым влажным всплеском.       — Ааарррхххх… — Вейлон сдавленно кричит в стену, хриплое бульканье внутри подтверждает, что даже лёгкие его в огне, и от потери сознания его отделяет какой-то жалкий шаг. Но зверь безжалостен. Он берёт его в этой какофонии запахов и звуков, без права на побег.       Минуты идут все медленнее. Движения супервайзера становятся невыносимо отчетливыми и быстрыми. Тяжёлая и ледяная на этом фоне пряжка ремня создает невероятный контраст между трущимися телами. Она больно бьёт по нижней части бедра, не давая и без того оглушенному болью Парку бросать свое сознание куда-то в бездну. Блэр чувствует, как колотится его сердце, буквально своим лбом, уткнувшись небрежно ему куда-то в район сонной артерии, он чувствует этот бешеный ритм, намекающий на то, что тело находится в крайне бедственном положении.       Некуда бежать, некуда скрываться и доставать из недр сознания хотя бы немного здравых мыслей. Их не осталось, Блэр полностью завладел остатками и без того очерненного болезненной реальностью в «Маунт Мэссив» мозга. Насыщение, которое получает мужчина, нельзя сравнить ни с одним из возможных. Обладание этими нитями, за которые он так искусно тянул свою фарфоровую куклу, наталкивало его на мысли о том, что без нее он сам готов нырнуть в непроглядную бездну. Страшно такое признавать, но неохотно, когда часы и минуты вытанцовывают стрелками так медленно, задумываешься об этом с невероятной силой.       — Наконец-то у бедной овечки прорезался голосок… — противно и липко шепчет Джереми, опаляя горячим дыханием ухо программиста. — Ты же хотел покричать? Чтобы тебя услышали, да?       Крепкие руки сжимают настолько, что сосуды в тканях не выдерживают натиска, под пальцами выстраивая остаточные узоры на коже. В Вейлоне становится настолько узко, что пару раз Джереми сам чувствует сильную боль от перепада давления, шикает и особенно крепко вжимается в чужую спину, нахальной рукой оттягивая сзади воротник рубашки Парка. Запах… Он цепкими зубами прикусывает плечо, оставляя росчерк.       — Блядская сука…       Шлепки. Кровь вперемешку со спермой буквально сочится по внутренней стороне тонких, раскрасневшихся бёдер, пачкает приспущенные джинсы. От запаха кружится голова, у Джереми выступает испарина на лбу, буквально сползает по вискам. Дышать становится трудно, весь кабинет, казалось, напитался этой животной жаждой.       — Мххх…       Со временем чувствительность теряется, и боль становится сплошной, практически непроглядной завесой, из которой не выбраться. Вейлон сжимается вокруг горячего органа, чувствуя, как тот наполняет его, без малейшего сочувствия лишая остатков самоуважения. Парк чувствовал болезненные укусы и крепкую хватку, которая явно оставит фиолетовые следы. Нет, он не умрёт сейчас, но сгорит изнутри от стыда, как только останется наедине с собой и оскверненной плотью.       Вейлон кричит. Он действительно кричит, для него минуты превратились в вечность, ожидание, когда же зверь насытиться, стало единственным здравым в этом хаосе ощущений. Края одежды Блэра трутся о его разогретую кожу, оставляя красные царапины, и мысли цепляются за эти шорохи, не дают сосредоточиться на чём-то одном. Кажется, Вейлона лихорадит, потому что как раз в тот момент, когда член Блэра оказывается особенно глубоко, его всего трясёт, тело дрожит, измученное, истерзанное. А по лбу и лицу катятся крупные градины холодного пота, неприятно щекоча кожу.       Парк не может понять, кончилось ли всё, потому что по ощущениям он провёл под этим телом вечность, и в глубине сознания роится опасение, что так теперь будет всегда.       Насколько низко он сегодня опустился? Ниже падать уже некуда, он действительно кукла, просто изломанное существо, в котором осталось мало человеческого. И разводы спермы с кровью на его теле, которое сейчас медленно сползает по стене вниз, очень красноречиво об этом говорят.       Вейлон поднимает взгляд на мистера Блэра, смотрит прямо ему в глаза, ещё полные этой животной страсти и ледяного холода. Так вот каков взгляд у его личного безумия…       От запаха этой молочной кожи можно было сойти с ума, оставить её без укусов было невозможно. Вся эта мешанина вынудила Джереми излиться со сдавленным вздохом прямо внутрь своей личной послушной шлюхи. Парк и сам мог с лёгкостью понимать, за кого его теперь принимают, ведь об него буквально вытерли ноги. И не только. Нехотя, с отвратительным чавкающим сюрпом, член выскользнул из дрожащего программиста.       Оттянув безвольное тело за воротник, он устроил Парка между своих ног, снова вплотную прижал того к своему оголенному и разгоряченному бедру. Холодно заглядывая в зелёные, испуганные и покрасневшие от слез глаза, он с напором толкнулся ещё стоящим членом к лицу мужчины, несколько раз решительно, но плавно потерся о горячую щеку, нос и губы. Буквально протёр свое достоинство чужим лицом, собрав на себе все его слезы.       Супервайзер отпускает воротник, но покорный и измученный программист остаётся между его ног, сидит на прохладном деревянном полу, опустив голову. Всё это действо заняло лишь несколько минут, но для него оно тянулось вечность. Поверить сложно, но буквально за 5 минут, за десяток глубоких и грубых толчков Блэр кончил, испытав яркий оргазм. Такого в его жизни практически никогда не встречалось. Ни одна женщина не смогла достаточно возбудить его так, как сделал этот несчастный мальчик.       Джереми аккуратно застегивает ширинку, затягивает ремень. Тишина. Лёгким движением руки проводит по своим слегка растрепанным и влажным волосам, придавая им более приличный вид. Он присаживается на корточки напротив Вейлона, смотрит на опущенное вниз лицо и берет его за щетинистый подбородок.       Вейлон вздрагивает, когда снова слышит шаги. Ему тяжело шевелиться, тело болит, огромная, многотонная усталость наваливается на плечи и веки, и он мечтает только о забытьи. Интересно, что случится, потеряй он сознание прямо здесь? Блэр, наверное, выбросит его за дверь, валяться на холодном полу коридора, пока охрана не подберёт и не унесёт куда-нибудь с глаз долой.       Этот терпкий, липкий запах и сперма, что покрывает лицо — Вейлон касается её дрожащими пальцами и едва успевать стереть часть, как жёсткие пальцы приподнимают его подбородок.       Джереми нежно улыбается, заглядывая в пустые, буквально умерщвленные глаза.       Вейлон всматривается во взгляд напротив, отстранённо, испуганно, будто спрашивая: «за что»? «Неужели ему этого мало»? Парк чувствует, как из него до сих пор вытекает сперма, замечает, что джинсы перепачканы в крови. А ведь это обязательно заметят… Но сейчас — Блэр. Он снова рядом. Его запах, кажется, напитал программиста изнутри, расписался на душе и отпечатался на сетчатке глаз. Он тяжело сглатывает и немного подтягивает к себе дрожащие ноги.       Джереми все прекрасно понимал. Он знал, что относись он по-другому к Вейлону — тот был бы сейчас совсем другим человеком. Но это не тот случай. Животное желание, пылкая ненависть. Они взяли Блэра в тиски, зажали, не желая больше выпускать. Парк был только его, и он не имел права рассчитывать после всего на другое к нему отношение. Блэр хорошо постарался над своим проектом. Его проект — Вейлон Парк. Его оболочка уничтожена, грани стерты.       Джереми нарочно взмахивает рукой, к своему счастью и удовольствию замечая, как подавленный разум Вейлона даёт дрожь по его телу при виде этого. Программист рефлекторно закрывает голову, часто-часто моргает, в попытке избавиться от пелены наваждений. Блэр буквально готов рассмеяться, глядя на все это, однако, поскупившись на эмоции, просто достаёт из кармана брюк хлопковый платок и, придерживая мужчину за подбородок, стирает молочные капли с его лица.       — Ты же не хочешь, чтобы над тобой ржал весь персонал? Подумают ещё, что я совсем не слежу за своими сотрудниками. Ты же не хочешь просидеть в моей сперме до конца рабочего дня?       Блэр слегка обнажает зубы и бережно утирает остатки своего возбуждения.       — Я… Черт…       Вейлон жмурится. Ему противно. Противно понимать, что даже сейчас он не способен оттолкнуть руку Блэра, потому что обязан ему жизнью, которая в его руках. И пусть его движения ласковы, но в них кроется ещё большая опасность, чем тех рваных оплеухах и толчках — зверь усмиряет его крохотным пряником после кнута со стальными шипами. И Вейлон чувствует себя прирученным.       — Нет… Не хочу. — выговаривает он, ощущая, с каким трудом даются ему эти слова.       Как только рука отстраняется, он силится встать, но ноги не слушаются. Жуткие спазмы в области таза не дают выпрямиться, но и сидеть здесь не выход, иначе страх потерять сознание на этом пропахшем его бредом ковре может стать реальностью. Как же отвратительно он выглядит. Одежда порвана в нескольких местах, джинсы грязные, в бурых разводах, а на всех видимых и не видимых участках кожи — гематомы и подтеки, которые видны невооружённым глазом. Всё это Парк замечает, стараясь застегнуть дрожащими пальцами джинсы, но вместо этого тяжело покачивается и приваливается к деревянной панели на стене, хрипло дыша от напряжения. Дикая слабость мешает, да и взгляд Блэра жжёт насквозь. Он наблюдает, будто издеваясь над его ничтожными попытками привести себя в порядок и встать на ноги.       Так же и с его внутренним миром. Нет его больше, он сломлен, силой опущен на колени и придавлен сверху огромной махиной корпорации.       Он поднимает расфокусированный взгляд на часы и понимает, что прошло всего ничего времени, что, наверное, никто и не заметил его отсутствия, ведь мало ли, какие документы и дела они могут обсуждать.       Ха, дела. Вейлон проводит ладонью по губам, стирая струйку крови, справившись, наконец, с джинсами. Он дрожит как осиновый лист, тело разогрето до невозможности, лихорадка от истощения и боли набирает обороты. Хочется крикнуть о помощи, но куда там. Если его вопли не услышали до этого, то и сейчас пытаться бессмысленно.       Зрелище в полной мере было жалким, парад искушения и унижения. Смотреть на несчастные попытки программиста собрать все свое нутро, с которым он буквально уже с порога этого места попрощался… Было невероятно приятно.       — Ты действительно такой наивный, или просто ещё хранишь в своём сердце надежду выбраться отсюда и жить как нормальный человек?       Позади Вейлона слышатся шаги, в очередной раз шурша ковром, входя в единую музыку с секундной стрелкой настенных часов, на которые сейчас так пусто смотрел Парк, в надежде увидеть в них хотя бы один ответ на свои сто и один вопрос.       А Блэр решил не задаваться ими внутри себя. Он закончил с ремнем, приведя его в порядок, вернув пряжку в исходное положение.       — Отвечайте на мой вопрос, мистер Парк.       Джереми остановился совсем близко. Он окутывает и пожирает парня всем своим существом, сжимает в тисках части расколотого сознания, концентрируя на себе.       — Я… Я не настолько ценю жизнь, чтобы искать ее… Блять…       Вейлон оттолкнулся спиной от панели и постарался встать ровно. Может, он хотел сказать не это, но слова как-то сами вырвались, заставив снова закашляться в ладонь.       — … Искать там, где её нет. Я не думаю, что смогу… Мххх… Быть нормальным во внешнем мире.       Может, за него говорила его не выспавшаяся, измученная кошмарами и насилием натура, которая прямо сейчас взглянула на Блэра сквозь помутневшие глаза. А ведь когда-то они искрились эмоциями. Сейчас всепоглощающий запах и видения немного отступили, но надолго ли? Как скоро память о содеянном мистером Блэром сойдёт на нет под давлением тошнотворно-сладких кошмаров?       Интересно, зачем он это вообще спросил. Если поиздеваться, то способ слишком изощрённый, Парк бы сказал, жестокий, если бы ему не с чем было сравнивать. Он посмотрел на свои ладони и сжал пальцы, будто убеждаясь в их функциональности. Они были сильными и цепкими после долгой и упорной беготни по клавиатуре, но теперь мелко дрожали, наполненные ватой.       На секунду в кабинете стало необычайно тихо. Слова Парка заставили Блэра неожиданно задуматься — не слишком ли сильно он давит на своего послушного зверька? Не слишком ли плохо, то, что тот совсем перестал хвататься за свою жизнь? Где же эта последняя искра в глазах? Джереми как никто другой изучил все истоки и закоулки сознания Вейлона. Он был в тех местах его души и мозга, где не бывал ещё никто. Окончательно терять этот трофей не хотелось. Теперь, когда сознание возвращалось на место, он это понимал.       Супервайзер тяжело выдохнул и вполне дружелюбно улыбнулся, оставив слова Парка произнесенными в пустоту. Его кисть ныряет в карман брюк, выуживает ключи.       — Смотри сюда. Это ключи от моего дома.       Джереми смотрит на наручные часы и пару раз проходится глазами по потолку, рассчитывая плотный график.       — Через три часа я приеду туда.       Он наклоняется к бледному лицу и продолжает любезно, но уверенно диктовать желаемое.       — Стираешь мои рубашки, готовишь мне ужин и прибираешься. Мне некогда заниматься этой бабской хуйней, на это годишься только ты.       Пара льдистых глаз прожигает Вейлона, читая в нем надежду.       — Я надеюсь, ты понимаешь, что я пристрелю тебя к чёртовой матери, если ты сделаешь хотя бы шаг в сторону своих ебаных друзей, полиции или кого-либо еще? Как я уже однажды говорил — ты числишься опасным психопатом, навеки заточенным в «Маунт Мэссив», и если полиция только увидит тебя — она немедленно арестует и сдаст тебя нам, а тут уже не будут церемониться. Тебе все понятно? — Джереми отстраняется, хмуря брови.       — Я понял.       Вейлон настороженно наблюдает за каждым его шагом и движением. Когда тот достаёт ключи, Парку на секунду кажется, что это нож, или того хуже — пистолет. Он сводит брови, думая, каковы его шансы выжить, если он действительно сбежит, а ключи подкинет полиции, чтобы те устроили обыск у Блэра дома. Много ли компромата он там прячет? Не глупо ли это? Блэр диктатор и садист, но ни в коем случае не дурак, он бы не стал доверять ему ключи, держи он у себя что-то ужасно компрометирующее. Или просто слишком верит в его, Парка, послушание?       Программист берёт ключи в руку — они холодные, почему-то опять напоминают о ноже и пистолете. Глаза, вспыхнувшие было трезвым и живым рассудком, опять потухают, осознавая, что его план полная ерунда, и что Блэра вывернется даже из лап полиции. А вот его он скорее всего превратит в груду органов, и это в лучшем случае.       — Я сделаю всё что нужно. — тяжело говорит Вейлон, стараясь почти не дышать. Только не хватало опять словить приступ бешеного помутнения. Боль и ужас от произошедшего мешали сосредоточиться.       — Славно.       «По его щенячьим глазам сплю вижу, как он мечтает всадить мне нож в глотку, прокрутить и долго втыкать в моё тело. Он хочет мести, хочет… Как он бы это назвал… Справедливости. Надеется найти на меня компромат. Я не встречал более наивных, упертых людей, которые даже с поломанным рассудком и телом готовы на риск. Никто. Ничего. Не узнает. Все уже решено наперед».       — Время пошло, мистер Парк.       Спустя несколько минут Блэр остаётся в своём кабинете один. Он устраивается в кресле, разворачивается к окну, откидываясь на спинку и закуривает, выпуская дым в приоткрытую форточку.       «Дай им свободу действий, и они покажут насколько живыми могут быть».       — Игра началась, 8208.       Произносит он сам себе, размышляя о том, что надо бы предупредить охрану, чтобы бывшего программиста выпустили. Все идет слишком хорошо.