календула – значит отчаяние

мир живых, лето 2021

Ичимару отставляет щит в угол. С усмешкой поворачивается, широко разводит руки, словно в приглашении – или это Кира слишком часто видит скрытые смыслы там, где их быть совершенно не должно? – и заявляет вдруг: – Продолжай, – и достает из-за пояса только небольшие ножны, трижды прокручивая их в руке. – Ты шутишь? Ладно ещё с начала, тогда его мотив Кира понял: заставить сорваться, перевести беспросветное страдание в весьма объективную злобу. Но сейчас – к чему требовать прямой атаки? Это же опасно... – Прекрати ломаться, – насмешливо свистит Гин. – Бей или я начну первым. Кира смотрит на него ошарашенно, не понимает, то ли это провокация, то ли серьезное заявление; то ли очередная проверка на прочность, то ли и правда начало игры на выживание. У лиса все происходит с одинаковой улыбкой – как угадать, где он серьезен, а где внаглую издевается? Хотя на подкорке все это время загнанной птицей бьется мысль о том, что Гин настроен решительно, но здравый смысл отказывается верить – и очень зря. Потому что Ичимару – так легко и ловко – из ножен выхватывает... Меч? Настоящий. Черт. Возьми. Меч. С голубой рукоятью, изящной изогнутой гардой и поблескивающем в электрическом свете клинком. И невообразимо быстро делает шаг и спустя мгновение оказывается уже рядом с Изуру... – Ичимару! – рявкает кто-то сверху, и Гин, в первое мгновение растерявшись и вздрогнув от неожиданности, быстро приходит в себя и разочарованно вздыхает, замирая прямо в замахе. Быстрые шаги по лестнице отзываются приглушенным эхом, и когда он лениво оборачивается-откидывается назад – за спиной у него уже стоит напарник, перехватывает за тонкое запястье, останавливая от любого действия, и разве что меч не выбивает из рук. – Ну что ты так волнуешься, Канаме, – усмехается он, легко поддаваясь грубому жесту, и даже не пытается вырваться. Про Киру они на минуту будто забывают. – Ты сумасшедший, – шипит сквозь зубы Тоусен, едва сдерживаясь от импульсивных действий, за которые потом наверняка придется отвечать, – нас засекут по твоей реацу сейчас же... Откуда у тебя меч? – Ох, разве я не говорил? – Ичимару улыбается совсем невинно, и по тону очевидно его отвратительнейшее выражение. – У Урахары заказал... Жаль, ты не видишь этот шедевр, она очень похожа на Шинсо. Канаме за эту беспечную насмешку готов убить его прямо сейчас этим самым мечом. И наверняка воплотил бы свое желание, если бы не неуверенный шепот Киры: – Гин, твой меч... Что с ним? По клинку перетекают едва заметно язычки серебристого духовного пламени – за это, собственно, Тоусен и взревел, потому что выпускать реацу в Мире живых просто так – очень опасно. Но Кира ничего об этом не знает. Он видит только светлое облако, окружающее чужой меч, мерцающее, как водная гладь в тиши. И чувствует по спине странный, едва уловимый холодок, словно по коже скользит острая ледышка или расцветает от лопаток вниз колючий иней. И отчего-то быстро-быстро стучит сердце... И проскальзывает-проскакивает от его протянутой руки к тонкому лезвию синеватый огонек. – Он чувствует.. реацу? Парни тут же замирают. Канаме разжимает пальцы. Не взгляд, но выражение лица, само положение тела, внезапно застывшая каменная слабость выдает его удивление. У Ичимару по-лисьи насмешливая маска словно растворяется, чуть размыкаются тонкие губы невысказанным вопросом. Показываются на миг из-под ресниц голубые огоньки глаз – а потом вдруг он расплывается в улыбке еще более широкой, чем прежде, довольно щурится и почти мурлычет от удовольствия. – Я же говорил, Канаме, – свистит Гин сквозь улыбку, убирая в ножны заточенный меч. – Мой Изуру жив.