мир живых, лето 2021
Капитан скажет тебе “убей” – и ты убьешь. Капитан скажет тебе “умри” – и ты умрешь. Умрешь за того, кто просто использовал тебя. Что же ты делаешь, Изуру?.. Шухей, как ни отвратительно это признавать, знает, что Кира никогда его не услышит. Да и сам он от товарища мало отличается – так же будет стоять до последней капли крови за своего капитана. Разве что его командиру действительно можно доверять. С ним действительно можно говорить, спорить, вести дела. Капитан Тоусен надежный, капитан Тоусен слышит своих подчиненных, капитан Тоусен может дать совет, но никогда не приказ, неоспоримый и обязательный. А Ичимару… Слепая верность Киры заставляет Хисаги бесконечно скрипеть зубами и делать все возможное, чтобы вырвать его из власти сумасшедшего. – Разве ты не помнишь хотя бы того, как капитан Ичимару нас спас? – Это был капитан Айзен. Ичимару действовал только по его приказу. – Я с самого поступления в отряд тренировался под его началом. Капитан Ичимару помог мне обрести силу. – Он не дал тебе ничего, кроме смертельной опасности, в которой тебе пришлось выживать. – Капитан Ичимару заботится об отряде. Может быть, его методы непривычные, но он показывает нам настоящее сражение, чтобы мы знали, каково истинное отчаяние, и никогда не вступали в бой ради азарта. – Не может быть воином тот, кто просто так проливает кровь товарищей. – Я верю своему капитану. – Очнись, Кира, это самоубийство. – Это называется долг лейтенанта, Хисаги.***
– Я люблю его, Шухей. Изуру с какой-то неловкой радостью улыбается и легкомысленно пожимает плечами. Кто бы сказал даже пару недель назад, что он так легко и свободно заговорит о чувствах к самому отвратительному человеку, которого встречал за всю жизнь – ни за что бы не поверил… – Я просто его люблю. И все. Впрочем, может, и поверил бы. Стоило подойти к Гину чуть-чуть ближе – как доверие к нему стало безусловным, будто иначе вовсе не бывает. Будто Ичимару сам творит реальность – настолько ему можно верить. Кира отношения к нему не выбирает сознательно, нет в его категории действия “хотеть” или “не хотеть” – просто все получается само собой, как должное, как правильное и необходимое. Гин – необходимое. Сам по себе. – Значит, переезжаешь? Хисаги сдержанно вздыхает. Уезжал – оставлял друга задумчивым, чуть растерянным и печальным; вернулся – встретил такое сияющее счастье, какого, наверное, с самого детства не видел. И эта перемена должна лишь успокоить – наконец-то Кира приходит в себя, это похоже на чудо, – но тревога не унимается. Шухей бы предпочел причиной внезапной радости кого угодно, но только не Ичимару. Даже Абарай кажется здесь более безопасным и надежным, чем ехидный лис. – До сентября, – кивает Изуру, стараясь не погружаться в переживания товарища. Если сейчас позволит себя зацепить этим беспокойством – пошатнет едва выстроенную границу уверенности, так необходимую ему теперь. – Или хотя бы до твоего возвращения. О том, каким станет друг до сентября, задумываться как-то не хочется. – Тебя так беспокоит присутствие Ренджи? – осторожно уточняет Хисаги. Страшно задеть за живое, потерять неуловимую искорку откровенности, и вместе с тем хочется себя обнадежить: если не в Ичимару дело, если Кира просто запутался, просто поддался на недолгую игру и скоро заметит, что оказался не там, где должен? Юноша лишь качает головой и чуть виновато улыбается, поблескивая из-под челки озерной прохладой глаз. – Ты все знаешь. Зачем об этом говорить? – Именно поэтому я и хочу поговорить. – Ты много на себя берешь, Шухей, – мягко останавливает Кира. – Я все равно ничего не изменю. Неправда. Изменил бы, если хотел. В этом Хисаги уверен: Изуру всегда отличался упрямством… Разница в возрасте у них совсем незначительная, но с самого детства у него никак не получается избавиться от покровительства над младшим. Хочется проследить, хочется защитить – вообще дурацкая привычка, хоть и абсолютно традиционная при его семейной ситуации. И друг постоянно за это беззлобно ворчит и все время одергивает, а все равно – не перестать. Особенно сейчас, ведь Ичимару действительно опасен. С ним нельзя связываться… Хисаги, впрочем, больше попыток не повторяет, зная, что не изменит реальности. Вместо этого аккуратно сводит непростой разговор на нет и еще час-другой проводит за привычными беседами и шутками в тесной комнате, забывая среди прочего о признании Изуру. Взгляд падает на часы нескоро, совсем случайно, и он, с наивным ужасом осознавая, что слишком задержался и вот-вот опоздает, прощается с товарищем и пулей вылетает из общежития. И как назло – именно с Гином сталкивается на улице. Спокойно. Сдержанно. Молча. Даже отвечая кивком на недвусмысленную улыбку. – Хисаги тебя скоро живьем сожрет, – сдавленно усмехается Канаме, каким-то, видимо, особенным чувством улавливая настроение промчавшегося мимо юноши. – Как мило, – тянет Гин, провожая его прищуренным взглядом. – Иногда мне даже кажется, что он меня помнит… – В таком случае мне не придется даже тебя хоронить. Сам закопает. Ичимару насмешливо фыркает в ответ напарнику и, пропустив его вперед, останавливается неподалеку от главного входа и вслепую набирает заученный наизусть номер. Хорошо, пожалуй, что Хисаги уехал чуть раньше, чем он вернулся – иначе Кире пришлось бы долго и упорно уговаривать обоих спокойно разойтись… – Я жду, Изуру, – смеется он после пары долгих гудков и почти сразу опускает телефон. Кира появляется на пороге через минуту.