календула – значит отчаяние

общество душ, лето 1980 (2080)

Когда они с капитаном уже возвращаются домой привычными петляющими по окраинам Руконгая дорогами, Кира, ощущая его беспрерывно дрожащее напряжение, вдруг негромко замечает: – Вы могли просто слегка порезаться о меч. Этого бы хватило, чтобы ликвидировать абсолютный гипноз. Он улыбается совсем легко и непринужденно, и говорит тоже свободно, как будто обсуждает что-то незначительное вроде хорошей погоды или удачного ночного дежурства. Гин замирает в оцепенении. Выходит, Изуру даже после двух перерождений.. помнит? – Я не злюсь, капитан, не переживайте, – тут же отзывается он на зависший в воздухе вопрос. – Это было давно, уже почти нереально. В этот-то раз все получилось, правда? Кира вскидывает голову, чтобы взглянуть на Ичимару. Улыбается ему светло, почти радостно, с какой-то юношеской наивностью, как студент, сдавший первый экзамен и еще не представляющий, что его ждет впереди. Только краешек улыбки предательски вздрагивает. Лейтенант чуть щурится под солнечными лучами, бьющими в лицо, пытается улыбнуться шире, а озерная прохлада в глазах поблескивает мутно и влажно – наверное, от яркого света. Гин не успевает отреагировать и что-то сказать. Короткого мгновения хватает лишь на его обеспокоенный взгляд, от которого Кира тут же отворачивается, нелепо усмехается и снова опускает глаза под ноги, ускоряя шаг, но тишина замирает ненадолго. – Если бы вы сразу взяли меня с собой или хоть рассказали о своих планах, может, мы бы придумали что-нибудь вместе. Дурная у вас привычка, капитан – все решать самому, – с мягким укором замечает он. – А это не Руконгай, капитан Ичимару, здесь не нужно животное выживание. Вы можете даже не доверять товарищам, но своему отряду – обязаны. Я ведь вам верю, капитан, а вы мне почему-то нет. Нечестно получается, – как-то грустно усмехается Кира. – Но ведь лейтенант нужен для того, чтобы помогать капитану, разве не так? И его слова – совсем вдруг – переворачивают мир Ичимару с ног на голову. Любой достаточно чувствительный человек мог бы это состояние описывать часами подетально – но Гин не приучен к самоанализу и даже к малейшему самосознанию. Он просто чувствует, как внутри что-то с предательским треском рвется и ком подступает к горлу. У него, бессердечного зверя, поганой змеюки, последнего гада во всем Обществе душ, что-то томно сжимается в груди. – Изуру… – еле шепчет Гин. – Не стоит, капитан, – Кира качает головой, и улыбка снова отражается на губах чуть более тонкой, спокойной, будто даже снисходительной. – Придумайте лучше, что командованию скажете. Вот ведь гаденыш мелкий. Издеваться вздумал… – Эту проблему Урахара уже решил, – Гин пожимает плечами, возвращая лицу привычное гадко-лисье выражение. До казарм они доходят молча, но надолго дома не задерживаются. По возвращении в Сейрейтей почти сразу по приказу главнокомандующего прибывают на внеочередной совет, и почтенным словом генерала Ямамото командующий состав третьего и девятого отряда получает высшую благодарность за бдительность и содействие в ликвидации предателя. Надо же, только вот самих клеймили предателями – а тут вдруг...