Мэйделе

      Имя «Гита» Гарриет нравилось больше, чем ее собственное, оно было таким теплым, будто подчеркивая тот факт, что она хорошая девочка. У нее появилась… Мама… и Папа… Именно так, с большой буквы, особенно Мама, выхаживавшая девочку, носившая ее, кормившая, иногда насильно, сама делавшая уколы… А еще — сестренка и братик. Йосю Гита поначалу испугалась, но он оказался не таким, как Дадли, а очень… теплым. Идиш Гиты был не очень хорошим, с английским акцентом, который почему-то приняли за румынский, но девочка не возражала, а учила и идиш, и русский язык, потому что теперь она жила в советском городе Одесса.       Магия не откликалась, из чего Гита сделала вывод, что она теперь сквиб, и это ее порадовало. Больше ее не будут заставлять что-то делать, потому что сквибы этим не интересны. Чуть погодя девочка узнала, что на дворе тысяча девятьсот тридцать пятый год, то есть чуть меньше полувека до ее рождения, но постаралась не выдать своего счастья. Магов здесь не было, по крайней мере девочка никого в мантии не видела, отчего чувствовала себя освобожденной.       Гита начала больше улыбаться, а Ривка, так звали сестру, сидела с ней, помогая и с идишем, и с русским. А еще девочка принесла свои учебники и занималась с новой сестричкой. Это было очень интересно и тепло, хотя поначалу Гита очень утомлялась, но проходили недели и вскоре… Мама буквально укутывала теплом девочку, сумевшую рассказать о себе. Гита рассказала о погибших родителях, потом об опекунах, закрытой школе и ее ужасах. Циля слушала о том, как румыны заключили совсем юную девочку в тюрьму, чтобы мучить ее за то, что она еврейка. И именно в таком виде женщина рассказала историю своей родственницы, а теперь и дочери, в НКВД. Правда, подозревать в чем-то всего и всех боявшуюся девочку не стали, довольно быстро оформив все документы.       — Гита, — строго сказала Мама, вызвав реакцию испуга в глазах ребенка, отчего только вздохнула и покачала головой. — Слушай здесь, скоро ты пойдешь в школу, никого там не бойся, если что, мама всем сделает бледный вид.       — Хорошо, Мамочка, — то, как девочка произносила это слово, вызывало тихий всхлип у Ривки, иногда думавшей, что недостаточно любит маму. — А можно я помогать буду?       — Можно, — улыбнулась женщина, вполне понимая девочку, ведь это было нормой. — Только немного, ты еще слишком слаба.       — Ура… — прошептала Гита, которую второй раз в жизни купали в тепле, но там были женщины общины, а здесь — полностью принявшая ее Мама. Ощущать это было необыкновенно, а тот факт, что нет Дурслей и Хогвартса, позволял отпускать себя, наслаждаясь новой жизнью.       Конечно же, Гита хотела сделать все для того, чтобы отблагодарить Маму, поэтому Циле приходилось притормаживать дочку, чтобы она не перенапряглась. Изе не очень нравилось сердце девочки, поэтому Гиту берегли, стараясь не напрягать сверх меры, по мнению Мамы. Постепенно девочка заражала своим отношением брата и сестру, отчего те начинали также боготворить Цилю.       — Гита! Иди сюда! — с девочкой было проще договориться на идише, потому что в русском она еще плавала, но интенсивные занятия сказывались. Циля решила сегодня сходить с ребенком в синагогу.       — Да, Мамочка! — сразу же отложив все свои дела, Гита подбежала к той, кто олицетворял для нее почти Всевышнего.       — Пойдем, доченька, — улыбнулась женщина, девочка была такой милой и послушной, что не любить ее было просто невозможно. Ривка с Йосей были в школе, поэтому можно было сходить вдвоем. Гита абсолютно доверяла маме и не спрашивала, куда та ее ведет. Иногда Циля думала, что дочка пойдет с ней куда угодно, не задумываясь, что было, конечно, не очень просто для восприятия, но тут уже ничего поделать было нельзя, такой уж была Гита.       Платья Ривки подходили и Гите, поэтому сестра, конечно же, поделилась с девочкой, у которой не было пока ничего, поэтому надо было еще зайти на Привоз, где купить можно было что угодно. Девочке много чего надо было, а Гита, несмотря на то что немного опасалась людей, тем не менее абсолютно доверяла Маме, и это доверие читалось в каждом ее жесте.       Трамвай Гиту поразил, она во все глаза смотрела на вагончик, но при этом держалась за Маму. Циля сдержанно улыбалась, крепко держа дочь за руку. Разговаривала она мало, но люди как будто что-то чувствовали, пропуская женщину и державшуюся за нее девочку с испуганным взглядом. Так они доехали до синагоги, увидев звезды на которой, Гита сразу же заулыбалась, будто узнав старого знакомого, что все сказало Циле, а потом внутри девочка подошла к стойкам с книгами, мягко и почти нежно погладив их.       — Кто это милая девочка? — поинтересовался ребе, но Гита его совсем не испугалась. Увидев знакомо одетого мужчину, девочка чуть поклонилась и представилась.       — Гита Пельцер, — сказала Гита, разглядывая чуть иначе, чем она привыкла, выглядевшего ребе.       — Здравствуй, ребе, — вежливо поздоровалась Циля, — познакомься с моей дочерью Гитой.       — Это та самая? — мужчина с интересом посмотрел на девочку, потянувшую к себе сидур. Разумеется, историю еврейской девочки знали многие.       — Да, ребе, — женщина смотрела на то, что делает Гита, а та будто бы была не тут — открыв книгу по дороге к скамейкам женской половины, девочка знакомо шевелила губами. — Когда она появилась, тоже шептала молитву… По усопшим.       — А сейчас — благодарственную, — немолодой раввин, разумеется, определил страницу, открытую юной девочкой. — Что наводит на мысли… девочка религиозная?       — Трудно сказать, — пожала плечами Циля. — Хочешь с ней поговорить?       — Пожалуй, — кивнул ребе и, дождавшись, пока ребенок закончит молитву, куда-то увел Гиту, хотя Циля, конечно, знала, куда.       Девочка странной не была, по мнению Цили, просто она потеряла в своей жизни все и всех. Даже в советской стране это было возможно, а у «буржуев» так и подавно. Идиш Гита будто вспоминала, очень быстро начав на нем говорить, вот с русским было не так просто, но Циля твердо знала — это необходимо, ибо по Одессе пополз нехороший душок, а своим ощущениям женщина доверяла, потому дети ходили в русскую школу.       Ребе вернул Гиту, радостно кинувшуюся к матери, и подошел сам, в задумчивости покачивая головой. Видя, как Гита тянется к Циле, раввин понимал, что без женщины ребенок погибнет, поэтому нужно было максимально обезопасить эту семью, по мнению немолодого мужчины.       — Ты для нее святая, Циля, — по-русски произнес ребе. — Никогда такого не видел.

***

      Циля и Изя сотворили чудо — Гита полностью восстановилась, отъелась. Конечно, шрамы напоминали о прошлом девочки, но они были скрыты одеждой. Гита очень бережно относилась к одежде, а еще полюбила Ривку и Йосю так, что удивляла самих детей, чувствовавших себя старшими, хоть и записали девочку двенадцатилетней, как и Ривку. Прошло несколько месяцев, за ними пролетело и лето, и вот Гита собиралась в школу вместе с Ривкой. Нужно было решить еще вопрос пионерской организации, но Ривка уже говорила с «людьми», как сказала девочка, а Гита выучила устав, цели и задачи, поэтому была вполне подготовленной.       Первого сентября, входя в свой новый класс, Гита беспокоилась — как ее примут, но, несмотря на то что школа была русской, в ней училось множество еврейских детей, для которых история истерзанной румынами девочки секретом не была. Поэтому Ривка смотрела на сестренку с улыбкой, точно зная, что ничего плохого произойти не может. Ровные ряды парт, за которыми и на которых сидели такие же дети, как Гита. Девочка робко вошла в класс.       — Ой, смотрите! — воскликнул какой-то мальчик, в следующее мгновение Ривка и Гита были окружены школьниками.       — Привет! Тебя Гита зовут? — поинтересовался какой-то мальчик. — А я Лима, будем знакомы!       — Будем знакомы, — улыбнулась подавившая неизвестно откуда взявшееся желание присесть в книксене девочка.       — Меня Лея зовут, — маленькая скромная девочка в синем платье и красном галстуке робко представилась. — Будем дружить?       — Конечно, будем, — Ривка улыбалась во весь рот. — После уроков пионеры остаются, — предупредила она. — И Гита тоже.       — Какие вы молодцы! — обрадовался какой-то пока не представившийся мальчик и хотел уже что-то добавить, но прозвенел звонок, от которого дети порскнули за парты, подобно испуганным воробьям.       Ривка усадила Гиту рядом с собой, шепнув: «Делай, как я». И девочка встала вместе со всеми, приветствуя зашедшего в класс учителя, также со всеми и уселась, пока тот проводил перекличку. Мужчина ласково посмотрел на слегка испугавшуюся уже Гиту, назвав ее имя и фамилию. И от улыбки учителя вдруг стало спокойно, она была настоящей, эта улыбка, совсем не фальшивой. Британия забывалась, исчезая в тумане воспоминаний и ночных кошмаров.       — Ну что, в нашем полку прибыло, — учитель улыбнулся классу, перейдя затем к теме занятия. — Сегодня мы с вами рассмотрим географию южных рубежей нашей Родины, но для начала товарищ Нудельман расскажет нам о том, что мы проходили в прошлом году. Прошу к доске.       Не представившийся мальчик уверенно вышел к доске, сходу начав рассказывать о Сибири и северных реках. Это было очень интересно, Гита просто заслушалась, что учитель, конечно же, заметил. Поставив пятерку мальчику, мужчина начал рассказывать о юге Советского Союза. Урок пролетел совершенно незаметно, он был настолько интересным, что девочка хотела еще. Но за географией последовала математика, а за ней и физическая культура, которую Гите еще было нельзя, Папа рисковать не хотел, поэтому в этом году от занятий спортом девочка была освобождена.       Школа оказалась настолько интересной, что было просто не оторваться. Учиться девочке понравилось, что оценила Ривка, видя с какой радостью занимается сестренка. После уроков все остались в классе, потому что сегодня пионерская организация готовилась принять решение — готова ли Гита, чтобы вступить в ее ряды или нет. Девочка так разволновалась, что сильно побледнела, отчего сестренка ее отругала. Мягко, ласково, но тем не менее. Однако, оказалось, что Гита волновалась зря. Показав знание устава, она заставила ребят улыбаться. Когда начались прения, товарищ Нудельман вышел перед своими товарищами.       — Гиту мучили румынские буржуи, одно это говорит о том, что она наша, — твердо сказал мальчик, глядя в глаза товарищей. — Она не сломалась, не отчаялась, а нашла в себе силы сбежать, чтобы бороться. По-моему, это достойно! Если нужно, я ей свой галстук отдам!       — Правильно Аркаша говорит! — выкрикнул Лима с места. — Достойна!       — Я тоже считаю, что надо принять, — тихо произнесла еще одна девочка, на чем прения и закончились.       — Голосуем, — произнес взрослый юноша. — Кто за то, чтобы принять Гиту Пельцер в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Ленина?       — Единогласно, что ли? — удивилась какая-то девушка, считавшая поднятые руки. — Ну тогда…       И задыхающийся от волнения голос Гиты клялся «горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза», а потом Ривка повязала на шее сестры красный галстук — символ той страны, в которой теперь жила девочка. И снова Гита чувствовала себя частью чего-то большого, просто огромного, важной частью. Нужной.       Отлично понимавшая, что означал этот галстук для дочки, Мама устроила праздник, на который собрались и соседи, поздравляя девочку, лицо которой было цвета галстука, с этим важным шагом. Для Гиты это было важно — доверие товарищей. Каждый день девочка училась тому, что она совершенно точно не одна. Уходило в прошлое одиночество, все реже приходил в снах чулан… Все чаще снились абсолютно волшебные, в которых была радость, только радость и больше ничего, сны.       — Расцвела девочка, — прокомментировал Изя, полюбивший эту милую девочку. — Заневестится скоро.       — Закрой рот с другой стороны и иди сюды, — попросила Циля, поинтересовавшись затем. — Ты себе сделал мнение, как праздновать день рождения Гиты будем?       — Понятно, что вместе с Ривкой, — покивал Изя, пустившись в обсуждение деталей с любимой женой. А ведь впереди еще были праздники, их тоже надо было праздновать, чтобы детям было комфортно. Родители думали о том, чтобы детям было тепло и хорошо дома, всем их детям, не разделяя их на биологических и нет. Именно это Гиту поражало больше всего, именно этого она никогда в жизни ранее не видела. О магии а идише мэйделе совсем не жалела, семья для нее была намного важнее всей магии на свете.