Железо внутри, железо снаружи

«203», «204», «205» — считала Руби номера на дверях, поднимаясь по серым ступенькам подъезда вслед за Жоном, одетого в костюм, напоминающий парадную форму военных. Они даже близко не подошли к нужному этажу, да и вряд ли она заметит нужную дверь до того как это сделает Арк, но она пыталась занять свой разум хоть чем-то и успокоить свою тревожность от предстоящей встречи и отвлечься от письма в её руках, которое она чудом не измяла. Это было похоронное извещение. Она сама его написала. Арк настоял на этом, а Руби и не думала отказываться, не после того как узнала что сделал пропущенный ею гримм. Это оказался весьма неприятный опыт: никогда прежде она не была так близка к жертвам нападений Гримм. Она не могла сказать, что испытывала сильные негативные эмоции, но внутри было некое чувство дискомфорта и зарождающейся тошноты. Всё время, пока она выводила сухие строки соболезнования, она чувствовала диссонанс и оторванность, словно она понимала, что за этими буквами скрываются реальные жизни, но при этом не могла в полной мере осознать эту истину. Посмотрев вбок она увидела Вайсс, идущую по правое плечо Арка. И оценив напарницу, Руби могла лишь позавидовать её стойкости: спина прямая, подбородок вздёрнут, а глаза сосредоточены и направлены строго вперёд — она была столь же решительна, с долей высокомерия, как и всегда, словно просто вышла на прогулку. Руби попыталась повторить её поведение, однако как бы она ни старалась она явственно, чувствовала каждое, даже самое мелкое своё движение, с головой выдающее всю её тревогу и по итогу она лишь почувствовала себя глупо, но даже вернувшись к своему предыдущему поведению она всё ещё была сфокусирована на своих движениях, что лишь добавляло фрустрацию к списку испытываемых ею негативных чувств. — Это здесь. — сказал Жон, останавливаясь. Впереди стояла ничем не примечательная дверь, декорированная под дерево, на фоне серых стен подъезда — такая же, как и все остальные, однако для Руби она была чем-то большим: для неё за этой дверью царила неизвестность. Неизвестность была самым неприятным и нервирующим элементом во всей этой ситуации, а потому девушка могла лишь застыть на месте, вперившись взглядом в дверь, пока остальной мир отходил на второй план, и не отрывая глаз от её узоров, словно ожидала, что оттуда вот-вот кто-то выскочит. — Письмо. — Руби вздрогнула от громкого голоса, возвращаясь в реальность. Посмотрев чуть правее она заметила смотрящего на неё Арка, с требовательно протянутой рукой. Руби замешкалась из-за резкого переключения внимания, но уже через мгновение поспешила передать конверт. Сразу после этого Руби почувствовала себя немного лучше. Может это было и не очень достойно будущей охотницы, но она не могла избавиться от чувства облегчения, когда Арк сказал, что сделает всё сам, а им нужно только сопровождать его. Наконец, он постучал в дверь, после чего вновь установилась тишина, а нервозность Руби только усилилась, но прошло пять секунд, потом десять — Арк постучал второй раз, но ответа всё не было. На мгновение Руби почти расслабилась, надеясь что никого нет дома и встречу с неизвестностью можно как минимум отложить, но именно в этот момент послышался глухой, металлический звук механизма замка и дверь начала открываться, заставляя девушку напрячься и едва ли не вытянуться по струнке. За дверью же скрывался… обычный человек. Немолодой, худой, почти тощий, с острыми чертами лица, коричневыми волосами и такими же глазами. Одет в бежевые штаны, белую рубашку, зелёный свитер и очки в квадратной, чёрной оправе — самый обычный человек и отметить она могла лишь не лучшее его состояние: неряшливость, бледность и мешки под глазами. Он с лёгким недоумением открыл дверь, видимо гадая о личности пришедших, но когда он посмотрел на лидера трио и пересёкся с ним взглядом, то слегка сжался под его взором. — Альберт Уэллс? — спросил Арк. — Да? — неуверенно промямлил мужчина, однако потом он тщательнее осмотрел группу и, сделав какие-то свои выводы, немного выпрямился, оживившись — Вы... по поводу моей семьи? — Так точно. — коротко ответил Жон — Позвольте пройти? — А… Да, конечно! Прошу прощения... — сказал он, только сейчас поняв, что нехорошо удерживать гостей в дверях, после чего освободил проход, уйдя вглубь квартиры. Руби, помявшись у входа, бессознательно схватилась за край плаща ища в нём поддержки, после чего проследовала за уверенно идущим Арком, что, как и всегда, вышагивал с не читаемым выражением лица, словно на параде. Пройдя через дверь Руби оказалась в небольшом закутке, отдалённо напоминающий прихожую. Она бросила осторожный взгляд назад, на всё столь же уверенно выглядящую Вайсс, что шла за ней, смотря строго вперёд и замыкая их «строй». Выйдя из прихожей они попали в просторную комнату, осуществляющую роль одновременно гостиной и спальни для старших членов семьи. Она обвела взглядом помещение: аккуратно заправленную кровать, телевизор, с диваном напротив, большое кресло в углу, с небольшим столиком по одну сторону и, как ни странно, книжным шкафом по другую: бумажная книга — редкость в век цифровых технологий. Вдоль стен располагалось окно, с парой небольших, зелёных растений на подоконнике, а также шкафы, о чьём содержимом она могла лишь догадываться, и полки, с аккуратно расставленной на них декоративной мелочью, вроде статуэток, фотографий или рисунков, красивых, но грубоватых — явно нарисованных кем-то из жильцов, а не просто купленных. Комната была… обычной, обжитой, аккуратно, даже с излишней педантичностью, прибранной, с преобладанием коричневых и зелёных цветов, отчего хозяин жилья словно сливался с обстановкой, не растворяясь в ней, а, скорее, просто органично вписываясь в окружение. Проходя дальше они оказались в небольшом коридоре, с двумя дверьми, направившись к той, что в конце. Однако проходя мимо другой двери, расположенной посреди перехода, она невольно заглянула внутрь, оценив обстановку. Это явно была детская. Она была условно разделена на две половины. Правая явно принадлежала старшей сестре, так как имела рабочий стол, прибранный также педантично, как и гостиная, с поставленным на него монитором компьютера и полками, заставленными канцелярскими принадлежностями, учебниками и подобной им литературой. Хотя внимание привлекало не это, а единственное, что нарушало безупречную чистоту и упорядоченность — рисунки развешенные и расставленные напоказ. Большинство было выполнено карандашом и лишь пара — красками, причём было видно их куда более грубое исполнение, что и объясняло их малочисленность. Это, внезапно, напомнило Руби времена своего поступления в школу, когда ей было разрешено начать конструировать собственное оружие. Тогда она придумывала множество странных и абсурдных концептов оружия, за которые ей сейчас стыдно. Однако тогда она считала себя гениальным конструктором, схематично зарисовывая пришедшие ей в голову идеи оружия, с их пошаговой трансформацией, после чего гордо развешивая, а то и просто разбрасывая, их по всем доступным поверхностям в своей с Янг комнате. Другая половина комнаты — принадлежавшая младшему брату — была обставлена куда красочнее, собрав в себе все цвета радуги, от множества разноцветных игрушек, разложенных, то тут, то там. И, словно подражая сестре, эта сторона также была завешана рисунками, автор которых словно пытался компенсировать недостаток навыков рисования энтузиазмом и обилием красок. Также помимо рисунков эта сторона изобиловала разнообразными поделками из подручных средств, вроде пластилина или спичек, которые Руби и сама в детстве делала в большом количестве, как в детском саду, так и просто потому что нравилось. Кажется она даже всё ещё смутно помнила как делать того бумажного журавлика, взирающего на комнату с прикроватного столика. Всё это вызывало у неё очень двоякие чувства: с одной стороны она ощущала ностальгию, припоминая своё счастливое детство, но с другой все эти воспоминания теперь ощущались отравленными, грязными, а все положительные эмоции оказывались мгновенно подавлены дискомфортом. Наконец, по окончании короткого пути по квартире, что казался вечностью, они дошли до конца коридора и вошли в последнее помещение — кухню. В этот раз сказать про неё было нечего, кроме куда большего количества белого цвета и неестественного бардака, явно возникшего недавно, из грязной посуды и неубранной в холодильник еды, что выглядело инородным, выбиваясь из антуража как всей квартиры, так и конкретно кухни. Хозяин жилья оглядел беспорядок и чуть скривился, явно устыдившись состояния комнаты. После этого он бросил взгляд на чайник и повернулся, явно собираясь что-то сказать. — Не стоит. — предвосхитил его предложение Арк — Мы здесь всего на несколько минут. После этого он молча протянул мужчине письмо. И если с момента открытия двери Руби действительно почувствовала себя немного лучше — перестав ощущать напор неизвестности и переключившись на оценку окружения, то после этого вопроса все её беспокойства и тревоги вернулись и начали давить с удвоенной силой. Как только взгляд мужчины опустился на конверт он нахмурился и поджал губы, всем своим видом выражая напряжение и озабоченность. Он немедля взял письмо и, замешкавшись на секунду, несколько дёрганным движением вскрыл его, после чего неуверенно достал вложенную в конверт карточку и начал водить по ней взглядом, вчитываясь в написанный текст. И с каждым прочитанным словом всё напряжение покидало мужчину заменяясь чем-то полностью противоположным: его тело обмякло, плечи опустились, исчез прищур, а сжатые губы приоткрылись. Несколько секунд, они провели в гробовой тишине, застыв и единственным движением было то, как зрачки мужчины двигались из стороны в сторону, постепенно спускаясь всё ниже и ниже. Наверное именно поэтому Руби заметила, как его взгляд, дойдя до конца письма, вновь поднялся вверх, начиная свой путь сначала. Однако Арк явно не собирался терпеливо ждать и вновь заговорил. — Мистер Уэллс, с прискорбием сообщаю, что вчера, двадцать пятого числа, ваша жена, Маргарет Уэллс, сын, Раст Уэллс и дочь, Мэригольд Уэллс, погибли при атаке Гримм. — отчеканил Жон, почти в точности повторяя текст извещения, словно намереваясь дать мужчине подтверждение реальности прочитанного. После этих слов Альберт перестал читать, чуть опустив письмо и уставившись невидящим взглядом в ноги Арка. Всего пару минут назад Руби пугала неизвестность, незнание как отреагирует человек. Сейчас же она знает — и хочет забыть. Он отреагировал не так, как она того ожидала: не было ни слёз, не стонов, но почему-то, тишина ощущалась куда более давящей и тяжёлой, чем даже самый громкий крик. Мужчина не проявлял привычных ей по фильмам эмоций горя, но ни один здравомыслящий человек не сказал бы, что Альберт в порядке: кожа приобрела настолько неестественно белый оттенок, что он казался живым мертвецом, мешки под глазами визуально увеличились вдвое, руки судорожно дрожали. А его расфокусированный взгляд и вовсе заставлял задумываться, воспринимает ли он вообще окружающий его мир, а то, как спазматически подергивавшееся тело удерживало мистера Уэллса стоячем положении вызывало беспокойство, что он вот-вот потеряет сознание. — К-как..? — выдавил из себя Альберт, то ли желая что-то узнать, то ли просто не в состоянии поверить в услышанное. Так или иначе Арк решил ответить. — Судя по всему, нападение гримм застало вашу семью на улице, недалеко от места прорыва, и, согласно предписаниям они направились к ближайшему убежищу. Однако, к сожалению, это убежище давно устарело и не соответствовало нормам, а потому не могло предоставить должной защиты, и не было опечатано лишь по недосмотру администрации, что, в купе с поздним приходом сил Атласа привело к тому, что гримм не успели ликвидировать вовремя. — «А ещё потому, что я его упустила.» — вдруг прозвучала в голове Руби отчётливая мысль и к ней наконец пришло пугающее осознание: она была не просто тем, кто написал это письмо — она и есть причина, почему это письмо вообще должно быть написано, почему именно она, а не Вайсс должна была написать его: она была лидером, она отдала приказ на соединение с остальной командой и всё, что происходит сейчас — это её вина. Все те чувства, которые она испытывала весь день, навалились на неё с новой, невиданной силой и эта волна вины и ощущение нереальности происходящего заставляла мир вокруг неё вращаться, сливаясь в беспорядочную мешанину цветов. — Как член группы, принимавшей непосредственное участие в отражении атаки и как охотник, принявший на себя командование имевшихся сил обороны я беру на себя всю ответственность за произошедшее и прошу у вас прощения. — прорвался голос Арка, сквозь туман в голове Руби, позволив той восстановить свой фокус на реальности. Но это сделало всё только хуже. Она нечасто слышала как Арк приносит свои извинения, он делал это только когда совершил ошибку, где его вина неоспорима и он не имеет ни оправданий, ни смягчающих обстоятельств и слышать как он извиняется сейчас казалось неправильным. В произошедшем не было ни капли его вины и более того, если бы не он, то жертв было бы гораздо больше. Так почему он извиняется сейчас? Нет… куда важнее — почему извиняется он? Это был её долг, её вина, она должна была извиниться за свой проступок. Она была обязана. Но когда Руби подняла взгляд, открыв рот, готовая заговорить, то не смогла издать ни звука, как ни пыталась: все слова и извинения, такие чёткие в голове, попросту застряли в горле. Она могла лишь молча смотреть на стоящего перед ней мужчину, что так и не сдвинулся с места, словно и не услышав слова Арка. Руби боялась, как никогда прежде, до этого ее не страшили гримм или террористы Белого Клыка. Но она никак не могла точно указать на то, что именно её пугает. Она не боится ни Жона, ни этого мужчины, не боится ни порицаний и ни гнева которые они могут обрушить на неё, но её пугает что-то… что-то более глубокое и… внутреннее. Наконец, словно последний кусочек пазла встал на своё место, Руби поняла в чём дело. Она боялась признаться. Не перед другими, а перед собой, словно если она промолчит и не скажет о своей вине в слух, то это что-то изменит, словно от это уменьшит её вину, сделает менее значимой. — До свидания мистер Уэллс, хорошего дня. — вдруг попрощался Жон, медленно кивнув и заставив Руби в шоке посмотреть на него. Что?! Нет! Ей нужно ещё время! Она должна извиниться, ей лишь нужно было ещё немного времени. Но Арк уже развернулся и направился к лестнице, пока Руби могла лишь продолжать, молча открывать и закрывать рот, словно рыба выброшенная на берег, выпуская наружу только воздух. Она так и не сдвинулась с места, не в состоянии ни пойти с Жоном, ни выдавить из себя ни одного слова. — Руби. — позвал её Арк, смотря на неё с лестницы, и ей не оставалось ничего, кроме как идти следом. Лишь дойдя до лестницы подъезда, перед тем как спустится вниз, она бросила последний взгляд назад, где Альберт уже тянулся к ручке входной двери. Перед уходом Руби хотела сказать хоть что-то, хотя бы банальное «простите». Но и этого сделать не смогла. Дверь захлопнулась.

***

Впервые разум Руби ощущался таким, опустошённым. Никогда раньше она не замечала как много мыслей каждую секунду пересекает её мозг: от размышлений о конструкции мимолётно увиденного оружия, до молчаливого ворчания по поводу очередного выговора Вайсс насчёт её «неподобающего» поведения. Но сейчас… Пустота… Ни единой толковой мысли, лишь бесконечно прокручивающиеся в голове обрывки недавней встречи и чувство нереальности происходящего. С того момента как они начали уходить, она чувствовала желание повернуть назад, добежать до двери и наконец извиниться, как должна была с самого начала. Но с каждым шагом её решительность таяла всё больше, заменяясь чувством стыда за свою слабость. Потому ей и оставалось лишь, опустив голову, плестись по улицам Вейла, вслед за Арком, мимо бесконечных, безликих прохожих, совершенно безразличных к её тяготам. — Руби, что ты можешь сказать по поводу его реакции? — внезапно раздавшийся голос Жона, в очередной раз за сегодня вырвал её из оцепенения, а неожиданный вопрос разбил зацикленную карусель воспоминаний и привёл мысли в полный беспорядок, пока она судорожно пыталась осознать где находится и о чём речь. Руби даже не заметила как тротуары улиц сменились ровными площадками для посадки буллхэдов, а рёв моторов автомобилей, на более высокий вой двигателей. С облегчением она поняла, что они почти в Биконе и всего через полчаса доберутся до своих комнат. — Ну так что? — напомнил ей о своём вопросе Арк, хотя, видимо, не собирался торопить её с ответом. Руби потребовалось несколько секунд, чтобы понять какой реакции от неё ожидают, пока она не вспомнила о том, что Арк рассказывал об основах психологии. — Эм… у людей бывают четыре типа реакции: гнев, паника, отстранённость и… утрата чувствительности — последнее она произнесла особенно тихо, неуверенная в своём ответе и формулировке. Однако Арк на это лишь кивнул. — И какая у него? — этот вопрос заставил задуматься: ей было трудно различать два последних вида реакций, особенно сейчас. — Я… неуверенна. — Хорошо, а какая у тебя? Руби вспомнила преследующее её чувство нереальности происходящего и почти уверенно ответила. — Отстранённость. — Хорошо. — и на этом Арк оборвал разговор так же внезапно, как и начал, оставив её в недоумении. Лишь спустя пару секунд она поняла, что тот просто пытался отвлечь её, заставив сфокусироваться хоть на чём-нибудь, и Руби должна была признать, что это сработало безупречно и её мысли наконец приняли хоть какую-то организованность. — Спасибо. — тихо поблагодарила она, но Жон не ответил. Руби посмотрела на Вайсс, сидящую рядом, но та, словно и не изменилась вовсе, всё та же поза, тот же взгляд, разве что выглядела она слегка более напряжённой и скованной чем раньше. Однако сейчас это воспринималось совершенно иначе: если раньше подобная собранность вызывала зависть, то сейчас это лишь усугубляло её чувство стыда. Никогда прежде она не чувствовала пропасть между ними так явственно. Это возрождало в ней воспоминания об кажущимся столь далёким споре, о месте лидера в команде. Вайсс отступила и Руби лишь приняла подобное положение вещей, тогда она лишь чувствовала радость от благополучного разрешения конфликта и благодарность за проявленное доверие, но сейчас… ...А заслужила ли она подобное доверие? Что такого она сделала и что такого она умеет, чтобы заслужить эту позицию? Она сильная? Янг сильнее. Она умеет командовать? Судя по рассказам Блейк, о своей работе в Белом Клыке, у неё в этом куда больше опыта. Она умная? Ей никогда не переплюнуть Вайсс в уме и знаниях. Так что она может противопоставить такой умной, сильной и ответственной Вайсс? Она была так зла на себя, за свою глупость, за свою слабость и безответственность, за то, что не старалась лучше, за то, что относилась ко всему так легкомысленно. Руби нахмурилась, чувствуя как решимость и гнев медленно выдавливали из неё сомнения. Но теперь всё иначе, теперь она знала цену ошибке. И её не так страшил риск собственной гибели или травмы, как страх подвести других и заставить пострадать тех, кого она призвана защищать или, что ещё хуже, кого-то из своих друзей. Стиснув зубы и сжав руки в кулаки Руби поклялась себе: никогда больше люди не пострадают из-за её слабости. И тут она почувствовала характерный толчок приземлившегося буллхэда. — Я не буду ничего говорить по поводу сегодняшнего: полагаю вы уже поняли чему я хотел вас научить и извлекли свои уроки. — внезапно заговорил Жон, выходя из транспорта. — Ответственность. — тихо, скорее себе, чем ему ответила Руби. — Верно. — кивнул Арк — Однако сейчас я лишь хочу напоследок сказать, что к теме сознания и психики нельзя подходить спустя рукава, если вы сталкиваетесь с подобными трудностями не гадайте об их тяжести и своей способности с ними справиться, не стесняйтесь обращаться за помощью к любому, с кем вам комфортно делиться своими чувствами. Было необычно слышать подобный совет от него, звучащий почти как искренняя забота. Хотя вспоминая его рассказы из истории Ремнанта — как нестабильное психическое состояние и особенности личности отдельных людей приводили к масштабным катастрофам — Руби всё же полагала, что за этим стоит сугубо практический интерес. — На этом наши пути расходятся. — уронил Жон, когда они дошли до своих комнат. — Хорошего вечера. Руби лишь помахала ему рукой, после чего ввалилась в комнату. «Дом, милый дом» — подумала она, отмечая отсутствие Блейк и Янг, после чего, недолго думая плюхнулась на кровать лицом вниз, явно не намереваясь вставать, или даже просто двигаться, минимум полчаса. С приходом на «безопасную» территорию весомая доля напряжения спала с её плеч, но взамен она наконец почувствовала насколько она устала, не физически, но ментально. Её разум снова опустел, в ней не осталось ни беспокойства, ни гнева, лишь пустота. Но сейчас это была приятная пустота, лишённая волнений и переживаний и Руби оказалась ею вполне довольна. Разве, что… у неё было чувство, что она что-то упускает, но никак не удавалось понять, что именно. Она перевернулась на бок, принимая позицию поудобнее, как вдруг заметила кое-что на столе внизу, отчего сразу просветлела. Печенье! Это именно то, что ей сейчас нужно. Мигом спрыгнув с кровати Руби подбежала к столу, но вдруг застыла с протянутой к упаковке рукой. Она всё же с улицы, наверное ей не стоило есть с грязными руками, всё же Вайсс уже не раз ругала её за это, а подобные выговоры это явно не то, через, что она хотела бы проходить снова, да и… И… Вайсс… «Гнев, паника, отстранённость, утрата чувствительности.» Она посмотрела в сторону уборной, где уже довольно давно течёт вода. Руби вдруг очень сильно захотела ударить себя. Ответственный лидер... как же… Поджав губы от досады, она подошла к двери и, осторожно приоткрыв её, заглянула внутрь. Внутри она увидела Вайсс, склонившуюся без движения над раковиной, но большего она не могла увидеть, так как девушка была обращена к ней спиной. Постояв в нерешительности несколько секунд Руби всё же заговорила. — Вайсс? Ты в порядке? — девушка чуть вздрогнула и повернулась было на звук, но одёрнула себя, приняв прежнюю позу. — Конечно. — ответила Вайсс, но в это было тяжело поверить Она явно не в порядке. Но Руби была в замешательстве и лишь прикрыла дверь, сделав пару шагов назад. Она не имела ни малейшего понятия, что ей делать. С одной стороны ответ очевиден: Вайсс была её другом и она обязана помочь ей! Но с другой стороны… А нужна ли ей её помощь? Она никогда никого не утешала, она даже понятия не имеет с чего ей начать. Что она может сказать? Что сделать? Да и настолько ли они близки для этого? Действительно ли её помощь будет полезна или её непрошеное вмешательство лишь разозлит Вайсс? Что если..? ...Что если..? Руби посмотрела на эту проклятую коричневую дверь и смесь из стыда и злобы вновь нахлынули на неё. Что если «что»? Что если не поможет? Что если Вайсс разозлится? Это её оправдания? Какая разница! Пусть Вайсс хоть возненавидит её после этого, но она её друг и она больше не отступит. Не в этот раз! Руби сделала несколько глубоких вдохов и вновь подошла к двери. Её действия, впрочем, были не столь уверенными как мысли и под всё нарастающим волнением она собрала волю в кулак и тихо открыла дверь, входя в комнату. Вайсс всё ещё не сдвинулась с места, а потому даже не заметила Руби в зеркале, висящем над раковиной. Руби не издавая ни звука, словно боясь спугнуть девушку, подошла к Вайсс. Каждое движение выходило через силу и желание отступить или хотя бы остановиться ненадолго, чтобы собраться с силами, но она продолжала идти, чувствуя, что если хоть замедлиться, то может и не найти сил закончить начатое. Наконец, напряжённая Руби протянула руку вперёд и осторожно положила её на плечо Вайсс. В ответ на это девушка вздрогнула всем телом, но не сдвинулась с места. Горло Руби пересохло, словно она день проходила под палящим солнцем Вакуо, а мозг отказывался говорить ей, что делать дальше, но теперь она зашла слишком далеко, чтобы отступать. — Вайсс я… прости, что вот так, без… приглашения… просто, ты выглядела расстроенной и… эмм… я могу уйти, если хочешь. — каждое новое слово лишь добивало тающую на глазах решительность Руби и она уже успела пожалеть, что вообще полезла куда не просили. Однако в то же время она больше не могла просто развернуться и уйти, а Вайсс, похоже, не спешила её прогонять. Сконцентрировавшись на этой мысли, как знаке, что она всё делает правильно, Руби вновь попыталась собрать в кулак остатки своей силы воли и сделать следующий шаг. — Вайсс, посмотри на меня, пожалуйста. — тихо сказала она и легонько потянула девушку за плечо, поднимая и разворачивая к себе. И смогла только открыть рот в изумлении. Её глаза были красными и опухшими, всё ещё слегка влажными от медленно сохнущих слёз, Вайсс выглядела зажатой, крепко прижимая руки к телу и не отрывая взгляда от земли. Ещё никогда раньше она не видела свою, всегда собранную и уверенную напарницу такой... уязвимой. От этого Руби лишь снова начала злиться на собственную нерешительность. Она аккуратно взяла Вайсс за плечи, но всё ещё не уверенная, что делать дальше. — Дело в той семье? — задала Руби вопрос, и чуть не хлопнула себя по лбу от его глупости и очевидности ответа. Но тут Вайсс её удивила. — Нет… — брови Руби подскочили вверх в удивлении — то есть да, но... не совсем… просто… Вайсс замолчала, не зная как продолжить. — Просто… дело в том что… Аргххх! — взревев в фрустрации, от неспособности облачить мысли в слова, Вайсс замолчала и спрятала лицо в руках. На некоторое время они застыли. Вайсс не готова говорить, а Руби пусть и пребывала в недоумении, но была готова дать ей на подготовку столько времени, сколько ей потребуется. Однако, желая добиться для подруги более удобных условий для разговора она аккуратно усадила её на пол, спиной к стоящей у стены стиральной машине, после чего выключила всё ещё текущую воду и села рядом, достаточно близко, чтобы их плечи соприкасались. Наконец, спустя пару минут Вайсс оторвала руки от лица и выпрямилась, подняв голову, однако она всё ещё смотрела в сторону, избегая Руби и заметно дрожала. — Всё дело в моей семье. — собравшись с мыслями, куда более уверенно заговорила Вайсс, она сделала небольшую паузу, после чего продолжила, постепенно набирая темп, а её речь становилась всё злее — Я наследница самой большой компании в мире и меня готовили к этой роли с того момента, когда я только научилась считать. Я не знаю о бизнесе всё, но определённо знаю многое, и я точно знаю о всех видах преступлений, что творит компания Шни, и поверь, это отнюдь не только рабский труд на шахтах, это лишь верхушка айсберга: самое очевидное и заметное, на самом же деле компания прямо или косвенно ответственна за разрушение десятков жизней каждый день! Такова суть компаний: добиваться максимальной прибыли любой ценой, и монополии это худшие из компаний, так как не ограничены конкуренцией и могут навязывать покупателям и работникам самые тяжёлые и бесчестные условия, и готовы пойти на что угодно, чтобы раздавить любую угрозу, даже самую незначительную. И я знала это с детства! Она прервалась в своей гневной тираде, переводя дыхание, и Руби не могла не заметить, что та явно стала выглядеть куда живее и увереннее, заменив сомнения гневом, перестав дрожать, расправив плечи и грозно смотря куда-то вперёд. Сделав несколько глубоких вздохов её яростный взгляд смягчился, приобретя некоторую долю грусти, после чего она продолжила. — Но до сегодняшнего дня я не понимала, что за этим стоит. Я привыкла к этому и со временем для меня все эти люди, пострадавшие от компании стали просто статистикой: ужасной и чудовищной, но безликой статистикой. И поэтому то, что произошло сегодня… я впервые поняла что стоит за всеми этими цифрами и я подумала: неужели это то, частью чего я являюсь, неужели это то, что я однажды должна буду возглавить? Наконец Вайсс откинулась назад, утратив свой запал. Через пару секунд Руби осторожно взяла её руку в свои и наконец встречаясь взглядом с посмотревшей на неё напарницей. Теперь, когда разговор завязался, всё её волнение и переживания покинули разум и она смогла сконцентрироваться на главной проблеме. К сожалению это не прибавляло ей знаний и Руби всё ещё смутно представляла, что ей делать. — Но разве это не часть твоего плана? Возглавить компанию и направить её развитие: исправить то что натворил твой отец и всё такое..? — Неуверенно спросила она. Руби не уделяла подобному особого внимания в прошлом, однако Вайсс не раз высказывалась по этому поводу, и каждый раз, без исключений, она была предельно серьёзна по этому поводу. Это было несравнимо с, например, желанием Янг или Блейк стать охотницами, это было чем-то на совершенно ином уровне, чем-то чему она была готова отдать всю себя без остатка. Вайсс постоянно готовилась к этому, брала дополнительные занятия в довесок к обучению охотницы, где она также, она постоянно думала об этом и строила планы на этот счёт: ища информацию о разных высокопоставленных людях и предприятиях компании, в чём Руби не разбиралась, и записывая это в свой дневник, порой она даже советовалась с Блейк, у которой есть некоторый полезный для её цели опыт. А потому подобное отторжение к данной идее со стороны Вайсс вводило в замешательство. Девушка вновь опустила голову за секунды растеряв всё своё оживление и вернувшись к тому с чего они начали. — Да, но… но это просто бред… — с трудом выдавила из себя девушка, шокируя Руби. Это не были слова, которыми можно было разбрасываться. Ведь для Вайсс исправление преступлений отца было не просто желанием или стремлением, это была её Цель, нечто зародившееся ещё в детстве и пропитавшее собой всю её жизнь, выстроив вокруг этого всё её существование. Никогда она не позволяла никому усомниться в её Цели или её исполнимости, ни себе, ни кому-либо ещё. И слышать подобное из её собственных губ было абсурдно, неправильно. Как если бы Руби вдруг решила выбросить плащ своей матери. — Ч-что..? Как? Почему? — запинаясь спросила Руби, не способная скрыть ни удивления, ни замешательства. — Ты знаешь почему моя старшая сестра ушла в армию, а не попыталась поступить как планировала я? — после небольшой паузы тихо спросила Вайсс, и, не дождавшись ответа продолжила — Потому что она поняла, что это бесполезно. Как бы я ни пыталась изменить компанию она продолжит рушить чужие жизни, даже если направить все её ресурсы на избегание этого, так как сама система не позволяет добиться подобного, слишком обширна компания и слишком велико её влияние, кто-то всегда окажется под ударом, даже если и не намеренным. А система… мой отец, при всех его злодеяниях, он не породил систему, по которой работает компания, он лишь позволил ей сформироваться. Я могу сколько угодно готовиться, копить знания, думать, как и что менять, но как бы я не пыталась я не смогу изменить суть системы в которой работает компания, ведь система порождена не отдельными людьми, а миром и условиями которые он диктует. Пытаться победить систему это как пытаться уничтожить всех Гримм в мире: на место убитого где-то ещё обязательно появиться новый. Она взяла небольшую паузу. — И ведь я говорю об идеальном варианте: когда все, до самого последнего работника всеми силами избегают жертв. Но это невозможно, всегда будут те, кто с безразличием или даже охотностью, разрушит чужую жизнь. И не важны причины: жадность, личные обиды, чувство власти над другими или просто удобство. А ведь это тоже идеализированный вариант: компанией не управляют в одиночку и я просто не смогу сделать ничего глобального, что пойдёт компании во вред, мне не позволят. — И… однажды, когда я впервые задумалась об этом, я пошла к своей сестре, я хотела получить совет, узнать как преодолеть эту проблему. Но тогда Винтер сказала мне, что… это просто невозможно. Она рассказала мне, что когда-то давно думала так же как и я, и тоже строила свои планы по перестройке компании, но… однажды она просто поняла, что это... бесполезно, невозможно, наивно, и что единственный способ не стать частью этой машины, это бежать от неё, отречься и отсечь все связи. Тогда я впервые накричала на неё, обвинила в трусости и слабости, но… сейчас я понимаю, что… я просто не хотела признавать, что не могу опровергнуть её слова, слишком наивная и уверенная в своих силах, не понимая масштабов того, против чего я выступала. Но теперь… теперь я вижу, что всё это… попросту глупо… — закончила она почти шепотом. Всё это время Руби смотрела на неё со смесью замешательства, печали и сострадания. Она была готова признать: это больше информации, чем она может полностью осознать за раз. Но Руби понимала о чём говорит Вайсс, и принимала её чувства. И ей этого было достаточно. Стоило прозвучать последним словам, как Руби полностью переменилась. Сжав руки в кулаки и нахмурившись, она как можно увереннее произнесла... — Нет. — она переместилась, садясь на колени прямо напротив Вайсс, наклонившись вперёд и взяв её руки в свои. Вайсс подняла свой взгляд, посмотрев на своего лидера, но к своему удивлению не встретила ни жалости, ни сострадания: только гнев — Не смей так говорить, понятно? Столь необычное, и даже неестественное, агрессивное поведение партнёра настолько сбило с толку Вайсс, что она могла лишь бездумно кивнуть. — Это не глупо. Это самый чистый и благородный порыв из всех и ты не должна испытывать за него сожалений, ясно? — Вайсс снова кивнула, но уже отходя от потрясения. Она стряхнула с себя ошеломление и, невольно настроившись на спор, покачала головой. — Да, возможно ты права, но разве это что-то меняет? Какие бы у меня не были намерения я всё ещё ничего не могу изменить. — Однако в ответ на это Руби и вовсе стала смотреть на неё почти разочарованно. — И это говоришь ты? Будущая охотница? Ты сама сказала, что на место убитого Гримм появиться новый, но разве это обесценивает труд охотников? Так чем бесконечная борьба со злом в компании отличается от борьбы с гримм? — спросила Руби, пока её гнев смягчался, но она всё ещё всем своим видом выражала недовольство. — Это другое. — отмахнулась Вайсс, отведя взгляд. — Разве? — Да. По крайней мере когда я сражаюсь с Гримм, я не принимаю участия в их злодеяниях. — со злобой процедила Вайсс, пересекаясь взглядом с Руби, которую сбил с толку подобный ответ. — Ты и не будешь. — ответила поражённая Руби, скорее рефлекторно, чем хоть сколько-то осмысленно. — Я уже это делаю! — воскликнула девушка, вскакивая на ноги. Она явно начинала стремительно закипать, но столкнувшись с непонимающим взглядом Руби всё же одёрнула себя и попыталась успокоиться, уже куда тише попытавшись объясниться — Само моё рождение оказало влияние сыграв компании на руку, придав окружающим уверенности в будущем корпорации, что только помогло отцу построить и закрепить монополию, и следуя избранному мною пути я, против своей воли, буду способствовать росту и развитию компании, лишь увеличивая количество и тяжесть её преступлений, а потому, пока я следую своему плану, то в каждом этом преступлении будет и моя вина. И… я знала это давно: знала, что мне придётся закрывать глаза на чужие преступления, знала, что для исполнения своих планов мне придётся совершать свои преступления, сознательно и добровольно причиняя вред не только таким чудовищам как мой отец, но и простым людям. Я знала это и всегда относилась к этому, как к необходимой жертве, меньшему злу. Но теперь… теперь я знаю, что стоит за этими словами. После этого в комнате повисла тишина, пока Руби раздумывала над ответом, смотря в пол, выглядя уже не грозно, а скорее задумчиво. Вайсс несколько секунд пристально смотрела на неё, ожидая ответа, но так и не дождавшись, собиралась отвернуться и привести себя в порядок, посчитав, что разговор окончен, но внезапно раздавшийся голос Руби заставил вновь посмотреть на неё. — Вайсс, скажи, мы виновны в смерти той семьи? — внезапный переход к подобной теме заставил девушку вздрогнуть и застыть от неожиданности. — При чём здесь это? — искренне недоумевала она. — Просто ответь. — на это Вайсс лишь уставилась невидящим взглядом в сторону, пока её разум и чувства играли в перетягивание каната между тем, что она думала, и тем, что она хотела думать. — Да… — едва слышно произнесла она. — Почему? — на это Вайсс поморщилась, ей правда не хотелось говорить об этом, но, посмотрев на напарницу, всё же она решила ответить, чувствуя, что Руби так просто не отступит. —Мы не справились, не сумели спасти, оставив их родственника в одиночестве и горе. — сказала Вайсс, пытаясь говорить как можно ровнее и спокойнее, после чего на несколько секунд вновь улеглась тишина. Она внимательно наблюдала за Руби, гадая почему та вообще заговорила об этом, пока её лидер собиралась с силами, поджимая губы, часто моргая и глубоко дыша. — Тогда... виновна ли моя мать за то, что умерла? — с трудом выдавила из себя Руби дрожащим голосом, чем заставила Вайсс расширить глаза в неверии и уставиться на напарницу. — Ч-что? — запнувшись спросила она. Это было самое неожиданное и шокирующее, что только могла сказать Руби и дело было не только в самой реплике. За всё время существования их команды тема её матери поднималась лишь единожды и оборвалась в тот же момент, так как ни Блейк, ни Вайсс не решились продолжать её при их внезапно притихшем лидере. И лишь объяснение со стороны Янг, парой часов позже, позволило ей и Блейк понять суть проблемы и то, как тяжело её лидер принимала смерть своей матери. А потому слышать как Руби говорит такое о своей матери казалось невозможным. — Ты слышала. — только и сказала Руби. На самом деле у той попросту не хватило бы сил повторить свою реплику, даже если бы она захотела. Ей было тошно даже думать о своей матери в подобном ключе, но она не знала как ещё донести свою мысль до напарницы, чувствуя, что всё прочее Вайсс отбросит, не моргнув и глазом. А потому, если это будет ради её подруги, то она была готова даже переступить как через себя, так и через доброе имя своей матери. Ради своего лучшего друга и напарницы она была готова на что угодно. — Нет конечно! Как о подобном вообще можно подумать?! — воскликнула Вайсс, искренне недоумевая как вообще можно прийти к подобной мысли. — Но ведь она не справилась, не сумела спасти себя, оставив своих родственников в одиночестве и горе. — Вайсс открыла рот, но не издала ни звука, так и не найдясь с ответом на подобное искажение её же слов. Руби же тем временем продолжила, спеша объясниться — Я… я к тому, что в любом прошествии можно найти кого обвинить и далеко не все из них действительно виноваты в чём-то. Ты видишь в ситуации свою вину, но винить тебя в чужих преступлениях также абсурдно, как и винить мою мать в её смерти. Ты боишься оступиться, боишься навредить другим и потому пытаешься понять где ты можешь ошибиться, но концентрируясь на этом ты упускаешь настоящих виновников, а за угрозой ошибки не видишь добра, что ты можешь принести. Разве вся твоя подготовка, разве все те планы которые ты составляла, разве всё это стало менее осмысленным? Мне не нравиться идея жертвования другими, но разве ты не согласилась на это потому что видишь в этом единственный способ спасти куда большее количество людей? Нахмурившись и расправив плечи, она встала и решительно посмотрела Вайсс в глаза. — Вайсс, ты знаешь почему я никогда не расстаюсь со своим плащом? — та лишь неуверенно покачала головой, всё ещё сбитая с толку словами Руби, и впервые чувствуя себя неуютно под взглядом своего лидера — Я ношу его, потому что это наследие моей матери. Я... признаю, я не помню свою мать: в лучшем случае лишь мелкие, расплывчатые обрывки воспоминаний далёкого детства. Тем не менее я выросла на памяти о ней, на чужой памяти о ней, на истории её жизни, на её идеалах и теперь её путь стал моим, не потому что я не смогла найти свой, но потому что я хочу стать для окружающих именно тем, чем была она для своих близких: маяком надежды. Она взялась за край плаща и, сжав ткань в кулаке, вытянула руку вперёд. — И этот плащ, это символ моего пути и пока он со мной, я не отступлю! Может я не самая лучшая охотница, не самая сильная, не самая умная, не самая зрелая, может я училась недостаточно прилежно, может я не понимала какую ответственность я взяла на себя и теперь другие платят за мои ошибки. И мне жаль за это, я бы хотела вернуться назад и исправить свои ошибки, лучше подготовиться и принять правильные решения, пусть я и знаю, что это невозможно. Но несмотря на это, что бы ни произошло, я не имею права останавливаться, я не имею права подвести свою мать и у меня нет выбора, кроме как продолжать бороться! — Она отпустила плащ и опустила руку, глубоко дыша и продолжая смотреть в глаза Вайсс. Они стояли так несколько секунд, чувствуя, что им обеим нужно перевести дух, и со временем лицо Руби начало медленно смягчаться, приобретя оттенок сострадательности, после чего она продолжила — Вайсс, я понимаю, что ты чувствуешь, я сама чувствую себя так же: осознание, что победа недостижима, что сколько не старайся, на каждого спасённого придётся сотня тех, кто не дождётся спасения, страх, что именно то что ты сделала и то, что ты не сделала станет причиной чьего то горя... Её голос стал тише, сохраняя уверенность, но теряя строгость и всё больше наполняясь состраданием. Она подошла ближе к Вайсс, что опустила взгляд, и вновь аккуратно взяла её руки в свои. — Я понимаю тебя. Это угнетает, лишает надежды, но таков наш долг: сражаться вопреки всему, будь то гримм или собственное отчаянье, ведь только сохранив собственную надежду можно распространить её на остальных. Возможно, ты и правда не сможешь спасти всех, что бы ты ни делала и чем бы ни пожертвовала, но куда важнее скольких ты всё же сумеешь спасти. А потому никогда не говори, что любые попытки бесполезны. Так ты плюнешь не только во всех охотников, положивших свою жизнь ради защиты других, не только во всех простых людей, что приняли ту же участь, что и охотники, встав на защиту людей, но без всякой ауры и без нашей подготовки, но что хуже всего, ты плюнешь в себя саму и весь путь который ты проделала, во все свои достижения, надежды и мечты. Подобное лишь вгоняло Вайсс в ещё большее смятение: с одной стороны она помнила, что, говорила, Винтер, её любимая сестра, что всегда была для неё путеводной звездой и светом надежды, но с другой стороны была Руби, её первый и лучший друг, и обе их позиции она признавала, обе находила логичными и правильными, И это только сильнее её запутывало. До этого её жизнь всегда была… понятной. Трудной, сложной, заставляющей выкладываться на полную, но понятной, не вызывающей сомнений и лишь требующей прикладывать усилия. И она была довольна подобной жизнью, она была горда собой и своими успехами, это было единственное, что позволяло её игнорировать своё одиночество и навязанный отцом жизненный путь. Однако теперь она сомневалась, что всё это вообще имело значение и что она действительно нечто большее, чем марионетка, самообманом убедившая себя, что ей не стоит бороться с навязанным кукловодом путём. Руби, чуть помешкав, подошла ближе и осторожно обняла Вайсс, прижав к себе. — Я знаю, что ты со всем справишься. — почти прошептала Руби — Главное помни: мы охотники и с какой бы угрозой мы ни столкнулись, наш долг, это сражаться за каждую жизнь. Вайсс, ещё неувереннее чем Руби, ответила на объятья и комната погрузилась в тишину. Вайсс казалось, что её мозг превратился в кашу, а голова вот-вот взорвётся от переизбытка мыслей и чувств: слишком много потрясений, слишком много переживаний. Но... тем не менее, за всеми сомнениями и беспокойством, в глубине души, ей было приятно. Не первый раз ей было тяжело, не первый раз она плакала в одиночестве, но, впервые за свою жизнь, она не осталась наедине, а получила поддержку в трудную минуту. Она сделала шаг назад, отстраняясь, и, всё ещё избегая смотреть на подругу, прошептала. — Спасибо. — пробормотала она, не зная что сказать, как выразить свои чувства, но и не в состоянии промолчать. Однако даже от этого короткого слова, сказанного полушепотом хватило, чтобы лицо Руби мигом просияло: в одно мгновение она вернулась к своему прежнему образу, а её губы растянулись в жизнерадостной улыбке до ушей, обнажая белоснежные зубы, а глаза словно заискрились от счастья. И Вайсс была готова признать, что от подобного вида с её плеч словно упал тяжкий груз, а напряжение начало стремительно покидать её: видеть напарницу такой было куда привычнее и приятнее. С чистой совестью она была готова признать, ей нравилось снова видеть Руби такой жизнерадостной. Правда длилось это недолго. — Не стоит Вайсс! Ты мой лучший друг! Я всегда рада тебе помочь! — воскликнула Руби, почти прокричав, отчего у Вайсс чуть не заложило уши, после чего прыжком снова бросилась обнимать Вайсс, едва не сбив её с ног и сжимая так сильно, словно пыталась раздавить. «Раздражает.» — подумала Вайсс, чувствуя как костедробящая хватка сдавливала её рёбра, мешая дышать. Однако вопреки своим мыслям, выражение её лица смягчилось, а на лицо выползла улыбка. — Ну всё, отстань от меня олух. — выдавила она из себя, за плечи отдирая от себя Руби, после чего осмотрелась. — Хмм… Явно не то место где я хотела бы вести подобные разговоры. «Явно не то место где я хотела бы вести подобные разговоры» — подумала она, после чего, не мешкая, вышла из комнаты и кратчайшим путём направилась к своей кровати, чувствуя как ноги почти подкашиваются от усталости, после чего опустилась на свою кровать, как всегда пытаясь сделать это предельно грациозно, однако в этот раз вышло резковато и на половине пути она скорее падала на кровать, чем садилась. Наконец, сев, она глубоко вздохнула, только что поняв насколько она устала, благо боль в её голове постепенно утихала, уходя вместе с напряжением и уступая место лёгкому головокружению. Тут её внимание привлёк шорох чуть в стороне, повернувшись на шум она увидела подругу с протянутой упаковкой печенья. Вайсс приняла её, положив на колени, после чего Руби плюхнулась рядом, встряхнув напарницу, что тут же одарила её недовольным взглядом, та, впрочем, проигнорировала это, немедля запустив руку в упаковку и быстро забросив себе в рот шоколадную сладость. И несмотря на вопиющее отсутствие манер у своего лидера, Вайсс почувствовала зависть, видя как быстро та вернулась к своему беззаботному поведению, хотя явно отнеслась ко всей ситуации предельно серьёзно. — Руби, я бы хотела поблагодарить тебя. — в какой-то момент, собравшись с силами, сказала она, привлекая внимание напарницы — Я очень ценю твою поддержку. — Да ладно, я же сказала, что только рада помочь. — отмахнулась Руби. — Нет, я серьёзно. — настояла Вайсс, отведя взгляд и готовясь к самому длинному искреннему выражению благодарности в своей жизни — Я… не уверена, что у меня хватило бы сил обратиться за помощью самой. И… спасибо тебе, я очень ценю это и при всех твоих недостатках: незрелости, бескультурье и безответственности, я… я правда рада иметь такого друга как ты и встреча с тобой была одним из лучших дней в моей жизни. Слегка нерешительно, неуверенная в реакции напарницы, она подняла взгляд, посмотрев в глаза Руби и тут же замерла, завороженная тем, как они почти сияли от радости. — О Вайсс я тоже тебя люблю! — воскликнула Руби бросившись в объятия подруги. Вайсс на это лишь со вздохом закатила глаза, но не спешила отталкивать напарницу, даже находя некоторое удовольствие в куда более мягких, чем прежде, объятьях. Они просидели так ещё с полминуты, но в конце концов отстранились друг от друга и по молчаливому соглашению вернулись к поеданию печенья, решив насладиться оставшимся, после всех этих беспокойств, заслуженным катарсисом. Однако тут разум Вайсс пронзила мысль, после чего она медленно повернулась к напарнице с лёгким подозрением во взгляде. — Руби, можно тебя спросить? — вопрос заставил Руби замереть с поднесённым ко рту печеньем, после чего заинтересованно посмотреть на Вайсс. — Эм… да в чём дело? — спросила она, приподняв одну бровь. — Ты ведь не забыла помыть руки перед едой, да? — в ответ на это Руби вдруг дёрнулась и, чуть сжавшись, поджала губы и отвела взгляд, отчего лицо Вайсс утратило всякое выражение и она лишь уставилась на подругу немигающим взглядом — Ты ведь не забыла, правда ведь? — Ха-ха-хааа~ конечно же нет! Как ты могла такое подумать! — воскликнула Руби, нервно посмеиваясь, в напряжении вытянувшись по струнке и подняв руки в примирительном жесте, после чего бросила своё печенье обратно в упаковку и вскочила на ноги — Но всё же я, пожалуй, пойду помою их ещё раз: так — на всякий случай. После чего исчезла в вихре лепестков роз, громко хлопнув дверью уборной. И в наступившей тишине Вайсс оставалось лишь тяжело вздохнуть...