Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
Ахматова А.А
***
Четыре года спустя.
— Сейчас заполни отчёт о дежурствах, поставь все подписи и поменяй порванные файлы в синей папке. Понял меня? Потом смело можешь шагать домой, сынок. — Я понял. Куратор, которым оказался приличный человек, присмотрелся ко мне ещё три года назад. Он без дополнительных вопросов согласился взять меня в кампанию, заставив подписать тысячу бумаг и столько же копий. Частный, некрупный, но довольно-таки прогрессирующий бизнес, основанный на рекламах - самое спокойное место работы. Для омег такие места были на вес золота, а мне посчастливилось попасть в этот лотерейный билет. Я доделал всё необходимое, собираясь отправляться домой. Я окончил академию, сумев переехать в другой город и купить здесь неплохую квартирку, которую делил со своим давним другом - Димкой Позовым. Тот увязался за мной в новый город, выдвинув весомый аргумент моим изречениям: «Я тебя одного не оставлю, лопух ты вонючий, меня совесть заживо обглодает, ежели я позволю тебе уехать на все четыре стороны…». Но, вообще, были и плюсы: вдвоём было проще гасить коммунальные платежи, да и в хмурые осенние вечера будет кому чашку чая подать. Не к этому ли стремится человечество? По дороге домой, которую я преодолевал всегда пешком, я думал. Как всегда. Обо всём и всех, не концентрируясь на чём-то одном, но всё же выбрал тему, сильнее волнующую меня. Я регулярно принимал подавители, не решаясь пропустить хотя бы день. Скажите я забил на своё здоровье? А вот и нет, хотя, возможно, я занимался самовнушением, когда без воды проглатывал белые маленькие ампулы, представляя, что это простой аспирин, который, кстати, мне тоже бы не помешал. Но с подавителями омегам было проще существовать. В метро, в толпе, на работе в коллективе, в очереди магазина, всюду и везде. Так я не заметил, как привык к этому бесконечному пожиранию химии. Но это ответно сказывалось на моём организме, который в протест давал сбои. Когда играешь, после своего броска, жди ответный, к которому стоит быть готовым на все сто. Внезапная пропажа аппетита или полное исчезновение запахов и вкусов - это были маленькие наказания для меня, которые грозили перерасти в большую катастрофу, по словам Димы. Тот уже перестал читать мне лекции на счёт вреда от такого количества вещества, он просто косился с неприязнью, когда я пил таблетки в его присутствии. Для полного исчезновения из рациона таких лекарств требовался лишь альфа. Альфа, феромоны которого будут оберегать от недоброжелателей и снижать остроту природного омежьего запаха. Но такового варианта я не рассматривал. Не думал об этом, вот и всё тут. Димка, живя со мной под одной крышей, волей-неволей улавливал изменения и были бы те изменения к лучшему, но… Казалось, с каждым днём за эти трижды проклятых четыре года я увядал, как увядают забытые, не политые цветы на плесневелом подоконнике. — Я тебе так скажу, мне это всё не нравится, Антон. Не нравится совершенно. — В очередной вечер, когда на улице зажигались фонарные столбы мы сидели на маленькой уютной кухоньке и пили чай. Я был рад этой части дня, ведь горячий напиток хоть немного согревал подмерзшее омежье тело, которому необходимо было гарантированное тепло и гарантированная безопасность. — Тебе стоит заглянуть в больницу, друг. Здоровье - это не шутки, а я вижу, что ты шутишь с ним самые ужасные шутки. Я поднял на него свои раскрасневшиеся от усталости глаза и его взгляд тут же переменился. Он опустил вздёрнутые в возмущении брови и теперь смотрел больше жалостливо, видимо, утратив свой запал, завидя на моём лице явный недосып или, может, скупую слезу, которую я не заметил. — Моя бабушка говорила: «Всё, что ни делается - к лучшему». — Я отпил из чашки, грея о неё свои холодные руки. Мои нещадные попытки урвать такое ценное тепло и уют были почти смешны. — Твоя бабушка права, но только в том случае, если это «всё» действительно делается к лучшему, Тони. В твоём случае совсем не то. Я не стал спорить. И без Димы я знал, чего мне не хватает. Организм требовал альфу с бешеными феромонами, которые помогли бы решить все мои болезни. С детства мне тщательно внушали одно простое правило: омега без альфы - вечный мученик и бледный странник. Сейчас я в полной мере осознавал смысл этого правила. Мне невыносимо тяжело и с каждым днём всё сложнее контролировать себя. Коллектив на работе наполовину состоял из альф, и это доставляло большие неудобства. Однажды я не сумел сдержать контроль над собой и прижался к одному из самых привлекательных альф в нашем офисе, когда мы ехали вдвоём в лифте. Потом я долго краснел и рассыпался в извинениях, но мужественный альфа убедительно заверил меня в том, что страшного ничего не произошло и ему совсем не противно. Такие приступы больше не повторялись, но я до ужаса боялся, что смогу к кому-нибудь внезапно повиснуть на шею или излишне навязчиво себя вести. Из мыслей меня вывел голос друга. — …тон! Ступай спать, ты совсем уже меня не слышишь. — Я запоздало кивнул, не понимая, о чем говорит этот омега напротив. — Но я не снимал с себя ответственности за твоё здоровье, понял? — Ага. В монотонном гудении ламп и постукиваниях кнопок клавиатуры не было ничего романтического. Я подумал об этом, хлопая крышкой макбука, который тут же отставил в сторону, и размял пальцы. От сидячей работы я стал слабее, это влияло на мое физическое состояние, самочувствие и настроение. Подавители попрежнему принимались мной в регулярном порядке и это убивало меня изнутри. Я знал это, подло знал, но продолжал медленно травить себя, как травят крыс на помойке, подкидывая им раскрытые пачки с ядом или опасными веществами. В кабинет без стука зашёл один из секретарей, так говорила его табличка на груди и тут же зацепился взглядом за белую баночку на столе, которую я не успел убрать. Я поморщился. — С тебя нужно несколько подписей. — Он говорил мне, но рассматривал банку с подавителями, пытаясь, видимо, прочесть название. На кой черт сдалась ему моя банка?! — Где стоят галки, пожалуйста. Я, стараясь не глядеть в лицо паренька, быстро накалял росписи, сгорая от желания спрятать таблетки, но уже было поздно что-либо предпринимать. — Завтра у нас корпоратив в честь выполнения планов в течение года. Помнишь? — Я кивнул, вручая надоеде бумаги и мысленно посылая ему негативные волны, которые должны были как-нибудь развернуть его на своё рабочее место. — Подготавливаешься? Замерев, я поднял враждебный взгляд на собеседника, который слишком открыто намекал на мои подавители, кивая в их сторону своей глупой головой. Для него всё это выглядело комично, многим вообще весь процесс принятия подавителей кажется комичным. Но мне нет, особенно когда вспомню, что со мной может случиться без этих белых пилюль. У омеги напротив, как я ощутил по легкому, ненавязчивому аромату, пробивающемуся сквозь одежду, и мягким чертам лица, был альфа, а потому, подавители для таких счастливчиков были чем-то странным и чуждым их восприятию. Я ухмыльнулся, продолжая держать зрительный контакт и рассматривать омегу, изучающим взглядом скользя по чартам лица и одежде. Когда же стало заметно, что тот стушевался, кажется, стесняясь такого пристального внимания, я заговорил. — Во сколько назначена встреча? — Отвернувшись, словно утратив всякий интерес к его персоне, я принялся складывать свои документы и закреплять их скобами. — К восьмому часу собираемся в частном секторе В, клуб «Мунита». У тебя есть пропуск? — Паренёк оживился, когда ощутил, что перестал быть интересен. — Держи, у меня в столе ещё несколько. Он опустил расписной лист на мой стол, а я только кивнул, продолжая крепить бумаги. — Дресс-код? — Вовремя спохватился я, ведь омега уже развернулся к выходу, поняв, что ответа не будет. — Чёрный цвет. Хотя бы один элемент одежды. Я вновь кивнул, давая понять, что разговор окончен и услышал хлопок двери. С коллегами я не был на одной волне, я всегда старался держаться чуть выше. И, надо сказать, это играло мне на руку. Мне показалось, что не было никаких причин не пойти на мероприятие, тем более, если подобрать наиболее удачный образ, можно было надеяться на альфу, который клюнул бы на мои старания. С этими мыслями я быстро покончил с бумагами, переходя к последним на сегодня делам. Чувство волнительного предвкушения окутало меня и придало сил поскорее закончить работу. И сколько же раз я посмотрел на себя в зеркало. Было просто непростительным уйти в чёрной джинсе и футболке. Так я решил, придирчиво разглядывая своё отражение. — Тони! — Я услышал приглушённый зов, а вскоре, в дверях появился мой друг. — Ого-о-о… Его глаза метнулись к моим бесконечным ногам, которые облачали полупрозрачные колготки и вернулись к прелестной цепочке на шее. — Как тебе? — Я покрутился на месте, показываясь со всех сторон. — Очень… очень… — Кажется, он действительно был растерян. — Но… тебе не кажется, что это откровенно? — Откровенно хорошо? — Откровенно хорошо. Его глаза заискрились смехом и я разглядел это, ведь Дима был без очков. Снова повернувшись к зеркалу, я, наконец, отодвинул его, открывая вид на полки с одеждой. — Мне нечего терять, Дим. — Найдя в кармане кофты чёрный карандаш для глаз, который услужливо одолжил у одной из коллег, я вновь вернулся к зеркалу. — И некого. — Парень, ты явно забыл обо мне. — Он наблюдал за моей рукой, которая не ровно, но очень энергично подводила веки чёрными мазками. — Не жалко себя, так пожалей хотя бы мои глаза. Я изобразил на лице что-то наподобие подводки, рассматривая своё творение, а затем пригладил руками полупрозрачный топ, который имел длинные рукава с разрезами для больших пальцев и был заправлен в чёрные кожаные шорты. Сначала у меня была явственная мысль надеть юбку, ту самую, из клуба, в которой я однажды очутился не по своей воле. Но резво вспомнил все, что происходило в ту ночь и какие последствия это повлекло, я спешно отбросил эту мысль. — Corvus albus! — Почти воскликнул я, не обращая внимания на Диму. — Ты ведь именно этого и добивался. — Друг сложил руки на груди, наклоняя вперёд голову и, если бы на нем сейчас были очки, можно было бы увидеть, как они съехали на самый кончик носа и прибавляли ему десяток лет. — Поступай как знаешь. И я был благодарен ему. За то, что не стал осуждать. За то, что не задавал вопросов и не кидался едкими, саркастическими шуточками. Димка с годами стал будто бы понимать меня, он давал множество поводов верить ему и доверять. За студенческие годы и до теперешних мне ни разу не закралось в голову подлое сомнение о нем. Наверное, я был счастлив иметь такого друга. — Ты ведь будешь на связи. — Я принялся обуваться, чувствуя, что мне необходимо выпить несколько стаканов чистого виски для смелости. — Когда ты стал говорить утверждениями? Ещё немного поохав и потоптавшись вокруг меня, он закрыл за мной дверь, и я ощутил этот хлопок у себя на коже больным ударом. Мне казалось, что этот звук был сродни отрезанной конечности, по телу фантомом прошлась боль. Когда ты лишаешься самого дорогого и впереди тебя ждёт неизвестное будущее, в которое одновременно страшно смотреть, но и не подглядеть тоже невыносимо. Клубы давно перестали ассоциироваться у меня с местом для отдыха и тусовок. После событий, происходивших в моём далеком прошлом, я опасался закрытых комнат или зон, где сидели только альфы. Подобно жалкому мотыльку, что залетает в каждый дом или бьется о прочное стекло, просясь внутрь, я искал защиты. Не показывая, настолько сильно тряслись мои коленки, всегда оставался сильным снаружи, но внутри… скреблись и жалобно выли звери, царапая своими длинными когтями мне глотку. Я представлял, как встаю у ростового зеркала и из моего рта сочится струйками алая кровь, стекая на одежду и затапливая пол. А я молча наблюдал и чувствовал, не в силах заорать от жуткой боли, что пронзала меня насквозь, ведь горло и нёбо были располосованы широкими подрезами от жутких когтей… Обнаружив у здания мужчин в форме и в чёрных повязках на всё лицо, я поёжился. — Ваш паспорт и пригласительный, пожалуйста. — Альфа в чёрной мантии глянул только один раз на моё лицо, сверяя паспорт, а затем протянул его назад вместе с листовкой. — Сэр, вам нужен сектор «В», дальняя комната, это по коридору до конца, правая дверь. Бар и танцпол в вашем распоряжении. Приятного вечера, сэр. Я прошёл мимо, подтягивая края пальто, пытаясь укутаться в него как можно сильнее, ведь ночную прохладу омежье тело не одобряло. Оставив вещи в гардеробе, я, без особого энтузиазма, поплёлся по длинному коридору, мельком оглядывая двери и видя на них таблички с именами. Холодок, пробежавший по позвоночнику, осел где-то внизу живота, подавляя всякое желание идти дальше. Но это было не в моем стиле - отступать назад. Гардероб пришлось оставить и это напрягало меня меньше, чем то, когда я подошёл к нужной двери. Около неё оказалось несколько омег и, пройдя фейсконтроль, с грузовой тучей мутных мыслей я вошёл в комнату. Грязные слова в воздухе, грязные касания моего тела, грязные люди, что испачкали меня в своей грязи были злы и некрасивы. Беги. Я чувствовал, как с меня стягивают штаны, как делают больно, как кричат мне что-то, как бьют меня, чувствовал знакомый вкус крови во рту и носу, но всё это было словно сквозь пелену. Беги! Я был на грани отключки, безмолвно рыдая и ожидая окончания этой страшной процедуры, я уже совсем ничего не чувствовал… БЕГИ! Вздрогнув, я прикрыл глаза, раздувая ноздри. Воспоминания нахлынули подобно волне во время шторма: ожидаемо, но с такой сокрушительной силой, что эта ожидаемость вмиг померкла, оставляя только неприятные ощущения. — О! Антон! Какой ты красивый, бог ты мой! Меня взяли под локоть и я погрузился в атмосферу смешанных запахов и знакомых голосов. Почти что позабыв о своём видении прошлого. Взяв бокал с шампанским и один из пледов, сложённых специально для гостей, я направился в самый отдаленный диванчик, устраиваясь на нем с ногами. Вскоре, я почти ощущал долгожданную безопасность, но на деле - всё это было лишь призрачной иллюзией, самодельной попыткой создать для себя чувство защиты. Плед и уже пятый бокал шампанского ненадолго расслабили меня. Я погрузился в свои мысли, то и дело отвечая коллегам на их беспокойные вопросы о моём самочувствии. — Кажется, мы засиделись. Как вам идея пойти и взорвать танцпол? — Рыжий альфа, напористый и вспыльчивый, но с слишком серьезными карими глазами встал посередине комнаты, складывая руки на боках. — Вечеринка без танцев - не вечеринка! Кто-то одобрительно заулюлюкал, а кто-то попросту встал и пошёл к выходу, немо соглашаясь на идею. Я покрутил в руке недопитый бокал, смотря на рыжего сквозь него и, кивнув скорее самому себе, нежели затейнику, поднялся со своего укромного местечка, тоже двигаясь к двери вместе с несколькими коллегами. Громко орущая музыка с битами с первых секунд резала слух, но позже, пройдя сквозь пьяные дёргающиеся тела к бару, звук стал восприниматься легче. Рядом со мной сидела девушка - омега. Я не знал её лично, но она работала в соседнем отделе и на вид была вполне безопасна. Не припомню, что бы когда-то я так часто задумывался о своей безопасности. Эту дурость следовало выбить из головы, а потому я поудобнее уселся на барном стуле, вздрагивая от соприкосновения холодного дерева с тонкими колготками. Они были почти прозрачные, с темным узором, просто прелесть, можно сказать. Потягивая через металлическую трубочку странный коктейль, я делал старательные попытки раствориться в атмосфере, отпустить себя и наслаждаться свободой. Но что-то не давало мне это сделать вот уже долгие годы. Вернее, кто-то. На пьяную голову множество мыслей приходится, и я улыбнулся, поражаясь своей адекватности. Вдруг, совсем близко, позади я различил тепло. Чье-то жаркое тело приваливалось к моему и, кажется, заинтересованно обнюхивало мой затылок. Я прикрыл глаза от удовольствия. Позади стоял альфа, и я, не способный контролировать себя из-за долгого отсутствия физического контакта, начинал таять даже под такими легкими ласками. Обычно я ощущал отвращение к любому телесному контакту с чужими, особенно, в людном месте, но не сейчас. Как будто бы долгая разлука с альфой смогла предать мои выстроенные годами приоритеты. Горячая ладонь легла мне на талию, чуть двигаясь, потому что альфа пританцовывал под бит. Я не оборачивался, то ли боясь, что как только повернусь мне захочется выйти и долго курить, пока не кончится вся пачка, то ли напротив, поплыть безвозвратно, только увидев чужое лицо. Что-то определённо следовало делать, но я был расстроен, что не успел достаточно выпить, чтобы на сейчас все сомнения отпали. Бармен за стойкой что-то смешивал в шейкере и наблюдал за мной безразличным взглядом. Мне отчего-то захотелось с ним поговорить. Запахи альф и омег перемещались жуткой массой, что ложилась на слух и обоняние плотным покрывалом, и мне вновь захотелось выйти проветриться. Но альфа позади все настойчивее притирался и выйти сейчас не позволил бы. — Идём со мной. Низкий голос я услышал левым ухом и тут тело позади исчезло. Значит, нужно было решать мгновенно. Не особо думая, я слез с барного стула, упархивая вглубь тусующихся, стараясь не упустить широкую спину альфы. Я так и не разглядел его лица, только громадные плечи, да тёмную макушку. Он исчез в одной из дверей, ведущую в уборную и я приостановился. Что, если это всё закончится плохо и плохо именно для меня? Что, если он что-нибудь сделает со мной? Что, если… — Эй! — Знакомый пиджак вышел из дверей, подходя ко мне. Я поднял голову и усмехнулся. — В чём дело? Альфа обворожительно улыбнулся, цепляя своими громадными руками мои предплечья и притискивая к себе. Он был симпатичен, но не сногсшибательно красив, и это давало надежды на его внутреннюю красоту. — Голова что-то разболелась. — Пожаловался я, сдвигая брови к переносице. — Перепил? — Он впутался горячими пальцами в мои волосы, приятно массируя кожу головы. — М-м-м… — Я выдал что-то невнятное, закрывая глаза. Движения чужих пальцев были невероятно действенными - я чувствовал расслабление. — Очень… помогает. — Я знаю. — Хмыкнул он, приближаясь ко мне лицом и втягивая носом воздух. — Можно тебя поцеловать? Я распахнул глаза, всматриваясь в чужие, почти чёрные ореолы. Можно ли меня поцеловать? Ну, целуй. И я кивнул. А потом резкий толчок и отвратительный запах из какого-то платка, который въелся мне в ноздри, кажется, навсегда. Я увидел только тёмную фигуру, что метнулась к альфе, который уже… лежал на полу? А потом стало темно. Очнувшись, я не спешил раскрывать глаз или рта, прислушиваясь и замирая от множества звуков. Помещение жило своей жизнью, издавая то топот, то разговоры, то шорох или шелест чего-то тяжёлого. Но из всей этой звуковой каши я смог уловить один единственный, самый важный - голос, его голос. Мне не нужно было поднимать голову и осматриваться, не нужно было удивляться или кричать, сейчас мне не следовало бы делать ничего из этого. Слегка шевельнул рукой, и та не поддалась из-за верёвок, что больно стягивали мои запястья позади спинки стула. Такие крепкие толстые нити, которые используют для шибари и прочих садистских развлечений. Но откуда, черт возьми, у него такие дорогие верёвки? Ноги, начиная от коленей и ниже также были накрепко связанны и закреплены к ножкам стула. Лодыжки успели затечь до белых полос, которые наверняка наливались кровью, оставляя в будущем синяки и раны. Из-за заведённых за спину рук в не совсем естественном виде, мышцы грудной клетки противно натягивались и невыносимая боль пронзала всю грудь и ниже, пульсируя. Мне было трудно сделать полноценный вдох и оттого создавалось колющее ощущение в лёгких и солнечном сплетении, которое было похоже на тупую иглу, накрепко засевшую в самом сердце... Я был полностью обездвижен, разве что не считать головы. Её я смог бы поднять, что непременно и сделал, но тут же об этом пожалел. Предо мной предстала следующая картина: скрученное в комок и что-то вымаливающее тело на бетонном полу, судя по всему, альфы и высокая, статная фигура над ним, таким жалким и беспомощным. Стоящий что-то крикнул, а потом надавил концом острой, лакированной туфли куда-то в бок лежачего и тот взвыл нечеловеческим голосом. У меня побежали мурашки. За что он с ним так? Альфа сверху не прекратил издевательств, продолжая пинать и что-то говорить несчастному, который уже перестал закрываться от ударов, окончательно и безвозвратно приняв своё… наказание? Я отвернулся. Не мерзость заставила меня это сделать, а резко подступившее головокружение и ком слез, что вот-вот готовы были хлынуть из раскрасневшихся глаз. Мне было так досадно, досадно из-за себя, из-за своей неудачи и гребной мерзкой судьбы, что подкидывала мне время от времени такие сюрпризы. Именно из-за таких моментов я стал ненавидеть сюрпризы. — Может быть, мне стоит отрезать этой мрази руку? Как ты считаешь, Вань? — Неподалёку от говорившего я заметил высоченного амбала, который был мне уже знаком. Ведь это именно он наносил мне удары во дворе, пока его дружок рассказывал о долге перед Мастером. Как же давно это было… — Или нет, лучше отрубить по одному пальчику, бросить их в кипящую воду, а затем скормить ему его же плоть? Думаю, это будет служить отличным уроком этой суке. Альфа, что стоял ко мне спиной, опустился на корточки, поднимая одной рукой лежачего за волосы и встряхивая. Я мельком заметил смутно знакомые черты лица. Человек когда-то явно присутствовал в моей жизни, почему-то мне казалось, что это было совсем недавно… И тут-то я, наконец, срастил что к чему. — Хватит! — Я постарался крикнуть, но из горла раздался тихий хрип. Тем не менее, я был услышан. — Заканчивай это представление. Искалеченный альфа издал невнятный звук, когда его отпустили и избитое лицо соприкоснулось с холодным бетоном. Монстр - теперь его следовало бы называть так - двинулся в мою сторону, раздувая ноздри. Поистине страшная картина, от которой у меня появилась испарина на лбу, ближе к волосам. — Что ты сказала, Красавица? Прожитых лет, спокойных лет, за которые я так безбожно и уперто восстанавливал не только своё физическое здоровье, но и ментальное, сейчас как не бывало. Они теперь казались мне пылью, которую забыли сдуть с пластинки и та не звучала плавно, размеренно, а обрывалась на полуслове и снова продолжала свой бой, хрипящий шумящий, но не отступающий, даже когда у всех слушателей потерялась всякая надежда на хорошую игру. Снова эти кристально-небесные глаза смотрели на меня с пылкой яростью, но едва различимой в чертах родного лица толикой грусти, которую можно было бы принять за гримасу. Но я слишком хорошо знал Мастера. Он приближался, а я мысленно прощался со своим оставшимися спокойствием и бесчувственностью, которые долгое время старался выставить на передний план, которые так хорошо запечатлели на мне каменную, очень надежную маску. Крышесностный аромат давно позабытых феромон вновь обласкал рецепторы, и по мне прошлась дрожь, ослабевая где-то в коленях. Маска треснула, осыпаясь мне на колени отвратительной сухой крошкой. Бедный альфа, что сейчас лежал почти без сознания, был тем, кто осмелился предпринять попытку задрать мне юбку в клубе совсем недавно, за что сейчас нещадно мучился. Я чувствовал себя отвратительно гадко, ведь мне отчасти льстило такое поведение Арсения. Его собственничество не знает границ и каждый раз он доказывает мне это сильнее и сильнее. Будто прогрессирующая болезнь, которая заживо сжирает мозг, но даёт фантастические знания в лихорадке или в старом посттравматическом стрессе. Даже спустя довольно долгую разлуку он умудрялся вести себя так, будто я его вещь, которой он смеет играть и управлять, как ему вздумается. Ведь в моей груди тлела маленькая искра, надеявшаяся на его изменчивый характер, спустя столько лет… но это все были глупости. — Я сказал хватит. Его вины здесь н… Я не успел договорить, как вдруг почувствовал неслабый толчок и уже через секунду лежал на полу, кряхтящий от неудобства в перевязанных частях тела. — Мудак! — Заткнись, если не хочешь быть следующим. — Теперь я видел только начищенные туфли, но зато очень хорошо смог видеть жертву Мастера. — Ты давал мне слово, паршивец! Ты дал мне своё слово! Я застыл, восстанавливая хронологию событий. Течка, побег, бар, академия, феромоны, феромоны, феромоны… Я настолько сильно испугался своей реакции на близкого альфу во время течки, что сбежал в незнакомый бар, чётко желая, чтобы меня кто-нибудь побыстрее увёз в неизвестном направлении. Я что, спятил? — Я… — С широко распахнутыми глазами, из которых уже лились слёзы, я смотрел в пустоту, не в силах сказать хоть слово. — Господи, какой же я дурак, какой же я дурак! Дурак! Еле слышно я лепетал, осознавая, что Арсений был осуждён ни за что. Я вспомнил. Я ВСПОМНИЛ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ. — Арс… Арс… Арсений… — Я чувствовал, как в лёгких кислорода всё меньше и меньше, как меня душит совесть, как она наступает мне на горло и давит, бесконечно давит. — Я… — Перестань реветь. Я ненавижу слёзы, парень. — Мастер развернулся ко мне спиной, вновь возвращаясь к своей жертве. — Иван, принеси щипцы. Медицинское вмешательство сейчас считаю необходимым. Какими ещё своими частями он касался его? Нужно просмотреть камеры. Мы повыдёргиваем для начала из его рук ногти, потом пальцы, а затем я принесу топор и… — Пожалуйста! Прошу, перестань! Перестань! Я вновь взвыл, прижимая подбородок к груди, и если бы у меня были свободны руки, я бы закрылся ими, спрятался бы от этих страшных мук. — Ваня, это был приказ. — Мастер даже не дёрнулся, так и стоя высокой, темной фигурой, похожей на полупрозрачную тень. Мне вдруг показалось, что стоит он не только над мучеником, но и над всем городом, над всеми людьми, над… — Я сам пошёл за ним. Тут виноват только я, он просто подвернулся под руку. — Статная фигура шевельнулась и могучий торс сделал круг в мою сторону. Я не во время задумался над тем фактом, что Мастер хорошо поменялся: окреп, похудел и набрал мышечную массу… Впрочем, сейчас он напоминал больше опытного хищника, нежели простого потребителя. Это завораживало. — Давай поговорим, прошу. Без верёвок. На мое нескрываемое удивление, Арсений молча метнул рукой и брыкающегося альфу вывели из помещения, телохранитель вышел следом, хлопая дверью, отчего я болезненно поморщился. Теперь и воспринимать человека перед собой я должен был по-другому. Ведь от былого, странно постриженного и худощавого паренька, желающего найти себе достаточно интересную игрушку, не осталось и следа. На его месте стоял мужчина, действительно, сейчас его можно было назвать мужчиной, хотя бы потому, что чёрная дорогая рубашка сидела на нем чересчур хорошо, или взгляд умных глаз стал осознанным и строгим. Передо мной явно была лучшая версия Мастера. Этот разговор должен был состояться, я очень долго предвкушал его. Даже когда находился в стенах квартиры, по ночам вспоминая расплывчатый образ Арсения, а затем мгновенно засыпая и мучаясь целую ночь от кошмаров, я помнил. Всегда помнил. Мастер подошёл ко мне, а я не почувствовал никакой опасности или ещё негативных чувств, успокоившись. Его феромоны, ощущающиеся вблизи только вкуснее, притягивали, а не заставляли задыхаться или бежать. Хотя рассудок кричал именно об этом. Черт, чувак, тебе пора пораскинуть мозгами, ты чуток забываешься. Рядом с тобой отнюдь не премирный семьянин. И будто в подтверждение моим мыслям, в крепкой руке Мастера что-то блеснуло. Я увидел нож. — Нет… не-е-ет, нет, нет. — Затараторил я, мотая головой, насколько позволяло мое лежачее положение. Перспектива смерти не радовала меня именно сейчас. Я ещё не все выяснил. Может быть потом, немного позже. Но не сейчас! — Пожалуйста… Арсений приближался, а в моей груди все рухнуло и в момент, когда холодное лезвие коснулось кожи, я уже совсем ничего не хотел чувствовать. Но кроме опавших на пол верёвок и шаркания чужой обуви, я ничего не ощутил. Что это только что было? Разве не он собирался вонзить мне его в глотку? Открыв накрепко зажмуренные глаза, я уставился в голубые напротив, ведь Мастер сидел почти на коленях, чтобы увидеть мое перекошенное в смятении лицо. — Говори. — Взмахнул рукой Арсений, превращая своё лицо в белый безэмоциональный лист, наполненный только сухим морганием. — Иногда… раньше из тебя сложно было вытащить и пару стоящих фраз. Сейчас ты жаждал говорить. Говори, я слушаю тебя. Кажется, что брови не могли подняться в изумлении ещё выше, но брюнет только что сказал, что будет слушать меня. Спустя долгие годы, тяжелые, невыносимые годы для него он все ещё собирается слушать. Поразительное поведение. Но именно сейчас, словно по закону подлости, я не знал, что именно сказать ему. Множество бессонных ночей, в которых я миллионы раз прокручивал нашу возможную встречу и каждый раз я просыпался от неизвестной тревоги, так и не расслышав слов, что мы кричали друг другу. В голове стоял белый шум, а рука альфы начала подрагивать - и это был первый признак нетерпения. Имел ли я сейчас право испытывать терпение человека рядом? Однозначно, нет. — Мне тяжело начать. Слишком много я хотел бы узнать и рассказать… мне т-так жаль. — Всё, чего жаждут альфы - подчинения омег и контроль над ними. А я был не из глупых мальчиков, вы же знаете. — Спустя столько лет… я не смогу исправить всё словами, но зачастую за людей говорят поступки. Всё, что мне требовалось сейчас - максимальное расположение альфы, от которого зависима моя дальнейшая судьба. В его власти было мое дальнейшее функционирование в качестве живого предмета. Арсений не сводил с меня взгляда, а после заговорил, поняв, что продолжения не будет. — Ожидание сглаживает обиду - со временем острота чувств притупляется. Но я бы поспорил с этим правилом. Все в наших руках, Антон, понимаешь? Мое ожидание было в моих руках и только мне было дозволено распоряжаться им. — Он поднялся с колен и отошёл от меня, показывая свой угаснувший интерес к моей персоне. Нет! — У каждого действия найдётся его совершитель, как и на чувства, и вообще на все. Ничего ведь не неподвластно в нашем мире… Я приручил своё ожидание. И оно работало на меня, Антон. — Я поднялся с пола, чувствуя невыносимый зуд в тех частях тела, где была намотана веревка. Жесткий материал натер кожу и это доставляло боль, но сейчас я был ей рад как никогда. Она отрезвляла, словно щипалась за бок, чтобы мозг не смог войти в странный транс от монотонного низкого голоса, каждый раз выдергивая в реальность. — Имея в своём распоряжении бесконечное время за эти годы, я многое обдумал, знаешь. Срочно нужно было что-то предпринять, срочно прервать этот страшный монолог, который Мастер заготовил для меня. Мне совсем было неинтересно чем он кончится. — Почему? — Я тяжело дышал из-за скопившихся в груди эмоций. Они создавали давление не снаружи, а будто бы изнутри, раздвигая рёбра и выгибая их в другую, неестественную сторону. Так, например, возникнет похожее чувство, если вытянуть руки вперед, сложить их в замок и вывернуть ладонями вперёд, чтобы спина округлилась, а рёбра опустились. — Почему ты пришёл так рано? Я не успел отсчитать даже пяти лет. Конечно, мне было понятно, что все положенные десять Арсений сидеть не собирается, но надежда на спокойную жизнь ещё в несколько ближайших лет всегда тлела. По моим расчётам альфа не смел заявляться ко мне раньше, ведь я мог настучать властям теперь уже по-настоящему. Но как же я ошибался. — Ты спрашиваешь о моем раннем освобождении? У меня есть свои связи, как видишь. Но важно выяснить другое. — Он развернулся ко мне лицом, всё ещё держа руки в карманах брюк, что в высшем обществе считалось знаком некультурным по отношению к собеседнику. — Ты скучал по мне, Антон? Я уже осмысленно стоял на ногах, хоть те и подкашивались в слабости. Что-то разглядеть в чертах до шрамов знакомого лица мне никак не удалось. Мастер превосходно сошёл бы сейчас за восковую фигуру для музея. Ни единого намёка на микроэмоцию… Просто прелесть! — Ждал ли я твоего возвращения? — Мне не стоило смеяться или даже ухмыляться над его репликами, но я не удержался от гримасы, отдаленно напоминающей улыбку, но сильно схожей с оскалом. — Нет. Что ж, теперь альфе известно, что в комнате хищника два. Я чувствовал себя воодушевленным своим ответом. Честное признание из последних сил - то, ради чего стоило жить все эти проклятые четыре года. Ради этих эмоций и ради этого оскорбленного выражения на лице Арсения. Да, определённо стоило. — Я часто думал о тебе. — Вдруг признался брюнет в ответ на мое отрицание. И эти скачки эмоционального настроения напомнили мне былые времена, когда я ещё учился в академии. Когда Мастер бил меня по щеке, а затем ласково называл или нежно гладил по волосам. — В тюрьме мало чего поистине прекрасного и я часто проводил своё время в воспоминаниях. О, Антон, в моём дворце воспоминаний для тебя выделена даже не одна комната. Он пытается заставить меня почувствовать гордость за это? В чем состоит его план? Впрочем, каков бы он ни был, я явно не оставался в дамках. Ведь я боролся на его поле боя, здесь хозяином был отнюдь не я, здесь мне не позволят завоевать преимущество, во что бы то ни стало. — Отпусти того парня. — Сказал я как-то по-особенному тихо и устало. Возможно, я действительно устал от этого всего. — Он не имеет никакого значения в нашей истории. — Правда ли это так? — Сейчас Арсений приблизился ко мне, всматриваясь в лицо. — Больше всего я стал презирать грубость. Я уверен, что этот парень посягнул на чужое. Это довольно… грубо. Посягнул на чужое? Оу, вот это действительно звучит грубо. У меня зачесались пальцы от того, как сильно мне захотелось запрыгнуть на альфу с ногами и впиться в его крупные голубые глаза ногтями, чтобы глазные яблоки вдруг оказались у меня между пальцев и навсегда потеряли свою функцию. Это то, чего я желал сейчас больше всего, стискивая кулаки, чтобы случайно не исполнить желаемое. — С самого детства нас учат избегать конфликтов, по мере возможности, конечно. С возрастом стандарты меняются, но шаблонные правила так и остаются нетронутыми. Убирать за собой посуду дома, выкидывать мусор в мусорное ведро на улице или уверенно пожимать руку при встрече с приятелем или старшим человеком. Всё это так или иначе пришло из детства, в котором нас учили тем или иным простым, но очень важным вещам. — Говоря это, я продвигался маленькими шажками сначала вперёд, потом немного в бок, неумолимо приближаясь к двери. Важно было двигаться хаотично, чтобы Мастер, увлёкшись моей тирадой, не заметил ничего подозрительного в моих перемещениях. Один вперёд, ещё один вперёд, один в бок. Вперёд, ещё вперёд, один вбок. — Имею в виду, что поведение многих складывается и сказывается только из-за одного правила, которое они напросто заучили в детстве. Надо сказать, довольствуясь такими опрометчивыми действиями в виде запланированного побега, я зачастую забывал о самом важном. Я - омега, а напротив меня сейчас стоял настоящий чистокровный альфа, готовый в любую секунду среагировать на мой выступ. Всё-таки я довольно редко вспоминал о своей сущности и, возможно, в этом заключалась моя проблема. Я не понимал себя, а потому не мог понять его. Неужели это осознание настигло меня только сейчас? — Считаешь, что грубость в нас тоже взращивают родители? — Арсений не отрывал от меня дикого взгляда и только сейчас я разглядел в этом взгляде настоящий голод. — Любое яблоко, падающее с дерева, упадёт в каком-нибудь радиусе от его кроны. — Я неумолимо приближался не только к двери, но и к самому альфе. Его запах, такой знакомый и будоражащий разум напоминал запах прошлого. Прошлого, от которого веяло тяжестью и тошнотворной серостью. Чем ближе подхожу, тем сильнее запах въедается в ноздри и щекочется, заставляя сморщить нос. — Оно никак не окажется на несколько метров дальше этой кроны, верно? Это простая физика. — Судя по всему альфу всё же насторожила моя неожиданная разговорчивость, так что он сам сделал шаг в мою сторону и вот уже между нами всего навсего оставалось несколько вытянутых рук. — Среди людей же есть генетика и инстинкты. Так вот, это то, что я хотел сказать. — Этот парень действовал на инстинктах? — Вздернутая бровь Арсения говорила только о том, что он разбил свою маску безразличия и восстановить её теперь будет очень сложно. — Альфы крайне неосторожны в этом плане… — Голубоглазый наклонил голову вниз, он злился, а потому я поспешил исправиться. — Но всё-таки намного опытнее омег. Мускулистые плечи альфы расслабились, он слишком легко повелся на эти разговоры. Я силился, чтобы победно не улыбнуться. Четыре прожитых года в кошмарах, являющихся неотъемлемой составляющей моих снов, и отягощенных мыслей, доставляющих только головную боль, да и только - я помнил каждый прожитый день. И всё, что я желал сейчас, это вонзить свои зубы в лицо напротив и откусить от него кусок побольше, самолично изуродовать это смазливое личико. Жесткость омегам не шла, но я всегда отклонялся от обычных норм. — Мы не рождены в первом веку, Антон. В любом случае, любой несёт ответственность за свои слова и действия, не зависимости от пола. — Брюнет больше не сжимал кулаки, теперь его руки покоились вдоль бёдер неподвижно. — Он понесёт свою ответственность, которую должен понести. Через огромные силы я проигнорировал его слова об «ответсвенности». Мастер успешно раздавал наказания, кем же он себя возомнил? Богом? Всевышним? Властелином? — Что же касается меня? — Больше я не решался делать шаги к двери, но это было вызвано только тем, что прямо напротив меня встала почти двухметровая преграда в виде вооруженного альфы-садиста. — Каковы твои планы на мою персону? Или ты предпочитаешь скрытность? Я точно был уверен в том, что свобода мне больше не светит. Арсений вышел из тюрьмы раньше положенного, терпеливо отсиживался в тени, ожидая моего прокола, и, когда я его совершил, тут же выловил меня. Словно паук, оплётший своей вязкой паутиной всю комнату и тихо затаившийся в самом ее углу, выжидая, пока кружащая муха всё-таки заденет крыльями нити и тогда тот вонзит в её тело свои острые зубы и выпьет до дна. Бесполезно было дергаться - я уже был в его хищных лапах. — Я не желаю тебе зла, Антон. — Вдруг признался альфа, смотря на меня самым открытым взглядом, на который только был способен. — Причиняя вред тебе, я причиняю его и себе. Но ты должен понимать, что я не совсем добро настроен, после этих довольно долгих лет, за которые я много чего обдумал. — Немного он помолчал, впервые разрывая зрительный контакт. — С моей стороны, думаю, должны прозвучать извинения. Я прошу у тебя прощения, Антон, за то, где мог показаться тебе излишне груб. — Что же хочет этот монстр? Зачем он говорит мне все эти больные слова? — Тебе самому выбирать прощение, ведь оно может выражаться в любых формах. Как никогда вовремя я подумал об убийстве. Смог бы я простить Арсения, убив его? Причём не доставив ему лёгкую смерть от пули или веревочной петли, нет. Это была бы слишком простая, слишком лёгкая для него смерть. Такой смерти он не заслужил. Хорошенько вырезав на его теле своё имя где-нибудь на животе, задевая внутренние органы, а затем, вывернув наизнанку руки, запихнуть их в окровавленный рот с плоскими губами, предварительно выдавив большими пальцами эти маячащие ярко-голубые глаза, так, чтобы услышать хруст. Пожалуй, тогда бы я простил его, услышав этот самый хруст. — ..он? Антон! Кажется, я слишком погрузился в грезы об убийстве своего Мастера. — Может быть, так легче. — Я всё ещё смотрел в одну точку, широко распахнув глаза в задумчивости. — Может быть, так лучше. Две секунды я дал себе на раздумывание, а затем дёрнулся, обогнув крупное тело и побежал к двери как можно быстрее, припоминая, услышал ли щелчок после того, как за этой самой дверью скрылись Ваня и избитый альфа. Сердце заколотилось в глотке, норовя вывалиться прямо на пол, но я был рад своей запоздалой реакции, ведь если бы я волновался перед действиями, я был бы совершенно бесполезен. Но свою бесполезность я ощутил секундой позже, когда тяжёлая рука опустилась мне на шею сзади, больно сдавливая. Я заныл, разворачиваемый альфой к нему лицом. Спиной я ощутил холод металлической двери и это, пожалуй, меня отрезвило. Или спасло. — Пусти! — В глазах напротив была уже не голубизна, там была самая настоящая буря, затаскивающая за собой в эту морскую пучину на самую глубину, откуда сделать глоток родного воздуха было невозможно. — Отпусти меня! Отпусти! Страх. Мне страшно. — Если я отпускаю тебя, ты начинаешь бежать. В чем твоя идея, милый мальчик? — Хриплый от ярости, закипающей внутри сильного тела, голос говорил тихо, но оттого только страшнее он звучал. Не выдержав давления, я содрогнулся в позывах начинающейся истерики. И что-то в лице напротив переменилось, а хватка на шее ослабла. Но это не помогло мне. Я издал прерывистый всхлип, обессилено опуская руки по швам и зажмуриваясь. Воздух перестал поступать в лёгкие - я задыхался. Не могу дышать. Не могу дышать. Не могу. Я НЕ МОГУ ДЫШАТЬ. Звон в ушах заглушал все остальные звуки, я ничего не видел, не слышал того, что принялся говорить мне Мастер, но четко чувствовал его руки у себя на лбу и челюсти. Он держал мою голову, что-то говоря мне почти на ухо, но я никак не мог разобрать. В голове мелькала только одна мысль: я задыхаюсь. Чужие руки переместились на затылок и оттянули пряди вместе с головой, которую пришлось запрокинуть. Я все ещё делал попытки глотнуть воздух и мало помалу у меня это получилось. В этом глотке явно чувствовались феромоны альфы, которые тот выпустил в попытке усмирить мою паническую атаку. — Антон. Посмотри на меня. Посмотри. — Теперь шум в ушах рассеивался, словно серые тучи, освобождающие чистое небо после хорошего дождя. Я слышал знакомый голос совсем близко. — Открой глаза, Антон. Посмотри на меня. Феромоны помогли, я принялся дышать учащенно, но дышать. Первые вдохи отозвались болью в солнечном сплетении, а затем сухостью в горле, но я наплевал сейчас на эти факторы, всё чаще вдыхая приятный, успокаивающих аромат вокруг. Глаза я действительно открыл, встречаясь с ясным голубым взором. Гроза прошла, выглянуло солнце. — Ты в безопасности, Антон. С тобой всё в порядке. — Проговорил он внушительным тоном, тронув мою щеку, по которой скатывалась прозрачная слеза. — Ты слышишь меня? Я изобразил кивок, прекращая заглатывать воздух, теперь уже спокойнее дыша, но начиная трястись от пережитых чувств. Альфа смотрел в мои зелёные глаза, поглаживая светлые кудри, а потом подтолкнул вперёд и я уткнулся носом в основание шеи, где запах феромонов чувствовался особенно сильно. Одна рука осталась в моих волосах, не переставая массировать затылок, а вторая переместилась на плечи, обхватывая их поперёк и прижимая ещё ближе. Я не поднимал рук, но и не отстранялся. Мне больше некуда было идти, больше некому было меня обнимать. В моей дрянной жизни остался только он. В моей жизни остался только Мастер. Случилось то, чего альфа добивался все эти бесконечные годы. На удивление я спокойно осознал этот неизменный факт, прикрывая глаза в тёплых объятиях. Арсений молчал вместе со мной, прижимаясь щекой к моей макушке и я не видел его лица, но вполне себе представлял нахмуренные брови и задумчивый взгляд, направленный вперёд. — Извини. — Хрипло произнёс я, не отстраняясь, говоря куда-то в тёплое плечо брюнету. — Я не хотел убегать от тебя. Сейчас я поверил в искренность его успокаиваний, а потому решился ответить той же искренностью. Арсений на секунду замер с рукой в волосах, но затем снова возобновил хаотичное движение. Он молчал, не желая прерывать мой монолог, который я добровольно начал. — С недавних пор… с тех пор, когда мы последний раз виделись в академической комнатке, я начал ценить свободу. — В нежелании отстраняться от источника приятного, успокаивающего запаха, я тяжело вздохнул, касаясь носом плеча Мастера. — Я обрёл что-то ценное, что-то новое, то, что я давно искал, но никак не мог получить. Это что-то и было свободой. За эти четыре года я в полной мере осознал её силу. — Всё-таки мне пришлось подняться с Арсения, на которого я облокотился и взглянуть в знакомое лицо, чтобы получить полную реакцию на свою следующую реплику. — Уехавав однажды, есть шанс больше никогда не вернуться назад. Я больше не смогу быть запертым. Понимаешь? Лицо, на котором я ожидал увидеть гамму эмоций, оказалось нечитаемым. Рука в волосах ослабла, а та, что была перекинута через плечи, оказалась на предплечье, невесомо поглаживая его. Я вдруг понял, что не чувствую омерзения к прикосновениям альфы. Совсем даже наоборот. Голубоглазый мужчина молчал, смотря на меня и это была худшая черта его характера. Молчаливый диалог - вот, что предлагал мне мой Мастер. Но вот бледно розовые губы дрогнули и он тихо заговорил. — Удивительная вещь. Ты пытаешься сделать то, что было сделать не по силам ни одному квалифицированному психотерапевту. Изменить меня? Ты действительно веришь в то, что люди меняются? — Я уже изменил тебя, Арсений. — На его чистом лице проснулись глаза, которые показались мне будто ожившими на этой восковой фигуре. — Также, как и ты изменил меня. Сами мы никогда не меняемся, нас меняют люди рядом с нами. На минуту я отвёл взгляд, задумываясь. Действительно ли мог Мастер отпустить меня? После того, как я увидел его, после моих выпадов и, в конце концов, альфы из клуба, которого я почти спровоцировал, желая поразвлечься. С прекрасным успехом сразу после выхода отсюда я смог бы заявиться в полицейский участок и доложить о сбежавшем альфе, но у меня не было никакой гарантии на то, что у монстра передо мной не было связей с синими фараонами. Также, как и уверенности в том, что хоть кто-нибудь останется жив после попытки поймать его самого или его людей. Нет, полиция тут точно была бессильна. Но даже если брюнету придёт в голову милосердие, то всё, что он сделает, это выпустит меня из этой темной комнаты. Я правильно выразился, именно выпустит. Но не отпустит, он уже никогда не отпустит меня. Его люди в черных рясах и тонированных очках будут случайно появляться в магазинах, недалеко от дома, куда я хожу, или на работе в соседних зданиях неожиданно появится новый сотрудник, а затем, как бы по случаю, перейдёт в наш отдел, или темным вечером, когда я буду идти с корпоратива, темная тень будет преследовать меня до самой двери квартиры, но сколько бы я не оборачивался, никого позади не окажется, или… Вообщем, никакой из этих раскладов мне не нравился, а картёжники в таких случаях довольствуются сменой неудачного пасьянса. Хотел бы я быть картежником. По лицу Арсения можно было понять, что тот тоже думает, но мысли наши сходились рёбрами только в одном поле. И поле это было слишком зыбким для пешеходов. — Хорошо. — Совсем тихо, как-то ослаблено проговорил Мастер после довольно долгого молчания и отступил на шаг назад. — Ступай. — Ты… ты отпускаешь меня? — Ошалело переспросил я, только для того, чтобы альфа пояснил свои намерения. Чисто ли его слово? — Да. — Арсений казался мне чересчур задумчив, нет, он был грустен. Арсений выглядел грустным! Но что-то ещё в его затвердевшем выражении лица застыло, такое, что я никак не мог прочесть. — Я даю слово, что оставляю тебя в покое. А теперь ступай. Он сам развернулся, уходя в глубь комнаты и я еле сдержался, чтобы не окликнуть его, в недоумении рассматривая широкую, удаляющуюся спину. Запах феромон, которые тот унёс с собой тут же стал рассеиваться и мне стало тоскливо. О чем же я думаю?! Монстр, мучавший меня в прошлом, доставший в настоящем, сейчас добровольно выпускал из своей клетки, а я смел тосковать? Потряхивая головой, чтобы выбить из неё глупую мысль о Мастере, я осторожно взялся за ручку двери, которая, на мое удивление, поддалась. Уже спустя три минуты я вышагивал по асфальтированной дорожке, ведущей к высоким воротам, ограждающую частную территорию. Все ещё ощущая себя, будто во сне, я не верил всему, что происходит. Я живой! Живой и невредимый свободно выходил из дома Мастера, который почти не тронул меня. Когда я миновал ворота, на улице погас один из фонарей, стоящих вдоль тротуара, и вместе с уходом света на участке, по которому я шагал, я ощутил вдруг незащищённость и мелкий холод. Стараясь не оборачиваться назад, я побежал со всех ног вперёд, почти не разбирая дороги, и хлынувшие из глаз слёзы не успевали задерживаться на щеках, размазываясь по воздуху, вливаясь с ледяным ветром, как совсем недавно я и хотел. Но причина этих слез была мне отвратительна.