Когда, изнемогши от муки, Я больше ее не люблю, Какие-то бледные руки Ложатся на душу мою.
И чьи-то печальные очи Зовут меня тихо назад, Во мраке остынувшей ночи Нездешней мольбою горят.
И снова, рыдая от муки, Проклявши свое бытие, Целую я бледные руки И тихие очи ее.
Николай Гумилев
***
Как передо мной очутилась наполовину выпитая бутылка с виски, я не понимал. Только смутные воспоминания о магазине, в который я вошёл и схватил то, что давно уже хотел почать, но работа не позволяла такой роскоши. Сейчас, смотря на полупустую бутыль, я чувствовал, что нужно начать искать приключения. На пьяную голову лучше всего придумываются интересные идеи, это я усердно практиковал. Димка сегодня ушёл в ночную смену, а часы показывали двенадцатый час. Я лениво поглядел на одинокую бутылку хорошего виски, решая, что пора собираться. Омеги, будучи слабым полом, всячески старались выглядеть как можно более женственно, подкрашивая лицо или надевая женские парики, чтобы отдать образу хрупкости и беззащитности. Я с большим энтузиазмом, или это говорил во мне алкоголь, распахнул шкаф, увлеченно созерцая полки. Я уже говорил, что на пьяную голову приходит множество идей? Спустя какое-то время я обнаружил себя около постели, на которой лежало несколько вещей. Думал я совсем не долго, вскоре представая перед зеркалом во весь рост. Я отдался в лапы алкогольному опьянению, которое теперь было надо мной во власти. И в зеркале я увидел довольно стройную высоченную фигуру в… платье. Обтягивающее чёрное платье с громадным угольным вырезом на груди и спине. Вырезы настолько были длинны, что достигали солнечного сплетения, а на спине открывали лопатки и позвоночник. Очень красивое платье хорошо село на телосложение омеги, который в последний раз окинул все тело томным, немного мутноватым взглядом. Усевшись у зеркала, я принялся приводить в порядок и лицо. Выбелив пудрой видимые части тела, я вдруг вспомнил о ярко-красной помаде, лежавшей в тумбе вместе с тушью. На мою нетрезвую голову сложно было вспомнить, откуда у нас с Димкой имеются такие вещи, но я особенно и не старался. С максимальной старательностью я накрасил ресницы в два слоя, чтобы образ давал своё. Последним штрихом стали губы, которые я хорошенько обвёл красной помадой, теперь смотря на себя в зеркале. Наскоро написав соседкам по квартирам, я сумел организовать себе еще и туфли. Сейчас меня не волновало мое неумение ходить на каблуках, наверняка, это говорил во мне алкоголь, но очень радовала омежья сущность, которая позволила мне влезть в женский размер каблуков. Брызнувшись усилителями природного запаха, я вызвал такси. Вообще, я не пью в одиночестве, но за последние несколько лет я знатно отошёл от своих стандартов и не только в алкоголе. Отсутствие Мастера в моей жизни на потребу моей чёрной душе должно было делать мне хорошо, я почувствовал свободу, почувствовал уединение и беспомощность в самых полных спектрах. Только после этого опыта я осознал, что омегам нужен уют, нужно тепло и защищенность, которые мог предоставить только альфа. Но когда я убедился, что другие альфы меня не привлекают, мне действительно стало грустно. От того, что с корабля, на котором я плыву долгие годы, никуда не деться. И все ложные порывы за борт или в шлюпку - были лишь иллюзией обмана, я сам частенько себя обманывал. На самом деле я никогда не сходил с этого судна, я, кажется, проклят. Такси подвезло меня, и когда я вошёл в клубное помещение, то с ужасом обнаружил, что приехал именно в тот клуб, где мы виделись с Мастером в самый последний раз нашей академической жизни. Я тогда так глупо надеялся бежать от альфы, от наступившей течки, что готов был бросаться на первую попавшуюся крепкую шею, которая посадит меня в авто с тонированными стёклами и увезёт в закат. Но вот только главного на тот момент я так и не понял: от самого себя убежать невозможно. Или эту смелость на меня навлёк алкоголь, или я действительно ничего не чувствовал, но уже спустя пять минут я слегка пританцовывал в компании нескольких молодых альф, от которых несло чересчур мускусными ароматами подходящего гона. Альфа во время гона страшен, а ежели ты не являешься его омегой, тогда он будет вдвойне страшнее и жёстче. Я с опаской поглядывал на них сквозь полуприкрытые ресницы, думая о том, что неплохо было бы отойти в уборную. Басистая громкая клубная музыка отдавала вибрацией по полу и стенам, а светодиодные фонари, снующие по каждому второму лицу, кружили голову. Я вышел из двери, ведущей в этот громадный шум, и прошёлся по маленькому коридорчику, попадая в уборную. Здесь почти никого не было, если не считать нескольких омег, что толпились в углу, о чём-то шепчась. Их можно было понять, довольно в большом пространстве, набитом голодными альфами, они чувствовали себя не совсем комфортно, но это сугубо их выбор. Они обернулись на цокание моих каблуков, но вскоре снова заговорили между собой. Я отошёл к зеркалам и раковинам, немного поправляя стряхнувшуюся тушь и вымывая руки с мылом. Какой-то особенно невежливый альфа хватал меня за кисти, пытаясь увести в середину танцпола, но я увернулся, так что теперь руки мерзко пахли чужими феромонами. А вот я пахнул очень хорошо. Мой природный нежный запах омеги усилился за счёт распылителя, который я брызнул себе на волосы и шею. Так, теперь в этих местах особенно сильно слышался прекрасный аромат. Вдохнув сильнее, чтобы почувствовать себя, мои глаза вдруг расширились. В запахах мыла, которым я вымыл руки, нескольких сладких, идущих от омег со мной в одном помещении, я уловил его запах. Совсем мимолетно, даже меньше секунды, но я не смог бы перепутать его с кем-либо еще. В попытках понять, что же это было, я вдохнул ещё и ещё. Но больше это не повторилось, и тогда я открыл кран, выкручивая его на ледяную воду. — Идиот, Антон. Идиот. Повторил я шёпотом, осторожно умывая щеки и лоб холодной водой. Одержимость Мастером довела меня до настоящих галлюцинаций. Начиная видениями в зеркалах, заканчивая ложными запахами. Я уже говорил, что это не должно кончиться хорошо? Возвращаясь на танцпол, мне уже не особенно хотелось танцевать. Я смотрел на пьяные тела, движущиеся в такт музыке, на чужие нелепые подкаты и чересчур разукрашенных дам. Всё это мне показалось каким-то чуждым, неприятным и скудным, я вдруг почувствовал, что трезвею. Чувство веселья и легкости испарилось, на их место возникли странная серость и даже усталость. Лениво переводя взгляд с танцпола на барную стойку, я не нашёл ничего привлекательного для себя. На балкончике, где я стоял тоже были люди, некоторые из них оглядывались на меня. Я уже перестал обращать внимание на эти взоры, ведь то, как я выглядел, мое телосложение и рост не могли не привлекать. — Привет! — К перилам, о которые я облокачивался, подошёл молодой парень, с виду не больше лет двадцати пяти. Он не выглядел слишком накуренным или пьяным, но явно смелым. Я повернулся к нему корпусом. — У тебя не устали ноги? Я посмотрел немного на эти каблуки и мне сразу стало тяжело. — Совсем нет. — Я улыбался и видел улыбку в ответ. — Ну, слегка. — А ты чего один? Так много людей вокруг, невольно выделяешься. — Должна быть в женщине какая-то загадка. — Я легко рассмеялся и парень тоже улыбнулся краем рта, не сводя с меня взгляда серых глаз. — Мне не нравится здесь, если честно. Я планировал уезжать. — Слишком тухло что ли, я тоже это заметил. О, меня сегодня особенно раздражает диджей. В прошлые выходные нам повезло, он… Парень о чём-то болтал, махая рукой, а я вдруг перестал вслушиваться его реплики на полуслове, уходя в невеселые думы. Незнакомец сказал о том, что я выделяюсь на фоне других своим одиночеством и, черт возьми, он попал в нужную точку. Я действительно был один, настолько один, что если бы вы не знали как пахнет одиночество, то, пожалуйста, вы всегда можете пройти мимо меня. Уверяю вас, вам не понравится это нисколечко. Меня поразил тот факт, что я всегда стремился находить себе компанию, в которой мне было бы комфортно, где я бы чувствовал безопасность. Но по итогу я остался один. Омега одиночка - красная тряпка для невежливых альф и слабое звено в глазах общества и даже в своих собственных. — …ушаешь меня? — Да, да. Парень снова оживился, всё рассматривая меня с ног до головы. — Как зовут-то тебя? — Сёма. — Определённо не стоило называть своего имени незнакомому из клуба, тем более альфе. Или я слишком осторожничаю? — А тебя? — Мэттью. Очень приятно. — Он протянул мне руку, и я пожал ее, смотря в серые глаза. — Ты собирался домой? Я на машине, могу подбросить тебя. Уже через две минуты я вышагивал по тротуару к незнакомой машине с незнакомым альфой. Спросите, что у меня в голове? Я тоже задаюсь этим вопросом. Я ничего не исключал из своего странного поведения после издевательств Мастера. Ведь он знатно подпортил мне психику и эти гигантские скачки от скрытия настоящего имени до согласия сесть в чужую машину, я оправдывал только этим. Нет, это не сумасшествие, ведь я не видел призраков и не говорил с голосами в голове, нет. Но определённо со мной что-то происходило и что-то определённо нехорошее. Дойдя до чужой машины, мне стало ещё хуже. Мир словно угас, померк, стал иметь сероватую дымку, что застилала взор. А я сквозь неё пытался разглядеть лицо своего нового знакомого. На меня вдруг напрыгнула депрессия, садясь мне на шею и сжимая ногами мое горло, сдвигая их в крест. — Э-эм… ты, ты только не пугайся, ладно? С нами будут мои друзья, им просто тоже по пути. Ты не против? Я так и не посмотрел на лицо Мэттью, послушно залезая в авто и тут же прислоняясь лбом к холодному окну. Мне вдруг показалось, что по мне бьет горячка, мне стало невыносимо жарко. Парень сел рядом со мной, за водителем, а спереди сидели ещё двое альф, с которыми я обменялся сухими приветствиями. Возможно, я слабо понимал, в какую ловушку затащил меня Мэттью, но это было только из-за моего паршивого состояния, которое не желало отпускать мои плечи и душу, вцепившись похлеще клеща. Я на секунду повернул голову в салон, замечая, что парень подсел ко мне чуть ли не вплотную, оказывается разглядывая меня всё это время. Я покачал головой, смотря глаза в глаза. — Ну что же ты? — Теперь мне его улыбка не казалась милой, она показалась мне страшной. — Ты боишься меня? Нет, не стоит. Но в противовес его словам на мою ногу опустилась его довольно крупная рука. Я дёрнулся, как от огня, ударяясь о ручку двери машины. Парень был силён, в нём говорила натура альфы и натренированность мышц, все это вмиг напугало меня. Я посмотрел в серые глаза и больше не увидел в них прежнего цвета, теперь они имели чёрный, глубинный окрас, что выглядело крайне жутко. — Что ты делаешь? — Я ледяным тоном старался остановить руки, лезущие под платье, но он был сильнее этого льда. — Ты сел в машину с альфами, поступки всегда говорят сами за себя. — Мэттью опустил взгляд с моего лица на мой вырез, цепляя его пальцами и оголяя плечо. — До чего же красивый мальчик. Я позорно пискнул, отталкивая чужие руки от своего тела. В голове пульсировало одно: беги, беги, БЕГИ! Но крепкие жилистые кисти снова ухватили меня, на этот раз за шею, пытаясь ткнуть носом в обивку сидения, но я тоже без дела не сидел. Изловчившись, я просунул руку вперёд, попадая по лицу альфы, сидящего передо мной. Я ткнул пальцем ему в глаз, слыша вой. — Ах ты мелкая тварь!!! Он повернулся ко мне, но ему мешало сидение, за которым я спрятался. И все равно он сумел просунуть руки ко мне, одну из которых я схватил зубами, сжимая со всей силы и слыша хруст жил. — А-А-А-А!!! На языке я тут же почувствовал металлический вкус, чужая кровь стекала по подбородку и капала на оголенные ключицы бордовыми каплями. Мэттью с силой ткнул меня носом в жесткую обивку сидения, из-за чего на секунду у меня зазвенело в ушах. Кровь из разбитого носа пошла сама собой, но я уже не обращал на неё внимания, переключаясь на наглого альфу рядом. Цепкой рукой, я дотянулся до чужого паха, хватая его и сжимая с такой силой, на которую был способен. Мэттью тут же отпустил меня, взвывая и хватаясь за раненую область. — Ублюдок! Ты мелкий ублюдок!!! Я, не желая выяснять, кем ещё меня нарекут за сегодняшнюю ночь, вздёрнул скрючившегося альфу за волосы, ударяя кулаком ему по горлу. Мэттью отнял руки от паха, пытаясь цепляться за горло, но больше стараясь глотнуть воздуха. Пока я справлялся с альфой рядом с собой, мне в скулу прилетел тяжёлый кулак с большим гравированным кольцом, которое проехалось по нежной коже, раздирая ее. От второго удара я увернулся, чувствуя царапину на щеке, тоже начинающую кровоточить. Подняв ногу я сумел попасть каблуком в особенно мягкую часть лица альфы на пассажирском, а затем открыл дверь, на полном ходу вываливаясь из машины под благие маты водителя, который пытался одной рукой восстановить дыхание Мэттью. Как только я почувствовал, что больше не качусь по жесткому асфальту, я принялся вставать. В ушах звенело, лёгкие содрогались при попытке вдохнуть и отдавались болью, скулу жгло так, будто к ней приложили разгоряченный паяльник, а нос я попросту не чувствовал. Но кое-как содрав с себя каблуки, которые прижал к груди, я рванул вперёд. Не разбирая дороги, только дальше, дальше от этой проклятой машины, я побежал, обдирая ноги об каменистую дорогу. Несмотря на боль, которую чувствовал сильнее обычного, я перебирал ногами. Мною двигали инстинкты, которые орали об опасности позади, потому, я не останавливаясь бежал, бежал, не оборачиваясь и не разбирая своих чувств. Когда же дыхания стало не то, чтобы не хватать, я не мог совершенно вдохнуть, я остановился. Издавая булькающие звуки и делая глотки воздуха, я пытался отогнать паническую атаку, скрутившую мне горло жестким прутом. Сцена насилия могла повториться во второй раз, но сегодня я был везунчиком. Спустя несколько секунд, мне удалось сделать первый полноценный вдох, вместе с которым пришла и боль. Кажется, меня лихорадило, ведь голова была горячее раскалённой печи, а перед глазами норовило потемнеть на долгое время. Но я уперто держался, измазанный своей и чужой кровью, обессиленный, но жаждущий конечной точки этой проклятой ночи. Так паршиво, как сейчас, я не чувствовал себя наверное никогда. И дело было не в нескольких ссадинах, больше моральное издевательство, повторившееся вновь, как чертово колесо обозрения. Я один, и эта приключившаяся ситуация только лишний раз доказала мне, что я действительно один. Я постоял за себя сам, выиграл этот нелегкий бой, но сколько ещё таких боев меня ждёт на пути? Хватит ли мне сил на эту одиночную борьбу? Устав в конец бесконечно брести в никуда, я достал смартфон, который сумел хотя бы сохранить при себе. Но вот падения из машины он не пережил, теперь дисплей украшало несколько особенно огромных трещин. Я поднёс телефон к лицу, рассматривая в чёрном экранчике свою физиономию. От слез потекла тушь, размазываясь по щекам чёрными разводами, красная помада была наполовину смазана и перемешана с кровью, сочащейся из щеки, так что половина лица была окрашена алой смесью, на фоне которой выделялись худые скулы и острый нос. Под носом образовались засохшие струйки крови, которую я уже не пытался оттереть, а глаза… Глаза выражали океан эмоций, который готов был в любую секунду выйти из берегов. Но я упрямо зажмурился, не желая видеть себя, такого жалкого и побитого. Ещё пройдя с сотню метров, телефон не издал никаких положительных сигналов. В этой глуши не было сигнала, чертова точка социальной связи была отсюда в нескольких километрах. Не успел я хорошенько разозлиться, как позади показался белый свет от фар. Я продолжал медленно плестись, рассудив, что, либо мимо меня проедут по своим делам, либо спросят о помощи, либо зарежут и закопают в этом самом лесу, что тянулся по правую и левую стороны от дороги. Шорох шин приближался, а в моей груди разгоралась надежда вперемешку с диким страхом. И авто встало, совсем неподалёку, но я точно разглядел на асфальте больше не пляшущий из-за движения свет, а звук мотора стал будто бы тише. Я хотел было обернуться и сам попросить о помощи, сыграть на опережение, но на мои плечи опустилось… пальто? А после я развернулся, больше не в силах стоять на ногах самостоятельно, и упал в руки к тому, от кого всю свою гребаную жизнь бегу, спотыкаюсь, падаю, пропадаю, но бегу. Знакомые большие руки тут же обхватили мое обессилевшее тело, прижимая к своему тёплому и приятно пахнущему. Арсений прислонился носом и щекой к моему виску, размерено шумно дыша мне почти на ухо. И без слов я принялся рыдать, сначала хныкая, а потом во все горло, навзрыд. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — Я проговаривал сквозь слёзы, ударяя по груди Мастера слабой рукой. — Почему ты позволил им? Почему ты им позволил сделать это?! — Я почти кричал, понимая, что альфа мог придти и раньше, ведь теперь мне было известно, что в клубе галлюцинаций в виде его запаха у меня не было. Арсений действительно был в клубе. — Я ненавижу тебя!!! — Я снова зашёлся в плаче, а альфа только крепче схватил меня, не давая даже шевельнуться в его крепких руках. Он молчал, терпеливо ожидая окончания моей истерики, и когда я стал утихать, он принялся легонько покачиваться из стороны в сторону, будто убаюкивая. Я устал чувствовать одиночество, я устал от ежечасных страданий и издевательств общества, я всего-лишь устал. Надрывно вздохнув, я заскулил, как новорожденный щенок, прижимаясь к Мастеру сильнее и почувствовал, что рука со спины переместилась в волосы, на затылок, поглаживая его в знаке умиротворения и защиты. Я зарылся холодным носом в воротник одежды альфы, наверняка пачкая ее своей кровью, но почему-то не сильно заботясь сейчас об этом факте. — Не оставляй меня. Не оставляй меня одного. — Я почувствовал капли, снова потекшие по щекам и вздрогнул всем телом. — Пожалуйста, не оставляй! Вторая рука, державшая талию, поглаживала меня по спине, успокаивающими движениями даруя чувство тепла. Мастер оторвался от моего виска, зарываясь носом в мягкие кудри, откуда запах омеги был особенно стойкий. А потом я поднял голову, всматриваясь в такие до боли знакомые голубые глаза, в ответ смотрящие на мое изуродованное лицо. Я почувствовал досаду и неловкость, Арсений смотрел на весь этот ужас, что произошёл со мной, точнее, на его последствия, и мне стало противно от того, что он видит меня в таком состоянии. Я захотел отвернуться, но альфа вдруг наклонился ниже и здоровой щеки коснулись мягкие губы, совсем осторожно дотрагиваясь до нее. Я задрожал. От чувств, давно позабытых, но тех, что всегда вызывал во мне Мастер, от озноба, что усилился в эту секунду, и желания оказаться где-нибудь в тепле, но лишь бы альфа был рядом. Мастер молчал, он не проронил ни слова с начала нашей встречи и это было слишком заметным, я кожей чувствовал его молчаливость. Всё ещё чувствуя фантомом касание губ на щеке, я потянулся руками к шее, обвивая ее и вдыхая запах альфы с груди и шеи. Чужой нос пропал с макушки и рука тоже исчезла, а в следующую секунду я был поднят на руки, на крепкие, знакомые руки. Не сопротивляясь, я прильнул к плечу альфы, стараясь держать глаза открытыми, но это получалось ровно до того момента, пока Мастер не сел в темный салон дорогой авто, так и оставляя меня на своих коленях, словно тряпичную куклу. — Я рядом. Шёпот на ухо, который я еле успел уловить. Когда я убедился, что теперь мое тело в полной безопасности, то наконец-то закрыл глаза, так и прижимаясь к тёплому телу альфы у себя за спиной.