◉──────────◉
— Плифет, Цзя Чэн! — пролепетал Вэй Усянь, влетев в квартиру. Ваньинь высунулся из-за ноутбука и недоуменно спросил: — Неужели Боги услышали мои молитвы и у тебя от пошлятины и матерщины язык отсох? — Хе, неть, — столь же невнятно отозвался Вэй Ин. — Агрессивный любовник за язык покусал? — продолжил язвить Цзян Чэн. Усянь не стал дожидаться новой догадки брата по поводу его загадочной шепелявости и поспешил явить на свет её причину, высунув язык. Блестящая бусинка, украшавшая его центр, расставила всё на свои места. Завидев прокол, Цзян Чэн недовольно нахмурился и холодно поинтересовался: — Ну, и зачем? Вэй Усянь опешил. Вот от кого он ожидал осуждения меньше всего, так это от младшего брата. Сейчас, со строго сведёнными бровями, Ваньинь поразительно был похож на свою мать. Впервые хищный опасный взгляд Цзян Чэна вызвал у Вэй Ина страх. Обычно же при виде своего грозного котика Усянь внутренне мурчал от удовольствия. — Минеть луфе буит, — силясь изобразить похотливое лицо, пояснил Вэй Ин. Но с такими сильными дефектами речи, как сейчас, это не звучало пошло или сексуально. Комично. — Чё? — Ваньинь аж всю суровость от ахуя растерял, но, мгновенно собравшись, горячо запротестовал, лишь бы снова не слушать объяснение Усяня: — Нет, не отвечай! Лучше молчи, а то мне опять не то покажется… Вэй Ин на это гордо прошагал к рабочему месту светила it-индустрии, развернул к себе ноутбук и напечатал прямо в какой-то рабочий документ: «Отсос будет заебись!» Цзян Чэн со злости хлопнул крышкой ноута, закрыв тот с пугающе громким звуком. — Охуел? — рявкнул Ваньинь. — Оуеешь… Усянь хотел пообещать, что всё будет в лучшем виде, но брату было не до того. И чего только так рассвирепел? — Бля, хорошо, что хоть дня три молчать будешь! Нет сил с тобой общаться уже! Прооравшись напоследок, программист-неформал скрылся в недрах квартиры, оставив уже-менее-цивильного комиксиста в полном замешательстве. Вэй Ин рассеянно посмотрел на оставленный на столе ноутбук: непомерно дорогое солидное чудо техники было по-детски облеплено наклейками, где только можно. На душе потеплело, ведь это он приклеил самые старые из них. Тогда Вэй Усянь впервые получил мерч по своим работам и поспешил продемонстрировать брату пёстрые стикеры, радостно налепив их на первый попавшийся предмет. Тот не оценил. Со своего «кормильца» Цзян Ваньинь тогда пылинки сдувал — самый дорогой предмет в квартире, как-никак. Даже всякие навороченные цифровые планшеты Вэй Ина стоили в разы меньше. А тут такой вандализм! Наорал тогда ещё на художника-от-слова-худо, но, завидев у того потухший взгляд, вырвал у Усяня пакет с наклейками и рандомно обклеил ими всю крышку. И в качестве вишенки на торте Ваньинь налепил себе на лоб какого-то нарисованного мужика в фиолетовом. Вэй Ин тогда расхохотался в голос и повторил его жест, а после нарёк их «двумя бананами в одной грозди». «Вот и сейчас А-Чэн быстро оттает, надо только подождать», — подытожил Усянь, вынырнув из своих воспоминаний. Выждав час и не дождавшись прощения, Вэй Ин пришёл топить лёд самостоятельно: подойдя к Цзян Чэну со спины, принялся разминать ему плечи. Плечи были заебись, как и всё остальное тело. Усянь обожал мацать брата за все дозволенные и недозволенные места. Тактильный до жути, вот и пришлось основам массажа научиться, чтобы хоть как-то голод утолять, а то простые объятия и щупанья Цзян Чэн ему бы сейчас не разрешил. Повезло ещё, что работа у брата сидячая, и у Вэй Ина всегда был предлог, которым он прикрывался, нагло оглаживая крепкую напряжённую спину. — Не мешай, — буркнул Ваньинь, однако рукам подставился. Усянь лишь довольно хмыкнул, продолжив блуждать ладонями по стальным мышцам. Он так увлёкся разного рода поглаживаниями и надавливаниями, что и не заметил, как Цзян Чэн разомлел от его касаний. — Ммм… Хорошо… — протянул тот, забывшись. И это вышло так искренне и интимно! Лёд не только растаял, а обернулся кипятком. Как бы то ни было, а Вэй Ин ошпарился и побежал в ванную стоять под холодным душем. Спермотоксикоз вкупе с ожогами ладоней и члена — время идёт, а анамнез не меняется!◉──────────◉
— АУ! — Вэй Усянь с криком боли выскочил из-за обеденного стола и помчался к кухонной раковине. Набрав в рот воды из-под крана, он заполошно принялся его полоскать. За этим делом Вэй Ина и застал Цзян Чэн. Но вместо того, чтобы выяснить причину возникшей суматохи у её непосредственного организатора, Ваньинь заглянул в его тарелку. Лежавшая в ней паста оказалась щедро залита красным соусом и, прекрасно зная вкусы брата, Цзян Чэн сделал логичный вывод: нихуя это не кетчуп. — Обалдел с открытой раной острое жрать?! — строго отчитал старшего Ваньинь. Вэй Ин прекратил операцию по спасению своей ротовой полости и вскинулся: — Всё у меня с языком нормально, не ори! Хотя «нормой» такие страдания от острой пищи он точно не считал. Никогда ранее Усяню не приходилось испытывать подобное адское жжение, что бы тот не схавал. Поэтому-то ему и не был известен способ борьбы с геенной огненной — просто-напросто молочка попить. Вот и безрезультатно полощет сейчас рот водичкой в надежде на спасение, сам себя убеждая в правильности происходящего. — Если у тебя спал отёк и вернулась способность внятно балаболить, то это ещё не значит, что всё нормально. Тебе нельзя есть острое, соленое и горячее ещё неделю, — со знанием дела поделился наиболее пирсингованный участник диалога. Цзян Чэн хоть и не планировал прокалывать себе язык, но из-за неожиданно возникших дружеских отношений со своим мастером, был осведомлён практически о всех видах проколов и уходе за ними. — А что насчёт… — с надеждой начал Вэй Ин, но оказался прерван категоричным: — Бухать тоже нельзя. «Раненый» совсем пал духом, ведь алкоголь являлся его последней надеждой, единственным средством, позволившим бы ему пережить ближайшую мучительно-пресную неделю. — Выходит, я умру с голода! — надрывно произнёс Усянь, тоскливо посмотрев на практически нетронутую острейшую лапшу, а после жалобно обратился к кулинару всея квартиры: — Если только… А-Чэн, свари мне супчик! — Сам свари! — набросив на себя привычный строгий образ ни-капли-не-заботливого младшего брата, кинул Ваньинь. Что касается готовки у Вэй Ина всегда имелось железобетонное оправдание, и он поспешил его озвучить: — У меня выйдет острый! — Просто не клади перец! — указал на очевидное Цзян Чэн, совсем позабыв: в их доме очевидной, как раз, являлась невозможность Усяня приготовить блюдо человеческой остроты: — Нда… Сказал, не подумав… Вэй Ин расплылся в победной улыбке и уселся обратно за стол. Конечно, сию минуту суп в его тарелке из ниоткуда не материализовался бы. Однако умирающий от недоедания изголодался не только по домашней кухне, но и по уютненькому виду брата в переднике, вот и поспешил выразить своё нетерпение: вооружившись ложкой и миской, занял место, приготовившись к созерцанию. А посмотреть действительно было на что. То, как Ваньинь надевал на себя строгий поварской фартук, завязав его быстрым аккуратным движением, заставляло Вэй Ина замирать в предвкушении. «Вот бы увидеть, как тот смотрится на голом теле», — только и пронеслось в голове ожидающего. Цзян Чэн за готовкой выглядел совсем иначе, нежели А-Ли. Та мягко улыбалась, с удовольствием поддерживала неспешную беседу, относилась к делу с любовью и трепетом, вкладывая душу в каждое блюдо. Ваньинь же, орудуя ножами, был не к месту холоден и собран, отвлекаться на разговоры не любил и относился к процессу чрезмерно ответственно и серьезно. Будто сражение вёл, а не курицу разделывал! В общем, выглядел истинным профессионалом, хотя кулинарии не обучался и, судя по всему, унаследовал талант к готовке вместе с сестрой от какого-нибудь великого прославленного повара Цзян. «Наверняка это был крайне горячий шеф, раз при взгляде на Чэн-Чэна у меня кровь кипит, как бульончик», — отметил про себя Вэй Ин, распустив слюни вовсе не от голода. — Скажи, — неожиданно начал Ваньинь, принявшись за подготовку куриной тушки, затем, поймав на себе ответный внимательный взгляд, продолжил: — Что это за парень, ради которого ты так стараешься? Тот молчаливый тип из издательства? — А? Ты про Лань Чжаня? Ну… — Усянь замешкался, не зная, что и ответить. В принципе, он мог выдумать любого гипотетического мужика, раз уже опрометчиво пропизделся о своей влюбленности, ведь на кого не свали — пофиг абсолютно. Каким бы ни был распрекрасный воображаемый принц — это не Цзян Чэн, а значит, днище полное. Так что можно сосватать себя за кого угодно. Решив так, Вэй Ин несмело спросил: — А если и так, то что? Какая разница, кто мне не даёт, если результат всё равно один? Услышав такой ответ, Ваньинь неприязненно скривился. Рубанув по птичьему суставу кухонным топориком, он отделил от тушки окорочок и пугающе холодно бросил: — Он не заслуживает твоих усилий. Усянь аж вздрогнул, мысленно заключив: «Кажись, я ошибся. А-Чэн совершенно точно пошёл в породу Юй. Птичку жалко…» Но своего несправедливо обвинённого друга Вэй Ин тоже пожалел, поэтому, быстро придя в себя, резво кинулся на его защиту: — Лань Чжань хороший! — Ага, не новость. Так ещё пол-интернета считает, вот только я, в отличии от ваших шипперов, прекрасно вижу, как он тебя с самого первого дня купить пытается! — зло выплюнул Цзян Чэн, с громким стуком лишив курицу второй конечности. Вэй Ин знатно подвис. С тех пор, как он растрепал в соцсетях про своего замечательного издателя, приложив к посту пару совместных фоток, их действительно стали считать парочкой. Но то его лишь веселило, неужели брату было несмешно? Усянь, конечно, подливал масла в огонь, выкладывая рисунки Ванцзи то с цветочками в волосах, то в прочей вызывающей девичий восторг атрибутике, в свой блог, но только для хайпа! Всякие сплетни и скандалы поднимают продажи, так чего плохого-то? — Это ты про что сейчас? — выразил своё недоумение Усянь. — А про то, что самое уважаемое и старейшее издательство Китая, которое со дня основания только за шедевры литературы берётся, вдруг начало печатать цветастые картинки, потому что брат главы так захотел! — язвительно пояснил проницательнейший из проницательных. Так-то оно и было, но Вэй Ин этому значения не придал совершенно. Ну, издавали «Облачные глубины» исключительно заслужившее Нобеля по литературе, и что с того? Пафосные книги, хрен пойми какого года написания, в обложке с золотым тиснением — скука смертная. Переиздашь кучу древностей, так и захочется с живым автором поработать. Оскорблённая невинность тут же парировала, едва не стукнув ложкой по столу от возмущения: — Так мои зомбаки, может, тоже шедевр, и Лань Чжань — единственный, кто это понял! — Не единственный… — едва слышно прошелестел Цзян Чэн, скрыв свой бубнёж за перестуком ножа. — Что? — с надеждой переспросил Вэй Ин. — Ничего! — закинув в кастрюлю куриный конструктор, бросил Ваньинь. Несмотря на злой голос брата, Усянь донельзя растрогался подобного рода заботе. Ему было глубоко фиолетово, чем там Лань Чжань не угодил Цзян Чэну, в конце концов, даже самых выдающихся ухажёров сестры он так же безжалостно критиковал и многократно проверял. Если братский комплекс Чэн-Чэна сработал и на нём, то Вэй Ин совсем не против, ведь это так похоже на ревность. Значит, можно и обмануться лишний раз, и вдоволь помечтать. — А-Чэн, ты всё-таки такой милый! Защищаешь мою честь как настоящий рыцарь! — промурлыкал Вэй Ин, подперев щёку рукой и засмотревшись на своего героя, подобно романтичной девушке, предавшейся фантазиям. — Было б что там защищать! — закипел Цзян Чэн вместе с бульоном, а после торопливо прервал дальнейшую малоприятную беседу о всяких там чувственных чувствах: — Всё, не отвлекай, а то из-за твоей болтовни у меня курица быстрее стухнет, чем сварится! Усянь умолк, послушав голос разума. Бесстыдный язык уже множество раз лишал его такого спокойного мирного сожительства с братом, раз от раза вынуждая того смущаться, злиться, материться, оскорбляться и обижаться. Временная необходимость сократить болтологию хоть и напрягала вечно неугомонного Вэй Ина, но минуты тихого молчаливого любования братцем того стоили: стук ножа, бульканье кастрюли, шкворчание сковороды с овощной зажаркой — и никакого тебе лишнего шума. Такие моменты действовали успокаивающе, даря осознание: глупое сердце, вопреки всем запретам и здравому смыслу, сделало правильный выбор. Ваньинь, тем временем, закончил с приготовлением и полез в морозилку. Достав оттуда форму со льдом и вытряхнув её содержимое в пакет, он поставил на эту импровизированную охлаждающую подушку миску с супом и молча вышел из кухни. — Дааа… Мне же нельзя горячее, — вынырнув из своих мыслей, отметил Вэй Ин. Цзян Чэн за готовкой напоминал то ли хладнокровного убийцу, то ли безжалостного гладиатора, но, тем не менее, его блюда, подобно творениям сестры, были наполнены любовью. Усянь внутреннее умирал от таких контрастов: подыхал, воскресал, потом снова окочуривался… Сердце замирало, преисполненное нежными трепетными чувствами, а язык жгло, ведь так хотелось проораться о них!◉──────────◉
Вэй Усянь вприпрыжку выскочил из ванной, направившись на поиски брата. Тот обнаружился в гостиной полулежащим на разложенном диване и лениво листающим комиксы. Узрев такое очаровательное действо, гордый автор воодушевился ещё больше, сию секунду начав мероприятия по соблазнению своего главного фаната и злейшего хейтера, воплотившихся в одном лице. — А-Чэн, у меня всё, наконец-то, зажило, и я сменил украшение! — радостно оповестил Вэй Ин, а после высунул язык, продемонстрировав сверкающий фиолетовый шарик из аметиста. Цзян Чэн ненадолго отвлёкся от чтения и окинул пирсингованного безразличным взглядом. Похваставшись обновкой и не дождавшись комплиментов, Усянь с надеждой в голосе спросил: — Как тебе? Нравится? — Накрутка — да, сама идея — нет, — равнодушно высказал Цзян Чэн своё оценочное суждение, более не отрывая глаз от комиксов. — Ну как так-то?! — возмутился обделённый вниманием, после обиженно перейдя в атаку: — Ты же никогда не был против всяких там модификаций! Неужели мне настолько не идёт? По мнению Вэй Усяня, ему впору было хоронить свою сексуальность, раз ей не помог ни излюбленный камешек Ваньиня, ни всякие там фетиши на украшательство, ни многообещающие заявления об эротическом мастерстве. Стойкий татуированный солдатик, отложив в сторону книгу, с невероятным для себя терпением принялся объяснять: — Дело не в проколе, а в причине, по которой ты его сделал. Колоть язык, чтобы кого-то на минет уговорить — полная жесть, разве ты сам этого не понимаешь? Вэй Ин приобрёл до крайности огорчённый вид и, обессилено плюхнувшись на диван, развалился на том в позе морской звезды, страдальчески причитая: — Эх… А-Чэн… Башкой-то я осознаю, что много дичи творю, но она в процессе принятия подобных решений совершенно не участвует! Меня от него просто кроет, я так скоро умом двинусь! Вот и отчаялся до такой степени, что искушаю его всеми возможными способами в надежде на срыв… Цзян Чэн, растеряв всё своё хладнокровие, стремительно сменил роль с мало-мальски вежливого психолога на пиздовыдавателя, начав терапию иного рода: — Так, стопэ! Вот это самое последнее дело! Каким бы хорошим твой мужик ни был, если он способен поддаться на провокации — это пиздец вообще! Ничем хорошим всякие нагибания от сдавших нервов не заканчиваются, разбудишь ещё в нём маньячину — по кустам затаскает только так! Несостоявшийся искуситель подобрался. Подтянув к себе ноги и руки, Вэй Ин сжался в комок и убито пробормотал: — Да, ты прав… Дурак я! Его это, походу, всё обидит в итоге только, оскорбит… Лицо Ваньиня страдальчески исказилось, и он со вкусом выругался, однако его ругань, к полному охуеванию Вэй Ина, была направлена не на него: — Блять! Я не то хотел сказать, Вэй Ин… Не пристыдить и унизить, а показать, насколько ты важен… Ты… — яркая речь Цзян Чэна с каждым словом давалась ему всё труднее, пока не прервалась, не дойдя до главного. Заломив брови от усердия, Ваньинь в сосредоточении прикрыл глаза и взял паузу, чтобы собраться с мыслями и как можно точнее их передать, не нахуевертив при этом, ведь ему всегда невероятно сложно давалось выражение своих чувств. Измученный Вэй Ин от горечи, сквозившей в голосе брата, весь похолодел, замерев в ожидании продолжения, которое незамедлительно последовало, стоило Цзян Чэну подобрать нужную комбинацию из слов поддержки и мата: — Ты не можешь не понравиться! Если этому хрену ты не полюбился таким, какой ты есть, то он дебил неблагодарный, и нехуй ради него стараться! Пыривший пустым безжизненным взглядом в потолок Усянь истерично улыбнулся. Вся ситуация была в равной степени болезненной и нелепой: Цзян Чэн, не ведая об истинном виновнике душевных терзаний, жёстко обсирал сам себя. У Вэй Ина от такого расклада кукуха скоро о стенки черепной коробки расшибётся! Но не позволять же своему котику самому себе царапины наставлять, вот и пришлось защищать фантомного мужика, не напиздев при этом лишнего: — Да он просто намёки не понимает совершенно! И, походу, всё-таки гетеро… Пробовал с парнями, но то давно было, потом сплошь девушки… Даже столь непрошибаемая слепая любовь ни капли не растрогала Цзян Чэна, вот он и прокомментировал её со всем имеющимся скепсисом: — А ты чего, засекал, на кого именно у него стояк? Нельзя такое наверняка знать. Возьми и скажи прямым текстом, без всяких там своих смехуёчков! Усяня от такого возмутительного совета аж подбросило на диване. Резво сев, он обернулся лицом к своему собеседнику и твёрдо заявил: — Ну, нет! Я не могу! Рискую просрать хорошие отношения подобной выходкой! — Точно ведь на идиота запал! — Ваньиня всякими пиздостраданиями никак не пронять, так что он продолжил гнобить хрен-пойми-кого, убеждённый в своей правоте: — Был бы он нормальным, то разобрался бы в ситуации! Такие друзья, как ты, на дороге не валяются! — Люблю тебя… — глядя прямо в глаза, на выдохе произнёс Вэй Ин, да так легко и непринуждённо, будто и в любой момент до этого был готов озвучить свои потаённые чувства. Вот только, по правде, нихуя он не готов к признаниям! В итоге замер сейчас испуганным зверьком, ошеломлённо моргая. — Да ладно тебе… Мы же семья и должны поддерживать друг друга! Ты бы сделал для меня то же самое… — смущённо отведя взгляд, отболтался от «комплимента» Цзян Чэн, не представляя, что этим раздавил несчастную птичку, отвечающую за ментальное здоровье брата. Кукуху Вэй Ина раскатало в пернатую лепёшку, и он, забив на всё на свете, заорал в голос: — АААААА!!! ТЫ, РЕАЛЬНО, ДЕБИЛ! — Чё? — Чё слышал! — произнеся это, озлобленный Вэй Ин дал деру, по-детски показав на прощание высунутый язык. Проколотый для охуительного минета. Украшенный любимейшим камнем Ваньиня. Продырявленный исключительно для отсоса, который Усянь постоянно рекламировал Цзян Чэну. Лицо любителя аметистов сделалось непроницаемым. Молниеносно соскочив с дивана, он с поразительной быстротой и ловкостью перехватил Вэй Ина за запястье. Хватка Цзян Чэна была железной, а голос стальным, остановив вызванный гейской паникой побег Усяня, он задал самый странный и неожиданный вопрос из всех возможных: — У тебя точно язык зажил? Недоумённый Вэй Ин, развернулся и, приоткрыв рот больше от ахуя, чем для ответа, всё-таки поддержал диалог: — Точ… — но даже одно-единственное слово он не успел договорить. Ваньинь, едва дождавшись подтверждения, с быстротой кобры схватил Усяня за подбородок и впился в его рот жадным поцелуем. От неожиданности и нахлынувших эмоций коленки Вэй Ина ослабели, голову повело, а дыхание сбилось до поверхностного и малоэффективного. Хотя ему уже было откровенно похрену на обстоятельства происходящего и причины, по которым кукушка брата дала ебу. Может, эти птицы являлись влюблённой моногамной парой, какие среди лебедей встречаются, вот пташка Цзян Чэна и последовала за усяньской, совершив суицид. А, возможно, те подцепили птичий грипп от курицы из супца, и совершенно не прозаично окочурились. В любом случае, Вэй Ин этому рад — Цзян Чэн его целует, что ещё надо? Ах, да! Кислород! Утратившие своих пернатых оберегающих менталочку стражников так страстно изучали рот друг друга, что забыли сосредоточиться не только на получаемых ощущениях, но и на дыхании. На миг оторвавшись от прекраснейшего занятия, Вэй Ин ошарашенно воскликнул: — Цзян Чэн?! — Ты, конечно, мастер намёков! Я ведь только сейчас понял, что ты всё это время обо мне говорил и ради меня пирсинг сделал. Хотя, я не лучше буду… — пространно начал Ваньинь, но вместо объяснения причин устроенного им несанкционированного поцелуя протянул вопрошающему покрытую татуировкой руку. Тыкнув пальцем в опутанный змеёй лотос, он туманно подвёл к разгадке таинственного смысла своей татуировки: — Не знаю, почему ты до сих пор не заметил… Посмотри внимательнее на лепестки… Усянь послушно вперился в рисунок, хотя смысла в данном занимательном разглядывании не видел. Да при желании он по памяти мог бы нарисовать эту змеюку, не ошибившись ни в одной черточке! Но всё же, поборов своё недовольство, Вэй Ин начал изучать каждую несчастную розовую прожилку каждого несчастного лепестка. Несколько из них, в самом деле, выглядели неестественно. Вряд ли в природе встречаются цветы, по лепесткам которых раскиданы буквы: w, u, x, i, a, n. Справедливости ради, стоит уточнить, что эта азбука оказалась вплетена в узор так искусно, будто её и не было вовсе. Вот и Вэй Усянь, нашедший в свой время тайное послание, и не думал составлять из непонятных латинских букв не менее непонятное слово, но сейчас пришла пора научиться читать между строк: — Усянь… Так это же WI-FI! Ну… То есть, я решил, что это какой-то профессиональный юмор и игра слов… Звучит же также, да и на латинице пишется одинаково! Такой трактовки Цзян Чэн точно не ожидал. Эмоции его сменились от недоумения до злости меньше, чем за секунду. Недовольно тыкая в бедное животное и его любимый цветочек, Ваньинь возмущался как обиженный ребёнок, чей рисунок недопоняли: — Чего? Ты на полном серьёзе решил, что я набил себе надпись «призрачный вайфай»?! Ты приглядись! Вот же, твоя фамилия чуть выше написана, дурачина! Вэй Ин в ответ указал на чужую недогадливость: — Ой, тоже мне, загадочный чувственный романтик! Сам-то выдумал, будто я проколол язык, чтобы отсосать этому моралисту-праведнику вместо тебя! — однако долго препираться он не стал. Все эти разборки Усяню порядком надоели, за выяснением отношений он даже поцелуй не распробовал! А тут и большее под угрозой из-за всяких там ссор! Вот и решил забыть о всех лишних эмоциях, заявив без права на отказ: — И вообще! Хватит болтать! Заебало использовать язык не по назначению! Снимай штаны! Лицо Ваньиня приобрело неописуемое выражение. Продолжая недовольно сопеть, он с невероятной покладистостью расстегнул ширинку, стянул с себя джинсы и, показательно зло отшвырнув их куда подальше, сел на диван. Оставшись в недвусмысленно топорщащихся трусах, Цзян Чэн молча поманил к себе Вэй Ина пальцем. Тот, чрезмерно гордо прошествовав к нему в полной тишине, уселся на его бедра и без всяких церемоний требовательно провёл языком по губам брата. Наконец-то им ничего не мешало: ни блядский трёп Вэй Ина, ни раздражение Цзян Чэна, ни перетягивающие всё внимание на себя перепалки. Были только два языка и серьга между ними. Усянь использовал все свои навыки и новоприобретённые возможности по максимуму, и Ваньинь не остался равнодушным к его стараниям. Во рту Цзян Чэна словно таблетка самой потрясающей наркоты перекатывалась — так необычны ему казались ощущения от скользящей по языку бусины. Хотя, может, всё дело было в самом Усяне (ведь Ваньинь не пробовал его непирсингованную версию), или в сильнейшем обоюдном желании… В любом случае, их мозгам сейчас вот вообще не до анализа. Какие тут причины и следствия, когда в голове фейерверки взрываются? У обоих в крови от наслаждения такой химических коктейль намешался, что их впору в наркодиспансер забирать. Вэй Ин чувствовал, как сильно ведёт Цзян Чэна под ним: он то каменел и дрожал от напряжения, то, наоборот, расслаблялся и срывался на негромкие стоны с невнятным мычанием. Чувствовал, и в нём просыпалась невероятная жадность: Усянь сам еле сдерживался, чтобы не скулить от желания, но упорно продолжал ласкать губы, нёбо и язык Ваньиня. Когда сильные руки Цзян Чэна, любовно оглаживающие тело Вэй Ина под футболкой, стали нетерпеливо царапать его ногтями, он всё же остановился. Аметистовый шарик уже обласкал во рту Ваньиня всё, что можно и нельзя, так что настала пора применить его в другом месте. Да и Цзян Чэн, в свою очередь, целиком и полностью перегладил весь торс Вэй Ина — осталось только пересчитать пальцами каждый волосок на голове, когда он будет зарываться руками в его шевелюру, направляя и задавая темп. Оторвавшись от зацелованных раскрасневшихся губ, Усянь спустился на пол. Сам он был еще полностью одет, вот и поспешил первым делом избавиться от своих штанов, жёсткая ткань которых уже раздразнила и натёрла всё что можно и нельзя. Сбросив ненужные оковы, Вэй Ин занялся нижним бельём. Тут уж он сначала позаботился о Цзян Чэне, резко стащив с него трусы, а после чуть приспустил свои. Член Ваньиня встретил Усяня своей полной готовностью: крепкий, налитой, с блестящей, так и просящейся на язык головкой. Вэй Ин, вдохновлённый этой картиной, не удержался от комментария: — Блять, наконец-то… Цзян Чэн от такой откровенной пошлости аж дышать перестал. Но теперь грязные словечки неприязнь не вызывали, наоборот: подобное искреннее желание больше не выглядело вульгарным и непристойным, а било в самое сердце, заставляя задыхаться от предвкушения. Впрочем, воздух вскоре с шумом ворвался в лёгкие Ваньиня — Усянь широко провёл языком по стволу, остановив движение у самой головки, уперевшись в неё аккурат своей охуенной бусиной. — Ебать… — само собой вырвалось у Цзян Чэна от переполняющих его ощущений. — Сейчас будет! — радостно воскликнул Вэй Ин, сверкнув шальными глазами. Губы его на миг растянулись в привычной нахальной похабной улыбке, и сразу же после — на члене. Ваньиня перетряхнуло, разукрашенная рука сама легла на голову Усяня, вплетаясь пальцами в волосы. Вэй Ин брал глубоко, стараясь изо всех сил, проявляя к себе небывалую скромность: едва толкался в собственный кулак, уделяя всё своё внимание Цзян Чэну. Тот на «поощрения» не скупился — стонал так, что Усянь только от этого звука мог кончить. Но свой оргазм он решил оставить на потом, вознамерившись сперва довести до него Ваньиня. Цзян Чэн уже был близок: ритмичные движения головой и мягкое скольжение языка подвели его к самой грани. Перебросил же за неё маленький фиолетовой шарик. Вэй Ин, почувствовав языком напряжение, сравнимое разве что с дрожью земли перед извержением вулкана, перестал погружать член глубоко в горло. Задержавшись на «кратере», он обводил головку по кругу, буквально прокатывая по ней пирсу. Цзян Чэн кончил с громким стоном, на радость довольного собой и всем происходящим Вэй Ина. Еле уняв дрожь и пересчитав все взорвавшиеся в голове звёзды, Ваньинь хрипло позвал причину своей эйфории: — Иди ко мне. Вэй Ин забрался на диван, освещая комнату счастливой улыбкой. Но, к удивлению Цзян Чэна, пополз не к нему, а мимо. Откинув крышку тумбы, встроенной прямо в мягкую мебель, он пошарил в ней рукой и выудил оттуда флакон со смазкой. Ваньинь тут же поспешил заглянуть внутрь, вызвав у Усяня взрыв хохота такой детской непосредственной любознательностью. — Я думал, у нас там только чипсы с попкорном да бухлишко хранятся… — Я не просто так окрестил этот диван «брачное ложе»! Там на дне ещё много чего интересного припрятано! — поиграв бровями, пояснил создатель тайника. — Всё содержимое твоего чёрного ящика изучим потом. Воодушевившись подобным обещанием, Вэй Ин передал тюбик и радостно потянулся за поцелуем. Цзян Чэн, распределив смазку по пальцам и ладоням, с готовностью подставил для Усяня свой кулак. Тот тут же воспользовался этим любезным предложением. Завалился сверху и принялся выпрашивать ласку, толкаясь бедрами со всей своей жадностью и ненасытностью, умудряясь при этом стонать и поторапливать: — Ну же, давай! Я весь твой… — Вот прям весь: и снаружи, и внутри? — уточнил Цзян Чэн на всякий случай, проверяя границы дозволенного и для наглядности проведя ладонью между чужих разведенных ягодиц. На что моментально получил одобрительный стон и не только: — Конечно! Целиком и полностью! Что за вопросы дебильные? Удовлетворившись этим ответом, Ваньинь принялся удовлетворять Усяня. Едва успевая утолять его желания, Цзян Чэн одновременно отвечал на поцелуи, ласкал член рукой и входил в него двумя пальцами. — А-Чэн… Хочу больше! — капризно заявил Вэй Ин, разорвав поцелуй. Цзян Чэн, оценив уровень подготовки своего эротического бедствия, добавил ещё один палец, тут же вырвав оглушительный стон. Но то оказался возглас не одобрения, а разочарования: — Нет! Не пальцы! Тебя хочу! — Ты выпил из меня все соки, буквально! Мне нужно минут пятнадцать для большего, дождешься? — ехидно бросил Ваньинь, прекрасно зная ответ. — Нет… — Тогда минет? — попытался угодить Цзян Чэн. — Не-а! Целоваться хочу! На подобные капризы Ваньинь лишь закатил глаза, позволив Вэй Ину отрываться на всю катушку. А тот просто не мог угомониться, не веря своему счастью, проверял его на прочность и отдавался процессу без остатка. Ведь всё случилось так спонтанно и быстро, что Вэй Ину просто необходимо убедиться в реальности происходящего. Усяню нужен Ваньинь, целиком и полностью, здесь и сейчас, столько раз, сколько он физически вынесет. Вот только первый раз уже был на исходе: где только Цзян Чэн подобного мастерства понабрался? Даже одними руками творил такое, что Вэй Ина уже тело слушаться совершенно перестало — с минуту на минуту рухнет на него обессиленный и довольный. Резкие ритмичные движения кулака и мягкие ласкающие — пальцами. Но при всей нежности пальцы бьют точно в цель, а требовательная ладонь настойчивости не проявляет, позволяя менять темп по собственному усмотрению. В этом контрасте столько Цзян Чэна: заботливого и грубого, поддерживающего и критикующего, строгого со всеми и мягкого с родными… Столько, сколько Вэй Ину и требуется для полного счастья. — Ааах! С громким стоном уставший и разморенный Усянь кончил, повалившись на Ваньиня. Распластался на нём, обвивая руками и зарываясь носом в изгиб шеи, явно не намеренный вставать идти в ванную. К счастью, педантичный чистюля крыть матом за подобную неряшливость не спешил, а вместо этого ласково обнял в ответ. — Цзян Чэн… Мы же теперь вместе? — Вместе, конечно! Что за вопросы такие? Хотя, зная твою логику… — вскинулся Ваньинь, но тут его гнев сменился ахуем, на него снизошло озарение: — Блять… Ты же, выходит, флиртовал со мной всё время… Ну и язык любви у тебя! Сдохнуть от красоты можно! Как тебе вообще дают? Вэй Ин фыркнул прямиком в порозовевшее ухо, отбив атаку: — Ну ты же дал! — Не заставляй меня жалеть об этом! — Ты не пожалеешь! Я в следующий раз член проколю! — торжественно заявил Вэй Усянь, романтично заглянув в глаза охреневшему избраннику. От энергии ахуевания Цзян Чэна можно было бы целый район запитать: — ЗАЧЕМ? — О… А ты не знаешь? Так принимающему гораздо приятнее! — промурлыкал на ушко искушенный в вопросах секса, игриво лизнув его своим умелым пирсингованным языком. — ВЭЙ ИН!