Сотворение

⠀В мягких покрывалах-облаках, в пышных подушках и гладких простынях Феликс сжимал одеяло. Его руки болели от проникающих, казалось, насквозь острых игл. — Чш-ш-ш... ⠀Хёнджин был рядом. Хёнджин колол ему что-то жизненно необходимое. Зарывался в чёрные пряди волос, что в темноте поздней ночи и блёклом свете торшера, изливались непроглядным цветом дёгтя. Один из трёх шприцов рассёк вену, медленно заливая туда глюкозу. Хёнджин его вытащил и взял другой. — Потерпи, — нашёптывал он спящему Феликсу. ⠀Колпачок был снят, лекарство набрано. Металл вошёл под кожу, оставляя новый краснеющий след-шрамик. Ликс зашипел и заёрзал. Больно, колко. Ему снилось что-то нехорошее. Бесконечные вспышки и обрывки воспоминаний. А воспоминаний ли, его ли? Много плоти, костей, биологических отчётов, химических уравнений, смертей и слёз. Жертвы. Ползущие импульсы, ударяющие в голову. Сердце. ⠀Хёнджин вынул укол и бросил на полку у кровати с маленькой стеклянной коробкой. Он стёр испарину пота со лба, прошёлся взглядом по Феликсу: весь дрожащий и страшащийся. Как ёжик, потерянный в холодной туманной реке. Звякнул бутылёк с прозрачной жидкостью. Новый шприц. И рука Хёнджина, сжимающая в сгибе локтя, вонзающая последнюю мучительную иглу. — Тише, ещё чуть-чуть. ⠀Жидкость заполнила внутренности. Феликс замычал, разглядел сквозь сны что-то противное. Ватки в спирте, разбросаные салфетки, органы в ящиках с дымящимся льдом и банках мутной жижей. Шприц покинул тело. Тёплые сладковатые губы Хёнджина прильнули к щеке, оставляя на ней мокрый размашистый поцелуй. Кровь сменилась на грёзы о его объятиях и нежности. И снова на лабораторные эксперименты с мясом. Хёнджин прилёг рядом, проводя ладонью по голому плечу, кое открыла большая скомканная футболка. Он поправил Ликсу одеяло, укрыв по самую шею и уткнулся в его спину. ⠀Так и заснул, видя что-то красное, оранжевое. Пока Феликс видел что-то бордовое и кислотно-жёлтое. А в коробке на полке шевелилось нечто живое, плавное и пугающее. Словно оно посылало Ликсу кошмары. ⠀Киноплёнка с рваными изображениями зашипела. Она показывала что-то обрывистое, что-то разное и одинаковое. Тревога и страх, упование и свет. ⠀Утренний свет. ⠀Хёнджин проснулся раньше. Сидел на краю кровати, разрывая пакетики с новыми шприцами, и, звякая склянками с веществами. Встревоженный Феликс приподнялся на локтях. Ленты тёмных взъерошенных волос царапали веки. Он медленно смахнул их. И ощутил резкий прилив холода, пронизывающий до гремящих костей. На нём не было одежды. Ничего, кроме белья. — Доброе утро, серебряный ангел Феликс, — похоже Хёнджин услышал тихий шорох одеял. ⠀Он развернулся, оставив свои волшебные реликвии на полке и дёрнул пальцами за корешок какой-то книги, что, упав, заслонила собой коробку с таинственным существом. Хёнджин подполз ближе к Ликсу, вытягивая его за руки из постели. А тот не поддавался, стеснялся, уводил глаза в никуда. — Мне пришлось раздеть тебя, чтобы тебе не было жарко, ты так зарывался в покрывало, весь потел. ⠀У Хёнджина и самого не было ни футболки, ни майки. Грудь обнажена до тазовых костей с висящими разношенными штанами. Ликс всё противился. — Ну же, посмотри на меня. ⠀Мягкие пальцы охватили подбородок, заставив Феликса посмотреть. В серо-голубые глаза. И на красивое тело с рельефами пресса, подкаченными руками и тонкой талией. Хёнджин приложил руку Ликса к своей груди с лёгкой улыбкой: — Тепло, правда? — Мгм... ты красивый, — всё же посмотрел в глаза. — Ты краше, — уронил творец на пионовую щёку. ⠀Блестящие волосы Хёнджина, зачёсанные назад вчера, сегодня болтались на бровях морскими пепельными волнами. Мешали. Ангел убрал ладонь с его груди и осторожно завёл короткие пряди за уши. — Ликси, нужно кое-что сделать, — обречённо шепнул Хёнджин, подвигаясь к чужому лицу. ⠀То ли мысли считали, то ли звёзды встали в ряд, но они оба гладили друг другу щёки, растирая жар по скулам большими пальцами. — Ликси? — Феликс встрепетнулся. ⠀А Хёнджин подивился мелькнувшим изумрудным бликом в его очах. И объяснился: — Ликси, как милое ласковое Феликс. ⠀И сердце Ликса зацвело розоватыми цветками вишни и белых лилий. Улыбка заиграла на его лице искристой дугой. — Можешь и ты называть меня Джинни, так, по-милому, — на губах, таких аппетитных и розовых, мелькнула улыбка, такая невесомая и ефемерная. ⠀Мило, Джинни, для человека с кучей трупов в скелетном шкафу. ⠀Хёнджин встал с кровати и прошёл к ящикам, в которых нашёл такие же чёрные вещи для Феликса, как и вчерашние. — Не одевайся сейчас, — проговорил он, кладя сложенную одежду на постель, — примешь ванну, ладно? После процедуры. ⠀Феликса перетянуло острой металлической проволокой. Вены закололо шрамами уколов, прививок и иньекций. Хёнджин снова исчез в шкафчиках. Он приглашающе взмахнул рукой, указывая за письменный стол. Феликсу была чужда боль и ему не хотелось чувствовать её. Он не боялся. Просто подрагивал в нежелании. Дойдя до стола, он встал напротив Хёнджина, сидящего на стуле. — Будет сильно больно. Но совсем недолго, — с жалобным надломом шепнул колдун с волшебными жидкостями в хрустальных пузырьках. — Потерплю... — с надломленной жалостью ответил волшебный Феликс с хрусталём в глазницах. ⠀Загадочные пакетики и бутыльки перемешались в мелкой колбочке. Хёнджин набрал пять миллилитров в шприц и жалобно взглянул на уже протянутое запястье цвета сливок. — Если что, упадёшь мне в руки. ⠀Острота молниеносно вонзилась широкой иглой под кожаный покров. Феликс сдавлено закричал и сдержал голос, прокусывая губы зубами до крови. Его обожгло щипанием и горением. Разливающееся внутри лекарство ощущалось своими струящимися потоками прямо внутри, выпирало в венозных трубках. Ноги подкашивались. И вдруг всё закончилось. Игла забрала вместе с муками все силы и Ликс рухнул на колени, опустив лоб на шёлковое колено. — Так нужно было, Ликси, — Хёнджин гладил по голове. ⠀Феликс, отдышавшись, подцепил его футболку на боку и приобнял, окольцовывая тело. Он медленно поднялся, опираясь на стол. — Сколько эту штуку ещё нужно будет колоть? — Ещё три дня, по утрам, — Хван приластился к животу юноши, чмокнув прохладную кожу, — ванна остывает, Ликси, я уже набрал. Идём. — Ты будешь со мной? ⠀В сознании Феликс сам же усмехнулся своему вопросу. Ведь Хёнджин сейчас вряд ли отпустит его уединится надолго, а если и отпустит, то он сам позовёт его. — За шторкой, если стесняешься. ⠀Ладонь, горячая до ожога, повела Ликса в ванную комнату. В ней всё такое же белое, простое и скучное, как и во всей квартире. Горячая вода испускала блёклый пар. Хёнджин развеял его и придержал руки Феликса. Сероватая штора заслонила его наполовину. ⠀Тело расслабилось в шлейфе мокрого тепла. Оно затекало меж пальцев, в трясущиеся кости через тонкую кожу. Перед глазами душ, несколько бутылок, голубоватые цветочки на плитке. Феликс прочитал мелкие буковки, нашёл гель для душа и капнул немного на пальцы. Запах мёда расплылся по комнате. Пузырьки пены укрыли бледную кожу, одаривая приятным ароматом, вымывая остатки чего-то больничного и лабораторного. ⠀Ликс смыл гель горячей водой и опустил голову под блестящую гладь. Слух ненадолго заложило каплями. Плавило, пылало, пробирало. Феликс вынырнул и прилёг на край ванны. Узорчатые ленты пара путались в мокрых волосах и оседали на влажные хлопающие ресницы. Он прикрыл веки. Утопленные в воде запястья покалывало. Разгорячённая кожа сильно покраснела в местах, куда втыкались иглы. Точки почернели. Утомлённое сердце размеренно постукивало под пенистой рябью. Феликс хрипло шепнул: — Хёнджин... — Да, Ликси? — Тебе, — он помедлил, разглядывая израненные вены под водой, тёмные, извилистые, — нравятся горячие ванны? ⠀Феликс их любил ещё при своей жизни. Той, этой. До череды погибели. — Они расслабляют, снимают усталость. Как травяной чай, — ответил Хёнджин, тихо, словно вышил на груди, словно достал эту мысль оттуда, из самой сердцивины. ⠀Вздох. В унисон. Ликс вынул руку на воздух. Миг прохлады. И снова тепло. Горло поцарапалось скоплением колючего волнения, как то, что расходилось кругами по воде от лёгких прикосновений. — Может, и ты полежишь, Джинни? — отзвучало так тихо-тихо, боязливо, эхом от запотевших стен. ⠀Хёнджин задумался. Неведанная тяга обволокла его призрачным куполом, приятно крутящим в животе. Обласканный словами Феликса он встал за шторой и трепетно сжал резинку штанов. Изящно скинул их на голый кафель. Пальцы никак не могли подобраться к белью. Не слишком ли они спешили? А не слишком ли этого мало, если вспоминать их прежнюю близость? А Хёнджин и не мог вспомнить. Это было давно. Этого будто не было. Это забылось вместе с цепью смертей. — Ты хочешь? ⠀Феликс молча всколыхнул воду. Подумал о чём-то, выловленном из потоков. «Не спешу ли я?» — немо спрашивал он у жидкой кромки, — «Но мы же были близки? Я видел, как он целовал моё тело... или это сны?». — Иди сюда, — всё же подал он и выглянул из-за шторы с раскинутыми руками. ⠀Завидев чернеющие дыры в коже, красные ореолы вокруг и яркие вены, Хёнджин стиснул зубы. Он снял боксеры, бросая к штанам, и опустил одну ногу тягучие волны. Феликс чуть отплыл, давая ему места в длинной ванне. Волнительно так, что даже глупо, будто мурашки на теле и сухость в гортани от признания в чувствах своей первой любви. Они друг у друга самые первые, единственные и самые глупые, дураки с протянутой сквозь сердца нитками. Острыми. Хёнджин сел напротив и прикрыл веки. Всё его тело красивое. И ноги, и живот, и пробуждающий в Ликсе неясные желания пах, на который он так засмотрелся, пошло. ⠀Феликс отвертелся от назойливых мыслей. А в голове блеснули вспышки: белый, Хёнджин тяжело дышал, нависая над выгибающимся телом, серебристый отлив, он перевернул его на себя, вбиваясь в губы поцелуем, бордовый, глухие стоны. Боже, Феликса пробрало. Он покраснел. Тем же цветом, что увидел крайним сиянием. «Просто фантазии, воображение,» — колени поджались от накатившего стыда, — «это же не может быть моим... воспоминанием?» ⠀Возбуждение заплясало на кончике языка. И как бы хотелось его проглотить, но всё никак. Феликс скрипнул кожей о кафель. — Ликси? — раздалось над блистающими плитками. ⠀Хёнджин не открывал глаза, локти лежали в мокрых лужицах расплескавшейся воды, волосы под приломлённым светом мерцали ярким голубым цветом. Ликс им восхищён и взбудоражен. Его тело само двинулось к Хвану и легло на его грудь. Впалые щёки и острый нос, обсыпанные горящими угольками-веснушками, вдохнули одекалон. — Мне нравится твой запах, — пробасил Феликс, укладвая ладонь поверх розовой бусины соска. ⠀Хёнджин его нежности тихонько ухмульнулся. И проявил свою. Впутавшись фалангами в волосы, он обцеловал смоченную водой макушку, провёл по шее. Щекотно. «Мне нравится в тебе всё...» — говорил он в недрах своего разума, — «ведь...», — ведь Феликс — его единственное и навеки лучшее творение, расшитое сотнями попыток, тысячами поражений и собранное из частей и крупиц, — «ведь ты — мой светлейший ангел» — утешение, насыщение и наслаждение для грешной души. — Ты сочишься серебряно-изумрудным... — с этими же словами Хёнджин будет рвать мясо Феликса инъекциями. ⠀Шприц расплавил мясо. Обожгло и спалило до пепла. Завтра его подожгут в последний раз. Ещё один укол. Всего один. Ликс разбил колени почти до крови, глухо падая на них. Не мог удержаться. Руки Хёнджина откинули орудие мерзкой пытки и обняли мальчишку. Он опустился к нему, сжимая со всей силы. — Прости меня, так надо... — Я, — Феликс закашлял, лёгкие передавило, — п-потерплю. ⠀Сумеет перетерпеть и промолчать, сумеет закапать слезами одеяла, сумеет опять просиять своим веснушчато-пунцово-звёздным свечением с мятно-медовыми отголосками. Слишком чист, слишком жалко. — Правда, — проронил он свою ложь, — всё хорошо. ⠀Ему помогли подняться и довели до постели. Хёнджин расправил все складки на футболке. У Ликса всё ещё не было своих вещей, он всё ещё не выходил на улицу. И всё ещё жил. ⠀Приятное дуновение на шее защекотало. Феликс сжался от росписи поцелуями и улыбнулся до слепоты ярко. — Люблю как ты улыбаешься... — М, Джинни, — коварная ухмылка и ехидный смешок отпечатались коротким чмоком под глазом, прямо в родинку, — задёрни шторы. ⠀Что-то пробегающее стайкой мурашек заскочило прямо в душу. Изнутри распирающее. Развевающее весенней листвой. Пропотевший Хёнджин дошагал до окна с прозрачными лентами и широкими тёмными тканями, глушащими свет. Он закрыл ими проникающее через серую пелену туч солнечное сияние. И комната заполнилась приглушённым светом. ⠀Феликс появился прямо за спиной, выдыхая своё человеческое тепло на плечи. Острые зубы легонько прикусили кожу, извиняясь поцелуями. Громкие дразнящие чмоки оставляли в миг исчезнувшие следы. Гладили и плыли по плечам. Хёнджин сходил с ума. Вместе с Ликсом. — Серебряное чудо... — со сдержанным стоном протянул Хван, — я же не смогу остановится. ⠀Его не переставали обцеловывать, проползая руками под футболку. Дыхание Феликса горячело. Растворяло. — Ты в этом не нуждаешься, Джинни. ⠀Рассудок растаял океанским бушеванием и испарился в пылании пламени. Хёнджин резко подхватил Ликса на руки и завалил в расправленную постель. Губы слились в поцелуе. Смялись, втянулись. Слюна мазала по розоватой коже, сдирая её кусками. — Возьми меня, — низко взмолил Феликс. ⠀Всё закружилось. Сладовластие воцарило в паре дыхания. Хёнджин желал своей власти. — А-а-ах, проси ещё. ⠀Он накрыл полуватную шею с ласками, отдавая свою спину на растерзание когтям изнывающего Феликса. Кислород заменялся стонами и распалённой страстью. — Ах, прошу, возьми! — Ещё... — Хёнджина воротило, било в конвульсиях от вкуса его тела. ⠀Он нырнул рукой в полку. Там покоились серебристые атласные ленты, переливающиеся бриллиантовым блеском. Мягкие гладкие полосы коснулись кожи, туго связав её над макушкой Ликса. — Мх, продолжай, — выстонывал он, сжимая пальцы связанных рук. ⠀Хёнджин обвил новую ленту вокруг груди в бантик. Его язык облизнул яремную впадину. Сладковатая, медовая. Словно пропитанная сластью и вылаканная до последней крошки. Феликс шумно вздохнул. Мокрое тепло шевелилось меж ключиц, переползало на грудь и обводило соски. Ликс привычно спал без футболки. А Хёнджин стащил свою и припал к нему, обжигая. ⠀Ленты сковывали руки паутиной. Мурчащие стоны Феликса и его изгибы топили в бреду. Атлас серебром лёг на рёбра, сложившись в пышный бант. Нарастающее возбуждение сковывалось бельём. Твёрдые бугры протирались друг об друга от слияния тел. ⠀Губы столкнулись в пылкой схватке. В поцелуй проникали глубокие стоны. Руки Хёнджина нежно проплыли по животу к резинке боксеров, медленно оттянули её и сняли, отбросив к чертям, что пожирали одурманенных в порыве жарких чувств. Феликс не переставал стонать от каждого физического контакта, пробуждающего внутри ещё больше разврата и желания. И Хёнджин не мог ему отказать. Взмахом вспотевшей скользкой ладони он сорвал с ног одежду. ⠀Запахло яблоками. Вместе с тонкими шелковистыми лентами Хван достал и смазку с презервативом. Липкий лубрикант облил пульсирующее кольцо мышц. Хёнджин размазал его, огладил вокруг и плавно, под сладостные мычания Ликса, ввёл внутрь один палец. Фаланга растягивала тугие стенки, смачивая ароматной влагой. Нахлынувшие чувства захватили в плен прямо изнутри. Упоение проснулось где-то среди глотки Хёнджина и выбралось наружу долгим ноющим стоном. Феликс одаривал его блаженной картиной, всем своим сотканным телом и душой. ⠀Истекающий член подрагивал от приливающей крови. Хёнджин обречён на восхваление своего создания. Его предэякулят перетёк на бедро Ликса, запачкав прозрачными поблёскивающими каплями. Он бы мог провести свободной рукой по органу, дабы хоть немного облегчить требовательное вожделение, но заместо этого он взял ещё ленту и узором подвязал на ягодице, украшая Феликса новым узелком. Второй палец проник в рвано дышащее нутро. — А-а, да, — он звучал громко, ублажающе, а Хёнджин выбивался из рассудка отрешённым маниакальным существом, лишённым холодного сознания. ⠀Холодного. Он опустился ближе к члену Ликса и подул на него, обдавая прохладой дыхания. Довёл до очередной дрожи. А внутрь проник ещё один палец. Хёнджин осторожно шевелил ими, доставлял неописуемую приятность. Ладонь, мягкая и невесомая, легла на жилы ствола, размазывая яблочный лубрикант. ⠀«Джинни, какие фрукты тебе нравятся?» — спросил вчера Феликс. И Хёнджин не нашёл ответа лучше, чем отдушка в смазке, упрятанной в полочке за книгами рядом со шкатулкой, таящей в себе что-то такое же скользкое, растягивающееся нитями, паутиной. А Ликс с того утра, когда его обкололи лекарственным токсином, называл своего творца-спасителя по-милому «Джинни». И вечно спрашивал, что ему нравится. Будто надеялся однажды услышать своё имя. И будто боле всего на свете и во мгле страшился этого. ⠀Трогательная аккуратность и воздушный трепет Хёнджина накрывали хрупкими камелиями, зелёно-кислотными молниями. Возносили. Пальцы медленно покинули податливые стенки. А без них внутри так пусто и холодно. Феликс жалобно застонал в нехватке внимания. А ведь его покинули лишь на минуту. Чтобы задать всего один вопрос, вот только его перебили, не позволяя произнести и слова: — Молю, сделай это... ⠀Атлас, стягивающий запястья, грудь и бедро сверкал алмазными блёстками в приглушённом свете спальни. Удерживал, подчинял Феликса Хёнджину. Он его. И весь сотворён только для него. Надрывы и спазмы пригрелись в сердце. Хёнджин вцепился в связанные руки, раскатал презерватив по своему ревущему органу и вошёл головкой. ⠀Ликса разорвало от смеси ощущений. Тяжесть в венах, горение внутри от заполняющего огня, обвалакивающего его своей чувственностью, судороги от движений на члене, близость, запредельная. Хёнджин проник глубже, легко качнувшись до середины. Он резко потянул за один из бантиков и приложил освобождённую руку Феликса к своей груди. Та под укровом широкой ладони вела вниз, проходила вдоль виднеющихся кубиков пресса, охватывала напряжённые плечи, утягивая нависающего Хвана к французским поцелуям. Он сжал подушки в кулаках, вылизывая чужой рот пока его обнимали крохотной ладонью, пока мычали в алеющие губы, распуская по ним вибрации, пока впускали в себя, отдаваясь без остатка, сливаясь воедино. ⠀Голубые пряди рухнули на веснушчатую щеку. Хёнджин уткнулся в подушку, оставляя на ней рядом с розоватым ушком Ликса гортанные стоны. Толкнувшись до упора, он вбил себя прямо в простату, отчего Феликс проорал его милое ласковое имя сорванным голосом. — Чёрт... — растянул Ликс. — Ангел, — поправил Хёнджин и вновь вбился туда же, вытрахивая прямо из глотки кричащие ахи, которые ему так невыносимо нравились, что он не мог подняться с подушки и продолжал толкаться, лёжа на перевязанной груди, покусывая сосок, что от его играющих клыков приобрёл лёгкий бордовый цвет, — ах, мой ангел... ...мой, и только мой, ты упаси меня от кары, Прилети в ночи, на крыльях унеси, залечи раны. Мой, и только мой, увязанный со мною серебром, унеси в рай, Мне пой, меня ласкай и измрудными очами рассекай. ⠀Хёнджин взял новую ленту и, приподнявшись, красиво окольцевал ей руку Феликса от кисти до локтя, накручивая серый кончик на свои пальцы. Привязал к себе. Сплёл ладони в замок. И продолжил покачиваться. Он упивался мелодичным звуками снизу, глядел на распахнутые ярчайшие радужки. От лёгкой темноты в них не было бликов. Только чистые малахиты с отражениями чёрных океанов, бушующих волнами шторма и тонущим Хваном. — Я больше не могу, Джинни, мх-а, — Феликс стиснул губы в полоску и как только разжал с глубоким выдохом к ним прильнул Хёнджин, удерживая сожжённый воздух в долгом поцелуе, — а-а, дай мне кончить, — выдавил он, оторвавшись. — Так кончай же, Ликси-и-и... ⠀Толчки нарастали, оставались такими же нежным и осторожными от страха Хёнджина поранить и сделать больно, плохо, нехорошо своему Феликсу. — Пожалуйста, развяжи меня, мгм, развяжи м-мою руку. ⠀Серебряный шёлк спал с покрасневшей кожи. И Ликс впился ладонями в лицо Хёнджина, забирая новый поцелуй. Губы прошлись по губам, язык обвёл язык, вкусил, зубы мельком стукнулись о зубы. Выделяющаяся слюна перемешалась на кончике языка Хёнджина и выплюнулась в рот Феликса. Тот завёл руки на его спину, царапая плечи, ведя вниз по лопаткам и вонзаясь в бока почти до крови. ⠀Хёнджин дрочил ему в своём быстром темпе, ощущая приближающийся оргазм, настигающий электрическим током. Он сильнее сжал член провёл ещё. И ещё. Вошёл так глубоко, как только мог до плотного соприкосновения с бёдрами. И вышел, почти полностью выскользнув из желанного Ликса. Дрожь накатила столь неожиданно, что Феликс прогнулся дугой, бурно кончив на свой живот и пальцы Хёнджина, продлевающие его оргазм медленным вождениями по разрядившемуся стволу. Хван тут же облизнул их, сглотнул каждую каплю с кисловатым послевкусием яблока. Он до предела вторгся внутрь, изливаясь в мокрую плёнку, и осторожно качнулся назад. Сбросил презерватив на пол к своим вещам и разуму. Без него внутри снова опустело. Но там всё с заботой согрето. Хёнджин запрятал Феликса в своих объятиях и укрыл одеялом, грея и снаружи. — Какой же ты прелестный, Ликси, — шёпот остался на макушке, раскалённой и взъерошенной от зелёного электричества и бешеного соития, — тебе хорошо? — Мне очень-очень хорошо, — силы всё никак не скапливались для отдышки, рывки, вдохи, — просто... — Ахуенно. ⠀Они лежали уставшими и удовлетворёнными до самого вечера. Чтобы встать поужинать, напиться горячим чаем и завалиться обратно. Хёнджин трепетно пожелал самых сладких и откровенных снов, дабы потом претворить их в реальность, целуя щёку. Втягивая и всасывая её до бледного засоса. Так и не успел оставить ни единой метки, пока они занимались сексом. ⠀Феликс тихонько ответил своё искреннее «доброй ночи» и в миг уснул. Вымотался. Во тьме комнаты горел желтоватый торшер. Хёнджин плавно убирал назойливые чёрные пряди со лба, щекотал нос, подрагивающий во сне и лыбился, как дурак от чего-то простого, но такого душевного. И не хотел вспоминать о том, как бессовестно потрошил людей, выкладывая Феликса из квадратиков пазлов в цельную живую картину. ⠀А крови не хватало. ⠀Кажется, её запах, её цвет стал настолько привычным, что теперь его не доставало. ⠀Хёнджин подполз к стеклянному террариуму на полочке. Внутри ползал крупный чёрный паук, передвигающий тонкими лапками по стеклу и ветке на дне. Протянув руку к насекомому, Хван позволил ему щекотливо пройтись по коже. Пепел, заселённый в радужки, блеснул адскими сине-белыми искрами. Он усадил тарантула на лицо Феликса. Острые иголки конечностей медленно двигались на скуле, изучая поверхность светлой кожи. Хёнджин стянул с Ликса одеяло. Паук прополз по голому предплечию, оставляя после себя красные точки укусов, из которых сочилась кровь. ⠀Никто не помогал и не спасал Феликса, трясущегося в своих грёзах о чём-то склизком, мясистом и отвратном. Хёнджин облокотился на изголовье кровати и скрестил руки на груди. Феликс принадлежал ему, был отдан в его зверские лапы. И он позволил себе сделать то, что хотел: узреть кровь и насладится мучениями. Паук прокусил руку до тихих изнываний. Хёнджин наблюдал и любовался. Насекомое разорвало поры, не глубоко проникнув своими зубками внутрь. Это не сильно больно, терпимо, но Ликса раздирало. Тёплая ладонь погладила маленького монстра по пушистому тельцу. ⠀Новый шрам с вытекающей густой каплей остался на том месте, что Хван перевязывал лентами. И цвет драгоценного металла сменился на ленту винной черноты. — Ну всё, — смиловался Хёнджин и паук забрался на его ладонь. ⠀Он вернул его в террариум, заслонил книгой и лёг к Феликсу. Багровые струи исчезали, застывая на стирающих пальцах Хёнджина. Обмакнув их в свой рот, он ощутил послевкусие солёности. На вкус Ликс приятен, но что-то было в нём скверное. Что-то, что Хёнджин не мог разобрать, поедая его семя и кровь. Прелесть, разбавленная ядом.