Заснеженные

Северус: Всю ночь я пролежал без сна, погруженный в тяжелые мысли. Я останавливал воспаленные глаза то на посеребренном луной краю рабочего стола, то на пучке лохматой травы, которую какое-то время назад подвесил сушить, то на бахроме темной занавески, которую по обыкновению не закрыл. Здесь и только здесь, за закрытой дверью, я мог быть самим собой и хотя бы на время сна позволить себе расслабиться. Но этой ночью покой так и не пришел. Тишина казалась звенящей и давила на сознание. Тяжелые мысли с трудом ворочались в голове, как колеса часового механизма в старой и забытой всеми башне. Я идиот... Нельзя было заключать спор, циничный опыт над живым доверчивым человеком… Я идиот… Хорошо все продумал, мерзавец, преподаватели про семью Малфой не сплетничают, дети мало что знают, рассказать Эмилии правду, действительно, некому… Странно, что он не боится, что его выдаст собственный сын. Хотя, возможно, он уверен, что деликатная девушка не будет выспрашивать у ученика подробности ситуации в семье… А может, он вообще ничего не продумал, делает спонтанные глупости, надеясь, что проблемы сами собой рассосутся… Правильно я сказал Эмилии тогда в больничном крыле, Люциус сначала делает,а потом думает, страдает, и еще и всех вокруг виноватыми делает в своих бедах. Под утро я все же задремал откинувшись на спинку дивана и проснулся только, когда услышал, как за стеной, в комнате Эмилии упало что-то похожее по звуку на книгу. Затем послышалось тихое ворчание и шаги. Проснулась. Отлично. Время семь сорок пять. Я, как по команде, придвинулся на своем диване ближе смежной стене, чтобы не пропустить момент, когда Шайнбрайт покинет комнату. Плана действий у не было, оставалось действовать по ситуации, хотя бы цель была ясна – не дать Малфою увести жертву к себе в поместье… Жертву? Резко, но справедливо. Буду называть вещи своими именами. Девушка то сосредоточенно возилась за стеной, то достаточно громко ходила по комнате. Время от времени до меня долетали ее приглушенные реплики, и судя по тому, что ответа на них не поступало, Эмилия разговаривала сама с собой. Клянусь Мерлином, она не перестает меня пугать... Когда я попытался прислушаться к этому утреннему монологу, то внезапно вместо него услышал равномерные удары по полу. По ощущениям было похоже на то, что неугомонная преподавательница… прыгала по своей комнате. Сказать что я был удивлен – не сказать ничего… Равномерные звуки ударов ног об пол прекратились, снова стало тихо. И тут же прямо возле стены отчетливо послышался голос Шайнбрайт. Оказалось, Эмилия запела. Неточно, неуверенно и не на английском языке. Мерлин, бедные мои уши! В музыке я не силен, но когда девушка добралась до надрывного припева, который видимо ей очень нравился, мне захотелось пробить стену кулаком. Зато сонливость сняло, как рукой. Я хмыкнул про себя на мгновение представив лицо Малфоя, если после бурной ночи возлюбленная разбудит его зарядкой и «божественным» пением. Да, на это я хотел бы посмотреть, однако все же не должен допустить чтобы девушка попала в замок изысканного извращенца. Наконец-то после еще нескольких изуверских экзерсисов, настойчивого шуршания и удара чего-то тяжелого об пол, моя неугомонная соседка вышла из комнаты. Раздался перезвон ключей, а затем деловые удаляющиеся шаги по коридору. Я по привычке надавил большими пальцами на виски, чтобы вспомнить все детали и ничего не упустить. Малфой сказал, что зайдет за ней днем… Было почти восемь, времени хватало. Шанс, что аристократ ради предмета обожания переменит привычки и поднимется рано очень мал: для него все, что он любит должно оставаться незыблемым, в том числе крайне ленивый распорядок дня. После завтрака она, наверняка, упорхнет к Малфою-младшему и Грейнджер или к своим реставраторам, потому что на месте ей не сидится. Возможно, она захочет подождать «спасителя» вне корпуса. Как это не парадоксально, но если Эмилия примет глупое и опрометчивое решение торчать на морозе все это время, ожидая Люциуса, мне будет легче начать действовать. Но сначала нужно выпить хотя бы глоток кипятка с ложкой кофе. Без топлива шестеренки в моей черепной коробке крутиться не будут. Никогда не понимал тех, кто наслаждается каждым глотком это горькой жижи. Для меня это всего лишь замена энергетических зелий, действие которых тяжело сказывается на здоровье. На последних курсах я как-то переборщил с ними, и от наплыва галлюцинаций меня спас только школьный целитель. После кофе, я отправился на поиски Шайнбрайт. Надо будет узнать какой у нее патронус. По мне так, суетливая белка подошла бы прекрасно… ... Давно не было такой снежной зимы. Ноги заплетались в пушистых снежных барханах. Я ощутил, что у правого ботинка начала отходить подошва. Не выдержала все-таки сырость эта обувь. Впрочем, сейчас не до этого. Утренняя сирена и по совместительству новый преподаватель защиты от темных искусств нашлась быстрее, чем я думал. Эмилия стояла в тени заснеженной ели, естественно, с Грейнджер и Малфоем. Троица болтала, смеялась и не замечала ничего происходящего вокруг. Я давно не видел, чтобы Драко смеялся. Что с ним сделала эта девчонка? Почему он, такой неприступный, доверился ей? Неужели мальчику и правда не хватало заботы и участия? Сломанным от влияния мисс Шайнбрайт Драко не выглядел, он ожил, казался цветущим и полным сил. Эмилия залилась своим звонким смехом и уткнулась в плечо Драко, словно была его ровесницей. Я невольно перевел взгляд на нее. Хохотать над пустяками и спорить со всеми вокруг, видимо, у нее и у ее сестры фамильное качество, как малфоевская гордость, или поттеровское безрассудство. Что же, в таком случае, стоило попробовать воздействовать на Эмилию ее же оружием и импровизировать на ходу. Руки затряслись. Объяснение этой дрожи я найти не мог. Стоило, наверное, уделить время сну… Я наклонился, сгреб горсть снега и слегка сжал его в руке. Прицелился в плечо. Лишь бы не попасть в голову... Эмилия: Чувство юмора Драко – это что-то неподдающееся описанию! Отдельный вид искусства! Этот парень знает толк в шутках! Знакомые говорят, что меня слишком легко рассмешить, но, небеса милосердные!… Гермиону тоже согнуло пополам от хохота. Чуткий семикурсник, видимо, заметил, что я с утра нервная и решил поднять мне настроение. Благодаря ему, я хотя бы на мгновение снова ощутила легкость бытия и забыла о том, какой сегодня важный день. Я хотела вытереть выступившие слезы, но тут же в мою голову неожиданно прилетел крепкий снежок откуда-то сзади. Ребята засмеялась с новой силой, а я потерла затылок и оглянулась: – Эй! Нечестно! И чуть не умерла на месте от страха: в десяти шагах от нас на тропинке стоял Северус и поскольку вокруг больше не было никого, я не сомневалась, что именно он бросил в меня снежком. Мерлинова борода... ОН. БРОСИЛ. В МЕНЯ. СНЕЖОК. И ПОПАЛ МНЕ В ГОЛОВУ! Что я успела натворить, пока спала? Или пока завтракала. Может, у него от недосыпа крыша поехала, преподаватели говорили, что он практически не отдыхает... Я ожидала увидеть за спиной кого-то из студентов, на крайний случай парней из отряда реставраторов, Кристиана или Милори, например. Заметив декана Слизерина мои старшекурсники тут же прекратили смеяться и тоже испуганно застыли. Немая сцена длилась около минуты. Профессор смотрел на нас, а мы на него. Нелепое, наверное, было зрелище. Потом Драко выдавил, не разжимая губ: – Кажется, профессор хочет поговорить. У меня от участившегося дыхания запотели очки, я сдернула их, протерла кончиком шарфа, потопталась и направилась к наставнику, не зная к чему готовиться: – Долго же ты соображаешь, — ехидно заметил он Как обычно, с непокрытой головой зимой. В лице ни кровинки, чисто снежная маска, глаза слегка воспаленные, наверное, читал всю ночь: – Ну знаешь, Северус, я никак не могла ожидать от тебя такого... ребячества! – ответила я, нервно отряхнув снег с плеча. – Нужно было как-то привлечь твое внимание, – Северус явно был в хорошем расположении духа и мне от этого стало ещё страшнее. – Я что-то успела натворить? – уточнила на всякий случай.   Северус усмехнулся в привычной манере: – Перестань искать во всем подвох. Я всего лишь хотел изложить некоторые мысли, касательно твоей манеры преподавания. Мы много спорили на этот счет, думаю пришло время положить конец нашим разногласиям. – У меня не так много времени...– начала я В голове плотно сидело, что во второй половине дня за мной должен был зайти Люциус. Он не сказал точное время и потому я решила провести ожидание на улице, чтобы не пропустить его приход и не заставлять его ждать. – Ты все успеешь. Пройдемся немного. Он согнул в локте руку и слегка придвинул ко мне. Я, как во сне, взяла его под руку. Профессор обернулся к застывшим Драко и Гермионе: – Малфой, Грейнджер, в Хогвардсе нас нет и вы ничего не знаете о том, где мы... – Конечно, сэр, – почти хором ответили в конец растерянные ребята. Северус повлек меня по дороге вдоль озера. Профессор двигался так быстро, что я едва успевала за ним. Было ощущение, что он пытался увести меня от Драко и Гермионы. Я робко оглянулась на их отдаляющиеся фигурки, которые по-прежнему виднелись у заснеженной ели. Мое движение не осталось незамеченным: – Я тебе настолько неприятен, что ты боишься недолгой прогулки в моей компании? – в излюбленной язвительной манере обратился ко мне наставник. – Вовсе нет, – твердо ответила я – Я тебя и не боялась никогда. Кажется, я впервые увидела его настолько близко. Темные брови, гордый нос, несколько сердитая морщина над переносицей, непроницаемые, черно-базальтовые, и вместе с тем очень живые, молодые глаза. Их выражение, на удивление мирное, подействовало на меня успокаивающе. Белые хлопья снега, словно боясь гнева профессора, робко оседали на его темном пальто. Он криво усмехнулся: – Ты можешь обмануть свою сестру, Грейнджер, Лавгуд, но меня не получится. – Я боялась твоей бесконечной критики, это другое! – упрямо возразила я. Не люблю, когда меня пытаются в чем-то уличить, особенно когда я ни в чем не виновата: – «Это другое» – отличный аргумент! – язвительно отозвался профессор. – А тебе приятно, когда ты вкладываешь в работу душу, – я ощутила, что заливаюсь румянцем и очки снова запотевают от горячего сердитого дыхания – Трудишься, а потом приходит вечно недовольный человек и… Ноги мои разъехались на присыпанном снегом льде, и я едва не рухнула навзничь, если бы не Северус, который снова вернул меня в устойчивое положение: – Ты под ноги смотреть когда-нибудь научишься?! – проворчал он – Волшебница, победившая законы гравитации, не иначе! Не завидую твоему потенциальному молодому человеку... Опять он за свое! Я и так чуть не умерла от смущения, а он еще и издевается! А не попробовать ли мне с ним общаться также, как и он со мной… Выйти из образа вечно виноватой ученицы и тоже попробовать колоть его шпильками. А было бы интересно, что из этого выйдет. Не убьет же он меня в конце концов за неудачную шутку… – А мой молодой человек будет носить меня на руках! – с достоинством ответила я. – В таком случае, ты выбрала очень подходящую кандидатуру, только не очень молодую… – тут же отозвался он. – Северус!!! – выкрикнула я, потеряв терпение, и сдернула очки. К чему эти намеки?! – Да, Эмилия? – спокойно отозвался профессор и поглядел на меня совершенно невинными глазами. Национальный театр Великобритании бы плакал , если бы узнал, что потерял такого убедительно-правдивого актера! Я оглянулась и обнаружила, что мы находимся возле кромки леса. Как я не заметила, что мы до него дошли, я не поняла. Я несколько раз вдохнула и выдохнула холодный морозный воздух и сказала с иронией: – Так, насколько я поняла, вы, любезный профессор, ведете меня в лес... – Ты что-то имеешь против прогулки по лесу? – миролюбиво спросил зельевар. – Нет, но только в том случае, если мы будем дорогой обсуждать мою теорию, а не личную жизнь, – ответила я. – Как скажете,мисс, – коротко согласился Северус и стал спускаться по тропинке к лесу, придерживая меня за руку. Я изо всех сил старалась не упасть на него. – Мой первый вопрос: что ты сделала с Малфоем и Грейнджер? – внезапно спросил Снегг, когда мы оказались в окружении заснеженных деревьев. – Это вопрос не по теме, – заметила я, но тут же столкнулась с взглядом Северуса, холодным и колючим. – Драко Малфой – не чужой мне человек, Эмилия, и потому я имею права знать, – несколько высокомерно ответил он. – Вы родственники?! – тут же обрадовалась я – А я не знала… – Он мой крестник, – сухо прервал мое восторженное восклицание Северус. – Ничего особенного я не делала, – я предусмотрительно обошла присыпанную снегом яму и стряхнула застрявшие в волосах хлопья снега – Я просто решила, что для того, чтобы спасти их чувства друг к другу им нужно всего лишь честно поговорить. И это помогло! Профессор помог мне перебраться через поваленное дерево: – Ты не понимаешь, что будущего у этих отношений нет. Люциус Малфой не допустит заключения этого брака. Слова зельевара мне показались на мгновение гнусной клеветой. Как мог так тонко чувствующий человек запретить своему сыну поженится на девушке, которая был любовью всей его жизни? Но даже если так и случится, неужели я останусь в стороне? – Если что, я с ним поговорю, – решила вслух я – Расскажу все, что знаю про Гермиону, могу даже поручиться, в том, что она– достойная девушка. Обогнавший меня на несколько шагов вперед профессор насмешливо хмыкнул: – Мне бы твою уверенность в себе, Эмилия... Я поглядела на его черную фигуру, остановившуюся возле одного из стволов, со странным смешанным чувством непонимания и любопытства. Снова он увильнул от начала разговора про теорию. Зубы мне заговаривает? Внезапно, воспользовавшись тем, что Северус с помощью маленького ножа попытался бережно собрать еле заметный голубой мох с поваленного ствола, я сгребла снег в ладонь и приготовила снежок: – Северус? – позвала я. Он оглянулся. Удар пришелся точно в грудь. Мокрый снег оставил на черном пальто белый след. Профессор молча уставился на меня. А я выпалила: – Быть внимательным к детям и любить их – вот и весь мой секрет моей теории. Это все, что ты хотел узнать? Северус слегка задумчиво поглядел куда-то над моей головой и слегка махнул рукой. В следующий момент мне на голову свалился целый сугроб и сшиб меня с ног… Оказалось, я стояла под елью, и когда профессор тряхнул ее с помощью, невербальной магии весь снег сошел мне прямо на голову. Нет, меня это не взбесило, только вызвало ощущение что меня переиграли. Когда я протерла очки и снова увидела мир заснеженного леса, заметила, что профессор стоял надо мной и оглядывал очень серьезно: – Это нечестно! – заявила я – Отыгрываешься? Северус поймал мою руку, поставил на ноги и внезапно я оказалась практически прижатой им к мерзлому стволу: – Любовь, моя дорогая Эмилия, нельзя дарить всем подряд. И ты понимаешь о ком я сейчас говорю, – строго и сдержанно сказал Северус, склонившись надо мной. Снова эти намеки… Я вглядывалась в черные глаза профессора и не могла понять сердит он или спокоен. Изучающий меня взгляд оставлял неприятное ощущение, как после осмотра у врача: – Зачем ты пытаешься настроить меня против Люциуса? – прямо спросила я, не переставая смотреть в его глаза. – Ваши отношения – ваше личное дело, – он коснулся моих плеч, отчего я вздрогнула: его руки были просто ледяные – Я только хочу, чтобы ты знала: ты ему ничего не должна в связи с тем, что он тебя спас. – Я общаюсь с ним не потому что чувствую себя обязанной, – я отвела глаза, осознавая что лукавлю. Чуть-чуть. Самую капельку. – В таком случае я не понимаю, чем такого человека как ты мог заинтересовать Люциус Малфой. Объясни. В его резком голосе я уловила еле заметные оттенки заботы и неподдельного интереса. Он продолжал держать меня за плечи. И на удивление, мне стало приятно ощущать тяжесть его рук, хотя они и были похожи на холодные тиски. Мне расхотелось лукавить и врать: – Люциус, – я опустила глаза смущенно – Разбудил во мне женщину... Кажется, искренность этого ответа заставила испугаться нас обоих. Северус отпустил мои плечи: – Разбудил женщину? – повторил он – Но, по-твоему этого достаточно, чтобы построить отношения о которых ты так мечтаешь? Его слова подняли в моей голове целый рой мыслей. Вспомнились теплые объятия, ощущения защищенности и удовлетворенное желание не только самой любить весь мир, но самой получать взамен нежность и внимание: – Я горжусь, тем, что нашелся человек, который видит во мне не только ходячую энциклопедию, юмористку, отличницу или преподавателя, а еще и женщину, – отчеканила я, глядя на Северуса как можно серьезнее. – Ты не любишь критику, я помню, – ответил наставник медленно и кажется… нежно? – Однако я знаю Люциуса не первый год. Я наблюдал за вашим общением... Я хотела возмутиться и перебить, но Северус неожиданно приложил палец к моим губам заставляя молчать: – Когда он рядом, ты становишься не похожа на себя. Ты превращаешься в бессловесную куклу, боишься сказать лишнее слово... – Мне несложно помолчать, когда заинтересованный во мне человек устал или не готов слушать! – я решительно отстранила руку профессора от своих губ, уверенно вцепившись в его ледяное жесткое запястье. – Да уж, человек так заинтересован, что не готов тебя слушать, ему не интересно как ты провела день, что нового узнала, как тебя порадовали ученики и как ты сама себя чувствуешь в конце концов! – в голосе зельевара неожиданно зазвучал металл, прогоняя заботливость и нежность, которые удивили меня несколько секунд назад. – Ты ничего не знаешь, Северус! Ничего! – я ощутила, что начала дрожать. Сильно. И не от холода, а от обиды и напряжения. Отражать нападение мне было нечем, и стоящий надо мной наставник продолжил истязать меня: – Знаю, Эмилия, а еще знаю, что будет дальше в твоих отношениях с этим человеком! Критика, которую ты ненавидишь! Много критики. Она будет во всем… Он грубовато сжал в руках мой завитый в крупные локоны хвост. Его горячее дыхание опалило мне ухо: – Слишком блеклые волосы. Слишком эмоциональное лицо. Слишком тощая фигура. Слишком много времени работаешь… И так без конца, слышишь, без конца! Я никогда не видела Северуса таким взволнованным. Сердитый голос его срывался, я ощущала через ткань своей мантии, как трясутся его руки, судорожно комкающие мои волосы. Он немного помолчал и добавил почти шепотом: – А ты будешь глотать этот рыболовный крюк, обливаться слезами и кровью в попытках угодить, смириться, говорить себе, что он во всем прав и дальше менять себя в угоду самовлюбленному ублюдку… Запомни, подпустишь его к себе слишком близко – он не остановится, пока не высосет из тебя всю кровь, а когда ты упадешь, обескровленная, он просто переступит через тебя и даже не вспомнит, сколько ты отдала ему сил и времени. Холодный ветер пробрал меня до костей. Я сняла очки и и начал судорожно тереть их от невидимой пыли. Северус, темный и кажется, утомленный не меньше меня, наблюдал за этим судорожными движениями. Затем осторожно отпустил вои волосы и аккуратно разгладил. Я ощутила себя уничтоженной, раздавленной тяжелыми словами, мыслями и эмоциями, которые вырвались из заброшенного черного колодца его души: – Руки замерзли? – спросил неожиданно он и попытался коснуться моих пальцев. – Нет, – отрезала я, спрятала руки в карманы мантии и опустила глаза – Проводи меня обратно к Хогвардсу. – Как скажешь. Он взял меня под руку. ... Как мне в таком моральном состоянии встречаться с Люциусом? Люциус: Я шел к Хогвардсу в прекрасном расположении духа, довольный собой и всем, что меня окружало. Вечер, ночь и следующий день – все обещало стать незабываемым, разбить эту надоевшую повседневность. Я подошел корпусу и окинул взглядом окна. Где-то там прячется моя наивная девочка Эмили, которая даже не представляет, что ее ждет. Маленький идеальный профессор познает науку любви на практике и постепенно станет доктором этой дисциплины. От этих мыслей я не удержался и облизнул губы, хотя на холоде этого делать, конечно, не следовало… Странно, прошло уже десять минут, а душа моя запаздывала. Пальцы ног начали деревянеть, с этой морозной погодой приходится выбирать, одеваться красиво или тепло. Я всегда отдаю предпочтение первому. Я начал ходить по тропинке вперед-назад, чтобы не замерзнуть. Может, увидит в окно и совесть проснется… Сложившаяся ситуация начинала раздражать: – Глядите, кто тут к нам прише-е-ел! Я услышал задорный детский голос чуть позади и оглянулся. Три малолетки из Гриффиндора глазели на меня в десяти шагах и неприятно хихикали. Одна, лохматая, сидела в развилке дерева и болтала ногами, две другие стояли у ствола. Вот молодежь пошла, ничего не боится... Я решительным шагом направился к ним, надеясь напугать, но не тут-то было – смешок только усилился. Я обратился девчонке сидящей на дереве: – Воспитанные леди не лазят по деревьям... – Леди делают все, что им вздумается! – нагло ответила она и спрыгнула, деловито разглядывая меня снизу вверх – О, девочки, а это случайно не Люциус Малфой? После такого заявления я едва не рухнул в сугроб. Она указала на меня рукой и оглянулась на подруг, одна из подруг кивнула: – Это вы мою сестру спасли, объявляю вам благодарность, сэр! – объявила она торжественно – Я Анабель. Анабель Шайнбрайт, можно просто Ана... – Стало быть, мисс Шайнбрайт-младшая, – поинтересовался я, ощущая раздражение, оттого что зря ввязался в разборки с младшекурсницами. – Я самая, – ответила малолетка и смахнула со лба каштановые пряди. – Вы сегодня виделись с Эмилией? – спросил я. – Ну, так я и думала, вы хотели с ней погулять! – воскликнула девчонка – Но вы опоздали, она ушла… Я не поверил своим ушам: – Эмилия… ушла? – Не ушла, а ее увели! – вставила страшненькая брюнетка – Профессор Снэгг взял ее вот так и увел! С этими словами она ухватила ту, что назвалась Анабелью под руку и потащила вперед. – Профессор Снэгг увел… – как эхо повторил я, ощущая нарастающий в ушах шум – Значит, она не в Хогвардсе? – Не-а, – отозвалась Анабель, отвратительно кривляясь. Иногда мне кажется, что я ненавижу детей. Лет до тринадцати они невыносимы, их следует только ограничивать, натаскивать на учебу и готовить к жизни в окружающем обществе. И только после того, как они освоят все, что в них вкладывают с ними можно разговаривать. Ненавижу Снэгга... Грязнокровый зельевар решил вставить мне палки в колеса и у него получилось ударить ощутимо. Да и эта вертихвостка тоже хороша, знала, что я приду за ней и усвистала куда-то! Ну пусть только попадутся мне оба, живого места не оставлю! Гнев заклокотал внутри. Нужно было срочно от него избавиться. Я заметил, что поодаль мнется еще одна девочка. Ее пышные белые кудри внезапно, вызвали во мне приятное воспоминание и я подошел к ней, слегка задев краем мантии громко спорящих Шайнбрайт и носатую брюнетку: – Какой сюрприз! Мисс Стоун, я не ошибся? – я протянул руку испугавшейся девочке. – Да, сэр мисс Аиша Стоун, – ответила она чуть хрипловато, глядя с опаской на меня и не подавая руки в ответ. – Как здоровье вашей матушки? – спросил я, воскрешая в памяти образ первой красавицы Хогвардса моей молодости Шарлотты Честертон, которая сменила фамилию, выйдя замуж за грязного магла Стоуна. – Все… хорошо, сэр, – пробормотала она. – Все было бы хорошо, – внезапно прошипел я, бросив злой взгляд на нее – Если бы твоя матушка не вышла за этого идиота-магла Стоуна и не опозорила честь чистокровного факультета Слизерин. Глаза девочки вспыхнули испугом. Я мгновенно ощутил облегчение, выплеснув на почти незнакомого ребенка гнев, мешающий мне рассуждать трезво: – Не будь как она, – добавил я уже спокойнее, одарил ее улыбкой и двинулся прочь, пытаясь собрать в единый пучок разбегающиеся мысли. Идти было некуда, меня никто не ждал. Меня обдурили. Обо мне посмели забыть... Все сорвалось. Все полетело к чертям…. Все сорвал мерзкий грязнокровый зельевар!