Заснеженные

Эмилия: Может, это прозвучит странно, как издевка, но я полюбила хогвардские понедельники. Я поднялась в удивительно прекрасном расположении духа, не ощущая никаких последствий от страхов и сомнений, которые вчера облепляли меня неприятным коконом. Даже впечатления от странного поведения Люциуса остались в прошлом и не нервировали меня. Гермиона права: пока я в Хогвардсе, со мной ничего не случится. Тем более Северус рядом и вчера он проявил себя как друг и защитник. Пока я делала утренние кардиоупражнения и любовалась на легкие снежные блестки, переливающиеся в лучах встающего солнца, параллельно размышляла о том, что вчера точно произошел перелом в моих отношениях с суровым наставником. И он был не во время крепких неловких объятий и не во время нашей прекрасной беседы. Перелом случился после вопроса: «Можно тебя обнять?» … Эти три коротких слова, этот маленький трепетный вопрос, скрывал невидимое чуткое беспокойство о моем комфорте. И я была уверена, что Северус действительно думал об этом, потому что перед глазами то и дело возникал образ Люциуса, каким я увидела его вечером того дня, когда он спас меня. Он коснулся меня не спрашивая ни о чем, причем сразу до лица, властно, уверенно, как будто я уже принадлежала ему. Сожалею, что тогда от неожиданности я промолчала и позволила ему себя трогать. После этого его вольные руки безнаказанно касались всего – скользили по бедрам и талии, находили и стискивали грудь под тканью свитера. Не буду лгать, что я не откликалась на его чувственную ласку. Еще как откликалась… Поначалу мне безумно нравилась его решительность. Но после вчерашнего страстного поцелуя-укуса в шею, приправленного пока еще осторожными попытками ограничить мою свободу, я серьезно засомневалась: нужна Малфою я настоящая, со всеми своими страхами, радостями, горестями, привязанностями, или только мое подтянутое спортивное тело? Я готова просто и доверчиво принять в душу любого человека, даже такого непростого как Люциус, только если смогу представить примерное развитие наших отношений. А чем все кончится здесь я не понимаю, тем более от одной мысли, что у него может быть жива жена меня бросало в холодный пот. Северус же терпеливо принял меня, трясущуюся, раздираемую неприятными воспоминаниями от прошедшего дня, выслушал, хотя, думаю, он сам был бы не против кому-нибудь выговориться. Надо мне не проворонить момент, когда он будет готов поговорить о своих переживаниях. Мы мимолетно пересеклись с ним после завтрака, я только и успела сказать: «Хорошего тебе дня». И наставник в очередной раз удивил меня. На этот раз своим невероятным умением улыбаться одними глазами. Его высокомерное бледное лицо осталось холодным и застывшим, только глубокие базальтовые глаза на мгновение вспыхнули радостью от встречи. Занятия прошли замечательно. Последнее я проводила у второго курса. Анабель шалила, потому что совсем не боялась моего гнева. Спасло только то, что я пригрозила ей длительной отработкой до ночи. Балованная она все-таки… Вот что значит долгожданный и желанный родителями ребенок. Когда большая часть ребят покинула класс и побежала отдыхать, я подозвала к себе сестру и ее подругу Беатрис Дендру и решилась на эксперимент с вопросом про профессора: – Девочки, а что вы думаете про профессора Снэгга? – Ой, да все прекрасно! – Ана весело махнула рукой – Ну да, он строгий, но… как это... справедливый что ли? Даже когда наказывает, все равно справедливый! Такого заявления я от своей егозы не ожидала. Взрослеет, наверное. Темненькая Беатрис подумала чуть дольше: – Знаете, мой папа говорит, что человек лучше всего проявляет себя в общении с теми, кто сильно слабее. И вот я видела такой случай... Она оглянулась на дверь и заговорила тише: – Вы же знаете, что у нашей Аиши слезы очень близко? Иногда достаточно, чтобы на нее подул ветерок, чтобы она заплакала. Чувствительная очень. И вот она недавно на занятии по зельеварению расплакалась… От отчаянья, может быть, из-за того, что не получалось. И профессор оставил ее после занятия. Мы думали, разнос будет. А они просто поговорили, он спокойно объяснил ей ошибки и она вернулась практически счастливая. Мальчикам, конечно, бывает жестче влетает, но, как Ана сказала, все справедливо. Я помолчала какое-то время, удивленно раздумывая о том, что образ неприступного профессора должен бы отпугивать младшекурсников. Но уважение, сквозившее в голосах девчонок, заставило меня увериться в обратном окончательно и бесповоротно. – А вы, мисс Шайнбрайт, держались бы подальше от своего спасителя, – внезапно сказала Беатрис и подняла на меня свои пронзительные глаза – От этого мужчины с длинными светлыми волосами. Взгляд у него недобрый. Я вздрогнула. Двенадцатилетняя Дендра многих преподавателей пугала своими меткими высказываниями. При всей своей детской беспечности, веселости, склонности к шуткам и розыгрышам, девочка умела подмечать такие детали в окружающей действительности, что у взрослых временами волосы дыбом поднимались. «Это у нее еще предмет "прорицание" не начался», – вздыхала профессор Макгонагалл, качая головой. Поговаривали, что одним из давних предков семейства Дендра по женской линии была сама греческая прорицательница Пифия. Если это правда, я не удивлена; в таком случае девочка вполне могла унаследовать грозный дар предсказания будущего: – Почему недобрый? – спросила я у Беатрис, косясь на сестру, которая успела уже отойти от кафедры и суетливо собирала со своей партой учебники в единую стопку. – Так и смотрит что бы утащить и где бы выгоду поиметь, – проговорила Беатрис и накинула на плечо ремень сумки – Ладно, простите, нам надо идти. – Конечно, бегите, – слегка растерянно сказала я Подружки наперегонки выбежали из кабинета. Я немного поразмыслила об услышанном, отогнала тревожный холодок, который навеяли слова Дендры и поднялась, чтобы направиться в корпус. И вдруг тупая,какая-то резиновая боль пронзила мою поясницу. Спазм страшной силы заставил меня согнуться в три погибели. Что это за бред... Почему... Мне что, пятьдесят лет? Я замерла у стола в неудобной позе, судорожно опираясь на руки, и соображая откуда могла взяться эта жуть. Неужели, меня продуло, пока мы работали на лестнице вчера? Вот тебе и надела тонкую кофту… Какая же я тупая… Где был мой мозг в то утро?… Ужасно. Просто отвратительно. Так, спокойно. Для начала нужно дойти до комнаты. Я с трудом побрела из класса по коридору, еле сдерживаясь, чтобы не застонать в голос. Просто лохушка. Последняя лохушка... На лестнице, ведущей в корпус, меня поджидал еще один сюрприз: уже практически поднявшись на свой этаж, я услышала до боли знакомый бархатный голос. Мерлин, нет! Почему он появился сейчас, когда мое единственное желание – убежать и затаиться где-то в своей берлоге, чтобы зализать рану? И бесполезно тешить себя надеждой, что Люциус пришел по делам благотворительности или для общения с Северусом. Он ждет меня. При мысли, что он попытается коснуться моего многострадального тела, которое так некстати подвело меня посреди рабочего дня, мне стало еще хуже. Я неловко соскочила с лестницы и огляделась. И тут же заметила знакомую рыжую макушку: мимо проходила Джинни Уизли вместе с моей Гермионой. Кажется, спасение рядом! Я кинулась к девочкам, стараясь всеми силами игнорировать спазм, от которого на лбу даже выступила испарина : – Герми, Джинни, умоляю, проводите меня на верхний этаж корпуса. Просто сопроводите до комнаты, – взмолилась я. Лицо рыжей красавицы-гриффиндорки стало изумленным, однако Гермиона поняла без пояснений. Она нахмурилась и взяла меня под руку, Джинни нерешительно подхватила меня с другой стороны: – Мы проводим тебя, а потом подойдем к Малфою и скажем, что ты очень плохо себя чувствуешь и хочешь отдохнуть, – шепнула мне Гермиона – Не факт, что сработает, но попытаемся. Я кивнула, снова ощущая себя невероятно тупой. Опять у меня проблемы и все вокруг вынуждены меня спасать. Сердце колотилось от страха. Но не растолкает же он в самом деле девушек-студенток и не потребует оставить нас вдвоем в коридоре?! Надеюсь, ему учтивость не позволит. Нет, я не начала испытывать отвращение к Люциусу после вчерашнего. Но видеть его сейчас не хотела, а он этого не понял бы. Действительно, Малфой был на моем этаже. Он стоял у стены и поглядывал на золотые часы в своей руке. На этот раз он был в изумрудной мантии и изумрудная же лента стягивала его безупречные платиновые волосы. «Слизерин как состояние души», – мелькнуло в моем тревожно мечущемся сознании. Я не знала куда прятать глаза, когда девочки тащили меня мимо его. Уже когда Джинни захлопнула за мной дверь комнаты, я услышала, как он позвал меня по имени, и тут же в разговор вступила Гермиона: –Мистер Малфой, мисс Шайнбрайт, очень плохо, она просила вас зайти позже... – Позже? – отозвался Люциус, как мне показалось, слегка оскорбленно. –Ей мадам Помфри наказала поспать хотя бы полчаса. Значит, приходите где-то в четыре, – уверенно соврала Джинни. Голоса стихли. Сначала будто бы покинул этаж Малфой, потом осторожно отошли от двери мои спасительницы. Я застонала, не сдерживаясь, в голос. На глазах выступили слезы обиды на собственную глупость. У меня в жизни такого не было. Растяжения на тренировках случались, да, но от них были абсолютно другие ощущения. Что делать? Как лечиться? Надо было сразу из учебного кабинета идти к мадам Помфри… Ну почему, зачем я тогда поперлась в корпус и потеряла время?! Я осторожно легла на кровать, титаническими усилиями заставляя себя не скулить, и стала обдумывать свое бедственное положение. Внезапно раздался решительный стук в дверь. Колокольчик на ручке задрожал: – Эмилия, позволь зайти. За дверью был наставник… Ну почему меня так невовремя скрутило этой дьявольской болью... Я с трудом села на кровати и ответила: – Входи. На мгновение у меня даже будто бы слегка прервалось дыхание: Северус был без привычной всем мантии, в шелковой черной рубашке, брюках и темной жилетке со еле заметным металлическим отливом. Они словно поспорили с Люциусом, кто больше удивит меня внешним видом. Даже неловко стало, что я была в своей повседневной робе – свитере с поддетой под низ майкой и джинсах. Северус, очевидно, был в прекрасном расположении духа: – Как прошел день? – сразу же спросил он, замерев в легкой нерешительности. – Хорошо, – выдавила я – А как твой? Садись, не стой. Он хмыкнул и сел рядом со мной на кровать. Затем поднял свои темные бездонные глаза. Они снова улыбались и сияли, как утром: – Осознал, что последние дни только и жил воспоминаниями о нашем приключении в лесу. Надеюсь, ты будешь не против прогуляться на выходных в моей компании? – Только не по лесу, – попыталась непринужденно хихикнуть я – Меня и прогулка по Хогсмиду вполне устроит!   Северус внезапно наклонился к моему судорожно улыбающемуся лицу и вполголоса произнес: – Улыбаешься, но твои зрачки расширены и глаза влажные. Что-то случилось? Я неловко промолчала, пытаясь проглотить противный комок, образовавшийся в горле. Он положил свою тяжёлую руку мне на плечо: – Если не хочешь, можешь ничего не рассказывать. Но я хотел бы помочь. Ты можешь мне довериться, Эмилия Я снова через силу улыбнулась. Эх, если бы произошедшее касалось душевных мук, было бы проще… Проглотив таки отвратительный комок стеснения, я выпалила: – Мне продуло спину. Мы вчера работали на лестнице, там гулял ветер, а я была в тонкой кофте. Боль такая, что я еле дошла до комнаты. У тебя есть разогревающее снадобье? Или что-то чем можно вылечить это? Северус молча поднялся, и вышел из комнаты. Мое лицо загорелось от стыда, в глазах снова защипало. А поясница заныла еще сильнее. Почему вечно мне не везёт… Северус вернулся с зеленой баночкой и присел рядом. Я протянула руку: – И как ты сама справишься? – сказал наставник, слегка ехидно, но и сочувствием и пониманием – Это средство втирать нужно, а не просто намазывать на кожу. А у тебя сильная боль, которая еще и движения ограничивает. Я помогу. Я сжалась. Он предложил помощь в настолько интимной проблеме, что бросало в дрожь. Северус, заметив мое смятение, снова заговорил с пониманием: – Я хочу тебе только помочь. Обещаю, что не буду ни на что посягать. Представь, что я врач. – Мне безумно стыдно за свою глупость, особенно перед тобой, – пробормотала я, глядя в пол. – Я прекрасно понимаю,что тебе стыдно, – Северус говорил спокойно и серьезно – Я сам редко обращаюсь за помощью. По молодости и неопытности умудрился продуть на сквозняке шею и очень долго страдал в гордом одиночестве. Застуженный коленный сустав я лечу до сих пор. Он правда хотел только помочь. Глупо бояться и терпеть, когда рядом есть опытный человек, переживший подобные страдания. Но Мерлин... – Сними уже наконец свитер и ляг спокойно, – сказал наставник, не дождавшись от меня никакой реакции. Я, как во сне, стянула через голову свитер, положила его на кровать и легла лицом вниз. Будь что будет, выбора нет. До мадам Помфри мне в таком виде не добраться. Северус бережно отодвинул мои волосы, поднял на мне майку и уточнил: – Поясница? – Да Он коснулся моей спины и стал заботливо втирать мазь круговыми движениями. Предварительно разогретая в его руках и пахнущая кедром жидкость удивительно быстро достигла источника боли и начала действовать. Ощущение спазма ушло почти сразу. Зря я пугалась и стеснялась. Теперь мне не хотелось, чтобы он отнимал руку. В этом было что-то необъяснимо приятное. Он так заметно старался, чтобы мне стало лучше, что у меня благодарно сжалось сердце. Ни на что не претендовал и ни на что не посягал, хотя при моем уязвимом положении мог бы... – Полежи. Я бы сегодня тебя даже на работы не отпускал, была бы моя воля, – его рука замерла на моей пояснице, затем он вытянул с помощью невербального «акцио» мой широкий шарф, торчащий из рукава мантии,висящей на крючке у входа, расправил и прикрыл им пострадавший участок моего тела. – Наверное, сегодня устрою себе выходной, – решила вслух я, подспудно догадываясь, что истинная причина прогула не в усталости и не в пострадавшей спине, а в Люциусе, от которого я еле унесла ноги. Не хотелось бы снова получать насильно поцелуи в пыльной нише… Хотя, если девочки наговорили ему, что я отсыпаюсь, то он еще точно придет. Я снова ощутила неловкость. Привычные извинения полезли наружу. Я подняла голову: – Слушай… – Если ты только попробуешь извиниться, я тебя задушу прямо на этой кровати, – беззлобно прервал меня Северус, предвосхитив поток сожалений, который едва не хлынул из моих уст. – Ну вот почему именно со мной происходит всякая ерунда… – проворчала я. Извиниться хотелось, а ощутить твердые руки на шее не очень. Шея вообще мое слабое место, особенно с недавнего времени. – Ответ очевиден: потому что ты – человек в очках, – заявил наставник, глядя на меня абсолютно серьезно. – И какая связь у очков с невезучестью? – я положила руки под подбородок и поглядела на него сбоку. – После мистера Поттера мне стало казаться, что все люди в очках притягивают разного рода приключения, – он задумавшись снова погладил меня и тут же убрал руку – Ты мне иногда напоминаешь этого несносного мальчишку. Напомни, ты выпускница Гриффиндора? – Нет же, Когтеврана, я тебе уже рассказывала кажется! – проворчала я. – Не сердись, я же не могу всего упомнить. Какое-то время мы помолчали. Оказывается, молчать вместе это тоже прекрасно. Но все же я не сдержалась: – Послушай, ты вчера меня утешил, сегодня помог с такой проблемой. Если я могу что-то сделать... Его рука осторожно переместилась на мою шею и ткнула меня лицом в покрывало: – Опять начинаешь? Придушу. Без шуток. – Ну так же нечестно! Ты же не идеален, и наверняка тебе временами тоже нужна помощь! – Это я-то не идеален? – с усмешкой отозвался Северус – Знаете кого-то безупречнее, мисс Шайнбрайт? Опять эти намеки на Малфоя... – Ты не идеальный и это мне нравится! – вдруг выпалила я, поднявшись на локтях и тут снова покраснела от осознания, что как ребенок произношу все, что приходит на ум… Наши взгляды встретились. Как Северус удачно сел. Низкое зимнее солнце прекрасно осветило его благородное лицо, заблестело в смоляных черных волосах, отчего они заискрились. Напряженная морщинка над переносицей разгладилась... Нет, я не могу так просто лежа любоваться им. Я вскочила, как ужаленная, и бросилась, рабочему столу, разыскивая кусок картона и карандаши. – Куда ты вскочила? – недовольно отозвался Северус – Только что умирала... – Уже все прошло. Я привыкла болеть на ногах и ничего в этом плохого нет. Не думаю, что ты при небольшой температуре и простуде сразу валишься с ног, – я вывалила рядом с ним на кровать свой собранный со стола художнический хлам. – Я – это я, – напомнил наставник, рассматривая всю эту кучу с легким удивлением и непониманием. – И я – это я, – припечатала я и тут же объявила – И раз ты сам пришел ко мне, буду тебя рисовать! Северус поглядел на меня изумленно, но противиться не стал. Тут же в дверь кто-то нерешительно постучался. Точно не Малфой, тот бы попытался вынести дверь. На пороге оказался крайне смущенный Милори Ремор: – Эмилия… ты сегодня придешь помогать? – заикаясь, вытолкнул он. – Прости, что не предупредила. Сегодня не приду по состоянию здоровья, – ответила я. – Жаль. Очень жаль, – парень несколько раз нервно моргнул и пошел прочь. Я захлопнула дверь и вставила в скважину ключ. Ничто не должно помешать моему вдохновению! Северус уже успел передвинуться от солнечного пятна. Забыв про стеснение, я подошла к нему почти вплотную: – Придется тебя двигать, – я взялась за плечи профессора и начала его подталкивать. – Что у этого юнца с глазами? – спросил наставник, подчиняясь моему напору и пересаживаясь. – Трудно сказать. Парни рассказывали, что он увлекается с пристрастием спиритическими сеансами и общением с духами и занимается этим по ночам. Так-то он неплохой, но неконтактный. Мы к нему и не лезем, – усадив Северуса, чтобы солнце красиво играло бликами на его жилете,а тени образовывали красивый узор на коже, я осторожно коснулась его волос, перекладывая их на плечи. Они оказались жесткими, как проволока. Неслучайно говорят: каков характер, такие и волосы на голове... – Даже ты не лезешь со своим любопытством? – профессор глянул прямо мне в глаза. Сердце пропустило удар. Слишком близко. Я слегка отпрянула, взяла свой лист, который успела закрепить зажимом на планшете, и попросила: – Сцепи руки в замок, – мне захотелось передать на портрете еще и узор вен на его руках. – А может мне... раздеться? – внезапно спросил Северус совершенно серьезно. – Зачем... – от этого вопроса я сперва впала в ступор. И не сразу заметила, что мой наставник… беззвучно смеется, прикрыв глаза рукой. – Эмилия, – простонал он – Если бы ты сейчас видела свое лицо… – Это… это что за шуточки такие, профессор?! – я поглядела на него возмущенно, ничего не понимая. – Ну как же, я слышал, что натурщиков в маггловских художественных училищах рисуют обнаженными, – голос Северуса звучал необычно игриво, он почти незаметно смахнул выступившую от смеха слезу. – Даже не мечтай об этом! Я собираюсь оставить миру изображение твоего лица, а не сам знаешь чего!– почти выкрикнула я Хотя, его сцепленные руки я может бы и нарисовала отдельным этюдом. Почему нет? Красивые, деловые руки, отдыхающие от письма… – Сядь, как я тебя посадила, пока не наложила заклятие, – добавила я угрожающе. – Конечно, конечно, как скажешь… – он необычно быстро успокоился и сел в указанное положение. В свете клонящегося к закату солнца Северус казался моложе своего возраста. Мне хотелось запечатлеть самые неуловимые черты его строгого лица. А особенно уловить главное – мягкую улыбку, которая пряталась в его глубоких и грустных глазах. Северус: Эмилия не знала, как забавно она выглядит, когда сосредоточенно хмурится. Она, впрочем, этого и не заметит никогда. Рисование заняло ее внимание, и это позволило мне еще раз ее рассмотреть: – Говорить-то можно, страж суровый? – бросил я, не двигаясь. – Можно, только не дергайся, – она сосредоточенно повозила резинкой по бумаге и снова схватилась за карандаш. – Сколько языков знаешь? – Французский, греческий, латинский, немного иврит, – ответила Эмилия, нанося сосредоточенно штрихи. Вот это наборчик. Признаюсь, я был впечатлен, услышав такое. – Латынь, значит. Как у тебя с латинской номенклатурой растений? – Проверь, спроси что хочешь, – с легким вызовом откликнулась моя неугомонная практикантка. – Подорожник большой? – Plantago major, – она переменила карандаши и снова погрузилась в штриховку – Кипарис вечнозеленый? – Cupressus sempervirens, – А что такое, скажем, Helichrysum arenarium? – Бессмертник, – ни секунды не думая отозвалась она. Одна из каштановых прядей упала на ее тонкое плечо. – Признаюсь, ты меня все больше удивляешь, – признал вслух я – С чем же связан выбор в качестве предмета для преподавания именно защиты от темных искусств, а не той же травологии? Эмилия поднялась из неудобной позы на корточках, в которой она рисовала меня: – За это нужно сказать спасибо Пожирателям Смерти. Так значит и она пострадала от армии Волан-де-Морта… – Значит и мне, – сказал прямо я, ожидая шоковой реакции, испуга. Однако девушка положила сделанный набросок на стол и поглядела на меня устало: – Закрой рот. Может, ты обо мне все и забываешь, но я узнала много о тебе и о твоем недавнем прошлом и оно меня не пугает. – Интересно, – хмыкнул я – Кто тебе изложил мою биографию… "Вероятно, крестничек постарался", - подумалось мне – У меня свои источники, – заявила Эмилия и села спокойно рядом – Как доделаю портрет, подарю тебе. Снова она оказалась слишком близко. Нежные руки теребили кольцо: – Ты похож на какого-то лорда… – непосредственно заявила она, рассматривая меня как какой-то неопознанный объект через свои очки в изящной оправе. Тонкая прядь выскочила из ее прически. Затаив дыхание, я осторожно дотянулся и заправил прядь за ее маленькое ухо. Эмилия посмотрела прямо мне в глаза и улыбнулась, открыто и смело, без робости и смущения. Сердце, переполнившееся мгновенно непонятной, забытой нежностью, заколотилось о ребра. Девочка моя. Мисс Добродетель… – Душа моя, открой, – голос Малфоя за дверью прозвучал, как грохот от мгновенно примененной бомбарды. Только что сложившийся мирок на двоих взорвался тысячей осколков. Эмилия мгновенно вскочила и заметалась. Сначала бросилась к двери, потом ко мне и испуганно зашептала: – Мерлин, только не это… Прошу, не оставляй меня с ним. Я не готова... – Гони его в преисподнюю! – ответил я. – Душа моя, ты отдыхаешь?… – Люциус будто намеренно громко звал девушку, чтобы даже, если она спала, все равно проснулась и побежала открывать. Раздражение царапнуло горло. – Не могу я так! – голос Эмилии задрожал. – И как быть? Прятаться в маленькой комнате было негде. Я был уже готов идти открывать дверь и без жалости и привычной сдержанности гнать как последнего плебея невыносимого аристократа, который довел невинную девушку до нервной дрожи своими навязчивыми ласками. Но Эмилия схватила меня за руку и внезапно потащила за свисающую до пола темную штору: – Стой тут, – попросила она. – Ты предлагаешь мне стоять как бесчувственному предмету мебели, пока тебя будет против воли трогать этот блудник? – злым шепотом ответил я. – Не порти с ним отношения, это опасно для тебя. У меня есть идея. Ты поймешь,– шепнула она, закрыла меня шторой и пошла к двери. Настолько глупо я не чувствовал себя ни разу в жизни. Но ничего не оставалось, как смириться. Даже если она не готова пока резко гнать от себя Малфоя, это не значит, что ее нужно оставлять в потенциально опасной ситуации. Я был готов испортить ради Эмилии отношения с отцом своего крестника, но она попросила подождать… Что она там задумала?...Ждать сигнала? Какого сигнала?... Стараясь не делать лишних движений, я приник взглядом к тонкой щели в шторе: – Люциус? Так неожиданно, – голос Эмилии прозвучал фальшиво-устало, когда цветущий и надушенный Малфой переступил порог ее комнаты. Изумрудно-золотой павлин во всей своей красе... – Полагаю, душа моя, у тебя было время отдохнуть с момента нашей встречи в коридоре, – он по-хозяйски снял верхнюю мантию и остался в не менее роскошной нижней. Эмилия зажгла настольную лампу и по складкам темно-зеленой ткани побежали золотистые волны. – Ты хотел поговорить? – начала Эмилия, скрестив на груди руки, словно пытаясь защитить саму себя. – Я принес тебе кое-что, – Люциус указал ей на зеркало, висящее прямо возле выхода. Эмилия послушно направилась туда, куда ей указали. И снова – бесчувственная куколка, испуганная марионетка в руках полубезумного кукловода. И он так уверен, что симпатичен и приятен ей? Люциус подошел к Эмилии со спины и изящным жестом надел на ее шею какую-то цепочку, которую я не смог разглядеть: – Это в комплект к кольцу, которое ты так любишь и носишь, не снимая, – проговорил он бархатно-страстным тоном, осторожно поглаживая холеными пальцами тонкие плечи девушки – В ней три сапфира. – Очень красиво, – проговорила Эмилия, рассматривая цепочку – Благодарю тебя Его руки хищно скользнули вниз и сжали талию девушки, словно добычу. Эмилия в этот момент показалась мне невероятно маленькой и беспомощной рядом с ним, рослым, высоким и властным. Жадные похотливые губы стали ласкать кожу на затылке девушки, ее шею. Отраженное в зеркале лицо Эмилии показалось мне неживым, оно не выражало ничего, кроме испуга. В какой момент вмешаться… Что делать… – Люциус, а...ты разве сегодня не занят? – пролепетала нерешительно испуганная жертва, замерев, как солдат по стойке «смирно» – Ты всегда был занят по понедельникам... – Верно, – усмехнулся развратник, накрыл руками ее грудь и, спускаясь поцелуями по шее, добавил – Но сегодня освободил время, чтобы провести вечер с тобой. Мерлин, как ему не совестно лгать про свою занятость… Он не случайно вторгся в ее комнату. Судя по страстно сияющим глазам, у него на сегодняшний вечер есть вполне определенные планы. Неужели он надеялся цепочкой добиться расположения Эмилии? А спросить, хочет ли девушка близости, мозгов не хватает? Я сжал руки в кулаки настолько сильно, что ногти вонзились в кожу. Пока я, полный возмущения, размышлял что делать, Люциус уже переместился с очарованной и испуганной жертвой вглубь комнаты, и прежде чем Эмилия успела опомниться,она оказалась прижатой к собственной кровати: – Люциус, не надо, остановись… Прошу, остановись… Здесь нельзя, – испуганно заговорила она, уперевшись левой рукой в его грудь и пытаясь приподняться. – Можно. Никто не увидит. Я так скучал, – он опрокинул ее обратно и хищно разглядывая, навис над ней. – Я не готова сегодня, – умоляюще прошептала Эмилия. – Так я помогу тебе подготовиться, настроиться... – развратные пальцы вцепились в застежку ее джинсов. Что я стою?... Как ей помочь, если не кидаться в прямую ссору? – Здесь дух! Вон он, рядом! – закричала Эмилия, рывком сбросила руки Люциуса и с ужасом уставилась куда-то в дальний верхний угол. Тот отвлекся вместе с ней. Правой рукой, свисающей с кровати и невидимой для Люциуса, Эмилия внезапно, не отрывая глаз от угла, указала на меня пальцем, а потом несколько раз махнула, словно подзывала меня к себе. Понял. Она всего лишь разыгрывает представление. От меня требуется совершить нечто внезапное, чтобы выбить Люциуса из равновесия. К счастью, палочка у меня всегда с собой... Люциус: Ну что она там еще увидела? Пустота, только тени скользят по стенам. – Эмили, не бойся, дух нам не помешает, – я властно сжал ее плечо, пытаясь снова перевести это неугомонное упрямое существо в горизонтальное положение. Конечно, она не готова, дергается из-за всего. Но, к счастью, время у меня есть... – Нет, он пришел за тобой, – вдруг объявила Эмилия, продолжая следить за чем-то глазами по потолку. – Что за чертовщина… – отозвался я с нескрываемым раздражением и снова поглядел туда же, где скользила глазами девушка. Внезапная яркая вспышка отбросила меня назад и я всем телом ударился о стену. Сознание мгновенно вылетело. Очнулся через пару минут, распростертым на кровати, и сразу осознал, что в комнате появился кто-то третий: – Я не знала, что духи могут нападать на живых, кажется его покалечили. Как хорошо, что вы живете рядом, профессор… – почти шепотом говорила Эмилия. – Успокойтесь, мисс Шайнбрайт, – зельевар, видимо, услышал грохот от моего падения и снова притащился всех спасать… Ненавижу… Увидев, что я очнулся, Северус склонился надо мной с усмешкой: – Ничего себе не вывихнул, не сломал, пока летел? Затем он потянул меня за руку и помог сесть: – Девушку непонятно зачем напугал... – Этот дух ослепил меня чем-то, – огрызнулся я и тут же еле слышно застонал: кажется, я все-таки ударился о стену, голова неприятно загудела. – Бедный ты наш, – зельевар поставил меня на ноги и продолжил говорить в издевательско-заботливом тоне – Пошли ко мне, дам тебе снадобье от головы. И на твоем месте, я бы больше не стал сегодня искать приключения. Я устало и раздраженно оглядел его. Черт, да что делается, с этим бессловесным нелюдимым книжным червем?! Где воспаленные глаза? Где прихрамывание? Где землистый цвет лица? Что он с собой делает?! Откуда эта мерзкая жилетка? И снова парфюм!... Голова загудела еще сильнее. Снэгг потащил меня из комнаты Эмили, плотно держа за запястье. Я оглянулся на свою вожделенную и снова недоступную девочку и посмотрел ей в глаза почти умоляюще. Я так ждал. Так хотел. Так надеялся хотя бы в этой идиотской каморке попробовать тебя на вкус, моя милая... – Не сегодня, – мне показалось, или в глазах девчонки в самом деле мелькнуло еле заметное необъяснимое озорство – Ты ударился головой... Меня накрыло волной черной, неподдающейся контролю, злобы. Из-за какого-то духа, которого я даже не увидел, я снова не получил, чего хотел! Поэтому я не задержался у зельевара и,просидев у него не более десяти минут, ринулся прочь из этого жалкого подобия школы, которое я был готов разрушить до основания силой своего разочарования и нереализованного желания. У входа, в край моей мантии вцепилась чья-то ручонка, напоминающая клешню. Я резко оглянулся, готовясь сметать все на своем пути. За углом поджидала маленькая носатая брюнетка с Гриффиндора: – Кто не бережет то, что имеет и гонится за неуловимым, в конце потеряет все,– сказала она звонко и глянула мне в глаза так, что сердце ёкнуло от какого-то необъяснимого инфернального ужаса. Хватит с меня кошмаров на сегодня! – Держи язык на привязи, пока его тебе не отрезали! – я оттолкнул малолетнюю страшилу от себя тростью и бросился прочь из замка. – Правда бьет больно! – крикнула носатая мне в спину и я пожалел, что не могу пальнуть в нее каким-нибудь заклинанием, чтобы заставить заткнуться навсегда. Чертовщина кругом... Улыбается еще. Мне показалось, или Эмили была довольна, что ничего не вышло? Конечно, показалось, как можно не хотеть провести со мной время в телесном контакте... Только моя. И Феликс Фелицис за победу в пари тут уже не причем...