Посмертие

      Всю последующую неделю Цзюнь У только спал, спал и спал. Два раза в сутки его вежливо будили, чтобы он хоть немного перекусил и выпил укрепляющий отвар, который готовил для него местный пожилой лекарь. Один раз этот самый лекарь приходил и осмотрел его спину, в итоге сделав выводы, что лечить здесь больше нечего. Оставил только мазь, которая должна была помочь рассасываться шрамам. Лян Фу, его побратим поневоле, рассказал, что из кожи его спины действительно нарезали ремней, и смотреть без содрогания на развороченное месиво, которым он являлся до прихода «даочжан Се», было невозможно. Конечно, спина была не его, а тогда еще Су Юншэна, но Цзюнь У мысленно старался уже объединять себя и погибшего строителя дорог. Ему теперь жить в этом теле, пользоваться этим лицом и этим именем. Нужно привыкать. Тем более что чужое лицо каким-то чудом оказалось и его собственным.       Этот парадокс до сих пор будоражил бывшего Владыку, и он нет-нет да и начинал разглядывать себя в любых более-менее гладких поверхностях. Не ошибся ли в первые минуты? Не надумал ли лишнего?..       Но нет. На него действительно смотрел юный принц Уюна. Вернее, не совсем уже и юный. Вэй Цзиньлун вознесся в девятнадцать лет, и возраст его навсегда застыл в этой точке. На Цзюнь У же из зеркал смотрел уже не юноша, но молодой мужчина, которому, навскидку, он дал бы лет двадцать пять — двадцать семь. Уже не было той гладкости и чистоты черт, что присуща лишь самому расцвету юности, уже проявилась некоторая твердость, оставленная прожитыми годами, и это, как ни странно, делало лицо лишь привлекательнее. Не слащавая идеальность, а живая и зрелая красота. Называть собственное (теперь уже) лицо снова красивым было так странно, что Цзюнь У надолго стопорился в этих мгновениях, пытаясь осознать и понять, кто же все-таки сошел с ума, он или мир?..       Когда хозяева дома нагрели воду в купальне и пригласили гостя привести себя в порядок, Цзюнь У сумел рассмотреть не только свое новое лицо, но также и тело. И вот оно от привычного отличалось, и довольно сильно. Во-первых, Су Юншэн был явно не слишком удачлив, и его буквально с ног до головы покрывали всевозможные мелкие (и не очень) шрамы от порезов и ожогов, ну а во-вторых, тренирован он был куда как слабее. Разумеется, тело, привыкшее к работе с тяжелыми материалами, не могло быть слабым или дряблым, но и литой красоты мышц бога войны ему было не видать. Цзюнь У только вздыхал, рассматривая неровный, местами очень сильный загар, покрывающий его — теперь уже его — руки и ноги, перевитые крепкими жилами. Ни мышц, ни светлой и гладкой кожи… Матушку, да будет круг перерождений милостив к ее душе, удар бы хватил, узнай она о подобном небрежном обращении с собой. Впрочем, бывший Владыка был благодарен уже за то, что лицо ему досталось без изъянов, не говоря о том, что оно было «своим». Все прочее могло быть решено тренировками и разумным уходом за собой.       На этом месте он не выдержал и насмешливо фыркнул собственным мыслям. Вот уж вправду говорят: привычка — вторая натура. Какой теперь смысл в том, как он выглядит? Он больше не верховное божество, да и в принципе — не бог, так какая разница? С него не будут ваять статуи и писать картины, он не должен больше поддерживать идеальный облик, который не вызвал бы ни у кого отторжения, а напротив — располагал к себе. Он больше никому. Ничего. Не должен.       Осознание этого было настолько пьянящим и сладким, настолько невероятным, что хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Но не так, как это делала белая маска, а по-другому, как в годы давно забытой юности. На этих мгновениях Цзюнь У тоже спотыкался все эти дни, не до конца понимая, что ему делать с этим новым, вернее, старым, но давным-давно забытым ощущением. Разве бывает, чтобы было хорошо просто так? У него, во всяком случае?..       Вздохнув, он по шею погрузился в горячую воду и откинул голову на бортик. Каменная чаша бассейна оказалась совсем не глубокой, и было очень удобно лежать в ней вот так, позволяя горячей воде расслаблять зажатые, утомленные выздоровлением мышцы. Скользя рассеянным взглядом по завиткам пара под потолком, Цзюнь У с горечью констатировал для себя, что у него никогда ничего не бывало хорошо просто так. За каждый свой успех он должен был платить, и всегда плата взималась из того, что не имеет цены. За свое положение и силу он заплатил одиноким детством, под завязку наполненным занятиями со всевозможными учителями, тренировками, тренировками и еще раз тренировками. Конечно, на подобное взросление, в той или иной мере, обречен любой наследник престола, но у него всё всегда было… немного слишком. Слишком строгие учителя, слишком жесткие наказания, слишком высокие требования, слишком блистательные родители… Отец был почитаем и обожаем народом, строжайше следил за исполнением законов и правил, и попробовал бы его собственный сын нарушить эти правила. Матушка, первая красавица Уюна, не позволяла себе ни малейшей оплошности в отношении внешности, манер, поведения. Расстроить ее для молодого наследника было смерти подобно, причем, извел бы себя он сам, так как императрица никогда не позволила бы себе упрека в сторону мужчины, пусть даже этому мужчине десять лет от роду, и он — ее собственный сын. Немного полегче стало лишь к тринадцати годам, когда у него появились четверо вассалов, его помощников и, в потенциале, советников. Именно в их кругу он начал понемногу учиться отпускать себя, а самый младший — Гао-эр — и вовсе претендовал на звание друга, так как именно с ним молодому принцу было легче и спокойнее всего. Эти шесть лет, когда у него, наконец-то, появился кто-то, рядом с кем не нужно держать себя в железных рамках, стали лучшими и самыми памятными за всё его долгое, долгое существование. Увы, быстро подошло время вознесения, и за него он заплатил уже друзьями, той легкостью, что царила между ними, и которая постепенно ушла, когда они впятером оказались на небесах. Возросшая сила принесла и увеличение цены, что была назначена кем-то свыше за каждый его шаг. За попытки спасти свой народ пришлось заплатить разом и крахом родного государства, и гибелью самого народа, и доверием друзей, и собственным обликом. Но горше всего было потерять родителей. Толпа, разгневанная его провалом и ужасом, охватившем Уюн, незамедлительно пошла на штурм дворца. Личный телохранитель государя и государыни, осознав, что выхода нет, собственноручно заколол их, а после лишил жизни и себя. Цзюнь У знал, что это не было предательством, скорее всего, отец сам и попросил его об этом. Они с матушкой воочию видели, что случилось после обрушения моста, насколько обезумел народ, и не могли не понимать, что в руках обозленной толпы не дождутся ни пощады, ни легкой и быстрой смерти.       На этом воспоминании Цзюнь У не выдержал и закрыл глаза. Более тысячелетия он искал по миру новые воплощения своих родителей, надеясь, что их души спокойно ушли на круг перерождений и воплотились в хороших семьях, прожили хорошие жизни. Возможно даже, одну общую жизнь, если им суждено было встретиться и полюбить друг друга снова. Ему достаточно было бы просто взглянуть на них один раз со стороны. Один раз. И уйти. Лишь бы знать, что снова живы и счастливы, лишь бы отпустило грызущее чувство вины, что в их смерти виновен лишь он, он один. Увы, поиски не привели ни к каким результатам. Цзюнь У сбился со счета, скольких бывших знакомых в новых воплощениях он повстречал за эти столетия, но никогда это не был кто-то, кто хотя бы отдаленно напомнил о его матушке с отцом. Неужели, последняя просьба отца в судах Диюя была расценена все же как самоубийство? Или, возможно, его родители воплотились где-то за пределами Поднебесной?.. Только-только став Небесным Императором, Цзюнь У пытался проникнуть в те далекие, чужие земли. Обретенное величие кружило голову, и казалось, ему все по плечу. Но первая же попытка стала и последней. Там правили другие боги, и их мощь и пристальное внимание обрушились на плечи, словно каменная плита, лишь только он пересек установленные границы. Мериться силами с целым пантеоном чужих, абсолютно незнакомых ему божеств было бы вопиющей глупостью, и Цзюнь У отступил…       Размышления утомляли. Решив, что подумает обо всем этом позже (или не подумает, ведь сколько можно гонять по кругу одни и те же мысли тысячелетиями?) Цзюнь У перекинул через плечо неровно (варварство) обрезанные волосы и с головой ненадолго погрузился в воду. Ощущение, что он наконец-то может купаться один, без вечных троих соглядатаев, пусть и усыпляемых насильно, было восхитительным, и хотелось насладиться им в полной мере, не портя прекрасные мгновения бессмысленной мыслительной возней.

***

      На девятый день вернулся Сяньлэ.       Цзюнь У уже не спал, но и подниматься с постели особо не спешил, молча созерцая пятна солнца, растекшиеся по полу. Когда в дверях комнаты возник хозяин дома, бывший Владыка лишь поднял на него вопросительный взгляд. Тысячу раз извинившись за беспокойство, Лян Фу радостно сообщил, что «даочжан Се» уже в деревне и вскоре навестит их.       Это известие мигом сорвало весь оставшийся сон и подняло с постели.       Цзюнь У так и не определил для себя, как ему держаться присутствии Сяньлэ. Понял ли тот, кто скрывается под личиной обычного строителя? И, если понял, почему ничего не предпринял? Считает его теперь неопасным? Хочет, чтобы бывший враг остался мучиться в смертной жизни так же, как мучился он сам?..       На этой мысли Цзюнь У невольно усмехнулся. Спасибо, но ему хватило одного опыта бытия смертным без средств к существованию, чтобы пожелать никогда больше не испытывать подобного. И он позаботился об этом. За свое тысячелетнее правление он сотворил столько тайников по всей Поднебесной, что сокровищ, спрятанных в них, хватило бы на безбедное пожизненное существование целому небольшому городу. И только он один знал, как снять с этих мест защиту, неважно, будучи с духовными силами, или без. Так что голодать ему вряд ли придется. Да и физически Цзюнь У себя в обиду давать не собирался. В своем теле, или в чужом, но ядро его личности все еще принадлежало божеству войны, и он не забыл ничего из того, чему был обучен в малых лет. Немного тренировок, и навыки вернутся. И пусть тогда только кто-то попробует…       Мысли о том, как он будет раскатывать обидчиков тонким слоем, вызвали холодную усмешку. Цзюнь У не забыл, в каком состоянии его нашли жители деревни и не собирался оставлять подобное без ответа. Если угодно, это стало делом чести — выродки из клана Цао слишком напомнили ему пантеон божеств времен Уюна. Хозяева жизни, Бездна их забери… Конечно, поступать с кланом, как с пантеоном, он не собирался — много чести. Но хотя бы с непосредственных участников заговора взыскать было необходимо. Чтобы прочие помнили и боялись.       Усмешка из холодной превратилась в откровенно жестокую, и именно в это время над головой раздалось вежливое покашливание.       Цзюнь У застыл с заведенными за голову руками, с рукавами, опавшими почти до плеч, с так до конца и не перетянутого лентой хвоста. Перед глазами, на почтительном расстоянии, белело знакомое одеяние и опущенные, спокойно сложенные руки.       Он идиот? Он идиот.       Насколько же нужно было уйти в свои мысли, чтобы забыть, кто именно собирается почтить его визитом! И он ведь совершенно не следил за мимикой… Как много Сяньлэ успел увидеть? Сколь многое понял?       — Господин Су, — первым поклонился Се Лянь. — Простите за столь ранний визит, но дел на грядущий день невпроворот и приходится нарушать ваш отдых с утра.       — Доброе утро, даочжан, — Цзюнь У тоже поспешил встать и поклониться. — Прошу, не извиняйтесь, вы и так делаете для этого ничтожного слишком много. И простите, что я в неподобающем виде…       Он потянулся было за верхним халатом, но Се Лянь вежливо остановил его.       — Сперва ваша спина. Я должен убедиться, что процесс выздоровления протекает должным образом.       Цзюнь У немного растерянно кивнул и, повернувшись к «даочжану Се» спиной, стряхнул с плеч верхнюю часть халата.       Минута или две прошли в тишине. Цзюнь У стоял неподвижно, рассеянно смотрел на узловатые ветви сливы, заслоняющие практически весь обзор из окна и, одновременно, вслушивался в движение воздуха за спиной — Сяньлэ, как и в прошлый раз, практически не касался кожи, проводя обследование лишь потоками духовных сил. От еле ощутимого тепла ци и тихого шороха чужой одежды невольно накатывало расслабленное сонное состояние.       — Шрамы останутся, — внезапно сказал Сяньлэ, и сонное оцепенение разлетелось вдребезги. — И глубокие. Надеюсь, вас подобное не пугает?       — Совершенно нет, — спокойно отозвался Цзюнь У. В самом деле, что ему до шрамов на спине? Все равно их никто никогда не увидит.       И лишь потом до него дошло, что вопрос, кажется, был с подвохом. Не зная, как еще отреагировать, он выбрал сделать вид, что не заметил никакого двойного дна.       Сяньлэ за его спиной тихо вздохнул.       — Вот и славно, — ровно сказал он, и через секунду легкая щекотка, порождаемая ци, пропала. Сяньлэ встряхнул руками и отступил на шаг.       — Что ж, господин Су, могу вас только поздравить. Даже с уничтоженным Ядром ваше выздоровление пройдет в кратчайшие сроки. Если не будете надрываться, то еще дней десять, и вернетесь в прежнее состояние, а то и лучше.       Цзюнь У склонил голову, натягивая халат обратно.       — Благодарю, даочжан. Если бы не вы, не видать бы этому ничтожному выздоровления. Ни быстрого, ни медленного.       Он накинул, наконец, верхнее одеяние, и лишь после этого повернулся к гостю. Сяньлэ смотрел внимательно, с какой-то пытливой настороженностью.       Догадался? Не догадался?       С удивлением Цзюнь У понял, что небольшой столик возле его постели накрыт для чаепития, тогда как до прихода Сяньлэ он был чист и пуст. Когда?.. Да так, что он ни шороха лишнего не услышал? Воистину, хозяйка дома умела передвигаться быстро и бесшумно, как дух.       — Давайте выпьем чаю, — учтиво попросил Сяньлэ, проследив за его взглядом. — Хозяева дома любезно заварили его для нас. Заодно обсудим несколько вопросов.       Цзюнь у с трудом кивнул, чувствуя себя загнанным в угол зверьком. Какие вопросы Сяньлэ собрался обсуждать? Как вернуть его обратно в заточение под Тунлу?..       На удивление, туда отчаянно не хотелось. Не после нескольких восхитительных дней на воле, без обязательств и без ига в лице (лицах) трех бывших друзей.       — Тогда прошу.       Сяньлэ первым занял место за столом и принялся хозяйничать, разливая по чашкам чай. Понимая, что деваться ему некуда, Цзюнь У, стараясь сохранять спокойствие, опустился напротив.       Чай был восхитителен, как и всегда. Стараясь не поддаваться глупой ностальгии по тем трем, практически ничем не омраченным годам до первого падения Сяньлэ, Цзюнь У взял свою чашку.       — Итак, ваше Золотое Ядро, — без предисловий начал Сяньлэ. — Его можно восстановить, если только вы зададитесь целью. Тем более, один раз вы этот путь уже прошли. Но времени все же потребуется немало. Этот Се возьмет на себя смелость дать несколько рекомендаций и, если захотите…       Цзюнь У пил чай, слушал его и кивал. Конечно, он знал все эти способы. Конечно, он знал их даже больше, чем было известно Сяньлэ. Но говорить об этом вслух, естественно, не собирался. И не только потому, что махом выдал бы себя с головой. Просто было что-то очень приятное в этом чаепитие, несмотря на всю ту тревогу, что бывший Владыка подспудно испытывал. Возможно, это говорили в нем воспоминания. Тогда, до первого низвержения, Сяньлэ нередко бывал во дворце Шэнь У, где они точно так распивали чай (по иронии судьбы, именно этого сорта) и вели долгие интересные беседы. Как божества войны, оба были слегка помешаны на всем, что касалось воинского искусства, и, таким образом, темы для бесед никогда не иссякали. Сяньлэ восхищался его коллекцией мечей, Император рассказывал ему о редких техниках, что встречал на просторах Поднебесной, оба с жаром обсуждали преимущества и недостатки той или иной боевой школы, того или иного вида оружия. На прощание Владыка нередко дарил один из приглянувшихся мечей гостю. Сяньлэ уходил счастливый, прижимая драгоценный подарок к груди, и в такие минуты Цзюнь У начинал жалеть об уже запущенном обратном отсчете, что должен был начать падение одного беспечного процветающего государства… Увы, уже ничего нельзя было отменить. Гао-эр, он же Мэй Няньцин, рассуждая о Белом Бедствии, не понимал и половины той тьмы, что несло в себе это существо, эта ипостась. Каждый, кто оскорбил его, должен был поплатиться. Каждый. Без исключения. Безликий Бай не был пустой маскировкой, он был почти отдельной личностью, волком, что жил в сердце светлого и милосердного Императора, и этого волка нужно было кормить вовремя. А лучше — на опережение. Чтобы он не вырвался и не сожрал тех, чье уничтожение нежелательно. Чтобы не поглотил основную личностью окончательно. Только так, вовремя отдавая этой тьме четко выверенные жертвы, у Цзюнь У и получалось веками удерживать баланс. Иначе он давно бы сорвался и превратил в пепел половину Поднебесной. С его силами это было просто.       — Господин Су? — прервал его мысли Сяньлэ. — Вы в порядке?       — Да, — с трудом сморгнув задумчивость, Цзюнь У сфокусировал на собеседнике взгляд. — Да, даочжан, все хорошо. И я слушал все ваши рекомендации, не сомневайтесь. Могу повторить.       — Не стоит, — мягко улыбнулся Сяньлэ. — Я только хотел спросить, не нужна ли вам помощь?       — Помощь? — не понял Цзюнь У.       — Да. С вашими… недоброжелателями. Теми, кто покалечил вас.       «Нет, конечно. Я сам хочу найти их и разделать на фарш».       — Я ведь даже не помню, кто на меня напал, даочжан, — старательно-печально улыбнулся Цзюнь У. — Пока что мне никто не угрожает, так что…       — Я понял вас, — медленно кивнул Сяньлэ. Тогда будьте добры, возьмите это. Если снова будет угрожать опасность, попросите Наследного Принца о помощи, и вас услышат. Это божество, которому я служу. Он… всегда старается помочь нуждающимся.       На стол лег новенький красивый талисман. Весьма богато украшенный талисман, надо сказать, не иначе, Собиратель цветов под кровавым дождем расстарался.       Раздавать талисманы собственного храма и самому же исполнять молитвы, притворяясь простым служащим. Удобно, когда ты — сильнейший и сам себе закон, верно, Сяньлэ?..       — Благодарю, — поклонился Цзюнь У, бережно забирая талисман. — Вы очень добры к этому Су, хотя я ничем не заслужил подобного обращения от столь сильного заклинателя. Мне нужно благодарить небо, что в тот день вы оказались у нас в деревне и наткнулись на меня.       Сяньлэ не ответил, задумчиво рассматривая чай в своей чашке. Цзюнь У внутренне напрягся, предчувствуя, что сейчас услышит то, чему, возможно, не обрадуется.       — На самом деле… На самом деле, я не совсем случайно вышел на вас, господин Су. Простите, что не сказал сразу.       Наследный Принц вздохнул и отставил чашку. Подняв взгляд на собеседника, он спокойно и прямо посмотрел ему в глаза, а после мягко улыбнулся.       — Я искал одного человека, господин Су. Не сказал бы, что ради себя, — хотя, возможно, частично и ради себя. Но все же больше для своего наставника. Он… очень горевал, что этого человека не стало. А мне хотелось хоть как-то ему помочь.       — Не стало? — осторожно уточнил Цзюнь у. — То есть, он умер?       Внутри же ему хотелось орать от неожиданности. Мелкий предатель горевал, что его не стало? Серьезно? Нет, серьезно?!       Сяньлэ беспомощно пожал плечами.       — Возможно, да. Возможно, нет. Тот человек был сильным… заклинателем. И, наверное, мог все же как-то уцелеть. Но в общепринятом смысле да, его не стало. Я искал хоть какой-то след его души, хотя бы что-то. И нашел вас.       Наверное, выражение лица «господина Су» стало совершенно неописуемым, потому что Сяньлэ вдруг рассмеялся, легко и светло.       — Не пугайтесь так, я не пытаюсь сказать, что в вас кто-то вселился или нечто в том же духе. Судя по тому, как сработало поисковое заклинание, — а сработало оно слабо, но уверенно — вы всего лишь очень дальний родственник того человека. Или его потомок, что более вероятно. Далекий потомок. Вы очень похожи внешне, но ваши духовные силы совершенно разнятся. Как и ваши личности.       — Это плохо? — аккуратно спросил Цзюнь У, и Сяньлэ виновато улыбнулся, снова пожав плечами.       — Смотря для кого. Для моего наставника — да, он очень расстроился, когда я рассказал ему о результатах поиска. Все же он надеялся. Да и мне самому хотелось бы задать несколько вопросов. Но для вас, конечно, лучше оставаться самим собой. Как и для…       Он не закончил фразу и неопределенно махнул рукой, но Цзюнь У понял, что осталось невысказанным:       «Как и для окружающих».       Вздохнув, Сяньлэ растер точку между бровей и сосредоточенно нахмурился.       — К чему я рассказываю вам все это… Мой наставник, конечно, раздавлен новостями о неудаче, но, похоже, он уже смирился. И просил передать вам одну вещь. Вы владеете мечом, господин Су?       — Да, — без промедления отозвался Цзюнь У. — Возможно, не слишком хорошо, но да.       — Главное, что владеете. Тогда, если не сочтете за труд, примите это… Он принадлежал тому, кого я искал. И наставник Мэй просил, чтобы вы, как единственный живой родич того человека, забрали его.       На свет из мешочка цянькунь в рукаве Се Ляня появился… Чжусинь. Цзюнь У понадобилась вся его выдержка, чтобы не вытаращиться попеременно то на Сяньлэ, то на родное оружие, то снова на Сяньлэ.       Чжусинь был в новых красивых ножнах и, казалось, спал. Положив его на стол между ними, Наследный Принц поправил рукав и с улыбкой указал на оружие.       — Знакомьтесь, это Чжусинь. Вы можете дать ему любое другое имя, он никогда не противится. Чжусинь очень стар и раскрывает свою силу лишь в руках истинного хозяина, для всех остальных же это просто очень хороший и послушный меч. Думаю, вам, в вашем положении, с этой нехорошей историей по поводу того клана, оружие не будет лишним.       — Спасибо вам, даочжан, — голос даже охрип от волнения. — И вам, и вашему наставнику. Это ведь очень дорогой подарок.       «Вы даже не представляете, насколько».       — Не стоит благодарностей. Нам тоже будет спокойнее от осознания, что меч не лежит, покинутый всеми, а нашел хотя бы отдаленно родные руки. Ну, а теперь прошу меня извинить, но дела ждут.       Се Лянь поднялся, и Цзюнь У поднялся следом, чтобы проводить гостя хотя бы до дверей. И, сам не зная, зачем, спросил:       — Вы, наверное, долго искали этого человека, даочжан? Того, которому принадлежал меч? Раз успели окончательно разувериться в поисках?       — Ох, это да, — со вздохом кивнул Се Лянь, поправляя рукава. — Да, долго, особенно по меркам обычных людей. Никогда не считал года точно, но, наверное, уже лет шестьдесят минуло с того момента, как он нас покинул.