Посмертие

      — Будешь *танхулу?       — Шифу не должен…       — Ой, да брось. Что это за праздник такой, без сладостей? Смотри, там есть из боярышника и яблок. Ты какие хочешь? Мне больше яблоки нравятся…       Сигоу неуверенно улыбнулся. Прошел уже год, а ему до сих пор было дико, что кто-то может относиться к нему, как к родному, ничегошеньки при этом не требуя взамен.       — Этому ученику неловко…       — Неловко забрести по ошибке в женскую купальню. Или работу халтурно выполнять. А покупать сладости на празднике как раз естественно и правильно. Ну же, не куксись. Пойдем. О, смотри, *борода дракона!       Сигоу ничего не оставалось, кроме как последовать за своим полным энтузиазма шифу и, от прилавка к прилавку лишь неловко благодарить, по мере того, как в его руки всовывали то одно лакомство, то другое, то третье. Радостной энергии Су Юншэна, которой он и по будням заражал всех вокруг, а сегодня — особенно, хватило бы, пожалуй, на пятерых. Сигоу не мог — да и не хотел, чего уж греха таить — противиться этому влиянию, и потому, по мере того как праздник набирал обороты, начала таять и его вечная настороженность. Они с шифу бок о бок бродили в яркой щебечущей толпе, поглощали лакомства и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Телу было тепло от горячего чая, съеденных сладостей и нового плаща, обнимающего плечи, а душе — от этих разговоров. Сигоу даже перестал обращать внимание на взгляды, какими их то и дело провожали в толпе. С шифу он в безопасности, так что пусть себе смотрят. Главное, чтобы не приставали. Как ни крути, а он отлично понимал, что вместе они составляют удивительно красивый дуэт, так что повышенное внимание окружающих было неприятным, но, увы, неизбежным последствием.       — Там сцена, — чуть рассеянно заметил Су Юншэн, когда они свернули к главной площади. — Похоже, будет какое-то представление. Останемся посмотреть?       — Если шифу хочет, — кивнул Сигоу. Сам он, конечно же, был не против.       Они выбрали себе место чуть в стороне от сцены, на естественной возвышенности: и в толпе толкаться не придется, и представление видно будет.       Люди постепенно прибывали. Большинство были одеты празднично, настроение было соответствующим. Отовсюду слышались смех и оживленные разговоры, порой их разбавляла пьяная ругань. От прилавков, расположенных чуть дальше по улице, тянуло вкусными ароматами; воздух был напоен запахами зимы и близкого снега.       — О, — удивленно выдохнул облачко пара Су Юншэн, когда на сцене появились первые актеры. — Кажется, я знаю, что это будет за представление.       Он перевел взгляд на Сигоу и тепло улыбнулся.       — Тебе должно понравиться, ты ведь интересуешься старинными легендами? Если не ошибаюсь, это будет как раз одна из таких.       Сигоу мгновенно оживился.       — А какая именно, шифу?       — О Великой битве. Когда все три мира объединились, чтобы сокрушить великое зло.       Сигоу даже позабыл о палочке засахаренного боярышника у себя в руке.       — Это та, где Владыка Шэнь У покинул небеса?       — Она самая, — кивнул шифу, и глаза Сигоу восторженно заблестели. Су Юншэн, глядя на него, невольно рассмеялся. А после глянул мельком в сторону актеров и подтолкнул ученика плечом.       — Они начинают. Давай тише, а то все пропустим.       Они вновь повернулись к сцене, откуда уже доносились нежные переливы *сяо. Декорации изображали один из дворцов Небесной Столицы, и Сигоу с внутренним трепетом ощутил, как его охватывает странным, ничем не объяснимым чувством узнавания. Словно узрел что-то до боли родное, но при этом давным-давно забытое. Умом, какой-то его частью, он понимал, что это всего лишь хорошо сделанные декорации и хорошо играющие актеры, но было и что-то еще. Что-то, что делало картинку перед глазами слишком живой, слишком объемной, слишком настоящей…       Прошло совсем немного времени с начала представления, но окружающий мир для Сигоу будто смазался, и для него уже не существовало ничего, кроме истории, что в ярких красках разворачивалась перед глазами...       — Владыка? Вы заняты?       Небесный Император оторвался от свитков, что принесла ему неутомимая Линвэнь, и поднял голову. В дверях почтительно застыл Сяньлэ, он же Се Лянь, бог войны.       — Занят, но не очень, — честно ответил Владыка. — Ты что-то хотел, Сяньлэ? Что-то срочное?       — Не очень, — эхом отозвался Се Лянь и смущенно улыбнулся. — Просто Вы просили зайти и лично доложить обо всем, как только я вернусь, вот я и… Сяньлэ зайдет позже, когда у Владыки будет время.       — Нет, нет, погоди. Все в порядке. Я все равно…       Взгляд упал на поднос, манящий изящным чайным сервизом и любимым лакомством Императора — яблоками в карамели. Сколько времени назад слуги его принесли? Часа два точно, а он так и не оторвался от этих проклятых свитков.       — …все равно собирался сделать перерыв и выпить чаю. Составишь мне компанию?       Се Лянь снова улыбнулся, на этот раз гораздо теплее и свободнее.       — Конечно, Владыка. С удовольствием.       — Этих свитков слишком много на меня одного, — ворчал Цзюнь У, взяв на себя роль гостеприимного хозяина и разливая по чашкам горячий чай, вскипятив его одним касанием. — Не представляю, как бедная Линвэнь с ними управляется… Так, как прошло твое задание, Сяньлэ? Разобрался с тем духом новобрачного? Не возникло трудностей?       Он отвернулся, чтобы сгрузить свитки на низкую кушетку для отдыха, подальше от горячей жидкости в чашках. И не заметил, как белый рукав Се Ляня на секунду промелькнул над той, что предназначалась Владыке.       — Все в порядке, — с безмятежной улыбкой отозвался Сяньлэ, беря свою чашку и вдыхая восхитительный аромат. — Немного повздорили по дороге с Сюаньчжэнем, да еще местные были не слишком нам рады, но в остальном все прошло гладко: дух упокоен, дорога через горы снова безопасна.       — Что бы я без тебя делал, — улыбнулся Цзюнь У, опускаясь в свое кресло. — Благодарю за помощь.       — Ну что Вы, — смутился бог войны. — Сяньлэ всего лишь исполнил свой долг.       — Ты не обязан был помогать мне на моей же территории. Все добродетели за помощь, разумеется, перейдут тебе.       — Владыка слишком добр.       — Не преувеличивай.       Дождь шуршал по золотой крыше дворца, и эта редкая для Небесной Столицы погода делала чаепитие необычайно уютным. Сяньлэ неторопливо и обстоятельно рассказывал, как они разбирались с духом, Владыка молча слушал и кивал. В какой-то момент он поднялся, чтобы еще раз наполнить чашки и, внезапно, золоченые стены зала дрогнули и двинулись по кругу. Не понимая, что происходит, Владыка встряхнул головой, думая, что просто переутомился, но пол под ногами вдруг вздыбился, словно необъезженная лошадь, и его отшвырнуло обратно в кресло. Ошарашенно моргая, Император снова попытался подняться, но тут на его плечи легли узкие прохладные ладони, каждая весом в целую гору. Легли, и намертво пригвоздили к креслу.       — Владыка, Вам плохо? — промурлыкал Сяньлэ, и с каждым словом голос его становился все холоднее, все более лишался человечности, будто все вокруг покрывало слоем первозданного снега. — Быть может, Вам стоит лечь? А то вдруг Вы отравились?..       Понимание окатило отрезвляющей волной, и Цзюнь У с силой рванул прочь из кресла, прочь из этих ледяных цепких пальцев, словно принадлежащих самой Смерти. Безликий за его спиной залился высоким чистым смехом.       — Какой же Небесный Владыка, оказывается, доверчивый дурак, я в восхищении! Так просто взять и повернуться спиной к другому божеству, и даже мысли не допустить о предательстве! Прекрасно, Владыка, просто прекрасно, ты меня не разочаровал. Тем приятнее будет видеть, как ты сломаешься под весом собственной благодетельности.       Подрагивающие пальцы сомкнулись на рукояти меча и, пусть со второй попытки, но Владыке все же удалось обнажить оружие. Безликий одобрительно цокнул языком.       — А ты хорош. Любой другой, будь он божеством или человеком, уже лежал бы без сознания. Но и ты недолго продержишься. Знаешь, что было в чае, который ты с таким удовольствием пил?       Он обошел кресло и начал приближаться. Демон не сбросил личину Се Ляня, но теперь Цзюнь У не перепутал бы их и в страшном сне: у Безликого было совершенно иное выражение лица, иные телодвижения. А глаза из теплого янтаря превратились в безжизненный грязный лед.       — Всего лишь прах проклятых обитателей горы Тунлу. Слышал о такой, правда? Я провел там в заточении почти тысячу лет после того, как ты изгнал меня из мира смертных. В бесконечной борьбе с подземным пламенем и проклятыми душами, обречённым страдать вечно. Они так устали веками гореть заживо, что готовы использовать любого, лишь бы хоть ненадолго вырваться из пламени. И мне пришлось почти тысячу лет доказывать им, что я — неподходящая для этого мишень. Пока Печь, наконец, не подчинилась мне и не открылась. Почти тысячу лет ничего, кроме бесконечного чудовищного жара, жажды и голода. И тварей, что сплошных потоком лезут тебе на голову. Ручаюсь, даже в Диюе не додумались бы до подобной пытки.       Безликий рыкнул и оскалился, словно бешеный зверь, готовый к прыжку. На всегда дружелюбном и спокойном лице Се Ляня это смотрелось дико.       — Мне удалось отловить и внимательно изучить нескольких. И выяснилось любопытное: оказывается, концентрация темной Ци в этих душах настолько высока, что напрочь убивает любое совершенствование, хоть человека, хоть божества. А демонов и вовсе разрывает на части. Прекрасно, правда?       — Что ты сделал с Сяньлэ? — прохрипел Владыка, силясь согнать застилающий глаза туман. — Где он?       — О, не переживай, Величество. Жив и здоров твой Сяньлэ. Как и все прочие. У меня на них большие планы, и членовредительство в эти планы не входит. Пока. Но ты в этом списке — исключение.       Безликий метнулся вперёд, но Владыка оказался быстрее, и меч вспорол воздух там, где еще мгновение назад была грудь твари в белом. Не будь яда, сбивающего концентрацию, и Безликий бы не увернулся.       За спиной вновь раздался мелодичный смех. В нем звенело почти что счастье.       — Отлично! С таким запасом сил ты продержится ещё дольше, чем я надеялся. А ведь чем дольше ты будешь страдать, тем приятнее будет мне.       Снова бросок, и снова Владыке не хватило ничтожной доли секунды, чтобы достать противника. Безликий словно насмехался, уходя от удара строго в последнее мгновение и без конца повторяя, как приятно ему видеть всесильного Императора в подобном состоянии. Цзюнь У и сам понимал, что дела его плохи: слабость ширилась и начинала захватывать не только тело, но и сознание, переползала на силу воли. А ведь именно на них он и держался. Как бывший **военачальник, он прекрасно знал, что такое сражаться с чудовищными ранами, умел отключать физическую боль и слабость и переносить всю концентрацию лишь на сознание. Но что делать, если яд воздействует и на него тоже?..       Очередной бросок Безликого, взмах мечом, уход от удара… Сколько они так уже кружат? Цзюнь У казалось, что недолго, но, скользнув краем глаза по обстановке, он понял, что покои разнесены в щепки. Значит, времени прошло все же немало. Возможно, кто-нибудь что-нибудь все-таки заподозрит и успеет прийти на помощь?..       Словно угадав его мысли, противник изменил тактику, и в этот раз метнулся не вперед, метя в горло, а за спину. И теперь уже Цзюнь У не хватило того самого мгновения.       Цепкие пальцы сомкнулись на горле, ухо обдало ледяным дыханием:       — Поиграли, и будет, Величество. У меня есть для тебя куда лучший аттракцион.       Безжалостный удар головой — лицом — о стену, размозживший, по ощущениям, половину черепа, и Владыка все же сдался под натиском отравы, потеряв сознание.       Очнулся он на раскаленном камне, кашляя и задыхаясь от отвратительных испарений серы. Все облачение, кроме тонкого нижнего одеяния куда-то исчезло, руки и ноги безжалостно обвивали и оттягивали назад толстые цепи, по ощущениям, тоже раскаленные докрасна. Безликий стоял над ним и с ухмылкой наблюдал за болезненным пробуждением. Теперь на нем была личина Небесного императора, как и одеяние, явно снятое с самого Императора, как и его же меч, подвеской которого демон увлеченно игрался.       — Доброе утро, Величество. Ну как, отдохнул? Голова не болит?       Не голос, а чистая издевка. Голова действительно гудела колоколом; кожу на левом виске неприятно стягивало засохшей кровью. Цзюнь У вытолкнул воздух сквозь сжатые зубы, подавляя кашель, и опустил веки. Так боль во всем теле становилась чуть терпимей, а окружающее пространство вращалось чуть медленнее.       — Как насчет сил? — продолжал издеваться Безликий. — Не прибавилось?       Сил не было. Ни божественных, ни даже человеческих. Золотое ядро вращалось едва-едва, словно облепленное толстым слоем пепла, или заплетенное паутиной. От осознания собственной беспомощности хотелось выть в голос.       Безликий зацокал языком в притворной озабоченности. Присев перед лежащим Владыкой, он ласково провел пальцами по рассыпавшимся, местами слипшимся от крови темным волосам.       — Бедное Величество, ты так устал… Не переживай, больше никто не будет дергать тебя глупыми молитвами о глупых проблемах. Я обо всем позабочусь. Вернусь на Небеса, займу твое место… А ты отдохнешь. Здесь. В этом, конечно, есть и обратная сторона: тебя никто даже не хватится, ну да ведь не все сразу, правда? Я обязательно навещу тебя. Лет через пятьсот. Обещаю.       Он ухмыльнулся и вальяжно поднялся. Цзюнь У приоткрыл глаза и проследил за демоном воспаленным взглядом. Он уже понял, что они находятся на небольшом каменном островке, со всех сторон окруженным лавовым морем. Островок был довольно высоким, и откуда-то снизу раздавался жуткий хор нестройный стенающих голосов. А на недосягаемой высоте над ними голубел круг чистого неба.       — Что ты так уставился на это небо, Владыка? — усмехнулся Безликий, заметив, куда устремил свой мутный взор Цзюнь У. — Оно что, красивее, чем я? Впрочем, смотри, пока еще можешь, ведь как только я уйду, проход закроется навсегда. А здешние обитатели мигом проявят к тебе интерес. Эта колонна, на которой ты лежишь, довольна высока, так что им потребуется время, чтобы придумать схему, как добраться сюда. Но все же советую разобраться с цепями как можно скорее, тебе ведь придется отбиваться, долго и упорно. И даже не думай свести счеты с жизнью: ты не умрешь, ты навеки станешь одним из тех, что внизу. И, поверь, это много хуже, чем столетия бороться за пародию на существование на куске голого камня. Так что не глупи.       Он наклонился и еще раз издевательски потрепал Цзюнь У по щеке. У Владыки не осталось сил даже сбросить эту нахальную руку, он просто молча закрыл глаза и лежал так, пока Безликий не убрал руку, пока не исчезло ощущение чужого присутствия, а голоса внизу не взорвались надсадным тошнотворным воем. Лишь тогда он открыл глаза и вновь бросил короткий взгляд вверх.       Там была сплошная тьма. Небеса больше не смотрели на него.