Посмертие

      — Почему ты не помог?! Ты же клялся, что не бросишь, что каждый будет спасен! Клялся ведь! Знаешь, как кричали молили о помощи мои дети?!       Цзюнь У зажмурился от боли: разъяренная душа умудрилась повиснуть на нем, вцепившись лишь в длинные спутанные волосы, давно уже напоминавшие грязную паклю неопределенного цвета.       — Почему, Ваше Высочество? Ты же божество, ты должен был справиться!       От боли, разрывающей голову, перед глазами плавали цветные кляксы. Понимая, что с другой стороны площадки вот-вот полезут еще души, и тогда его просто задавят количеством, Владыка коротко выдохнул и упер руку в плечо разъярённому духу.       — Прости, — тихо обронил он и оттолкнул женщину, сбрасывая ее обратно в лаву. Уцепившиеся за ее ноги души двух детей с визгом упали туда же. Всю пещеру заполнили горестные рыдания и вой.       — Простите меня, — снова пробормотал Цзюнь У, отворачиваясь. Не было сил смотреть на это. Как будто он раз за разом собственноручно сбрасывает в огонь настоящих живых людей, нуждающихся в помощи. Интересно, Безликий, отправляя его сюда, знал, что так будет? Понимал, что вовсе не голод, жажда и жар станут худшей из пыток? Осознавал, что именно необходимость раз за разом отталкивать тех, кто нуждается в помощи будет терзать сильнее всего? Или его демонической натуре было неведомо сочувствие, и осознать, сколько боли будет причинять Владыке необходимость бесконечно вредить другим он был не в состоянии? Пусть даже эти другие — всего лишь неупокоенные души. Возможно, особенно потому, что это — неупокоенные души. Сколько они уже здесь? Если только Безликий провел с ними почти тысячу лет? Кем они были? Как оказались в этом кошмаре? Кто их предал, кто не спас? Возможно ли, что сам Безликий? Был ли он когда-то человеком? Принцем, судя по оговорками про Высочество? Был ли это его народ, которого он предал? Или же… народ предал его? Ведь за что-то же они страдают?..       Вопросы теснились в голове, но Владыка знал, что здесь он не найдет ответов. Да и, в принципе, — не найдет. Ведь вряд ли когда-нибудь выберется. Безликому понадобилась почти тысяча лет, чтобы освободиться, и это при том, что силы демона не были заблокированы, в отличие от сил Цзюнь У. Иллюзий, что его кто-то будет искать, Владыка тоже не питал: Безликий сделает все, чтобы все были уверены, что император на месте и здравствует. Так что, его единственный шанс — это ждать. Возможно, какого-нибудь случайного даочжана, который забредет к горе неведомыми путями и почувствует концентрацию темной Ци в ее недрах. Возможно, извержения самого вулкана. Конечно, тогда он погибнет в потоках лавы, но хотя бы магический барьер, установленный демоном, будет пробит, и наступит долгожданное освобождение, пускай и только для души.       Цепи, разложенные по краю площадки, вспыхнули слабым духовным светом, и Цзюнь У со стоном облегчения повалился на спину. Раскинув руки, он несколько раз жадно втянул горячий воздух и закрыл пересохшие, словно старый колодец, глаза. Передышка. Единственная за… сутки, наверное? Время в этом месте отсутствовало, как таковое, так что сложно было сказать наверняка. Раз в какой-то промежуток времени цепи, которыми Безликий его сковал, и которые Цзюнь У позже использовал для создания барьера, накапливали достаточно энергии, чтобы дать ему час или два отдыха. Обычно Владыка использовал это время для медитации, но иногда, когда сил совсем уж не оставалось, беспокойно дремал. Медитации были предпочтительнее: они давали хотя бы какое-то отвлечение от мучительного истощения, от выматывающей слабости, от грызущего ужаса за Небесную Столицу, в которой, на данный момент, правил самозванец. Но иногда сил не было даже на них. Как, например, сегодня.       Просто лежать, дробно вдыхая горячий воздух, не шевелиться и не смотреть вверх, во тьму. Не думать, что там, за этой темнотой — голубое небо, прохладный воздух и свобода, навек недоступные ему. Не думать, что сейчас с радостью заложил бы всю свою коллекцию драгоценных мечей за несколько глотков воды. Не размышлять, осталась ли в его теле хоть капля влаги вообще? По ощущениям — давно уже нет: и рот, и глаза напоминали пересохшую потрескавшуюся землю. Цзюнь У искренне не понимал, как вообще умудряется еще хоть что-то видеть, как не растерял способности издавать звуки. Он бы даже заплакал сейчас с радостью, да вот беда, слезы — это тоже вода, которой здесь не было места в любом из ее проявлений… Так что просто лежать, не думая ни о чем. Даже о том, сколько таких вот циклов «сражение-отдых-сражение» он уже пережил. Какая разница, если все равно давным-давно сбился со счета?..       Минуты сползали куда-то в небытие, отчитывая начало очередной игры в кошки-мышки, когда площадка под Цзюнь У, внезапно, содрогнулась. Вся сонливость слетела в один миг. Уже все? Короткий же сегодня получился отдых… Однако, он тут же понял, что барьер все еще активен, и что души внизу тоже почувствовали движение и теперь воют громче обычного.       Еще толчок. Мелкая вибрация прошла по камню, и этот звук отдался в конечностях Владыки самым долгожданным ощущением. Наконец-то! Похоже, вулкан начинал просыпаться. Оставалось только надеяться, что извержение случится совсем скоро, и что оно будет достаточно мощным, чтобы пробить барьер и освободить, наконец, узников этого кошмара.       Еще толчок. Ещё. И ещё. Частота ударов все увеличивалась, грохот нарастал. Похоже, извержение произойдет куда быстрее, чем можно было даже мечтать. Сверху посыпались сперва пыль, после — мелкие камни, а за ними начали рушиться целые пласты породы. Понимая, что следующим может стать какой-нибудь булыжник, что в состоянии размозжить ему голову, Цзюнь У перевернулся на бок и закрыл голову руками. Защититься ему все равно нечем, так хотя бы не смотреть в глаза возможной глупой смерти. Если его убьет до уничтожения барьера, он ведь все равно освободится потом вместе с остальными, правда? Не хотелось бы тоже вечность гореть заживо…       Хлюп, хлюп, хлюп! Со всех сторон в лаву рушился целый град камней. Барьер пока ещё держался, но надолго ли его хватит? Какой-нибудь осколок побольше — и ничтожных ныне сил Владыки окажется недостаточно. А грохот становился все невыносимей. Сейчас он звучал так, будто по горе кто-то лупил огромной кувалдой, причем, сразу со всех сторон. Души внизу заходились в едином то ли перепуганном, то ли восторженном вое, и от этой какофонии голова грозила расколоться, как перезрелый орех. Цзюнь У зажал уши и спрятал голову в руках, скорее инстинктивно, чем осознанно пытаясь отгородиться от убивающего шума — измученные органы чувств не выдерживали. И именно из-за того, что не смотрел вверх, Владыка пропустил момент, когда запечатанный свод жерла сперва пошел трещинами, а после взорвался с такой силой и таким ревом, словно из недр вулкана наружу вырвался невидимый дракон. Одновременно с этим барьер над Цзюнь У засиял чистой духовной энергией, и огромные глыбы, летящие сверху на сжавшуюся в комок фигуру, столкнувшись с этой силой, просто растворились без следа.       …Легкое прикосновение к плечу вывело Владыку из оцепенения. Прохлада этого касания показалась настолько дикой, настолько инородной в вечном жаре, что Цзюнь У заполошно вскинулся, пытаясь понять: свершилось? Он уже умер? Он уже свободен?..       …и натолкнулся на знакомый ореховый взгляд, теплый, словно золото осенних кленов. Осенних кленов под дождем, потому что сейчас эти глаза были затянуты влагой.       — Вы живы, — судорожно выдохнул Сяньлэ и, наплевав на все приличия, сгреб онемевшего от шока Владыку в объятия. Уткнувшись мокрым лицом ему в плечо, сдавленно повторил:       — Какое счастье, Вы живы. Мы уж и не надеялись…       Он говорил что-то еще, тихо всхлипывал, но Цзюнь У провалился в такой ступор, что ни слов не различал, ни мыслить толком не мог. Тюрьмы над головой больше не было: сквозь огромную дыру с рваными краями сияло — другого слова Владыка не подобрал бы сейчас и под пытками — холодное серое небо. Хмурое, неприветливое, зимнее. Лучшее, что Небесному императору доводилось видеть на своем долгом веку. Он почти лежал, опираясь на руки Сяньлэ и, запрокинув голову, смотрел, смотрел, смотрел… Не обращая ни малейшего внимания на боль в отвыкших от нормального света глаза, не замечая спустившихся к ним Мингуана и Сюаньчжэня. И лишь когда Сяньлэ разжал кольцо рук и что-то протянул ему, Цзюнь У отмер. А в следующий миг, опознав протянутый предмет, вцепился в него так, что даже все неупокоенные души разом не отобрали бы. Сяньлэ, придерживая его под затылок, помог напиться, и вода, наполненная немалым количеством чужих духовных сил, стала вторым самым прекрасным чудом, что Цзюнь У довелось встретить в своей беспокойной жизни.       — Му Цин, накидку, — донесся до него голос Сяньлэ, и Владыка ощутил прикосновение мягкой ткани к обожженным плечам. Воспаленная кожа буквально завопила, требуя сбросить с себя раздражитель, но он быстро вспомнил, что, и без того тонкие одежды, истрепались в лохмотья примерно вечность назад. Были бы силы и, наверное, Владыка ужаснулся бы своему непотребному виду, но сил не было, так что он просто покрепче сжал зубы и позволил обернуть вокруг себя мягкую и такую невыносимую ткань. Странная сонливость стремительно овладевала им, словно тело, получив, наконец, право на слабость, было намерено махом ринуться в режим восстановления.       — Прошу простить этого Сяньлэ, — тихо произнес Се Лянь, и каменная опора ушла из-под ног Цзюнь У. Тихо охнув, Владыка дернулся, инстинктивно уже опасаясь отрываться от спасительной площадки, но, когда понял, что его просто подняли на руки, немного успокоился. Сяньлэ был намного уже в плечах и ниже на целую голову, но странным образом Цзюнь У не ощущал сейчас своего привычного роста и стати. Наглядная демонстрация того, в какую бледную тень самого себя он превратился.       — Ужасно, — донесся до них расстроенный голос Наньяна. — Неужели, можно было сотворить подобное с собственным народом?..       — Они сами виноваты, — возразил ему… кажется, Сюаньчжэнь. Цзюнь У так давно не слышал нормальных человеческих голосов, что сейчас они сливались для него в единую, хоть и не гармоничную, но прекрасную музыку. — Нельзя было предавать божество, охраняющее их. Результат закономерен.       — И все же. Ваше Высочество, мы же не оставим это место без помощи?..       — Нет, — коротко ответил Сяньлэ, вставая на меч вместе со своей ношей. — Но сперва нам нужно доставить Владыку в Небесную столицу. Все остальное подождет.       Никто не возразил ему, и они начали очень осторожно подниматься.       Небо приближалось. Разочарованный вой проклятых душ оставался где-то внизу, понемногу истаивая, как долгий-предолгий страшный сон. А небо росло, ширилось, заполняло собой все пространство. Цзюнь У без сил лежал головой на чужом плече и не мог оторваться от самого прекрасного на свете зрелища. Вот уже до них стали долетать снежинки и, не тая, оседать на волосах и складках одеяний. Вот уже приблизился развороченный край жерла. Цзюнь У закрыл глаза, спасая их от ослепительно белого. Снег. Так красиво…       Присутствие других богов он, скорее, ощутил, чем увидел. Их ликующие выкрики заполнили морозный воздух, зазвенели в нем перекличкой колокольчиков и колоколов — хрустальных, серебряных, бронзовых… Их количество подействовало на Владыку ошеломляюще. Много, очень много богов собралось здесь. Как бы не… весь пантеон? И все радуются? Чему? Неужели, его освобождению? Неужели, все они собрались здесь только ради того, чтобы помочь, спасти?..       Было похоже, что именно так — Цзюнь У отродясь не слыхал столько радостного ликования в голосах своих подчиненных. Не выдержав, он повернул голову и спрятал лицо в изломе чужих плеча и шеи. И если Сяньлэ и почувствовал, как ворот в этом месте постепенно становится мокрым, он ничего не сказал.