Посмертие

      Онемение, рухнувшее на названных гостей сразу же, стоило им опознать встречающего, было достойно лучшей пьесы, что Цзюнь У доводилось видеть на Празднике Фонарей. Он неторопливо обвел взглядом оцепеневшую толпу, и от этого взгляда двое, застывшие впереди всех, невольно попятились.       — Очаровательно, — наконец, вынес вердикт бывший Владыка. — Шестеро взрослых мужчин, вооруженные до зубов, пришли сводить счеты с подростком. Не могу не поинтересоваться причиной столь яростного интереса. Что вам от него нужно?       — Т-ты же помер, — подал дрожащий голос один из тех, что стоял подальше. — Т-точно помер, я сам видел!       — В самом деле? — вежливо поинтересовался Цзюнь У. — Раз видел, значит был там, где толпой пытали беззащитного и заставляли ребенка на это смотреть? Учту. А теперь повторяю вопрос: что вам нужно от Сигоу? Зачем явились?       Застывший впереди всех коренастый бородатый мужчина справился, наконец, с первым шоком и прогудел:       — Оборванец нужен хозяину. У него дар.       — Довольно специфический и мало чем полезный для смертных, — согласился Цзюнь У. — Чем он поможет вашему хозяину?       — Это не твое дело.       — С учетом того, что я стою между вами и им — мое. И в ваших же интересах ответить честно.       Бородатый насмешливо хмыкнул.       — А что, если отвечу — отойдешь?       Стоило его фразе отзвучать, и перед глазами, внезапно, развернулось воспоминание: липкая лесная темнота, душная, предгрозовая. Свет от нескольких факелов, разбивающий этот мрак. Рыдающий, охрипший от криков Сигоу, привязанный к дереву напротив. Картинка была настолько яркой и полной, что Цзюнь У с легкостью разглядел кровоподтеки, грязь и слезы на разбитом лице мальчишки, ощутил сокрушительную боль уже в своем, растянутом веревками теле, почуял мерзкий железистый вкус крови, заполняющий рот… Словно воспоминание и вправду принадлежало ему, хотя, по факту, являлось лишь оттиском того, что пережило тело.       Бывший Владыка сморгнул секундное наваждение и усмехнулся. На этот раз куда холоднее прежнего.       — Нет. Но если ответишь, то мне не придется этот ответ из тебя вытягивать. Так что умрешь быстро. В отличие от…       И он выразительным взглядом отметил троих: того, что уже ранее подавал голос, и еще двоих. В воспоминании именно они стояли рядом с Сигоу и периодически поколачивали того палками по ногам и животу, чтобы добавить экзекуции нужного градуса.       Лицо бородатого перекосило яростью.       — Убить его! — рявкнул он, и весь отряд, словно стая вышколенных шавок, бросился на противника.       Первым порывом было посносить «невиновным» головы, а оставшимся — конечности, и уже после беседовать по душам, но внезапно снова вспомнился резкий запах и вкус крови, что окружал его сознание душным облаком в ту ночь. Что будет с домом, если он устроит здесь скотобойню? Сигоу так старался, превращая это место в жилое и уютное, а запах требухи, если он впитается в стены, навсегда перечеркнет все усилия. Наверное, все же не стоит поступать так с ребенком, который и без того натерпелся…       Решив так, Цзюнь У поднырнул под руку ближайшего противника и бросился вон из дома. Те, решив, что он струсил и убегает, со свирепыми выкриками метнулись следом.       Как и планировалось, двое распрощались с головами сразу же, стоило Цзюнь У отвести их от похоронного дома и небольшого дворика вокруг него. Те трое, что были замечены в воспоминаниях, один за другим попадали в жидкую грязь с выпущенными внутренностями, нарочно таким образом, чтобы сдохли не очень быстро. Бородатого же бывший Владыка пригвоздил Чжусинем к дереву, пробив ему плечо. Не смертельно, но тошнотворно больно, может, теперь станет посговорчивее. На весь бой — хотя какой там бой, правильнее было бы назвать этот позор избиением младенцев — у него ушло не более минуты. Так разочаровывающе и скучно, что даже злило. Одно хорошо: никакого блока на причинение вреда смертным в этом теле не оказалось, чего он, признаться честно, опасался — с Сяньлэ бы сталось.       Не обращая никакого внимания на завывающих в грязи подонков, Цзюнь У переступил через ближайшего и приблизился к бородатому. Тот тяжело дышал, с ненавистью глядя на противника, но хотя бы не кричал и не рыдал, как те, что под ногами. Цзюнь У даже испытал к нему толику уважения.       — Итак, — спокойно, словно они продолжали светскую беседу, произнес бывший Владыка. — Мне придется повторить свой вопрос: зачем Сигоу вашему хозяину? И, кстати, кто он, ваш хозяин? Глава клана Цао?       — Будь… ты… проклят, — едва справляясь с голосом, по словам выдавил бородатый. — Прав… был… хозяин… Ты — монстр… ты… уничтожишь… всех…       Брови Цзюнь У взлетели почти к линии роста волос. Он — монстр? Безусловно. Но чтобы Су Юншэн, эта безобидная бабочка?..       …Безобидная, но выглядящая в точности, как принц Уюна…       Подозрение отрезвило не хуже ледяного ливня в ночь его появления здесь. Бывший Владыка шагнул к пригвожденной жертве, намереваясь задать еще множество вопросов, но не успел даже рта открыть: тело бородатого, внезапно, вспухло, словно нелепо надутая кукла, глаза закатились, и в следующий миг, издав истошный вопль, он взорвался. Во все стороны брызнуло разорванными внутренностями и темной энергией. Секунда — и те трое, что продолжали слабо копошиться под ногами, повторили его участь. Бывший Владыка остался в одиночестве.       — Какого черта? — ошарашенно пробормотал он, стряхивая с волос ошметки чужой плоти. — И как я должен это понимать?       — Мне тоже было бы очень интересно это услышать.       Холодный голос, раздавшийся из-за спины, резанул, подобно металлу. Хорошо знакомому, стоит отметить, металлу: смертельно-острому, изогнутому, прожигающему алым взглядом…       О, нет. Нет, нет, нет! Какого черта Хуа Чэн здесь забыл?!       И, главное, как много он успел увидеть?..       Цзюнь У призвал на помощь всю свою невозмутимость и актерское мастерство. Еще до того, как прийти к Сигоу, Бывший Владыка решил, что будет играть до последнего. Знают Сяньлэ и прочие, что это он, а не Су Юншэн, не знают… Какая разница? Ему все равно не идти с ними больше одной дорогой. Так что главное сейчас — качественно разыграть потерю памяти, хоть своей, хоть Су Юншэна. А после — затеряться на просторах Поднебесной и навсегда порвать с прошлым.       Он, вернее, Су Юншэн, не знает Хуа Чэна. И не узнает даже по характерным признакам, просто потому, что не помнит. А как бы реагировал обычный человек на подобное «приветствие», с учётом того, что только что пережил нападение?..       Чжусинь вылетел из дерева и привычно лег в руку. Хлесткий разворот, свист металла… Отвратительно медленно и неуклюже для божества войны, но в самый раз для заклинателя с покалеченным Ядром, к тому же, вымотанного схваткой.       Собиратель цветов под кровавым дождем презрительно фыркнул и оттолкнул его смехотворную атаку одним лишь наручем, на секунду вспыхнувшим полупрозрачными крыльями.       — Угомонись, ничтожество. Я не…       — Кто вы? — резко перебил его Цзюнь У. — Тоже хотите забрать моего ученика?       Бровь Хуа Чэна картинно выгнулась.       — Просто к сведению: твой же ученик меня и призвал. Чтобы помочь его «несчастному раненому шифу». Но «шифу», как я посмотрю, и сам неплохо справился. Или это не ты их на требуху пустил?       Цзюнь У нахмурился, на этот раз неподдельно, и невольно оглянулся на пробитое дерево.       — Не я. Мне кажется, здесь замешана темная энергия.       — Тебе кажется? — насмешливо хмыкнул Хуа Чэн, обходя кусок кровавой грязи и приближаясь к дереву. — Да ею здесь разит, как нечистотами из выгребной ямы. На многие ли вокруг. Будь иначе, я не обратил бы внимания на молитву пацана.       Он задумчиво провел кончиками пальцев по запачканной коре, скользнул по отметине, оставленной Чжусинем, и обернулся к самому мечу, который Цзюнь У теперь держал в опущенной руке. Единственный глаз демона вспыхнул нехорошим огнем.       — Тот самый. Значит, ты и есть отпрыск старого ублюдка? И это тебя гэгэ уже несколько раз бегал лечить?       — Простите, а «гэгэ» — это кто? — едва сдерживая неуместное ехидство, спросил Цзюнь У. — Меня лечил даочжан Се, вы его имеете в виду? И насчет «старого ублюдка» тоже вряд ли смогу ответить точно. Видите ли, этот ничтожный потерял память, так что…       Хуа Чэн не ответил и вновь отвернулся, бормоча что-то про неблагодарных ничтожеств. Цзюнь У насилу удержался, чтобы не расхохотаться, несмотря на более чем невеселую обстановку. Собиратель цветов что, ревнует к нему Его Высочество? К нему? Н-да… Дожили. Докатились. Бывший Владыка еще понял бы подобную ревность, находись он в своем прежнем статусе, но сейчас, когда он просто никому не известный бродячий строитель… Видимо, обязанности императора забирают у Сяньлэ столько времени, что на некоторых его остается совсем мало. Вот некоторые и злятся.       Цзюнь У невесело усмехнулся воспоминаниям.       После третьего вознесения Сяньлэ внутри Небесной столицы разгулялись слухи. «Ах, император слишком многое прощает этому мусорному богу. Ах, Его Величество всегда принимает сторону посмешища трех миров… Ах, наверное, это неспроста. А как вы думаете, может, не просто так он задерживает Сяньлэ после каждого собрания? Может, что-то там происходит, за закрытыми дверьми тронного зала?.. Ну, вы понимаете…»       Цзюнь У когда впервые услышал эту сплетню, чуть кровью не сплюнул. И испытал острейшее желание в тот же миг придушить сплетников. Но, конечно же, лишь величественно проплыл мимо и даже виду не подал, что что-то услышал. Хотя после еще достаточно долго злился.       Потому что… Да много было причин.       Допустим, потому что он никогда не был обрезанным рукавом.* Ни в бытность свою принцем, ни в изгнании, став почти смертным, ни когда взошел, наконец, на трон. И даже надевая маску Белого Бедствия и выпуская наружу самую свою темную сторону, Цзюнь У все равно не менял взглядов. Он абсолютно спокойно относился к любым взаимоотношениям богов, демонов и смертных, привыкнув за долгую жизнь ко всему, но сам не испытывал ни малейшего желания это «все» пробовать. У него были вполне устоявшиеся взгляды, которые ему вложили еще учителя в Уюне, и эти взгляды его более чем устраивали. Как Императору Небес ему была доступна любая красавица мира смертных. Да и прочих двух миров тоже, если уж быть совсем откровенным. Стоило только захотеть, и любая с радостью упала бы в ноги. И было бы ханжеством и откровенной ложью сказать, что Цзюнь У никогда этим не пользовался. Пользовался, конечно, как и все прочие небожители, кто не держал обет целомудрия. И ему хватало, причем, за глаза. И это, пожалуй, было вторым фактом, почему сплетня так его разозлила.       Но главная причина злости крылась, конечно, в том, что, будь у него в отношении Сяньлэ такие намерения, то все было бы… проще, пожалуй? Ведь не так уж сложно склонить к весенним играм, особенно, когда имеешь в этом многовековой опыт. Была бы искренняя заинтересованность, да капелька внешней привлекательности.       Но вот кто поведает, как завладеть душой?..       Ею могут поделиться лишь добровольно. Цзюнь У не нужно было чужое тело, ему остро хотелось понимания и принятия, хотелось дружеского участия, хотелось кого-то похожего — это непременно, потому что только схожий с ним смог бы понять его полностью — кто встанет рядом и будет смотреть не снизу вверх, как прочие небожители, не сверху вниз, как бывшие друзья, а на равных. И Сяньлэ единственный подходил на эту роль почти идеально, так удивительно ли, что бывший Владыка всеми силами пытался продлить их общение? Пускай даже и пресловутыми задержками после собраний? И то, что прочие небожители считали, что в это время они сплетаются в объятиях, не оставляя друг на друге живого места, вызывало лишь глухое раздражение. Насколько проще было бы, окажись все именно так! Ведь тогда, пусть ненадолго, но можно было бы ощутить столь важного человека полностью своим. И, кто знает, возможно, увидеть в чужих глазах хотя бы тень принятия и привязанности?.. Но Цзюнь У подобные порывы ничуть не зажигали, а в глазах Сяньлэ оставалась глухая вежливая стена, пробить которую он был не в силах. Целую вечность назад, до падения родного государства принца, этой стены не было, и их общение было почти дружеским, очень теплым. А теперь… В такие моменты Цзюнь У начинал сомневаться, не зря ли он затеял всю ту игру с Безликим, не зря ли явил принцу эту свою сторону? Сяньлэ пало бы в любом случае — его знать рыла себе могилу ударными темпами, и Се Лянь, за предвзятую помощь смертным, в любом случае понес бы наказание. Но, возможно, не вмешайся он тогда, и им удалось бы сохранить хотя бы то доверие, что уже было? Дурацкая привычка держать все под своим контролем. Она-то и погубила даже ту малость тепла, что ему перепадала…       Хруст мокрой травы под чужими сапогами выдернул Цзюнь У из воспоминаний. Мысленно отвесив несколько пощечин собственной неуместной сентиментальности, он отправил Чжусинь обратно в ножны и поднял глаза на Хуа Чэна. Тот отошел чуть дальше, и теперь стоял к нему боком, о чем-то крепко задумавшись, прислонив два пальца к виску. По взгляду было ясно, что происходящее ему не нравится, и вряд ли дело в так называемом «сопернике». Решив не отрывать демона от его глубоких мыслей, Цзюнь У развернулся было, чтобы вернуться в Похоронный дом и проверить, как там Сигоу, когда до него, наконец, дошло.       Два пальца у виска. Связь по духовной сети.       И, не успела сия великолепная (как он вообще умудрился сходу не узнать этот жест?) мысль оформиться до конца, как бывший Владыка с размаху впечатался в крепкую фигуру в белом. Вернее, учитывая разницу в росте, фигура впечаталась в него. Сила удара была такой, будто скала ожила и на полном ходу влетела ему в грудь.       Аж в глазах потемнело.       — Ох, простите, — Се Лянь отскочил от чудом удержавшегося на ногах Цзюнь У и тут же согнулся в поспешном поклоне. — Этот Се не знал, что здесь будет кто-то еще, вот и не рассчитал…       Он выпрямился и осекся, когда понял, на кого именно налетел.       Цзюнь У потер ноющие ребра (они хоть целы остались?) и, сложив руки, поклонился в ответ.       — Даочжан Се. Простите, это не ваша невнимательность, а моя. Этот Су очень рад снова видеть вас.       Мягкую улыбку и радость от встречи даже не нужно было имитировать. Сяньлэ он действительно был рад видеть всегда.       — Господин Су, — в свою очередь улыбнулся Се Лянь. — Как вы? Как ваши духовные силы? Восстанавливаются?       Ответить Цзюнь У не дали — Хуа Чэн прошел мимо него, нарочно вплотную, и с силой оттер плечом в сторону.       — Гэгэ, — перевел он внимание Се Ляня на себя. — Прости своего глупого Сань Лана, что отвлек, но здесь...       — Вижу, вижу, — рассеянно согласился Се Лянь, окидывая цепким взглядом место недавнего побоища. — И снова тот самый след, да?       — Мгм, — согласился Хуа Чэн, бросая в сторону Цзюнь У недобрые взгляды. — Я попросил Черновода проверить нить, но, скорее всего, она оборвется, как и все прошлые разы…       Собиратель цветов резко осекся и с силой сжал челюсти.       Цзюнь У поднял сперва одну бровь. Затем вторую. Медленно и нарочито изумленно, так, чтобы выражение его лица уж точно дошло до Сяньлэ. Что за детские игры, в самом деле? Взялся исполнять роль простого даочжана, так исполняй до конца, и окружение свое вымуштруй, чтобы ни словом, ни полсловом не выдали. А не вот этот цирк.       Сяньлэ, к его чести, понял все сразу. Смущенно покраснел и отвел взгляд. Хуа Чэн, сообразив, что сказал много лишнего, тоже растерял часть своего высокомерного недовольства и теперь виновато смотрел на принца.       — Мы… можем сделать вид, что вы ничего не слышали? — неловко кашлянув, попросил Сяньлэ, исподлобья глядя на Цзюнь У — Этому Се не хотелось бы афишировать…       — Даочжан, я должен вам за спасение, — усмехнулся бывший Владыка, довольный тем, что принц сразу признал собственную оплошность. — Так что, конечно, я не слышал ничего о Хозяине Черных Вод. Равно как и о том, что ваш спутник прибыл на молитву моего ученика. Но все же будьте осторожнее, не все такие тугие на ухо, как этот Су.       Се Лянь взглянул уже прямо и благодарно улыбнулся. Хуа Чэн рядом недовольно заходил желваками, но сказать ничего не успел: с жутким шумом и разлетающейся во все стороны грязью на Цзюнь У налетел маленький ураганчик. Впрочем, не такой уж и маленький — Сигоу был ростом ему примерно по грудь. Ребра несчастного бывшего Владыки второй раз за последний час пережили сокрушительный удар, а после — не менее сокрушительное сжатие.       — Шифу! — рыдал мальчишка, обхватив Цзюнь У поперек туловища, вжавшись лицом ему в грудь и, похоже, напрочь позабыв, что в теле Су Юншэна сейчас находится бывший Небесный Император. — Шифу, простите, этот ничтожный снова не смог ничем вам помочь! Мне так жаль, шифу! Простите, простите, это все из-за меня…       Цзюнь У в красках представил, как вот сейчас до мальчишки дойдет, кого именно он обнимает, как он шарахнется в сторону и рухнет на землю в очередном поклоне… Тут уже «давайте сделаем вид, что вы ничего не видели» не сработает. Он беспомощно оглянулся на Сяньлэ, который наблюдал за этой сценой с очень сложным выражением лица.       — Даочжан, вы не могли бы дать нам пару минут? Мой ученик был очень напуган, так что…       — Конечно, — поспешно кивнул Се Лянь, беря Хуа Чэна, который также наблюдал за ними с неприкрытым удивлением, под руку. — Мы подождем вас возле дома — нужно будет кое-что обсудить. Но не торопитесь, успеется.       И они оба исчезли.       Цзюнь У простоял неподвижно еще какое-то время, ожидая, что рыдания мальчишки начнут утихать но Сигоу и не думал успокаиваться, сотрясаясь в настоящей истерике. Чувствуя себя невероятно глупо, Цзюнь У поднял одну руку и неловко положил ее на спину мальчишке. Тот же, почувствовав ответное тепло, прилип и зарыдал еще сильнее. Бывший Владыка вздохнул и положил поверх первой руки вторую. И немного, чтобы не причинить боли, сжал непутевого беспризорника в легком объятии. За что парадоксально получил в ответ еще более горестные завывания. И как он дошел до жизни такой?..       Так они и стояли, пока с неба снова не начал накрапывать дождь.