«Особый Метод воспитания рыцарей Ордо Фавониус» от Капитана кавалерии Кэйи Альбериха

Говард поближе познакомился с остальными парнями. После случая в библиотеке ходил и светился, парни начали расспрашивать. В подробностях не рассказывал, но одного слова «библиотека» хватило с лихвой. И полились истории, весёлые, нисколько не постыдные (а чего смущаться, если все в одной лодке?), бахвальские. Оказывается, у каждого из дюжины своя кличка, которая ёмко отражает суть их «личной заинтересованности»: 1. Генри «Кирпич» — любит жёстко, больно, грубо. Зато быстро. Сэр Кэйа, когда Говард спросил его о нём, посмеялся, мол, после пыток от других с Генри он разгружается. Говард хмурится. 2. Саймон «Кукловод» — любит разные виды обездвиживания и видеть сэра Кэйю наездником. 3. Лиан «Почитатель» — поклоняется ногам капитана. И что это значит, Говард так и не допытался. 4. Патрик «Праздник» — полная противоположность его характеру и внешнему виду. Говорят, у Патрика ни на кого, кроме капитана, не встаёт, но при этом он не донимает сэра Кэйю, наоборот, тот сам к нему приходит. Обычно, когда плохое настроение. И что такого этот хмырь умеет? 5. Адам «Алхимик» — Говард долго пытался вызнать. Понял только, что это как-то связанно с алхимией и элементами, вроде могут быть замешаны зелья. 6. Нил «Грудничок» — надо сказать, прозвище подходящее. Нил был невысоким, на вид хлюпиком, с детским лицом, большими глазами и пшеничного цвета торчащими милыми кудрями. Дамы всех возрастов в городе в восторге от него. 7. Ян и Марк «Ковбои» — ходят почти всегда парой, словно сросшиеся, хотя братьями не являются. К сэру Кэйе заявляются тоже вместе. 8. Рузвельт «Связной» — хотя кличка скорее саркастического характера, относятся к нему со всей серьёзностью. В отличие от Саймона Рузвельт занимается настоящим искусством — связывает сэра Кэйю как-нибудь причудливо и сидит, то ли смотрит, то ли рисует, Говард не понял. 9. Рохан «Наблюдатель» — парень осторожный, смекалистый, очки не зря носит. Про сессии с ним сэр Кэйа молчит или сразу обрывает разговор, а сам Рохан самоуверенно лыбится, но тайну не раскрывает. 10. Натан «Бочонок» — пузатый парень, явно не для полевых миссий. Занимается патрулированием и стоит на главных воротах, почти всегда пьёт. Парни говорят, что «бочонка» почти невозможно удовлетворить с первого раза, в нём спермы, как в огромной бочке, и Натан не остановится, пока «не опустеет». 11. Эрик «Портной» — это он виноват в том, что сэр Кэйа иногда ходит в откровенном белье. За ширмой непонятно что творится, а в свою комнату в общежитии Эрик не пускает никого, кроме Рохана. Вот уж два сапога пара. А ему, Говарду Лофту, дали прозвище «Слюнтяй». Звучит обидно, конечно, и поначалу Говард отпирался, но потом передумал. За каждым прозвищем стоит особая история, которую никто, кроме сэра Кэйи, не знает. И когда осознаёшь, что вас связывает особая тайна, недоступная больше никому, даже самым близким товарищам, стыд сменяется гордостью. Да, он — «слюнтяй»! Сэр Кэйа тоже доволен. Работали они вместе, но только утром и вечером. Иногда кто-то не посещал обеденные тренировки, которые зачастую проводились вместе с другими отрядами, под командованием другого офицера. Сэр Кэйа — занятой и ответственный человек, а у каждого из них днём патрулирование по сменам, кто сегодня, кто завтра, кто в городе или у ворот, а кто в Спрингвейле или Вольфендоме. Размеренная рутина, полная маленьких радостей. По крайней мере, у простых солдат. Понедельник и воскресенье были для Кэйи самыми тяжёлыми. Понедельник потому, что парни успевали отдохнуть и что-нибудь выдумать, а воскресенье потому, что зачастую ему не давали даже сходить выпить бутылочку вина (если за стойкой Чарльз). Воскресенье в их расписании — свободный день. Что значит, если Кэйа не агрессивно против (что редкость, ибо парни шантажировали Патриком), кто успел — тот и съел. Успевали многие. Кэйа наблюдал за своей командой. Говард быстро влился в коллектив. Эрику потребовалось почти три месяца и серия достаточно странных и смущающих сессий, чтобы тот почувствовал себя «в своей тарелке». Говард молодец. Тот ещё чертёнок. Кэйа потёр лоб: он не сразу пришёл к такой методике. Сначала он задумался о том, чтобы опробовать другой метод воспитания новых орденцов из числа сдающих экзамен, но Лиза подсказала запросить формирование своей дружины. Не у всех капитанов Ордо Фавониус была в распоряжении команда подготовленных вояк, напрямую подчиняющихся только им. Джинн не очень такое приветствовала, но Кэйе можно немного больше, чем остальным. Сначала он отобрал из уже «бывалых». На глаза ему попался Генри — грузный мужик 28 лет, отличный командир, но суровый, любит телесные наказания и строгий распорядок, не терпит лентяев и халтурщиков. А с отъездом Варки таких расплодилось, как грязи. Стычки с Магами Бездны или Похитителями Сокровищ — редкость, почти праздник для жаждущих битвы бойцов. Основная рутина заполнена патрулями, документацией, тренировками и мелкой помощью туристам и торговцам, застрявшим на перевале после дождя. Говорят, Варка хотел взять Генри с собой, если остались бы места, но в экспедицию забрали лучших, в том числе тех, кто владел Глазом Бога или был изнурён тяжёлыми учениями под командованием лично Магистра Варки. Генри в этом смысле не повезло. Кэйа взял всё в свои руки: подошёл, спросил, не хочет ли знаменитый среди новобранцев «Кирпич» Генри встать под его командованием. Генри любит держать морду тяпкой, но когда видит своё преимущество, может и сострить, и оскорбить, и вдарить. Сложный тип, взрывной, когда не просят. Кэйа пообещал кучу полевой работы, слаженный коллектив, хорошего напарника для спаррингов и «бонусы» в случае успеха. О бонусах Кэйа тогда не задумывался. Генри отказался, но Кэйа выиграл в рукопашной дуэли, и «кирпич» нехотя признал его, пошёл под команду Капитана кавалерии без кавалерии. Почти сразу к ним примкнуло ещё четверо: Рохан, Лиан, Саймон и Рузвельт. Генри их построил, Кэйа приучил к дисциплине и дал то, чего в той или иной степени каждый их них желал — свободы. Да, даже живущие в Городе Ветров не всегда могут найти способ проявить или почувствовать эту самую желанную свободу. Его отряд — без участия командира! — самостоятельно зачистил все ближайшие лагеря хиличурлов, парочку раз парни загнали Магов Бездны обратно в Бездну, а сколько заговоров с хищением гос.имущества они предотвратили! Через полгода встал вопрос о «бонусах», ведь «порезвиться в степи» уже не канало. Тогда на выручку пришёл чертёнок Нил, недавно присоединившийся. Бессовестный юноша с лицом ребёнка и глазами маньяка, когда дело касается интересующих его вещей, нагло открыл дверь в его кабинет и спросил, как Кэйа относится к сексу. Кэйа опешил, но сказать сказал — после разрыва с Дилюком у него никого не было (да и с Дилюком было у них один раз, аж до смерти Крепуса. Потом не сложилось, а одиночные встречи Кэйа за победы не считал). — Понимаете, сэр, — начал Нил, в наглую рассевшись прямо на бюро, — парням нужно иногда выпускать пар. И хотя «прополка» от Генри достаточно хорошо работает, даже самому Генри иногда нужно переключаться. Кэйа был согласен. В последние дни он начал замечать, как парни ходят нервные, чаще собачатся и в целом ведут себя агрессивнее. Город Свободы не всегда мог найти шлюх «по размеру», а торговлю пресекала Магистр лично. — Что предлагаешь? — Вас, — не моргнув и глазом ответил Нил. — Что? Нил хитро улыбнулся. Иногда Кэйа опасался этого ребёнка. Которому скоро будет 20. — Я же вижу, что вы тоже не железный, сэр. Я не знаю, каким чудом вы остаётесь в порядке без регулярного хорошего секса, но вы это делаете. Хотя долго не протянете. — Хорошего? — Кэйа поднял бровь. — Именно. Нил, маленький дьявол, будто следил за ним. В таверне никого толкового не найти, с бывшими «однодневками» Кэйа принципиально не пересекался, а из оставшихся пьяниц половина женаты, половина старики. Хорошего секса у Кэйи давно не было. Или вообще ни разу. С Дилюком вроде что-то было, но тогда играли подростковые гормоны, сейчас Кэйа не назвал бы тот опыт даже «положительным», скорее «чудом допустимым». По его глазам Нил будто всё считал. — Я предлагаю вам выгодную сделку. Вы даёте парням расслабиться, а я научу их, как доставить вам удовольствие. Кэйе предложение не понравилось. — С чего… — Хотите опробовать для начала? Вот это деловой подход, сразу видно — дипломат! — Нил спрыгнул с бюро, подошёл к нему вплотную и, нагло таращась в глаза, столько же дерзко положил обе свои мальчишеские руки ему на грудь, между средним и безымянным пальцем зажимая соски. — Что ты делаешь? — Кэйа, тем не менее, не шевелился. — Доверьтесь мне. И если я заставлю вас кончить только через стимуляцию сосков, вы согласитесь, — Нил улыбался своей ребяческой улыбкой, начиная массировать груди. — А мне какой с этого прок? — Хм, — Нил наклонил голову. Его движения были плавными. Он поставил колено между ног капитана на его кресло. — Дайте подумать… Вы получите разрядку, эмоциональную и физическую, как и парни, улучшите отношение с коллективом, откроете для себя гамму новых ощущений… — Улучшу отношения с коллективом? — прервал Кэйа, постепенно сжимая руки на подлокотниках. Стыд стыдом, а у тела своё на уме. Его меховая накидка мирно лежала на диване. — Лучший способ узнать человека — это удовлетворить его сексом или разделить одну тайну на двоих. А, ну ещё общая ненависть работает, но нас такой сценарий не интересует. Нил убрал ладони и стал указательными пальцами водить вокруг сосков через хлопковую ткань рубашки-распашонки. — Впрочем, секс в стенах Ордо Фавониус удовлетворяет всем условиям. Кэйа задышал чаще через нос, а Нил комфортабельно устроился на стуле, стоя на коленях на маленьком пространстве, заставив Кэйю шире развести ноги. — Посудите сами: вот вы с кем-нибудь из Ордена потрахались. Так как новость об этом грозит вам обоим позорным увольнением и чуть ли не изгнанием с позором, дурной репутацией на весь Тейват и ещё кучей неприятностей, вы будете держаться друг друга. Любой, кто проговорится, закрывает для себя все дороги разом. Кэйа кивнул, слегка приоткрывая рот. Нил растирал соски между кончиков пальцев, продолжая: — А так как это тайна не только объединяет вас перед лицом опасности, но ещё и связана темой удовольствий, вы уже подсознательно друг другу доверяете. Ведь того, кому вы не доверяете, вы в свою постель не пустите. — Логично, — выдохнул Кэйа. — Ещё? — Как прикажете, — оскалился Нил, выкручивая соски. Кэйа вскрикнул. Парень мягко опустил его обратно в кресло, делая мягкие успокаивающие круговые поглаживания ладонями. — А представьте, что таких человек не двое, а скажем, семеро… Это уже группа, связанная одной тайной, не доступной никому. Проболтается один — потонут все семеро. И заодно решается проблема одиночества, когда люди, хранящие один секрет, не могут им ни с кем поделиться. Когда о секрете знают семеро, всегда найдётся тот, с кем можно об этом поговорить. — А если кто-то будет против? — Кэйа тяжело дышал через рот. Нил услужливо «не замечал» вставший член начальника. — Я узнал: все за. — Ты говорил об этом с парнями?! — Кэйа опять вскинулся, Нил выкрутил его соски. Пришлось угомониться. — Нет, просто спрашивал о том, что они предпочитают в сексе. Город Свободы не зря так называется — у наших людей нет предрассудков о половом партнёре. — Замечательно, — съязвил Альберих. — И я так думаю, — улыбнулся дьяволёнок, одну руку пустив под рубашку. Немой массаж продолжался пару минут, за которые Кэйа успел трижды проклял себя за беспечность. Нил был абсолютным мастером в этом деле, отлично контролировал обе руки: одной зажимал и тянул, быстро и ритмично, другой мягко и бережно оглаживал, лишь слегка давя то с одной, то с другой стороны. — Ну так что, вы согласны? — спросил блондин, наклоняясь лицом к его груди. Кэйа хотел сказать «нет». Или «пошёл к чёрту». Или «встань и выйди». Или ещё «пиши увольнение по собственному». Но вышли лишь постанывания, хрипы, вздохи, переходившие на короткий фальцет, когда этот паршивец начал работать своим мерзким ядовитым язычком. Кэйа вцепился в подлокотники, откинул голову. Он понимал, что такими темпами долго не протянет, но каким-то тёмным удовлетворением понимал, что только через соски не кончит. Не дотягиваешь, дружок. А потом он пожалел, что вообще так подумал. Ошибся, очень-очень сильно ошибся. В дело пошли зубы и ногти, которыми негодник Нил нагло царапал бедные соски, а контраст с мягкими губами был почти одуряющим, ведь «мягкость» длилась долю секунду, а пытка, от которой грудь горела огнём, по несколько минут. Один он выкручивал и оттягивал изо всех сил, а на другой дул тонкой холодной струйкой. Кэйа потерялся в ощущениях и немного пропустил момент, когда этот дьяволёнок начал шлёпать его по груди, даря странную смесь боли и удовольствия. Никто никогда не трогал его грудь так. Кэйа чувствовал, что вот-вот кончит. Нил брал измором и явно развлекался, наблюдая за его метаниями. А потом внезапно отнял обе руки от его груди. Кэйа растеряно на него уставился. Нил блеснул адскими глазёнками и приказал: — Кончай. В тот же миг схватив его соски между ногтей, он потянул их к центру груди, и Кэйа не выдержал. Содрогаясь, он выгибался, следуя за руками, которые нагло «отрывали» его от кресла за соски. Когда они почти столкнулись лбами, Нил слегка наклонил голову: — Для первого раза неплохо, — и поцеловал, довершая оглушительный оргазм разноцветными вспышками. Потом, как ни в чём не бывало, слез с капитанского кресла, прошмыгнул куда-то за полотенцем и протянул его Кэйе: — Парни смогут вас удивить, если доверитесь. Кэйа одной рукой поймал полотенце, другой держал рубашку, чтобы она не касалась тела: соски горели, грудь саднило. — Все в выигрыше, сэр. Подумайте об этом. Через неделю Нил собрал их всех в раздевалке по приказу Кэйи. Он осведомился, что все в курсе сути «бонусов», на что получил неожиданную реакцию: — Мы могли об этом только мечтать, сэр. — Да! Вы бы знали, как мы вас хотим. Кэйа улыбнулся. Вот уж не хотел он столкнуться с подобным лицом к лицу. А жизнь повернулась так, что он сам предлагает себя, чтобы все получили свои «плюшки». — Так вы согласны? И прежде, чем остальные успели ответить, внезапно вмешался Генри. — У меня есть одно условие. — Какое? Генри переглянулся с Нилом, и тогда Кэйа понял, что попал в ловушку. Впрочем, он не был против. Если это не помешает ему и дальше прорабатывать свою «методику воспитания образцового рыцаря Ордо Фавониус», то проблем не будет. — Вы удовлетворите все наши пожелания. — Если они не перечат уставу и закону, — доброжелательно вмешался Нил. Его ребята, сами того не подозревая, подсказали Кэйе главный принцип его методики: «личная заинтересованность и полное удовлетворение потребностей». Кэйа согласился. С некоторыми они долго обговаривали границы дозволенного, а кто-то, как Генри, сразу решил «списать все бонусы». Постепенно, пробами и ошибками, конфликтами за закрытыми дверьми и многочисленными экспериментами, они смогли найти ту самую «формулу успеха коммуникации и взаимопонимания», правда, через секс, но методы не осуждают, пока результат устраивает все стороны. И это привело к тому, что Кэйа стал марионеткой в руках этих безжалостных чудовищ. Не всё так драматично, конечно, но привязанность иногда граничила с обоюдной зависимостью, у кого-то острее, у кого-то мягче. Сначала, когда они успешно прожили три месяца на их «особом расписании», Кэйа хотел отказаться от сессий с Нилом, ведь тот любил поэкспериментировать, а это не всегда заканчивалось без последствий. И Нил понял. Сказал, что, когда сэр Кэйа захочет, найдёт его в его комнате в общежитии. Или пришлёт сокола с письмом. В том, что Кэйа захочет, Нил почему-то не сомневался. И Кэйа понял, почему. Ещё когда их было всего семеро, процесс шёл медленно и неторопливо. Многие ограничивались стандартным сексом, поцелуями или отсосами и крайне нерешительно пытались опробовать что-то, что им хотелось. В этом плане Генри был самым предсказуемым — грубый быстрый секс на любой плоской поверхности два раза в неделю, и всё. Но Кэйа быстро понял, что ему самому теперь нужна эмоциональная разрядка. Алкоголь такой себе помощник, а до звёзд перед глазами его пока не доводили. Кроме Нила. Кэйа до сих пор поражался: не касаясь ничего, кроме сосков, и довести капитана до полуобморочного состояния. Тогда Кэйа понял, что пока что только Нил смог подарить ему разрядку в полном её смысле, а не только удовлетворить запросы молодого тела. Кэйа поймал парня в коридоре после очередной тренировки. — Как ты это сделал? — Сделал что? — блондин хлопал пушистыми ресницами. Кэйа мялся, а Нил понял, Кэйа понял, что Нил прекрасно понимает, о чём идёт речь, но хотел заставить его сказать. Вслух признать свою зависимость. — Подарил мне эмоциональную разрядку, — нехотя признал Альберих. Нил хищно облизнулся. — Не переживайте, другие тоже скоро научатся. Но… — Нил поднял лукавые глаза, — если вы не хотите ждать, приходите ко мне в комнату сегодня ночью. Так Кэйа добровольно загнал себя к клетку. Нил никогда не трогал его член, даже был не против, чтобы Кэйа оставался одетым. Нил действительно был мастером, и зачастую любил «пофантазировать», как он это называл. И спустя почти полтора года Кэйа продолжает пользоваться услугами Нила. Все парни, кроме Генри (по разумным причинам), подтянули мастерство, выбрали «специализацию», раскрылись. Это, надо сказать, положительно повлияло на их боевой стиль и слаженность. И вот понедельник. Нил по расписанию. В самый трудный день недели, после тяжёлых выходных и перед очередной неделей забот и нервов, Нил ждал Кэйю в своей комнате вечером. В общежитии самое шумное время после ужина: до отбоя ещё пара часов, патрули у невезучих единиц, единственное время, чтобы провести его с друзьями, повеселиться или просто отдохнуть. Стоны не были редкостью, никто не заметит. Всех остальных так или иначе контролировал Кэйа, даже с Патриком Кэйа мог диктовать условия, хотя это редко получалось. Но Нилу он доверял всецело. Приходя в его комнату в понедельник вечером, Кэйа знал, что ему можно выбросить все дела из головы и просто отдаться в руки мастеру. Несомненно, после сессий Кэйа иногда жалел о принятом решении, ведь Нил играл на контрасте ощущений, а от длительной стимуляции его грудь становилась только чувствительнее, но ощущение пустоты и беззаботности того стоили. (Кэйа себя в этом иногда убеждал, чтобы лишний раз не пугаться обманчивых мальчишечьих глаз). Нил сидел на стуле перед кроватью. Как и у каждого кадета, его комната была обставлена просто: кровать, один книжный шкаф, один письменный стол, стул, одна тумба и всё. Туалет и душ общие на этаже. На кровати Нил разложил инструменты для сегодняшней сессии: пара иголок, железные тростиночки с круглыми грузиками на обоих концах, пара кремов и мазей, ароматическая палочка, уже зажжённая — для мастера. Они не говорят, пока не приступают к процессу. Кэйа сам выбирает, раздеваться полностью или по пояс. Последние месяцы раздевается догола, чтобы штаны не стирать. Нил ждёт и смотрит, улыбаясь. Неловкость между ними давно в прошлом, хотя время от времени Кэйа задаётся вопросом, что же такого в его груди, что Нил готов тискать и облизывать её каждую неделю почти без перерывов. Нил всегда отшучивается. Кэйа садится на кровать, руки на коленях, грудь колесом — на обозрение мастеру. Нил всегда оценивает состояние его сосков перед сессией. Иногда, когда кто-нибудь из парней увлечётся и оставит засос или чего похуже, «грудничок» просто на протяжении часа делает ему заживляющий полу-эротический массаж. Временами Кэйа просто вырубается. Временами кончает. Нилу без разницы, он здесь затем, чтобы помять его титьки. Блондин скрупулёзно вглядывается, дотрагивается в разных местах, мягко втирает жирную, пахнущую облепихой мазь и дует. У Кэйи встаёт моментально. Грудь ему мешает в несколько ином смысле, чем дамам: после введения их расписания, его грудь редко оставляют в покое, и после секса она саднит, доставляет массу болезненных ощущений, особенно при встрече с тканью. Кэйа перепробовал все фасоны, всё одно. А пластыри на соски делают ещё хуже — грудь начинает чесаться и зудеть. Если Кэйа не выдерживает и всё же срывает с себя одежду, соски болезненно реагируют на температуру, какой бы она ни была. Может, дело в Крио Глазе Бога, но нервы сдают капитально. Он не стесняется того, как громко стонет от прохлады нанесённой мази. Иногда он не может уснуть, особенно тяжело приходится летом: окна нараспашку, иначе духота, ветер тревожит чувствительную грудь, а на животе спать невозможно — ткань трётся от малейшего шевеления. Нил никогда не даёт ему мазь просто так. Всегда только во время сессий. Скорее всего в этом секрет — довести его до белого каления за неделю, что от напряжения он едва ли не шипит на всё подряд, а потом парой умелых движений довести до разрядки, подарив пару часов спокойствия изнывающей груди после нанесения мази. От одной только её Кэйа готов кончить. Пока Нил копается в ящиках стола, Кэйа бросает взгляд на кровать. Иголки. Их он не любил. Но стоит ему воспротивиться, как гадёныш прекращает всё и просто садиться на стул ждать, пока Кэйа снова вслух не станет умолять его продолжить, ведь без боли, да и вообще убрать их у него никогда не получалось. А Нил такое любил, но, надо признать, не зарывался и тщательно следил за заживляемостью: пока полностью не зарастёт, новые проколы он не ставит. Нил оставил верхний ящик открытым и вернулся, ещё раз скептично осмотрев «объект исследований». Кивнув самому себе, парень опустился на стул, одной рукой взял иголку, второй начал разрабатывать сосок поглаживающими движениями. — Трудный день, капитан? — только Нил позволял себе фамильярничать с ним. Остальные даже во время сессий сохраняли субординацию, а этот засранец мог и «тыкнуть». — Да, — севшим голосом отозвался Альберих. Порой было настроение поддержать разговор, но не сегодня. Джинн завалила его бумажками, Лиза весь день трясла с него деньги за вазу с процентами, которую они с новеньким «разбили» в прошлую пятницу, а сам Кэйа вымотался от того же новенького. Тот был слишком активным и начал формировать отвратительную привычку заваливаться в его кабинет в любое время и целовать. Кэйа ценил порыв, но это изматывало и отвлекало. А хуже всего то, что Генри — «вожак» их стайки — начал на каком-то зверином уровне чувствовать одному ему ведомую конкуренцию и впервые за три года начал приставать, только за сегодня дважды зажав его между своей гигантской комплекцией и хрупкой стеной. Нил не настаивал, и это Кэйа в нём ценил. Тонкий запах благовоний наполнил комнату: во время сессий Нил никогда не открывал окно. Сосок набух и «был готов к бою». Нил начал отвлекать его пустой болтовнёй. Так как новичок освоился официально (= трахнул Кэйю), присутствие капитана на тренировках стало необязательным, и Кэйа смог полноценно погрузиться в работу бухгалтерии. Вот Нил и пересказывал ему всё, что произошло с «бравой дружиной Капитана кавалерии» за день. Кэйа лениво следил за тем, как губы парня двигались, произнося слова, которые не регистрировались его ушами. Губы — даже так, губки — были у него мягкие, не искусанные. Кэйа задумался, а часто ли Нил целуется. С ним Нил целовался за прошедшие года всего два раза: в первую «сессию» и когда проспорил кому-то на новый год желание. Нила никогда не интересовала ни голова Кэйи, ни тем более его член. Только грудь, только соски. Почему, интересно? Кэйа зашипел, когда длинная холодная игла прошила сосок параллельно груди. Капля крови налилась, собралась с силами и начала катиться вниз. Нил слизал её до того, как она коснулась живота, покинув «поле экспериментов». Его и впрямь кроме груди ничего не интересовало. Подул тонкой струйкой на прокол, Кэйа дёрнулся. Член шевельнулся. Мальчишечьи тонкие пальцы начали вращать второй сосок, мягко проминая кожу вокруг. Снова заговорил о пустяках, фразами вскользь задев Говарда — всё-таки они ещё недостаточно хорошо знакомы. Заговорил о горожанах, о том, что у Сары проблемы с поставками, что Диона сегодня ругалась на сборище пьянчуг, которое им пришлось разгонять. Вторая игла вошла одним плавным движением, а первая покинула тело, на секунду будучи зажатой пальцами сквозь сосок. — Не удержался, — засмеялся Нил. Языком собрал капельки крови, иголку поднёс к лицу Кэйи. Кэйа послушно повторил действие мастера, и Нил удовлетворённо отложил длинную иглу на стол. На кровати он взял «штангу», отсоединил круглое крепление и заткнул пирсинг в грудь, закупоривая шариком с друго стороны. Кэйа откинул голову: металл был очень холодным, очевидно весь ужин лежал на подоконнике под открытым окном. Нил игриво дёрнул «штангу», и Кэйа вздрогнул. Член возбуждённо покачнулся. Спустя минуту пустого сотрясания воздуха со вторым соском были проделаны идентичные манипуляции. Вот теперь их сессия по-настоящему начинается. Нил наклонился к правому соску и принялся вылизывать языком, нарочно задевая пирсинг как можно сильнее. Кэйа упал на кровать. Нил любил доминировать таким способом. Оторвавшись, парень взглядом знающего окинул картину перед ним, широко улыбнулся и принялся за вторую грудь. Кэйа выгибался навстречу, пытаясь как можно сильнее снизить колебания тростинок в его сосках, но делал только хуже, особенно когда случайно дёргался, стоило Нилу клыками прикусить сосок. Пирсинг в груди ходил свободно от одного шарика к другому, и Нил играл болевыми ощущениями, которые прошивали тело капитана каждый раз, стоил парню толкнуть шарик до упора в одну сторону, а потом в другую. «Штанга» каталась, как древние весы, Кэйа вился и стонал, зажимая в кулаках простынь. Когда Нил поднялся над ним и с силой одновременно вжал оба соска в грудь, Кэйа не выдержал и кончил. Блондин лыбился. Сел ему на бёдра, наблюдая за судорогами, а потом взялся за шарики обеих деталек пирсинга и резко выкрутил вовнутрь. Кэйа беспомощно вскинулся, его член дёрнулся, извергая последнее, и упал вместе с хозяином, когда мастер соизволил прекратить пытку. Первый раунд завершён. Боль. Потом наслаждение, затем снова боль. И так по кругу, пока Нилу не надоест, или пока не закончится время, или пока Кэйа не отрубится. Первые три всегда медленные, неспешные, но потом Нил будто слетает с тормозов, пытаясь успеть как можно больше за короткий промежуток времени. Кэйа теряет счёт после семи. Или десяти. Когда Нил встаёт, Кэйа хнычет. Руки дрожат, ноги тоже, а грудь ходит ходуном, заставляя грузики перевешивать штангу из одной стороны в другую. Кэйа боится дотронуться до груди. Зудит, болит, горит — но что он может сделать?! Нил точно воплощение какого-нибудь Архонта Пыток, не меньше. Нил возвращается с полотенцем, мокрым и горячим. Бережно обтирает грудь, едва касается сосков, а потом встаёт и идёт к столу. Его настолько не интересует ничего, кроме груди, что даже вытирает он только её, не смея касаться других частей тела. Кэйа дрожащими руками стирает с себя сперму сам. В отместку бросает полотенце на пол, Нил хмыкает. Из ящика «грудничок» достаёт связку, от которой у Кэйи всё стынет в жилах. Он весь мокрый, уже три раза кончивший за последний час, руки не держат, ноги просто ватные, а голова гудит и кружится. Понятно, чего он такой спокойный сегодня. Нил всегда ведёт себя сдержаннее, когда готовится испробовать новый прибор. Две тонкие верёвочки, у каждой с обоих концов по тяжёлому квадратному грузику. Кэйа даже со своего места может сказать, что это чугун Снежной — один из самых тяжёлых металлов Тейвата. — Ты шутишь, — зло выдыхает Кэйа. Он хотел расслабиться, а не получить новую порцию головной боли. — Не сдержался, — в который раз за вечер «извиняется» Нил. Кэйа ищет стену руками и просовывает руки под матрас. Нил никогда его не связывал, но если он дёрнется случайно или не дай бог полезет руками, будет ходит с этим «милым аксессуаром» до обеда следующего дня, пока Нил не сжалиться над ним. Знаем, обжигались. В губах пересохло. Нил опустился на кровать, снова сев ему на бёдра. Его глаза горели адским огнём, который Кэйю ни в ком, кроме него, не пугал. Одно дело ненависть, зависть или благородное желание защитить, совсем другое — азарт учёного. Слава Барбатосу, Альбедо таким не болеет. Нил склоняется над правым соском. Тот ярко-красного цвета, дёргается и пульсирует в такт высокому кровяному давлению. Дрожит, как дичь перед хищником. Нил склоняется так низко, что заслоняет весь обзор своими кудрями, и Кэйа обречённо откидывается на стену. Тонкая верёвочка проходит круг под пирсингом, слегка затягивается, затем по две петельки с каждой стороны «штанги», и Нил бережно опускает верёвки до самого конца, аккуратно укладывая их под рёбрами. Кэйа уже чувствует тяжесть грузиков. Ему плохо. Второй сосок Нил также лелеет, наслаждаясь каждым мигом, запоминая каждое движение верёвки, каждое дрожание груди, каждое колыхание «штанги». Также укладывает грузики, которые от частого дыхания успели съехать в стороны, сразу шокируя своим весом, давящей тяжестью. Кэйа болезненно хнычет, стараясь опуститься ниже, но Нил наматывает его хвост на кулак и резко тянет вверх. Кэйа кричит. Нил дёргает его голову до тех пор, пока через боль капитан не соображает встать коленями на кровать. Кулаки сжимаются и разжимаются, грудь болит. Нил дёргает его за волосы вниз, вынуждая взять упор на ладони на краю кровати. Грузики набрали амплитуду и не собираются останавливаться, Кэйа хнычет-стонет, Нил отпускает волосы. — Постой так, дорогой, — и треплет по щеке. Кэйа хочет укусить, даже дёргается, но парень легко уходит от атаки, оставляя один на один с последствиями: грузики подпрыгнули и теперь мотыляются беспорядочным бешеным ритмом. Кэйа изо всех сил пытается не дёргаться, чтобы не провоцировать движение чугунных кубиков, но от боли он часто дышит, а от дыхания они приходят в движение — замкнутый круг боли. Кэйа прокусывает губу, борясь с двумя желаниями: броситься на палача и схватить руками проклятые побрякушки, чтобы те прекратили оттягивать его бедные соски вниз. Нил сидел на стуле, внимательно смотря. Иногда наклонялся откинуть мешающие обзору волосы, но в остальном не вмешивался, сидел, жадно улыбаясь. «Они оторвутся!» — в какой-то момент запаниковал Кэйа, когда нервы сдали и из глаз не спеша стали скатываться слезинки. Нил частенько доводил его до слёз. Кэйа почти сказал, что думал, но Нил внезапно наклонился, схватил по одному грузику с каждой стороны, оттянул на уровень глаз и, издевательски ухмыляясь, не разрывая контакта горящих глаз, отпустил. Кэйа задыхался, пару раз кричал и, не стесняясь, плакал. Он знал, как работает боль и как работает человеческое тело. Не плачут под пытками только в героических романах, которые Кэйа не читал из принципа, и в наивных умах обывателей. Это так работает: задеваешь на тренировке чью-то болевую точку, пускай не сильно, а потом сиди успокаивай сто двадцать килограмм мышц, потому что тело отреагировало, мышцы сократились, где-то в другом месте замкнуло, и всё, патовая ситуация. Как ни дёрнись — всё больно, и тут уже вопрос выдержки. Если повезло, и ты был здоров и психически стабилен до этого момента, продержишься долго до первых слёз, это и называют «стойкостью» всякие писаки. А если не повезло, и ты был на нервах, постоянно физически изнурён и/или испытал эмоциональный шок, сам не заметишь, как организм среагирует быстрей тебя. В слезах нет ничего постыдного, но раздражает то, что приходишь к человеку за расслаблением и ночью без дискомфорта, а получает пару часов пыток эротического характера, от которых без вмешательства будешь оправляться несколько месяцев. И, если не повезёт (как Кэйе), затем цикл начнётся вновь, с каждым разом открывая новые грани Ада. Нил за плечи помог поднять ему торс одной рукой, второй поймал все болтыхающиеся грузики и держал на весу, чтобы они не отягощали раздражённые до предела соски. Поцеловал капитана в лоб, смахивая прилипшие синие волоски и непрекращающиеся слёзы. Под ненавидящий взгляд бережно, без единого болезненного ощущения, снял все приблуды и намазал пылающую грудь волшебным восстанавливающим бальзамом. — Легче? Хотелось плюнуть, но голова была слишком пустая для инициирования столь сложной операции. Кэйа моргнул, подмечая дрожащими пальцами, что снова кончил. Да уж, эксперименты Нила заходят всё дальше. Нил подошёл, мягко растёр уши, кожу за ними, лоб и брови. Наклонился, нежно поцеловал, опять играя в невинного мальчика: — Держи, дарю. В руках, что никак не хотели подниматься, лежала маленькая баночка с облепиховой мазью. Кэйа знал, что её хватит максимум на два дня, но был благодарен. До таких звёзд перед глазами его никто, кроме Нила, доводить не умел. (Пока что). (Кэйа надеялся, что Нил останется единственным). (Но когда ему везло?)