***
Наутро ароматы цветущих деревьев и кустарников по своему обыкновению вьются меж легких балдахинов, и весь бордель погружается в ленивую дымку зноя. Мизинец зовет к себе одну из девиц — ту, что одета. Он указывает на покорно сидящую на ковре собаку, которая, в свою очередь, неотрывно смотрит на него. Собака держится с достоинством и безмятежностью, как и подобает собаке из королевской своры. — Отведи его на псарню. Ты видела человека, который привел его вчера? — Да, — с готовностью кивает девица. Мизинец вкладывает в ее ладонь несколько монет. — Если увидишь его снова — задержись с ним. Девица опасливо подняла привязанную к ошейнику собаки веревку — собака с готовностью встала, не переставая смотреть на Мизинца. — Теперь он посмирнее, чем вчера, — с облегчением говорит шлюха. Мизинец молча смиряет собаку взглядом. — Ночь, проведенная со шлюхами, творит чудеса.Ой-ой-ой, что же это такое?
12 декабря 2022 г. в 08:28
Тонкий серп луны уже висел высоко на небе, когда к дверям здания с красным фонарем у входа подошел псарь, кланяясь и заискивающе поглядывая на тамошнх девиц. Пес в наморднике шел рядом с ним.
— А вот и ты, — встретивший их Бейлиш оглядел собаку. — Я вижу, ты все сделал, как я просил, и пес готов остаться здесь.
— Хотел бы я остаться вместе с ним, лорд Бейлиш.
— Можешь остаться — найдешь тут всех, с кем знаком по хлопотам при замке. Найдешь и тех, кого почитал за честь хотя бы увидеть издалека. Там все вы зарабатываете деньги, чтобы недолго продержать в своих карманах и оставить здесь. В этом все равны.
Псарь снова почтительно склонил голову — он делал это так же естественно, как и дышал.
— Моя работа приносит двору недостаточно пользы для того, чтобы я мог воспользоваться вашим гостеприимством.
— Тогда я не стану отвлекать тебя от того, чтоб принести двору больше пользы. Исполнение моей просьбы и так отняло у тебя много времени.
— Ваши просьбы ценнее моего времени, и я был рад услужить вам. Теперь же мне и вправду пришла пора вернуться к своим делам.
Бейлиш опустил взгляд на пса.
— Собака вернется тоже, но не сейчас.
Псарь передал ему веревку, которая была привязана к кожаному ошейнику, и ушел, оставив их с псом наедине.
В теплом голубоватом вечере уже намечалась ночная прохлада, а вдалеке синел Красный замок с горящими в ожидании чуда окнами. На широкой же дороге, обрамленной далеко не дворцами, ожидание чуда звучало лишь тихими голосами в разговорах о предстоящих выходах знати и праздновании торжества. Шепот вечера объял бордель снаружи, пока внутри него творились такие сцены, от которых румянец прилил бы к щекам не только невинных дев, но и закаленных мужей.
Бейлиш смотрел на невозмутимо сидящего около него пса — тот и ухом не повел, пока его судьба переходила из одних рук в другие. Все так же сидел, раскрыв пасть и быстро дыша. В прорезях намордника блестели желтоватые клыки и влажный розовый язык.
— Не хочешь спросить, почему сегодня ты здесь понадобился? — проговорил Бейлиш. — Конечно, нет. Собаки не задают вопросов.
Стоило легко потянуть за веревку, как пес с готовностью встал и сделал шаг навстречу. Бейлиш с удовлетворением отметил, как послушны щенки из королевской своры.
И по истоптанному ковру на лестнице пес взбежал без сомнений — разве что по пути через общий зал крутил головой и поджимал ноздри, жадно читая все запахи вокруг, но ни разу даже не натянул веревку: видно, давно и навеки усвоил, что с человеком лучше не пререкаться.
Пес послушно сел рядом с тахтой, когда узнал, что перво-наперво его надо погладить и обчесать. Мужественно подставлял уши, чтобы за них трепали. Не переставая гладить его жесткую, блестящую шерсть, Белиш отослал одну из прислуживающих девиц — чуть погодя она вернулась с блюдом, на котором лежало что-то копченое, нарезанное ломтями. Пес взглянул на лакомство, но виду не подал, что оно ему интересно. Не привык лезть на господский стол.
Намордник был завязан у холки, с узлом Бейлиш справился не сразу. Когда же толстый кожаный шнур поддался, пес впервые проявил характер, нетерпеливо тряхнув головой, и самостоятельно стянул лапами с морды надоевший бондаж. Затем радостно щелкнул зубами и облизнул нос, довольный полученной свободой, и смачно, во всю ширину пасти, зевнул, прижимая уши.
Бейлиш потрепал его по голове, протягивая кусок мяса с блюда — пес подцепил зубами, стащил на пол и зачавкал где-то внизу. Перекусив, приветственно махнул хвостом, и Бейлиш елейно улыбнулся, глядя на собачье брюхо. Псарь учел все пожелания, потрудился на славу и состриг длинную шерсть именно там, где нужно. Псарь все понял.
Пес хрипло дышал, вывалив наружу длинный язык. Бейлиш решил не надевать намордник снова и отвязал веревку, чтоб он размял лапы. И дарованной свободой пес незамедлительно воспользовался: принялся исследовать все вокруг, заинтересованно обшаривая носом, а потом и вовсе выбежал из комнаты, отвлеченный чем-то снаружи. Бейлиш знал, что далеко он не уйдет, и не спешил отправляться на поиски.
Животное берет то, что хочет, и оно ничего не отдает взамен. Запрыгнуть на лорда для него не сложнее, чем задрать лапу на колонну во дворе замка. Его мотивы всегда просты — в отличие от человека животное просто. Служит Неизвестному, не называя его вслух, потому что не говорит. Животное не знает стыда и совести. Не выдает секретов, потому что не ведает тайн. Животное неподкупно оттого, как просто его подкупить.
Вдруг Бейлиш услышал звонкий девичий визг.
Забежавший в комнату отдыха шлюх пес метался среди них, подлезая под юбки, и тыкался мордой в едва прикрытые ложбинки за опасливо сомкнутыми бедрами. На опрокинувшуюся от его выпада девицу и вовсе пытался забраться, пока остальные шлюхи оттаскивали поскуливающее животное.
«Прямо как днем на Ренли,» — злорадно подумал Бейлиш, увидев это.
— Уберите его! — смеясь голосила полуобнаженная дева.
— Он хочет поиграть, — фривольно молвила другая, кое-как волоча пса за ошейник. — Как и все кобели.
— Не-е-ет, он не играет, — похабно хохотнула та, которую пес уже выбрал новой жертвой, пытаясь отпихнуть его от себя обеими руками.
Бейлиш за портьерой с минуту смотрел, как едва прикрытые прозрачными тканями девицы бегали от пса, который начал крутиться вокруг них так, как заведено у кобелей крутиться вокруг строптивых сук. Когда беготня ему наскучила, Бейлиш подозвал пса, и тот сразу бросил пугать шлюх: в ожидании обернулся на зов, как и все мигом замолчавшие девицы.
Все-таки собака выдрессирована на славу.
— Лорд Бейлиш! — оробела одна из девушек. — Так это ваш?
— Сегодня — да.
Он снова подвязал к ошейнику веревку и пес послушно побрел по темному коридору, но вдруг остановился — от неожиданности Бейлиш, будучи уверенным в полной покорности животного, не сразу понял, что произошло, и в замешательстве посмотрел на собаку.
Пес действительно встал, как вкопанный, и не обращал внимания на тянущую веревку: нашлось дело поважнее. Видно, он и прежде-то повиновался только от породистого великодушия и скуки. Теперь же зверь сосредоточенно прислушался.
Заинтересовавшись не меньше него, Бейлиш отпустил веревку и тоже прислушался. Пес же подошел к ближайшей из закрытых дверей и потянул носом у щели.
Бейлиш уловил звуки возни тел и приглушенные голоса. Он улыбнулся.
— Ты умнее, чем кажешься.
Пес поднял переднюю лапу и опустил ее на дверь. Жалостливо заурчал, еще раз провел лапой по дереву и припал к замочной скважине, облизывая нос. Подвыл, поджал хвост и опустил крестец, пытаясь поиметь воздух под собой.
Бейлиш невольно опустил взгляд и увидел, что из мешочка под стриженным брюхом уже показался темно-алый заостренный кончик. Он сглотнул.
Оторвать возбужденного пса от двери оказалось непросто: пришлось взять его за ошейник, и только захрипев от удушающе стягивающего напора он нехотя пошел за человеком.
Отчего-то Бейлиш знал, что за ним пес пошел по собственной воле. Просто-напросто вышколенная учтивость в отношении людей заставила животное пренебречь инстинктами, никак не сила. Он понял, что недооценивал зверя рядом с собой, и прикинул, что при случае справиться с собакой не сможет. Если только пес не поддастся сам.
В одной из комнат с готовой постелью уже горел свет, как и во всем ветхом доме на три этажа целую ночь напролет. Чтобы не тратить на зажжение огня лишнее время, ведь время в борделе ценилось на вес золота. Каждая комната в любой момент была готова стать уютным гнездышком для любовных утех — стоило только зайти в нее и закрыться, чтобы избежать недоразумений, как и поступил Бейлиш, заняв одно из гнездышек на пару с псом под тридцать дюймов в холке.
Привязанный к столбцу кровати, пес невозмутимо, как было ему свойственно, сел рядом. Задрал лапу и принялся вылизываться.
Бейлиш видел, что пес все еще возбужден.
Он достал припасенный кусок мяса из кармана — пес сразу учуял запах и поднял голову, но на этот раз не стал стаскивать добычу на пол и начал жевать лакомство, пока оно все еще лежало на человеческой руке, а проглотив прошелся шершавым и слюнявым языком по пальцам, собирая с них вкусный запах. Бейлиш не дал ему закончить облизывать свою руку и достал намордник.
Пес вяло противился, крутя головой — Бейлиш уже понял, что намордники он не любит. Однако выучка не позволила псу отказываться от своих прямых собачьих обязанностей, и вскоре ремешок все же затянулся за его ушами. Бейлиш завязал узел крепко и проверил на прочность: на кону слишком многое, и намордник точно не должен соскочить в тот момент, когда никто не сможет надеть его обратно.
Помимо зубов вспомнив и про когти, Бейлиш взял пса за лапу — удостоверился, что псарь подошел к делу со всей ответственностью и когти обрезаны. Он отошел и взглянул на пса в раздумьях — раздумьях основательных и холодящих кровь в жилах.
Теперь или никогда.
Пес уже смирился с возвращением намордника и усиленно дышал сквозь него. Конечно, в этой комнате запахов стояло не меньше, чем в той, куда он так отчаянно скребся: кровать еще не успела остыть с тех пор, как ей пользовались в последний раз, и у пряно-мускусного запаха не было никакой возможности покинуть помещение.
Пес крутил головой, шерстистые бока ходили ходуном, и Бейлиш снова посмотрел на его член перед тем, как начать раздеваться. Скидывая с себя одежды одну за другой, он не мог не отметить, насколько происходящее отличалось от любовных игрищ двух людей, и это не могло не укрепить его желания зайти еще дальше.
Помимо негаснущего огня в комнатах были предусмотрены и иные удобства, одним из которых Бейлиш воспользовался, смазав себя — к сожалению, начиная с этого момента многое зависело не от него, а от пса и его желаний. Сам он уже был готов: кровь настойчиво пульсировала, приливая вниз от одной мысли о том, что он собирался делать, а при взгляде на толстый, изогнутый член пса, еще прикрытый препуцием, его собственный слабо ныл.
Бейлиш опустился на пол рядом с псом, не зная, взбредет ли тому в голову вскочить на него — ведь для случки он явно был не лучшей кандидатурой, особенно после текущих дам, которых пес уже успел нюхнуть, а может и попробовать.
Пес стоял неподвижно, пока Бейлиш неловко пытался к нему подобраться, встав на колени и стараясь опуститься как можно ниже — уже почти стелясь по полу и выгибая спину. Когда же человек подкрался слишком близко, пес, не понимая, чего от него хотят, переступил на лапах и попятился назад, не позволяя к себе приблизиться, поэтому Бейлишу пришлось отвязать его и потянуть за веревку, чтоб пес подошел — ошейник собрал складками шкуру на шее, съехав к ушам. Сопротивлялся пес недолго и вскоре все-таки забрался на подставленный ему зад, уже чувствуя себя увереннее и, очевидно, слыша зов природы — закинул передние лапы и изогнулся, приняв подходящее положение.
Бейлиш сам направил его, взяв в руку — на ощупь собачий член показался больше, но он списал это на то, что трогал животное впервые: помимо размера удивляла и форма. Он приставил к себе горячий и липкий, сужающийся у основания член и потянул, пропихивая внутрь.
Пес уже понял, что к чему, и мелкими толчками начал прорываться глубже. Бейлиш отпустил его, скривившись от боли, жжения и чувства раздирающей наполненности, но промолчал, закусив губу. Перед тем, как боль стала невыносимой, он успел подумать, что член на деле еще больше, чем ему показалось, только вот пес не был намерен давать никакой передышки на раздумья: рыча и повизгивая в намордник, он дергался резко и быстро, очевидно получая дикое собачье удовольствие от слишком узкого для него человека.
Бейлиш почувствовал, как в него что-то брызнуло — стало влажно и член заходил взад-вперед легче, щекоча стенки и при каждом движении частично вычерпывая из него густую жидкость, что уже потекла по бедру.
Еще никогда он не был знаком с собаками так близко, не видел их в полной красе и не знал толком, как спариваются животные, хотя прежде был другого мнения. Он даже не мог позвать на помощь, ведь быть уличенным в такой позорной связи с псом — участь гораздо хуже смерти. Договориться с собакой не мог также и прекрасно помнил, что пес во много раз сильнее: едва ли сопротивление принесло бы хоть какую-то пользу — одним словом, Бейлиш был обречен на адские муки, но, вопреки всему, испытывал блаженство. Ему, как выяснилось, это понравилось. Понравилось настолько, что он сам не заметил, как быстро кончил, и это тоже не было похоже ни на что, знакомое ему прежде — кончил, пока пес не переставал драть его, как последнюю суку, и сам заскулил по-собачьи, потому что после невыносимой боли пришло невыносимое удовольствие. Пес продолжал терзать его, ставшего чувствительным, как оголенный нерв — от переизбытка ощущений Бейлиш заерзал, пытаясь соскочить с члена, но из позиции задом кверху и в пол лицом совладать с сильным животным ему было еще сложнее, чем на своих двоих.
И Бейлиш сдался.
Пес скреб задней лапой его бедро, остриженная до грубой щетины шерсть терлась о ягодицы, а сильные костлявые лапы прижимались к ребрам, как медвежий капкан — Бейлиш осознал, что это будет продолжаться бесконечно, но осознание это не ужаснуло: окатило новым приливом наслаждения, пока собака невозмутимо имела его, пуская слюни через намордник.
И стоило лишь допустить мысль о том, что хуже уже не будет, как пес резко пропихнул в него набухающий узел. Бейлиш с кристальной ясностью осознал, что член в руке сужался вовсе не к основанию, и пожалел сразу обо всем на свете.
Неизбежная, неумолимая боль нахлынула с новой силой, а потом его начало заполнять тепло — собачья сперма стремительно прибывала и, казалось, расходилась по всему телу. Ее было слишком много, и Бейлиш не удивился бы, если б поток вязкого тепла дошел до самого его горла. Он застонал против воли, чувствуя, как его расширяет и рвет на части — терпеть это было выше сил, и он опустился еще ниже, распластавшись на полу. Пес воспользовался этим: перебросил лапы и развернулся задом. От движения узла внутри Бейлиш снова болезненно застонал.
Он инстинктивно попытался уползти от боли, уже не сдерживаемый тушей сверху, но потянул пса за собой — через гудение пульса в ушах услышал, как по полу прошлепали лапы с остриженными когтями, а приближение узла к растраханному входу прорезало и обожгло.
Забыв, что с псом говорить никакого проку, Бейлиш с мольбой прошипел:
— Клык, отпусти же.
Пес же, услышав свою кличку, заерзал на месте, попытавшись обернуться, и снова двинул членом внутри него. Бейлиш тихо вскрикнул и понял, что ему по-прежнему не остается ничего, кроме как оставаться на месте и терпеть. Он протяжно простонал, озвучивая глубокий выдох, и постарался унять бешено стучащее сердце. Боль стала тонкой гранью наслаждения, а наслаждение — беспощадно сильной болью.
Расслабиться, ощущая внутри огромный, распирающий его и, казалось, теснящий все органы собачий член было непросто, но несмотря на ноющие яйца и горящий огнем зад Бейлиш чувствовал себя просто изумительно, когда пес излился в него снова, прибавляя к и без того заполнившему его семени еще столько же.
Бейлиш кончил еще раз, и это было болезненно. Он опять бессознательно дернулся вперед, уже еле держась на коленях, и снова двинулся по узлу — вспышка боли продлила оргазм, и он уже хныкал и скулил, когда член внутри наконец-то начал уменьшаться.
Пес выскользнул из него, уже давно не испытывая к использованному человеку никакого интереса, и отошел в сторону.
Собачья сперма на человеческую не похожа — это Бейлиш узнал, когда она хлынула из него, водянистая и прозрачная, и ее оказалось даже больше, чем он думал.
Бейлиш двинулся, и все его тело загудело. Особенно пострадала спина. Он медленно перевернулся и сел боком, стараясь не попасть в разводы влаги на полу, но сам он был при этом перемазан едва ли не еще хуже, чем пол. Сперма продолжала вытекать — на удивление, это было даже неприятнее, чем разрывающая боль внутри.
В отличие от человека пес не знал брезгливости: он уже изучал обширные следы своей деятельности на полу и медленно подбирался по пятнам к Бейлишу. Заинтересованно принюхался к нему, но тот шикнул и отогнал собаку прочь. Пес не обиделся — бухнулся на палас чуть поодаль и принялся за свою собачью гигиену.
Бейлиш посмотрел на него и закрыл лицо руками.
— Никогда больше, — сипло прошептал он.