Чёрная душа

Ксавьер выпрямил голову, стремясь потянуться навстречу ветру, и удовлетворенно закрыл глаза. На этот раз ему было не страшно, хотя он точно знал, что находится во сне. Все же, в жизни он человек, а не птица, уж это он точно помнил. Сны о том, как он был вороном, парящим в небесах, не были новыми гостями в его голове. Он помнил их с ранних лет. Первый такой сон, который пришёл к нему, был особенным, одновременно и прекрасным, и очень страшным. Тогда он впервые за свою жизнь почувствовал абсолютную свободу, которая захватила его, закружила, опьянила тогда ещё мало понимающего десятилетнего мальчика… А затем его внезапно что-то остановило, с силой прижало к земле и начало душить. Он даже не мог понять, что именно это было, понимал лишь то, что ему страшно, и у него нет сил спасти себя… А потом душащее нечто внезапно пропало, уничтоженное другим маленьким вороном, который, освободив его, смерил его взглядом, который маленький Ксавьер не мог описать иначе, как насмешливый, каркнул и улетел. Ксавьер попытался рвануть следом, но к моменту, когда он отдышался и смог лететь с нормальной скоростью, другого воронёнка уже и след простыл, не осталось даже далекой чёрной точки в облаках. Когда Ксавьер проснулся, он попытался поломать голову над тем, что это было, но долго этим заниматься ему не пришлось: отцу пришла весть о смерти крестной Ксавьера, и мальчика втиснули в костюм и потащили на похороны. Крестную Ксавьер знал не слишком хорошо – она до старости предпочитала разъезжать по миру, и с ним общалась редко, а потому он довольно быстро выплакался по ней и успел заскучать прежде, чем завершились пространные прощальные речи над гробом. Именно тогда он, улизнув от отца и тоскливо бродя по кладбищу, столкнулся с маленькой мрачной девочкой с двумя чёрными косичками и не менее чёрным пронзительным взглядом. – Уэнсдей Аддамс, – хмуро представилась она в ответ на его робкое приветствие. Семью Аддамс и связанную с ней семью Фрамп Ксавьер знал. Не удивительно – кто же их не знал? Покойная крестная была стародавней подругой Эстер Друп, и очень любила в свои редкие визиты баловать малыша Ксавьера абсолютно неприличными рассказами про то, скольких потрясающих мужчин они окрутили за время своих путешествий в молодые годы, которые кончились ещё до появления на свет самого мальчика. Крестная так и не вышла замуж ни разу в жизни, а потому несколько обиделась на Эстер, когда та в определенный момент выскочила за одного из окрученных, странного богатея по фамилии Фрамп, и родила от него двух дочерей. Что конкретно означала фраза «родила от него», маленький Ксавьер не понимал… Но он как-то поинтересовался у крестной, и та в деталях объяснила семилетнему тогда ещё мальчику, что к чему. Ксавьер ещё недели две после той беседы даже смотреть на девочек не мог… Аж вздрагивал – передергивало. Потом ничего, привык. Там же, в высшем обществе, где крутились и крестная, и миссис Фрамп, они и познакомились с Юдорой Аддамс, вдовой испанских кровей с двумя сыновьями. Эстер Фрамп, быстро сдружившаяся с доброй, доверчивой Юдорой, начала присматриваться к её сыновьям, раздумывая, не поиграть ли ей в сваху. Впрочем, последнее удалось не вполне – старший сын миссис Аддамс, имя которого Ксавьер постоянно забывал, сбежал из дома, ещё будучи мальчишкой, имея желание всю жизнь мотаться по свету в поисках приключений на свою пятую точку. Младшего, несколько более тихого и болезненного юношу по имени Гомес мать, по совету своей доброй подруги Эстер, отослала учиться в Невермор, куда миссис Фрамп сама незадолго до этого отправила обеих дочерей. О старшей из них, Офелии, крестная Ксавьера говорила немного, ограничивалась тем, что «бедной девочке не везло в отношениях». И не только в отношениях, судя по всему, ибо Невермор она покинула, так и не завершив его, а в самой академии, говорят, после этого был капитальный ремонт. Как говорится – какая ирония: Офелия не сумела задержаться в Офелия-Холле. Мрачная, задумчивая Мортиша оказалась куда более прилежной ученицей, с блеском окончив Невермор, и к тому же быстро завоевав сердце Гомеса, которому, как говорила крестная, изначально прочили брак с Офелией… Один Бог ведает, отчего крестная была так уверена, что её маленькому крестнику необходима вся эта информация, но рассказывала она об этом с большим упоением. Она в принципе прилюбливала сплетни вплоть до самой своей смерти, когда была уже старухой… Пока у десятилетнего Ксавьера в голове проносились все известные детали биографий родственников новой знакомой, вышеупомянутая знакомая смерила его равнодушным взглядом и ровным голосом поинтересовалась: – Что ты здесь бродишь один? – Скучно здесь, – пожал плечами мальчик, – взрослые уже третий час бубнят что-то про то, какая крестная была прекрасная женщина. Её, наверное, за всю жизнь столько не расхваливали, как сейчас за один день. – А всего-то и надо – умереть… – задумчиво протянула Уэнсдей, – послушай, я думала поиграть со своим братом в прятки, но с ним одним скучно, он маленький и плохо прячется. Хочешь с нами? – Конечно! – просиял Ксавьер. – Надеюсь, ты хорошо умеешь прятаться? – все таким же ровным тоном поинтересовалась Уэнсдей. У мальчика загорелись глаза – это, фактически, был вызов, не принять который он не мог. Ну конечно, он сумеет спрятаться так, чтобы его никто не нашёл! Оглядев кладбище, мальчик обнаружил, что речи кончились, и от гроба крестной все отошли, оставив его без внимания. Идея поразила его в одно мгновение, и он, улыбаясь до ушей, влез в гроб и захлопнул за собой крышку. Не сказать, чтобы там было сильно уютно – труп крестной, фактически на котором мальчик лежал, его слегка нервировал, однако это стоило удивления Уэнсдей, когда она оценит, как хорошо он умеет прятаться… А потом гроб вдруг двинулся, и его куда-то понесли. Ксавьер замер, прислушиваясь, и, сквозь толстые стенки, еле пропускающие звук, сумел разобрать страшное слово «крематорий». А что это такое, он знал – отец, выделив сыну полминуты внимания, кратко объяснил, что будут делать с телом крестной. Ксавьер закричал и заколотил руками в стенки, пытаясь выбраться. Дверца гроба категорически отказывалась открываться изнутри, стенки тоже были практически непробиваемыми… Он был заперт. Он не может выбраться и его вот-вот сожгут заживо… Нахлынувшее удушающее чувство безнадежности было мальчику знакомо – он только недавно ощущал его во сне. Маленький воронёнок, бьющийся в ловушке и неспособный выбраться… А затем движение вдруг прекратилось, а ещё секунду спустя крышка гроба распахнулась, являя его взору Уэнсдей Аддамс. – Нашла, – со вздохом выдала она и, смерив мальчика чуть насмешливым взглядом, поспешила прочь, бросив через плечо, – моя очередь! Продолжить игру не удалось – перепуганного ребёнка окружили взрослые, потом сквозь толпу пробился отец и увёл его прочь… Ксавьер не пытался возражать – слишком его мысли были заняты насмешливым воронёнком из сна и черно-белой девочкой с косичками. Тогда он был ещё слишком мал, чтобы хорошенько задуматься о том, что может означать такая параллель (особенно если учесть, что он и слова параллель тогда не знал). Однако тот факт, что воронёнок больше не появился в его снах вплоть до шестнадцатилетия, мальчика огорчал – он хотел лучше познакомиться с ним… Или с ней… Даже если она, а это скорее всего она, существует лишь во снах и является какой-то странной метафорой. А потом ворон, уже большой, как и он сам теперь, появился в его сне вновь, даря ощущение свободы и счастья как раз в тот момент, когда на душе юноши, только что расставшегося с сиреной Бьянкой, царила полная депрессия… И на следующий же день по Невермору, в который Ксавьер поступил по воле отца, начали проноситься шепотки о том, что в школу прибывает старшая дочь Аддамсов. Кар! Ксавьер отвлёкся от воспоминаний, увидев второго ворона, которому, кажется, пришлась не по вкусу глубокая задумчивость, в сетях которой юноша-ворон совсем не обращал на неё, прекрасную, внимания. Ксавьер радостно сделал круг, осматривая её со всех сторон. Такая же, как была, только, как будто, смотрящая с некоторым удивлением… Которое внезапно перешло в испуг и гнев, когда внизу, совсем неподалеку, раздалось рычание. Хайд! Его храбрая подруга-ворон немедленно нырнула вниз, навстречу опасности, и Ксавьер последовал за ней. Ему не слишком нравилась идея их, двух птиц, против огромного монстра, но не оставлять же её одну? Стоило им оказаться слишком близко, как Хайд набросился на них. Они кружили вокруг него, пытаясь ранить когтями и клювами, но что можно против него сделать? Огромный, страшный, в какой-то момент он резко занёс лапу со своими огромными когтями прямо над подругой, которая вцепилась в него клювом… Нет! Он же убьёт её одним ударом! Нет, нет, нет, он не может допустить… Ксавьер рванулся вперёд… А в следующее мгновение оказался в своей комнате, на своей кровати, рядом со склонившимся над ним Аяксом. – Воу, – слегка отшатнулся тот, демонстративно поднимая руки вверх, – Полегче, братан. Все хорошо, ты в безопасности. – Аякс? – хрипло отозвался Ксавьер, – Что случилось? Почему ты здесь? Петрополус дернул бровями. – Я вообще друга своего проведать зашёл. Можно? Ксавьер нервно усмехнулся. – Да, конечно. Я просто… – Чувак, слушай, – перебил его Аякс, – я тебя допрашивать не стану. Надо будет – сам расскажешь. Просто… ты не забывай, пожалуйста, что я – твой друг, и мне можно рассказать, если у тебя проблемы, которых у тебя сейчас, судя по всему, выше крыши. Ладно? Не дождавшись ответа от замершего Ксавьера, Аякс, поднимаясь, сообщил: – А вообще ты нынче спать горазд. Выходной, пора в город ехать, а он дрыхнет. У нас там вроде дела… Дела… Да, дела. Много дел и много встреч… А ещё Уэнсдей, которая тоже пойдёт. Ксавьер рывком поднялся с кровати. – Десять минут, и я снаружи. И правда, пора уже разобраться в том, что происходит. Быть может, хоть какие-то загадки визит в Джерико сможет разрешить…