Волчонок

Сергей ощущал некий трепет от нахождения в своем детском доме. Да, его. «Радуга» долгое время была ему домом — не всегда хорошим, но тем не менее могло быть и хуже. А затем он обустраивал ее, что она стала лучшим местом, чем была в его детстве. И у него получалось — новые корпуса, новое оборудование и вся мебель, отборный персонал, работа с возможными опекунами, шикарные возможности образования. Разумовскому казалось, что некоторые родители столько не делают для своих детей, сколько он для ребят из «Радуги». — Здравствуйте, Сергей, — улыбается уже седовласая директор, встречая бывшего воспитанника на пороге. — Анна Владимировна, ну чего вы? — качает головой Разумовский, почтительно кивнув своей бывшей воспитательнице. — Мне прям неловко, что вы ко мне на «вы». Я ж перед вами бегал еще совсем мелким. — Помню, Сереж, — смеется женщина, заправляя прядь за ухо. Сергей улыбается ей — действительно рад этому человеку из прошлого. Она работала с маленькими ребятами, и малыши чувствовали себя с ней не такими потерянными и ненужными. Сергей надеялся, что она, как директор, поможет всем чувствовать себя людьми, не обреченными на несчастье. Даже получалось. — Как дела у моего подкидыша? — спросил ласково Разумовский, проходя вместе с директором в здание детского дома. — Олег Волков? — переспросила Анна Владимировна. — Трудный мальчик. Очень. Очень отстраненный, нелюдимый. На контакт ни с кем не идет. Не агрессивный, но и не особо стремящийся к компаниям. Но по учебе старается, хотя есть проблемы. В целом, для ребенка его возраста и его судьбы могло быть хуже. — Есть возможность помочь ему? — серьезно спрашивает Сергей, хмурясь. — Я постараюсь все сделать, что могу. — Этого вполне хватит, — улыбается женщина, чуть прищурившись. — Он про себя почти не говорит, а если и говорит с нашими воспитателями и преподавателями, то в большей степени о тебе. Очень к тебе привязан. Сергей смущается от чего-то. Не потому что Олег так себя ведет — привычно для него. Странно, что старая воспитательница, так говорит, что мужчине кажется в этом намек. И ему очевидна все большая влюбленность мальчика в него. Он думал об этом. Правда, много и долго. Ему нравится Олег. Преданный, сильный, умный, дерзкий, красивый. Такой чудесный, какой прекрасный. В чем тогда проблема? Почему Сергей тормозит? Почему не идет напролом? Сергей понимает — если бы не возраст Олега, то Разумовский ни на секунду не задумался и завладел таким прекрасным парнем. Но Олежа — его мальчик. Местами ранимый и хрупкий, неопытный и нежный… Запутавшийся и одинокий ребенок. Сергей стал ему другом, близким человеком, которому предан, которому верит. Он не может сделать ему больно. Не может заставить или надавить. Мог бы настоять, мог бы поторопить или убедить, но… не мог. Просто не мог сделать так. — А где сейчас Олег? — спросил Сергей, когда они прошли по некоторым помещениям нового корпуса. — Сейчас свободное время, — произнесла Анна Владимировна, глядя на общежитие старших ребят. — Он пока мало выходит. Скорее всего остался там. — Вы не против, если я зайду проведаю его? — спросил аккуратно Сергей, хотя готов был, если понадобится, и без разрешения ворваться в логово к волчонку. — Только не забывай, что у ребят режим, не стоит его нарушать, — усмехнулась лукаво директор, строго погрозив бывшему воспитаннику. — Я даже до сих пор помню его, — хихикнул Сергей, направляясь к таким знакомым, но таким другим корпусам. Да, он многое изменил. И теперь почти не узнавал коридоры и стены, в которых когда-то рос. И атмосфера была другой, не такой гнетущей и мрачной, не такой отчаянной, как было. Но тем не менее — это не совсем дом. Не дом в том понимании, каком принято считать. Не место, где тепло и радостно, куда хочется возвращаться, где хочется быть. У Сергея есть своя квартира, его тянет туда. Но и в конкретную комнату тянет. Чтобы забрать и увести волчонка из его логова в свое. Номер комнаты. Олег, как заехал, написал, где и как будет жить, сфотографировал все по просьбе Сергея, отвечая в сотый раз, что ему ничего не нужно и все устраивает. Мужчина стучит несколько раз, пытается дождаться ответа. Но за дверью тишина, и Разумовский решает неловко заглянуть. Он ценил личное пространство, как свое, так и других, но, если никого в комнате не было, тогда можно было пойти искать парня в другом месте. Комната достаточно большая, светлая. Две двухярусные кровати, несколько тумб, два больших шкафа. Регулируемая батарея, стеклопакет, стол для занятий. Сергею по его нынешним аппетитам этого было бы мало, но в детстве такие условия были бы райскими. — Вы чего тут? — хрипло раздается голос Олега. Сергей его не сразу замечает, а когда видит только усмехается — чего еще ждать от этого дикого звереныша. Засел на верхней койке, смотрит опасными темными глазами из укрытия, лежа лицом к двери. Еще боится, насторожен. — Прости, я могу войти? — спрашивает аккуратно мужчина, чуть-чуть приоткрыв дверь. — А? Да, конечно, — неловко кивает Олег, садясь, свешивая ноги с яруса. Потолки вполне приличные, даже Волкову с его ростом можно было бы сидеть ровно, но подросток все равно горбится, опустив голову. — Как ты? — интересуется Сергей, подойдя, ставя локти на мягкий матрас верхней койки подростка. — Да нормально, — неловко пожимает плечами Олег, отворачиваясь. — Тут неплохо. Никто не донимает, но как-то… все по-крутому, что неловко. — Почему неловко? — спрашивает настороженно Разумовский, положив ладонь на острую коленку. Парень молчал некоторое время, чуть покачивая ногами в воздухе. Сергей невольно засмотрелся на обнаженные ступни. Ему бы белые короткие носочки или… — Я здесь не к месту, — отвечает тихо Олег. — Здесь… такие все… не как я. Правильные, классные. А я дурной. — Наслушался старух, которые убеждают всех и каждого, что они дурно влияют на детей? — усмехается Сергей, поглаживая расстроенного напряженного парня. — Олеж, тут все из одного теста. Я сам от сюда вышел. Просто ты пока не привык. — Мне кажется… — вздохнул Олег, опустив взгляд на чужую руку. — Мне кажется, я никогда не привыкну. — Глупый, — смеется ласково Сергей, поднимая и кладя ладонь на щеку парня. — Ты так же и про меня говорил, но теперь смотри — мы привыкли друг к другу. Волков переводит диковатый задумчивый взгляд на мужчину. Глаза бегают по чужому лицу, выискивая что-то. Сергей подозревает, что хоть намек на ненависть, неприязнь, недовольство — что угодно, что будет неправильным. Но Разумовский честен. С самим собой по крайней мере. — Ты справишься, — говорит он мягко, чуть улыбаясь. Олег вздрогнул. Взгляд вспыхнул, появилась какая-то взрослая уверенность… Парень касался неловко, неумело, робко — так неожиданно! Сергей ожидал напора, а не такой детской порывной нежности. Губами соприкасался с губами. Совсем невинно и мягко. Отстранился резко, и Разумовский подумал, что волчонок сейчас сбежит, прячась в каком-нибудь тихом надежном месте. Но нет, сидит, дрожит, боясь собственного поступка, смотрит настороженно, будто бросится. Сергей облизывает губы. Фантом чужого вкуса остается на языке. — Все хорошо? — спрашивает мужчина, чуть сильнее сжав ладонь на коленке. Олег вздрагивает всем тельцем, плечи напрягает. — Не знаю, — почти шепчет Олег, кажется, готовый удариться в панику. — Тогда я решу, хорошо? — уточняет настойчиво Сергей, проводя рукой выше по бедру. — Ты сейчас будешь глубоко дышать… да, вот так. Вдох… Выдох… Все хорошо. Я удивлен, но… я рад. — Вы… вы не сердитесь? — спрашивает, чуть успокоившись, Волков. — Нет, я не сержусь, — улыбается Разумовский, снова скользнув взглядом сначала по трогательным щиколоткам, а затем по румяному лицу. — Ты такой храбрый мальчик. Я горжусь тобой. Олег судорожно вздыхает, а затем медленно выдыхает, будто сдуваясь. Ссутуливается сильнее, голову опускает ниже, вот-вот в коленки лбом утыкается. Сергей приподнимается на носочках, целует ответно в висок. И видит краем глаза спрятавшуюся волчью улыбку.