Убейся

      Дима заходит в класс. Снова неосознанно ищет глазами Звёздочку, просто чтобы согреться в этот холодный декабрьский день. Взгляд перешёл к подоконнику, откуда был слышен его голос и смех, которые Побрацкий узнал бы из тысячи, но их взгляды неожиданно пересеклись. Антон резко, словно этого и не было, неловко отвернулся в сторону, поджимая губы.       А может, Диме показалось? Просто настолько хочется общения, что он начинает подмечать случайности и принимать их за знаки? что он нужен кому-то?       Антон стоял рядом с Андреем и говорил с ним о чём-то, на что последний иногда оборачивался на Диму, буквально на мгновение. Иногда Побрацкому кажется, что он сходит с ума, или сделал что-то дурацкое и теперь Антон точно к нему больше даже не подойдёт, а Андрей будет больше доставать. Бесит. Бесит, что даже этому прилипчивому и противному однокласснику, каким Дима его считал, общение давалось так легко. Он понимал почему люди тянутся к Звездочкину, но не к Андрею, хотя иногда за неимением выбора сам слушал его бредни, когда они сидели за одной партой.       Третья парта у стены, место, которое казалось уголком отрешённости. Дима смотрел вокруг, одноклассники сбились в компании и только он сидит здесь. Он мог подойти к кому-нибудь, провести время, но никогда не станет им близок или даже просто другом. Одиночество скапливалось внутри и пожирало органы, не хватало сил больше подходить и навязываться к другим, всегда оставаясь на фоне, когда в случае чего они даже и не заметят твоей смерти. Иногда казалось, что он просто отрезан от всех невидимой силой и никогда не приблизится, не почувствует тепла, что так давно забылось.       — Эй, Дим, моргай. — Из мыслей вывела рука Андрея, что начала бесцеремонно щёлкать перед глазами. Побрацкий встрепенулся и проморгался, после чего скукожился и посмотрел на одноклассника ещё более мрачно.       — Ты ахренел?! Моргаю я… — Сам парень ещё не разобрался как реагировать, хотя эта ситуация слегка взбодрила. — Че хотел то?       — Короче… — Андрей садится задом наперёд на стул спереди парты и начинает активно жестикулировать. — Такая тема, я на химию пересяду к Наливайко. Почему? Всё просто, я нихрена не знаю. Не заскучаешь?       — Катись, я только рад. — Дима уже думал уткнуться обратно в лист с почеркушками, как вспомнил одну деталь. — А Звездочкина куда денешь? Он же с ней сидит?       — Не, ты не понял! Я по твоему доктор хуй-пойми-каких наук, или где? Смотри, Антон сядет и поможет тебе, потому что ты… — Андрей ткнул пальцем Диму, заставляя того отшатнуться. — Точно даже не знаешь, что сейчас будет. Поэтому мы махнемся, мы в плюсе, а они получат… Нашу благодарность.       Весь план и ситуация если честно казались странными и сюрреалистическими. Что за бред? Кто дал на это согласие? Кто его выпустил? Хотя, подумав немного, эти вопросы даже не так важны, ведь Антон, он же…       — Тоесть я с этим буду сидеть? — Побрацкий старался выдавить подобие презрения, сам не понимая зачем, хотя от осознания внутри всё теплом отдавало. Он надеялся на положительный ответ больше, чем на что либо другое в жизни, и после кивка, пару секунд не понимал как так вышло и не спит ли он. — А… Эм… А что сейчас будет? На химии? — Он цеплялся за возможность сменить тему как за спасительную соломинку, чтобы не показывать смущение и предвкушение, что захлестнули до жара в груди.       — Там ну… — Андрей слегка замешкался, что было странно и как-то неестественно. — Да там такое! Я же говорил, такое, что… Ну я даже не опишу какое, полный пиздец.       Всё казалось каким-то… Подозрительным? Андрей будто не знал, что сказать, хотя всегда был достаточно открытым и откровенным.       — Хей, привет, Дим. — Тихий, мягкий, бархатный голос. Сумка Звездочкина падает на соседнее место, а сам парень протягивает руку для рукопожатия. Его ладони такие тёплые, изящные, с небольшими кровавыми корочками на тыльной стороне и странными красноватыми полосами. Он слегка зажат, но садится рядом. Ему наверно неприятно от ситуации. Черт. — Надеюсь не помешаю, прости, что так вышло.       — Ты ещё извиняться будешь? Совсем без мозга? — Дима мысленно бьёт себя за сказанные слова, но Звёздочка коротко смеётся. Андрей берёт свою сумку и уходит, обмениваясь с Антоном непонятными взглядами взглядами, и сжимает кулак, будто… Поддерживая?       — Мало ли, а то ты наверно не особо в восторге. — Вновь смех, слегка грустный, он так часто улыбается,       — Получше чем вот с тем сидеть, поспокойнее хоть. Хотя, с ним весело, но с тобой получше. — Теперь не понятно, что было бы лучше, шутливые оскорбления или открытый комплимент? Убиться хочется одинаково.       — Ох, всё так серьёзно, постараюсь произвести наилучшее впечатление. — И так производишь... ***       Урок подходил к концу. На удивление, ожидаемая неловкость исчезла довольно быстро. Антон открытый и общительный, он смог разговорить Диму, пусть им и часто делали замечания, последний бы продлил этот урок хотя бы в бесконечность раз.       — Всё жду на химии по настоящему полезных знаний. — Говорит Антон отклоняясь на стуле.       — Да, например, как варить самогон? Мой дед умел, такой варил, все соседи скупали. — Антон тихо хихикает и чуть склоняется к Диме.       — Так вот на чем можно озолотиться.       — А ты думал? Он в молодости этим заработал на шкаф. Жил тоже в нём.       — Ахах, незаконный бизнес в СССР? Мне нравится история твоей семьи всё больше и больше. — Оба тихо смеются, учитель смотрит укоризненно и устало, но уже не останавливает их в пятнадцатый раз. — Я, к сожалению, скучно варю героин в подвале, могу формулу отдать.       — Давай! — Дима подаёт Антону листок, он аккуратным почерком пишет формулу, которую Побрацкий всё равно ни капли не поймёт.       — Держи, я передаю тебе бизнес в наследство… — Звездочкин одной рукой берёт Диму за ладонь, другой вкладывая клочок бумаги и закрывая его пальцы. Ногти Побрацкого снова впиваются в ладонь, током тепло идёт от руки по всему телу, он смеётся и не подаёт виду, но внутри просто хочет, чтобы Антон не отпускал его руку. Это странное действие длится слишком долгие пять секунд, со стуком сердца в ушах, после чего Звездочкин медленно, как от сердца отрывая, отпускает его ладошку с мятым клочком бумаги.       Кажется, там написана не только формула.