Убейся

      Возможно, это благословение.       Или проклятие.       Общение с Антоном принесло столько света в жизнь Димы, но в определённой области, пока остальное лишь заполнялось липкой тьмой. Хотя, возможно, она всегда там была.       Как весело и легко просто находится с ним рядом. Дима считал его буквально идеалом, милым и мягким, но достаточно стойким, чтобы с виду легко находится в обществе. Сблизиться с ним было лучшим решением в жизни Побрацкого.       Как прекрасны моменты, когда он что-то рассказывает с огоньком в глазах, который греет даже в самый сильный декабрьский мороз. Как живой ручеёк, его голос звучал так вдохновлено, так живо, будто до этого никто не слушал. Хотя у него вроде куча друзей, от чего Диме каждый раз льстило, что Антон находил на него время.       Выходить из этого мира больно. Стойкое желание пустить пулю в лоб, что и до этого вечно шептало за спиной, возвращалось так резко, принося жестокий упадок. Просто до этого оно было привычным, эта… Дружба? Принесла что-то действительно новое, эти прогулки и звонки чуть ли не ежедневно.       Сейчас он в школе. Как же мерзко смотреть на эти лица, что дома лишь кучка чертей, высасывающих силы, что здесь. Отреченный, как и всегда, всё проносилось мимо, будто его и не существовало.       Чертовы люди, какие же вы все эгоисты.       — Дима? Ты как? — Названный вздрагивает. Погруженный в себя он слышал лишь белый шум, и твердящий о ненависти голос в голове.       Антон стоял перед партой, смотря будто ему реально не плевать. Такое отношение смущало до чёртиков, вроде то, чего Диме и хотелось, но не то, к чему он привык. С ним всегда обходились аккуратно, спрашивали о состоянии, легко обнимали и касались, так непривычно.       — Аэъ, я не выспался, сижу чет, сдох. — Побрацкий потирает глаза, часто моргая, чтобы прийти в себя.       — Опять поздно лёг, ну че ты как этот. Скоро у тебя режим сна будет «многодетная мать»! — Звездочкин возмущается, это всегда так мило. — Прости, я переживаю, сон — это действительно важно. — Опять «прости», он извиняется чаще чем дышит.       — Себе скажи, синяки под глазами уже ниже пупка, я то нормально ещё. — Дима пытался… Действительно пытался проявлять заботу, но на выходе получается говно, как всегда. Звучит обидно, но Антон скорее всего привык, просто хотелось бы проявлять чувства по другому…       Стоп, чувства?       — Ой, прости, не переживай я это… Не бери в голову, я в порядке. — На самом деле эти игры «кто из нас тут больше в норме, так что не спорь и жри мою заботу» — просто лучшая часть жизни.       — Ты всегда в порядке.       — Как и ты…

***

      — Дима, твою за ногу, я отберу у тебя зажигалку! — Звездочкин отмахивался от дыма под тихие смешки друга. — Я как в облаке, у меня сечатка запотела походу.       — Ниче у тебя больше не запотело? Очки вот не носишь, так бы очко запотело. — Дима докуривал последнюю папиросу, в кармане перебирая сэкономленные на проезде 80 рублей.       — Ты и без этого эту шутку пошутил, гений мысли… — Этот взгляд, который так и говорит «боже, я общаюсь с тапком», он прекрасен.       — Короче, у нас план таков. — Окурок благополучно был закинут в сугроб. Дима подошёл к Антону, до наглости близко, смотря ему в ноздри… Чертова шпала. — Пошли покупать мне сигареты.       — Во-первых, не смотри на меня. — Антон закрылся шарфом, но отходить не стал, частая и привычная просьба. — Во-других, когда тебе исполнилось восемнадцать?       — Тц, пошли давай.       Звёздочкин не особо сопротивлялся, хотя очевидно напрягся и замолчал, он всегда так делает, когда нервничает и не может контролировать ситуацию. Да, Дима подмечал такие детали, он не умел проявлять заботу, но пытался читать его состояние, на всякий случай.       Ребята дошли до табачного магазина, Антон просто неловко плелся за Димой, пока тот спрашивал проходящих мужчин о помощи с покупкой.       — Ой, ребята… — Один из прохожих после вопроса не прошёл мимо, что дало некую надежду. — А вам лет сколько?       — Четырнадцать. — Побрацкий сказал это чуть ли не с улыбкой во весь рот, так хорошо и весело ему было, так расслаблено он себя чувствовал. Ожидание порицания добавляло огня, что поделать, злить некоторых людей весело, специально идя против их слов, хоть минимально стоя на своей позиции, каждый раз это как маленькая победа для парня.       — Молодой ещё, вот знаешь, я врач… — Дима с Антоном пересекнулись взглядами и хихикнули со своей «удачи». — Столько проблем это курение вызывает, с лёгкими, импотенция может быть, я сейчас говорить ничего не буду, дело ваше, мальчишки, но предупреждаю.       — Не знаю, я пока никаких последствий не вижу. — Антон хотел уже развернуться и уйти, но Побрацкий неожиданно решил вступить в диалог. Последний почувствовал руку на рукаве, настойчиво тянущую его из диалога, но продолжить «спор» оказалось важнее.       — Это сейчас, много я такого повидал.       — Ага, да, спасибо, мы поняли. — Антон начал тянуть Диму более настойчиво, даже через ткань куртки чувствовалось, как потряхивает его руки, тут уже не просто в этом диалоге дело.       — Давайте, ребята, храни вас бог.       Побрацкий не успел ничего понять, Звёздочка тяжело дышал, нервно оглядывался, сведя брови. Он затащил их за здание, опираясь о стену и слегка сползая.       — А… Антон? Ты че блин? — Зрелище становилось всё более жутким, его друг дышал всё глубже, как на грани истерики, закрывая руками лицо. Ладони сползли ниже, ногти слегка впились в щеки, его потряхивало сильнее обычного, а напуганные глаза не двигались с одной точки. Дима попытался коснуться его запястий, убрать руки от лица, что уже прилично вредили ему, от чего Антон дергался сильнее, то-ли пытаясь вырваться, то-ли просто как обычно.       — Папа… Там шёл мой папа… — Шёпот, ровный, но говорящий так много. Понятно, почему он напуган, но настолько? — Прости, я перенервничал, просто… С-совокупность…       — Тихо-тихо, с-с… — Он только что чуть не сказал «солнышко»? — С-сейчас посиди пока, успокойся, всё хорошо.       — Он не должен нас с тобой видеть… Не должен.. — Антон говорил как в пустоту, смотря туда же. Словно он совсем не воспринимал слова и происходящее вокруг.       Дима молчал, говорить страшно, вдруг сделает хуже. Он держал его ладони, Звездочкин неосознанно сжимал его руки так сильно, до боли, но Побрацкий не жаловался. Лишь его свободный большой палец, поглаживал пальцы Звездочкина, пока хватка чутка не ослабла.       Антон проморгался, будто вошёл в реальность. Он больше не был так напряжён, дышал куда тише и не дергался. Янтарные глаза начали бегать, смотря на руки обладателя, красные от мороза, но почему-то было так тепло. Дима озабочено смотрел на него, напугавшись, кажется, не меньше.       — Всё хорошо…? Ты успокоился? — На удивление для самого Побрацкого это звучало так нежно, но не противно, как он ожидал. У него будто получилось выразить хоть частичку того, что было внутри по отношению к этому человеку.       — Да, спасибо, прости…