Лицом к лицу

Утро следующего дня началось с собрания в комнате команды Z. Хотя «собрание» слишком сильно сказано. Больше напоминает игру в классики, где вместо квадратиков — наспех расставленные мины. — Слушайте, ваше упорство, конечно, восхищает. Но, пожалуйста, направьте удар на соперников, а не друг на друга. Бойня между товарищами явно не то, что сейчас придется по вкусу публике, — излагаю я, переводя ранее сказанное Эго на приемлемый для детских ушей язык. Круговая порука, а как иначе? Эго отчитал меня, я отчитываю их. Пусть будут благодарны, что делаю это с уважением к цензуре. Хотя мою цензуру, к слову, вчера никто особо не уважал. — Да, плохая была идея, — заключил Куон. — Нам нужно найти свое оружие. Бинго! Это то, к чему я веду разговор весь последний час. Мне тоже нужно, чтобы вы нашли свое оружие. Тогда не придется заново изобретать велосипед, и я буду строить стратегию на том, что у вас уже есть. Именно уникальность навыков должна заставить зрителя запомнить игроков, так мне теперь кажется. А зритель — это всегда любопытная рыбка, которая добровольно заглотила червячка, и трепыхается на крючке в предсмертных конвульсиях, зато сытая. Главное найти червячка, отсюда и пляшем. Форварды стали перечислять свои сильные стороны: дриблинг, сила удара, скорость, маневренность, сексуальный футбол. Сексуальный футбол? — Кстати, да. Знаю, что обещала больше не доставать вас театральщиной, но одно клише нам так или иначе придется ввести. Игроки в нетерпении уставились на меня. — Это какое? — послышалось откуда-то слева. Кунигами? Не знаю, не уверена. Выдерживаю утомительную паузу, чтобы дать их фантазии разгуляться. Пусть понервничают, пока я распаляюсь от собственного коварства, из последних сил держа ироничное нутро в узде. — Все просто. Готовы? Смотрю на каждого, пока не дожидаюсь напряженных сглатываний и синхронного кивка: — Нам нужен самец, — упиваюсь недоумением в глазах команды Z и сыто продолжаю: — Эдакий ловелас. Альфач! Любимец девочек! Добровольцы? Складываю руки домиком, опираясь локтями о колени. От былого шока у парней не осталось и следа, и на мгновение мне кажется, что в комнате произошел ядерный выброс тестостерона. Мальчики такие мальчики, ей Богу. — Ну и? Чем тебя не устраивает сексуальный футбол? — в своей манере произносит Раичи, упорно тыча большим пальцем в грудь. — Отклонено. Еще варианты? Отказов взрывная натура не терпит. Вижу, как его желваки маятником ходят из стороны в сторону. Что до остальных, то члены команды Z стали по одному выдвигать свои кандидатуры: — Я бы неплохо справился. — Хорошо, что ты попросила! Без проблем. — Да и мне не сложно. — Вы зрительниц обаять хотите или запугать до заикания? Менеджер, я готов взять на себя эту непростую задачу и выполнить ее с блеском, — притворно мило произносит парень, имени которого я до сих пор не могу запомнить. Юдай, кажется? — Давайте успокоимся и хорошенько подумаем. Нам точно нужен кто-то с кукольным лицом и довольно-таки мягким характером. Без говнеца, — волей-неволей перевожу взгляд на Раичи, отчего тот закипает с двойной силой. Можно бесконечно втыкать шпильки в близких или некогда близких людей — друзей, маму, Бачиру, и даже не замечать этого. Просто потому что это становится обыденностью для обеих сторон. Вы, как облупленные, знаете пределы юмора и стеба друг друга. Знаете, когда можно поднажать, а когда необходимо остановиться. С новыми людьми так себя вести нельзя, это чревато. Но иногда гадости и колкости рвутся наружу без моей воли, не оставляя времени прощупать почву. Вот прямо как сейчас, с Джинго. Становится неловко и я, тряхнув головой, пытаюсь вернуться к главной теме на повестке дня: — Мне кажется, больше всех на эту роль подходит Исаги, потому что, первое — он довольно спокойный. Второе — есть в нем что-то такое, что могло бы… — Может мне попробовать? — прервав на полуслове, неожиданно для всех произнес не кто иной, как Мегуру Бачира. — Нельзя тебе попробовать, Бачира, — опять мой длинный язык впереди планеты всей. — Ревнуешь? — Вовсе нет. Вовсе да? А иначе как объяснить, что от такого заявления меня как током прошибло. Ревность это или гнусное, остаточное чувство собственности — мне плевать. Я могу примириться с тем, что у Бачиры за это время были девушки. Я могу примириться с тем, что они есть и сейчас, хотя это кажется на уровень сложнее. Я могу, но смотреть на это не хочу, равно как и слышать. А женские фанатские писки с трибун для игрока, нареченного ролью альфа-самца — это неизбежность. — Губу закатай, челкастый. То, что однажды нашлась какая-то дура, которая на тебя клюнула, не значит, что тебе и дальше будет фартить с бабами, — стоит ли описывать, кому принадлежал этот сцеженный в атмосферу сгусток гнева. — Я так сказал, потому что видел, что пишут обо мне девочки в комментариях к видео с отборочных в интернете. Вот и все. — Мы сидим в разных интернетах? — а этот сгусток уже мой. Прости, Мегуру, я правда не считаю тебя настолько безнадежным, но сейчас за меня говорит собственная выгода и желание сохранить оставшиеся крупицы ментального здоровья. Бачира наигранно пожимает плечами, мол, мое дело предложить, а я делаю себе пометку о том, что почитать комментарии в сети и правда было бы не лишним (ради общего блага, разумеется). Непонятно только, почему я не сделала этого раньше. — А обо мне там что пишут? Небось, как им не терпится трусишки снять, когда на поле выходит господин Раичи собственной персоной, — Джинго самодовольно прищурился в ожидании ответа. — Ммм, — Мегуру закатил глаза так, что, по моим подсчетам, они должны были увидеть мозг, и начал выстукивать указательным пальцем по нижней губе. — Помнится, они писали, что если вместо тебя выпустить на поле сторожевую собаку, никто не заметит подмены. Три. Два. Один. Пуск. — Ты совсем страх потерял, патлатый? Я тебя урою, — Раичи вскочил с места и был зол настолько, что Кунигами и Исаги едва могли его сдержать. — Ха-ха-ха-ха, это цитата! Просто цитата! Хм, Анри что-то там вещала о благоприятном климате в команде. Могу я спросить, так достаточно благоприятно? *** До второго матча команды Z остается всего ничего, и сейчас парни больше заняты обсуждением игровой стратегии, нежели завоеванием приза зрительских симпатий. Так что мне с ними ловить особо нечего. Пусть они решают свои проблемы, а у меня будет время решить свои. Есть кое-что, что уже не терпит отлагательств. Кира. Его молчание и убивает, и расстраивает, и неимоверно раздражает. Последнее, скорее, и является катализатором для остальных ощущений. Сколько бы ни думала об этом, ставила себя на его место, пыталась рассмотреть ситуацию со всех горизонтов, возвращаюсь к одному — я не понимаю. Не понимаю, как можно так легко отказаться от человека, которого ты добивался почти полгода, а затем еще столько же холил и лелеял, как бесценное сокровище. Как последнее сокровище. Исполнял каждую прихоть, заботился. Ухаживал так, что фильмы снимай. Зачем? Ради чего? Чтобы что? Одним днем исчезнуть и ищи-свищи? С Бачирой все было по-другому. С Бачирой все как-то само собой получилось. Никаких тебе конфетно-букетных периодов и долгих показательных завоеваний. Пришел-увидел-победил, что-то из этой оперы. В его случае я могу понять — там, где не было места спортивному интересу в погоне за трофеем, не будет и жалости выбросить утешительный приз. Хотя причем опять здесь Бачира, если на повестке дня стоит Кира? А вот причем. Кира, в отличие от Бачиры (в свое время), оставил меня в полном неведении. Акцент — в полном. А что может быть хуже, чем позволить воспаленному женскому мозгу пахать на скоростных оборотах не для того, чтобы примириться со случившимся, а для того, чтобы до-ду-мы-вать? И если в первый раз меня бросили без объяснения причин, но я хотя бы знала, что бросили. То с Кирой я даже не знаю, бросили ли меня. Так что я решила — если у Киры не хватает яиц и широких жестов расстаться со мной самостоятельно, я сделаю это первой. Вот и сижу сейчас здесь, в своей комнате, приобнимая кружку с вином для храбрости и пишу письмо от руки. Конечно, я не собираюсь отправлять ему записку в бумажном виде. Старомодность — удел налоговой и других государственных служб. А я, как яркий представитель современного века, планирую перенести текст на цифровой носитель и отправить смс, когда все будет готово. Просто это такая привычка — материализовать, придать облик всему, что идет от сердца (хотя бы частично). Да и писать от руки мне нравится. Складываю ладони в замок и выворачиваю в обратную сторону, разминая пальцы. Ну-с, приступим. «Дорогой Кира». Сразу нет. В классических романах после такого обращения дамы обычно извещают избранников о том, что встретили богатого любовника или подхватили брюшной тиф. Зачеркиваю и начинаю сначала. «Привет, Кира». Зачеркиваю привет. Режет уши, будто обращаюсь к дальнему родственнику с намерением поделиться капризами погоды в городе. «Кира, это Рин. Если ты такую еще помнишь». Белиссимо. Мне нравится. А что по структуре? Очевидно, сначала нужно пожалеть и сказать, как сильно мне откликаются его расстроенные чувства, и только потом переходить к сути. Как бы то ни было, я должна быть ему благодарна за все, что было. Следует попридержать злословие и высказаться культурно, спокойно и рассудительно. «Я видела, что случилось на отборочных, и, клянусь, тоже нахожу это несправедливым…» Очень неплохо. «И мне правда жаль, но…. но чтоб ты сдох, Реске! Какой же ты мудак и тряпка!» Нет, все-таки жажда злословия совершенно неутолима. К сожалению, далеко не все, что исходит от души, носит положительный характер. Если не заткнусь сейчас же — расстанемся врагами, чего совсем уж не хочется. Был такой опыт. Мне не понравилось. Зачеркиваю все, что было написано выше и начинаю сначала, листок за листком. Что-то сразу комкается и летит на край стола, что-то рвется пополам на середине повествования, и мне вновь приходится тянуться за новым черновиком. Спустя пару десятков неудачных попыток я, кажется, поймала волну. Ручка скользит по бумаге в такт мыслям. Я и пожалела, и оправдала, и поблагодарила за любовь и те чувства — особенные чувства, взрослые чувства — которые он мне подарил. Пообещала навсегда сохранить воспоминания наших встреч, оставить в памяти самые трепетные поцелуи (даже расписала какие!). И просто сказала — мне было здорово. Здорово с тобой. Спасибо, Реске! Но то, что закончилось однажды, должно быть закончено навсегда. И для меня твое молчание — ни что иное, как знамение. Осталось только пожелать счастья, всех благ или что там обычно пишут сгоряча. Затем перечитать и можно набирать смс. — Менеджер-са-а-а-а-а-н! — ручка от неожиданности выпрыгивает из пальцев, как снаряд, и я едва не сшибаю кружку с вином со стола. Бачира с остервенением продолжает дергать ручку двери с той стороны, а я искренне благодарю себя за привычку запираться на ключ, иначе бы он давно вихрем ворвался на мою территорию. — Менеджер-сан! Это я! По комнате разлетаются не только его истошные вопли, но и сильные удары. Настолько сильные, что мне кажется, он вот-вот сорвет с петель единственное разделяющее нас препятствие. Медленно поворачиваю голову к источнику звука по ту сторону коридора. Надеюсь, он не знает, что я здесь. — Я знаю, что ты здесь! — да блять. — Менеджер-сан, беда! Он продолжает гундосить и молотить кулаком в дверь, пока я окончательно не теряю терпение и не подхожу, чтобы открыть ее: — Чего тебе? — глухо рычу, но тут же осекаюсь. Он напуган. Ужасно напуган. Глаза бегают из стороны в сторону, на лице застыла гримаса беспокойства. — Что случилось, Мегуру? — Менеджер-сан… Произносит тоном, полным безмолвной мольбы. И пока он не заговаривает вновь, я успеваю надумать себе такое, что и в страшном сне не привидится: — Счастливая футболка. Я зацепился и она порвалась. Помоги зашить. Бачира оттягивает край одежды, которая на нем надета, и даже не представляет, насколько я близка к тому, чтобы сделать с ним все то, что успела себе напридумывать. Счастливая футболка, конечно. Куда без нее? Белая такая, с маленьким дельфинчиком по центру груди. Сколько ей лет? Года два, три, пять? Перед каким-то важным событием Мегуру поселяется в этой видавшей виды майке и наотрез отказывается снимать. Хоть кнутом, хоть пряником — бестолку. Он бы и первую брачную ночь в ней провел. Эта несчастная футболка пережила баснословное количество событий, не позавидуешь: то Мегуру неудачно откроет соевый соус, то поставит затяжку на самом видном месте, то теперь вот вообще порвет. А Рин стирай, направляй, зашивай. — У меня, по-твоему, с собой всегда есть швейные принадлежности? Бачира лезет в карман и протягивает перед собой маленький сверток. — Я специально попросил для тебя иголку и нитку у Анри. И стоит, хлопает влажными глазами в ожидании ответа, хотя заранее его знает. Тяжело вздыхаю, забираю доверенные мне атрибуты кружка «кройки и шитья» и провожаю его вглубь комнаты, включая главный свет. Бачира нервно топчется на одном месте, не зная, куда себя деть. Переживает за футболку. Умилительное зрелище. — Садись. Хватит маячить туда-сюда, — жестом указываю на кровать, и он делает то, что велят. — Снимай футболку. — У меня под ней ничего нет. — Я догадалась, — отвечаю между чередой безрезультатных попыток вдеть нитку в тонкое ушко. — Тебя когда-то это смущало? Гребаная нитка никак не хочет пролазить туда, куда ее просят. Мегуру слегка приподнимается, сгибает руки и нарочито медленно тянет футболку за нижний край, открывая вид на рельефный живот. — Знаешь, оставь футболку. Справимся так, — слова, как мольба о пощаде, слетают быстрее, чем я успеваю сообразить. Я сажусь рядом с ним и немного оттягиваю на себя порванную майку. Бачира инстинктивно тянется вслед за моим движением. Мы слишком близко. Уже в который раз. — Ты сиди смирно, — поднимаю ладонь вверх и останавливаю его, как регулировщик. Он молча слушается и кивает. Даже не спорит. Даже не ерничает. Даже не бесит. Поразительно, каким терпеливым может быть этот вечный двигатель, когда ему что-то надо. Делаю несколько первых стежков и дырка начинает затягиваться. Результат — это, конечно, главное, но шов выглядит ужасно. Шить на весу неудобно, поэтому я — сначала делаю, потом думаю — подкладываю руку между белой тканью и телом Бачиры. Прихожу в себя, только когда случайно касаюсь его живота тыльной стороной ладони и обжигаюсь кожей. Бачира, кажется, тоже на секунду перестал дышать. Но только на секунду. Чтобы узнать наверняка, придется поднять глаза, а я сейчас не могу себе этого позволить. Бегу от смущающей неловкости и полностью погружаюсь в шитье. Когда остается сделать последний стежок, как-то дерганно вырываю руку из-под майки и тянусь за ножницами позади него. Мегуру все это время сидит паинькой, и мне становится его жалко. Никогда не видела, чтобы кто-то относился к вещам с таким поразительным трепетом. Поэтому, когда какая-то неизведанно теплая, добрая, заботливая сторона меня требует посмотреть в его лицо и без слов сказать: «С футболкой все будет в порядке, остался последний штрих», — я поддаюсь. Поддаюсь и тут же раскаиваюсь. Потому что никакого паиньки там и в помине не вижу! Глаза застыли в хитром прищуре, улыбка — в плотоядном оскале. Так смотрят люди, у которых вместо мыслей черти в голове отплясывают пасадобль. — Менеджер-сан запретила снимать футболку, потому что хотела меня облапать, — о, господи. — Тебе бы рот с мылом помыть. Говорю спокойно, а сама переживаю масштабный выброс адреналина в кровь. Разумеется, это сказывается на движениях и случается фиаско — острие иглы вонзается Бачире под кожу. — Ай! — Черт, прости, я не хотела, — быстро делаю стежок, узелок, отрезаю нитку и отодвигаюсь от Мегуру на расстояние вытянутой руки, пока невзначай снова не покалечила. — Готово, футболка как новенькая. Но футболка его, кажется, меньше всего в такой момент интересует. Мегуру сидит на краю кровати, потупив голову, и обиженно потирает ушибленное место. — Сильно болит? В ответ лишь надутые губки. Как дите малое! Выжидающе гипнотизирую его взглядом, но все впустую — молчит. Иголка его едва задела, а вид такой, будто я на его глазах котенка самосвалом переехала, ну для кого этот концерт? — Ладно, можешь обижаться, сколько влезет. С меня хватит. Я привстаю, но Бачира хватает меня за кофту, заставляя обернуться: — Подуй. — Что сделай? — Подуй, — кивает в сторону случайного прокола, из которого даже кровь не идет! — Ты серьезно сейчас? Вместо вразумительного аргумента, почему я должна подуть на ранку, Бачира только переводит взгляд с мнимой царапины на меня, с царапины на меня. Еще раз поражаюсь тому, сколько же в нем граней и как быстро они сменяют друг друга. Разгон от безжалостного форварда до обиженного, напуганного ребенка, который панически трясется за свою счастливую футболку — ноль целых одна десятая секунды. Я сдаюсь и приближаю лицо к месту, на которое накладывала швы. Набираю носом воздух и медленно выпускаю через рот, чтобы ритуал, который Бачира сам для себя придумал, подействовал и позволил его израненному телу исцелиться. — Легче? Он протестующе завертел головой, как сова, но слишком увлекся, и в поле его зрения оказался до отвала забитый скомканными листами стол. Скомканными вариантами писем для Киры стол. — А что ты там такое пишешь, менеджер-сан? — Тебе нельзя двигаться, у тебя смертельная рана. Даже не смотри в ту сторону. Но Бачира уже не просто смотрит. Он встает и рывком преодолевает расстояние от кровати до стола, сгребает в охапку все, что успел прибрать к рукам и ныряет в ванную комнату, не забыв запереть за собой дверь. Впервые за все время пребывания в Блю Локе я жалею, что у менеджеров есть отдельная ванная. — Мегуру, нет, не трогай! Это личное! — упираюсь ладонями в дверное полотно, пока за ним раздается ехидный смех. — Любовные записки, значит. Интересненько. — Не вздумай их читать! Слышишь?! Не вздумай! Бачира беспрекословно выполняет мою просьбу и не читает писем. Он их зачитывает. Вслух. Временами цитирует, заливаясь хохотом. Временами бросает гнусные комментарии: «Ты подарил мне купаж ощущений… Что значит купаж? Дурацкое слово». И все в таком духе. К моменту, когда его голос внезапно смолкает, я обливаюсь седьмым потом, сгорая от стыда. Но Бачира не выходит. Прислушиваюсь еще какое-то время — тишина. — Бачира? — вне зоны доступа. Задаюсь вопросом, что могло заставить неугомонного Мегуру Бачиру замолчать в спиритическом трансе, как осознание хлыстом лупит по щекам. Письмо. Последнее письмо. То самое, удачное, где я без стеснения воспеваю поцелуи Киры и все, что между нами было, обещая рассказывать об этом детям. Только не это. Мне бы тоже было обидно прочитать нечто подобное. Даже если и вы давно расстались. Дверь резко открывается, почти что пинком, вырывая меня из плена собственных мыслей. — На, — Бачира выходит и, не глядя в глаза, протягивает аккуратно сложенные стопкой листы (что странно). — Эта часть мне больше всего понравилась. Трясущимися руками забираю у него импровизированную папку и вчитываюсь в первый сверху листок. — Это где я прошу его провалиться под лед и больше никогда не всплывать? — Больше всего понравилась. Спасибо за футболку, — произносит он, в спешке выходя за дверь. Внутри еще теплится надежда, что пронесло, и он все-таки не дошел до основного сюжета. Но что, если нет? От этих раздумий становится как-то уныло. До боли в сердце уныло. Что вообще со мной происходит? А с Бачирой? Мы давно расстались, и я имею право писать что угодно и кому угодно — бывшим, нынешним, потенциальным. Мы давно расстались, и это было его решение. Значит, у него нет права расстраиваться и корить меня за моих бывших, нынешних, потенциальных. Мы давно расстались, но в этом адском круговороте событий я перестала понимать, кто мы друг для друга — бывшие, нынешние или потенциальные? Кажется, уже ничто не может испортить этот день. До тех пор, пока черновики не валятся из ослабевших рук, и первый лист с наилучшими пожеланиями в адрес Киры, где я прошу его титаником погрузиться на дно океана, оседает на полу. Но не это главное. Главное, что то самое, финальное письмо лежало прямо за ним. Мегуру все видел. И если бы я могла отмотать время назад, нет, я бы не стала прятать писем перед его приходом. Я бы сделала все, чтобы повода родиться у этих писем вообще не было. *** Неделька выдалась богатой на события. Волшебные свойства счастливой футболки Бачиры сработали как надо — команда Z одержала победу над командой Y с отрывом в один гол. Это был первый матч, на котором я присутствовала лично. Для менеджеров подготовлены сидячие места недалеко от выхода с игровой площадки, но они имеют право передвигаться по всей территории за белой линией. Этим я и занималась — маячила туда-сюда, чтобы унять дрожь в коленках. А когда эгоист Йоичи Исаги забил финальный гол, не сдержалась и болезненно громко выкрикнула: «Так их, еб вашу мать!». Стыжусь. Все-таки мой удел — запись. Менеджер команды Y даже со стула не встала ни разу. Постоянно делала пометки в планшете, а когда все закончилось — поднялась на ноги и ушла, не дожидаясь команды. Удивительная концентрация. Я, в свою очередь, даже не знала, где валяется мой гаджет — настолько игра в реальном времени поглотила сознание. Так что подтверждать гипотезы о сильных и слабых сторонах игроков пришлось глубокой ночью, в своей комнате. Когда понадобилось сделать перерыв, на пути к заветному балкону я нечаянно подслушала разговор Исаги и Чигири, но уловила только сам факт того, что беседа имела место быть. В чем суть — без понятия. Чигири держится особняком от команды, и это настораживает. Я до сих пор не имею ни малейших предположений о том, какое у него оружие. В карточке указана скорость, но и скорость бывает разной: ускорение на старте, разгон на длительной дистанции и так далее. Не знаю, о чем именно они говорили, но Йоичи, наверное, убеждал Чигири проявить себя. После триумфального успеха записался в мотивационные ораторы, а Хьему заарканил в подопечные. Знакомый почерк. На обратном пути к спальне Йоичи уже выходит от Чигири, и мы пересекаемся в коридоре. Чем не славная возможность по-дружески поболтать, а заодно разузнать предметнее об их диалоге? — Отличный был гол, Исаги. — Спасибо, — между нами все еще присутствует какая-то неловкость, поэтому он смущенно потирает затылок, потупив взгляд. — Я не специально, это как-то само получилось. — Как тогда с Кирой? Намеренно произношу это будничным тоном, хотя ничего будничного в этом не нахожу. Избегать острые углы не значит сгладить, равно как и бегство от причиненной раны не значит прощение. Сгладить и простить — это открыто заявлять об обидах и идти дальше, чтобы каждое упоминание проходилось по острию, как шлифовкой, пока угол сам из острого не превратится в тупой. — Как тогда с Кирой. Рада, что Исаги понял концепцию, поэтому продолжаю: — Что тебе сказал Чигири? Я знаю, что его оружие — это скорость. Но не знаю, почему он не пользуется своим преимуществом в игре. — Этого я тебе сказать не могу. Если он захочет — продемонстрирует все сам. Послезавтра. Хороший ты друг, Исаги. И очень, очень, очень хреновый информатор. Послезавтра — игра с командой W. Надеюсь, все пройдет также гладко, как сегодня. Они показали то, что требовал Эго — команду, сплоченность, погоню за результатом. На ковер меня не вызывали, а, значит, и поводов для придирки не было. — Если забьешь еще один такой гол, с меня причитается. На этом мы с Йоичи разошлись, обменявшись дежурными улыбками. *** — Главные силы команды W — эти двое. Братья Ванима, — произносит Иемон и выводит изображение на экран. Ванима Кейске и Ванима Джуничи — два парня специфической внешности. У них огромные, черные, пустые глаза и длинные жилистые шеи. Внешний край брови Ванимы старшего смотрит вверх, а внутренний биссектрисой разделяет волоски на две части, отчего общая картина чем-то напоминает крокодила. Младший ничуть не лучше — у него бровей нет и в помине. Короче говоря, на их фоне даже Исао выигрывает по всем фронтам. — Сила этих близнецов — командная игра. Поэтому нужно их разделить. Это ключ к победе над командой W. Иемон взял на себя бразды правления, и это не ускользнуло от вечно раздраженного по поводу и без Раичи: — К слову, какого черта ты руководишь, Иемон? Этим же обычно занимается Куон. — Так он ведь до сих пор не вернулся из ванной… и… мне что, нельзя руководить? — Что-то он долго в ванной сидит, — говорит мальчик-триста. — Может перегрелся и помер? — Простите, что так долго, — запыхавшись, в дверях произносит Куон. — Пока думал о стратегии завтрашнего матча, засиделся. Как у вас тут дела? Могу заметить, что дела, на самом деле, неплохо. Окухито отлично справился с анализом матчей команды W и сумел разложить все по полочкам. Ватару осталось только сообщить главный принцип — план игры с претенциозным названием «три на три — все звезды с Юга». Мой внутренний любитель прекрасного на этом моменте словил инсульт. — А ты, Чигири? Не против всегда быть в защите? — спросил Йоичи. — Если у тебя есть время беспокоиться о других, лучше подумай о том, как самому забить гол. Лаконичный ответ самого загадочного форварда команды Z вынуждает Исаги пойти на попятную. А я раздумываю над тем, как найти подход к Чигири. Менеджер я или кто, в конце концов? Почему за меня всю работу делает Исаги? Да потому что Исаги хоть что-то приходит в голову. Лучшее, что придумала я — это устроить Чигири пытку Бачирой. Ну серьезно. Худший враг интроверта — незатыкающийся рот экстраверта. Было бы славно запереть их вдвоем где-нибудь и не выпускать, пока Хьема не расколется и не поднимет белый флаг, лишь бы снова услышать тишину. А мне, наоборот, эта тишина уже осточертела. После инцидента с письмом мы с Бачирой не разговаривали от слова совсем. Никаких тебе внезапных визитов и фирменного «Менеджер-са-а-ан». Если он и здоровается, то только сухим кивком. Даже глаз не поднимает. Настолько я ему… противна, получается? Все-таки отдаленно осознавать, что некогда близкий тебе человек сейчас питает счастье в других руках — это одно. Другое — стать частью этого счастья. Была ли я счастлива настолько, насколько пыталась описать в письме? Конечно же нет. Но откуда ему знать? — Победим, команда Z! — ДА! То, что из омута собственных мыслей меня периодически вырывают шумными выкриками, уже вошло в привычку. Как и то, что скребущие на душе дикие кошки немного приручаются к рукам в присутствии команды Z. Иногда дают себя погладить, иногда мирно засыпают в ногах. Я слишком много всего чувствую здесь, в Блю Локе. Хотя еще две недели назад на каждом сеансе с психологом за несколько тысяч иен жаловалась, что не чувствую ничего. *** Матч против команды W идет уже несколько минут. Едва успел прозвучать гонг, братья Ванима бросились в атаку, попутно нарекая Чигири «Хрустальным гением». К чему это они? Пожалуй, эта пометка станет единственной за сегодня. Я не могу усидеть на этом чертовом стуле! Волнуюсь! Рядом с Хьемой топчется Исаги, а он — моя правая рука (даже если он об этом не знает). Уверена, Йоичи справится и разговорит нашу молчаливую принцессу. А я потом спрошу, что к чему. Команда Z несется в атаку, и Куон, которого закрывают двое, демонстрирует свое оружие — прыжок. Точный удар головой, и мяч летит в ворота соперника. Счет 1:0 в пользу команды Z. Это невероятно! Отличное начало! Вот что значит сердце команды! Подпрыгиваю на месте и собираю ладони домиком у лица. Старший Ванима заходится в пугающей пантомиме, которую младший пытается объяснить: — Ээээй! Защита, идиоты! Защищайте лучше! Так говорит мой братан. Цирк какой-то. Братья снова ведут мяч, но Кунигами нагоняет их сзади и отдает пас Мегуру. Бачира целится в Куона. Но не слишком ли далеко от ворот? Способность пробивать с длинной дистанции принадлежит Ренске. — Гол! Счет 2:0 в пользу команды Z. Куон снова на коне: — Не знаю почему, но сегодня мне кажется, что я все могу! Очень радует его настрой, но внутри нарастает щемящее беспокойство. Как-то все чересчур… просто? То они едва сводят концы с концами на поле, то за первый период забивают сразу два мяча. Это я убогий менеджер, который совсем не верит в силы команды, или дело действительно пахнет жареным? Перевожу взгляд на менеджера команды W — Такахаси Кин. Миловидная девушка с длинными, белыми, как снег, волосами, собранными в тугой хвост. Ее команда в шаге от позорного проигрыша, и я ожидаю увидеть на ее лице хотя бы тень беспокойства, отражение переживаний, волнение, хоть что-нибудь! Но вместо этого она смотрит на табло, опускает лицо, поправляет очки и ухмыляется. Я беру в руки планшет и судорожно бегаю по заметкам, которые делала во время разбора предыдущих матчей команды W. Исаги пробегает мимо и останавливается рядом со мной, обдумывая дальнейшую тактику игры. — Исаги, что-то не так. Мне кажется, они затеяли грязную. — Ты уверена? — И да, и нет. — Но что они могут сделать? — Не знаю. Может, покалечить или как-то еще вывести из строя основных игроков? Хотя в прошлых матчах ни в чем таком замешаны не были, — блокирую планшет и кладу обратно на стул. — Просто будь начеку. И по возможности передай остальным. Пока мы общались, старший Ванима получил фол, за которым прозвучал сигнал для свободного удара команды Z. Прежде, чем пробить, Бачира заключает, что команда W выдохлась. А мне отчего-то кажется, что команда W только разогрелась. Мяч летит по заданной траектории, обходит защитников и попадает прямо на Куона Ватару. А дальше: — Хет-трик! Счет 3:0 в пользу команды Z. Я уже не радуюсь. Мне не нравится. Команды уходят на перерыв, а я оседаю на неудобном стуле в раздумьях. Последнее, что попадает в поле зрения — удаляющиеся спины Йоичи и Ватару, когда парни о чем-то беседуют. Думаю, Исаги делится моими опасениями и предлагает сообщить об этом команде. Куон машет руками крест-накрест, наигранно задирая голову, как бы без слов сообщая, что менеджер-то у нас, походу, спятила. И мне самой становится неудобно от собственных умозаключений до тех пор, пока он не пропускает Исаги вперед и с прищуром не косится на меня. «Догадалась?» Нет. Запуталась еще больше. *** Игроки возвращаются на поле и первенство в матче меняется на диаметрально противоположное. Счет 3:1 в пользу команды Z. Счет 3:2 в пользу команды Z. Братья Ванима забивают гол за голом, и все это — ошибки Куона. Подозрительно дурацкие ошибки Куона, который с такой легкостью загнал соперникам три мяча в ворота. — Ты что творишь, твою ж! Забил три гола и все, выдохся? — Успокойся, Раичи! Не бесись, — Кунигами пытается усмирить возмущенного товарища, но тщетно. Куон падает на колени и целует лбом землю: — Простите! Что я творю в разгар такого важного матча? Простите! — Подними голову, — просит Кунигами. — Ты же не нарочно ошибся. А мне так уже и не кажется. И, похоже, Исаги — тоже. После того, как Ватару поднялся с земли, Йоичи обернулся и посмотрел на меня совершенно растерянным взглядом. Что ты понял, Исаги? Что ты увидел? До конца матча остается тридцать минут, и связка Бачира — Исаги — Кунигами бросается в атаку. Это наша победная и самая выигрышная комбинация команды Z. Но только не сейчас. Соперники будто заранее знали, как они собираются сыграть. На каких позициях будут стоять, с какой ноги пробивать, в какую сторону дышать — все под чистую. Я паранойю, брежу, или это действительно происходит? Бачиру опекают двое, и Кунигами передает мяч на Исаги, но тот теряет его, едва коснувшись. — Молодец, брат. Братья Ванима подоспели очень вовремя. Так бывает, когда наверняка знаешь, где и когда ты должен оказаться. Младший заносит ногу для удара и мяч летит в ворота, и знаете что? Он бы не попал, если бы не легкая рука Куона Ватару. И до меня доходит: все голы в этом матче — в наши ворота, в ворота соперника — к каждому из них был причастен он. Забываю, как дышать. Осознание происходящего душит удавкой с морским узлом. Как человек, задача которого работать с информацией, официально заявляю — я провалилась. — Куон, ты что, предал команду Z? — спрашивает Исаги, не желая мириться с очевидным. — Именно! — братья Ванима выглядывают из-за его спины. — Раз теперь все известно, может, уже хватит, Куон-чан? И они начинают рассказывать. О том, как Куон явился к ним в столовую. О том, как выложил на блюдечке игровую стратегию. О том, какие сильные и слабые стороны есть у игроков и в каких связках мы собираемся играть. Ощущение такое, будто на теплом семейном ужине кто-то вытряхнул корзину с твоим грязным бельем в гостевые тарелки. Ватару не стал оправдываться и просто провозгласил себя членом команды W отныне. Двенадцать на десять — такая теперь расстановка. Зубы скрипят, костяшки белеют. Я в бешенстве от нахлынувшей обиды и несправедливости. Последней каплей становится недвусмысленный жест Кин, которая, глядя мне в глаза, заносит большой палец и проводит им поперек шеи. «Тебе конец», — новая версия игры «так говорит мой братан», только «так говорит Кин». — Команда Z! — кричу так, что рискую порвать связки, но сейчас мне на это плевать. — Даже если вас останется десять против двенадцати, двадцати, сотни — вы справитесь! Вы команда, которая борется честно. Своими силами. Без гадости и подлости. Вам не нужна хлипкая победа, легкая победа, и это — ваше огромное достоинство! Замолкаю, чтобы перевести дыхание. Я сказала достаточно, даже практически то, что хотела, но в горле продолжает стоять ком. Будто слова, которые должны исходить из души, так в ней и застряли. Задумываюсь и понимаю. Я знаю, что я хочу сказать. И я скажу это, потому что это и есть я. Разве это не то, чего вы хотели, команда Z? Что ж, пора нам с вами познакомиться поближе. — Но к черту достоинство! Нагните и отдерите эту долбанную команду W вместе с ее злокачественным двенадцатым новообразованием так, чтобы у них задницы трещали на всю Японию! Вперед! Вот теперь гораздо легче. Веду себя, как Раичи, и выражаюсь совсем не женственно, но команде Z будто только это и нужно было. Бачира даже присвистнул, впервые за долгое время дав хоть какую-то реакцию на мое существование. Сейчас он ведет мяч и пытается обойти братьев Ванима. Младший не упускает возможности завести дружескую беседу: — Кстати, Куон нам тут еще кое-что поведал. Проницательный у вас менеджер, самая первая догадалась — так говорит мой братан. Бачира никак не реагирует, сосредоточившись на мяче. Кейске продолжает: — Знаешь, а ведь сильный менеджер может возвысить сильного игрока до небес, а остальных сровнять с землей. А ты сильный. И она сильная. Просто еще об этом не знает. Так сказал Куон. А еще вы связаны… — Ближе к делу, — Бачира, кажется, начинает терять терпение. Смотрит уже отнюдь не мальчишеским взглядом. Будто все детское и наивное из него разом выкачали, оставив только твердое намерение идти по головам. — Наш менеджер тоже не промах. Она считает, что Блю Лок — это место для сильных. Но здесь есть и слабые, которым не хватает опыта, но хватает сноровки и силы духа, чтобы в будущем пробить потолок. И знаешь, Синяя Тюрьма — это место… Младший Ванима рывком выбивает мяч из-под ног Мегуру и заносит ногу для удара. Вот только целится он не в сторону ворот. — Синяя Тюрьма — это место, где слабаков надо отсеивать… Он целится в меня. — А сильным — не дать пробудится. Так говорит наш менеджер и мой братан. Последнее, что я вижу — паника в глазах Мегуру, который осознает, по какой траектории собрался пробить младший из братьев. Мяч прилетает прямо по ребрам и на мгновение мне слышится их хруст. Меня отбрасывает назад, затылок бьется о стену, как пасхальное яйцо. — Упс! Нога дрогнула, — говорит Ванима Кейске, и свет для меня меркнет. Очень досадно, что я не смогла вживую увидеть пробуждение Хьемы Чигири. Но еще больше мне жаль, что пропустила и не ощутила кожей, как был взбешен Бачира выходкой Ванимы младшего. Когда до конца матча оставалась одна секунда, а меня давным-давно отнесли в медпункт, Мегуру, владея мячом, решил потратить время не на то, чтобы хотя бы попробовать забить еще раз. Не на то, чтобы просто удержать его в ногах, пока не сработает таймер. Он подбросил мяч вверх перед собой, глазами отыскал ненавистную персону на поле и с разворота, с огромной силы удара пробил прямо в лицо Кейске Ваниму. Даже непоколебимая невозмутимость менеджера команды W дала трещину при виде обрушившегося на пол игрока, захлебывающегося кровянистыми выделениями из носа. Бачира направился прямо к нему с одним единственным желанием — добить. Стоило им поравняться, как младший Ванима начал вопить, хватаясь за сломанный хрящ: — Ты что творишь? Это красная карточка, это фол! Тебе это с рук не сойдет — так говорит мой братан. — Упс, — ледяным тоном отвечает Мегуру. — Нога дрогнула.