Лицом к лицу

В мире насчитывается более семи тысяч языков и более миллиарда слов, которые придумали люди, чтобы в ключевой момент с ювелирной точностью, без запинки и тени сомнения, иметь возможность выразить свои чувства. Поведать о страшном, похвастаться сильным. Заявить громко, яростно, с открытым забралом о том, что на душе, и проложить короткий путь от сердца к другому сердцу: Ты мне нравишься. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я дорожу тобой. Но слова часто бывают излишни, а иногда и вовсе не нужны. Даже если смешать более семи тысяч языков и более миллиарда слов в единое предложение, вербальная массовка никогда не расскажет столько, сколько способно поведать одно только прикосновение. Несдержанные поцелуи, хаотичные касания, блуждающие под одеждой ладони — вот что перекричит любое, хоть самое громкое сочетание букв. За ними — целая история. О том, как долго ты ждал. О том, как сильно ты скучал. О том, как много думал о человеке, которого почему-то не было рядом. И как распирает изнутри все, что накопилось, рыская по венам в поисках спасительного выхода. В этой комнате рассказчиков двое — я и он. Стоят возле двери и общаются без слов. Пальцы путаются в каштановых волосах. Хочется то смять их в кулаке с силой, то слегка оттянуть назад, чтобы заставить Мегуру запрокинуть голову и прильнуть губами к его лицу. К едва заметной ямочке на подбородке, к выступающему кадыку, к пульсирующей венке на шее, к нему всему. Услышать в ночной тишине ехидный хмык, сопровождающийся полуулыбкой. И подсказок не надо, чтобы в нем прочитать: «Я тебе первенство отдавать не намерен». Бачира перехватывает мои запястья одной рукой и опускает их вдоль тела. Свободной ладонью в то же мгновение притягивает за затылок и снова целует — размазано, порывисто, прикусывая и без того распухшие губы. Даже не извиняется потом, и уже сам тянет за волосы, прокладывая влажную дорожку от уголка рта до чувствительной мочки уха. Впивается зубами, вынуждая скорее жалобно проскулить, чем простонать. Довольный результатом, тихо шепчет: — Дежавю, Рин-чан? — Есть немного. Но постепенно на смену нетерпению и грубым ласкам приходят другие эмоции. Прикосновения губ наполняются трепетом, каждое движение окутывает теплотой и нежностью, подводя к завершению старую историю и задавая начало для новой. Наступает пора поговорить не о том, что накопилось. А о том, что костром внутри вас горит здесь и сейчас. И звучат такие касания до безобразия просто: «Я рад, что ты снова со мной». Мегуру кончиками пальцев проводит тонкую линию от запястья до плеча, провожая взглядом выступившие мурашки. Едва касается кожи, ловким движением приспускает лямку и открывает вид на выступающие ключицы. Такие прикосновения не аккумулируются в определенной точке. Такие прикосновения обволакивают тебя с головы до ног, наполняя еще большей любовью, хотя казалось бы — куда больше? От переизбытка эмоций перехватывает дыхание. Не желающий мириться с кислородным голоданием мозг требует одного — броситься на шею и заключить Бачиру в крепких объятиях. Он в ответ только прижимается ближе, сцепляя руки за моей спиной. И даже через два слоя ткани — его плотную флисовую пижаму и свою тонкую майку — я чувствую, какой ритм отбивает его сердце. Если в мире и есть моменты интимнее, чем секс, то я бы сказала, что это оно — дать другому послушать, как звучит твоя жизнь. Не к месту и времени в памяти всплывают мгновения близости с Кирой, вынуждая в очередной раз убедиться, что к его жизни я никогда не прислушивалась. Находила в объятиях спокойствие и защиту, но по-настоящему защищенной чувствую себя только сейчас. Здесь. С Бачирой. Пока его руки считают косточки под одеждой. — Совсем другие ощущения. Я выпутываюсь из сладкого плена Мегуру и делаю полшага назад, чтобы заглянуть в медовые глаза. В них отражается усеянное звездной россыпью ночное небо — бесконечное, таинственное, неизведанное. Как никогда прекрасное именно сегодня. — Другие от чего? — Бачира сначала уставляется в безобидном непонимании, а потом вдруг напрягается всем телом, потупив взгляд. Усмехается так недобро, так горько, и в ту же секунду все звезды на небе разом перегорают. — Или от кого, да? — Мегуру, я сморозила глупость. Но так или иначе, эта тема должна перестать быть табу. Нам придется поговорить о случившемся, не зависимо от того, в каких отношениях мы в итоге останемся. — Меньше слов, больше дела. Так ты, кажется, сказала? Его настроение на этих словах окончательно переменилось, будто кто-то баловался с выключателем и нечаянно погасил свет в душе. Грубые поцелуи теперь сопровождаются нервными толчками, вынуждая без отрыва от главного действия спиной продвигаться в сторону кровати. Всегда мягкий матрас встречает тело колкими пружинами, врезающимися в скелет. Бачира властно нависает сверху, попутно срывая с меня одежду — сперва атласные шорты, затем и майку. Даже в глаза не смотрит, пока стягивает ее через голову. Следом и сам выпрямляется на коленях, и таким же ломаным движением избавляется от флисовой пижамной кофты. — Бачира, тормозни немного. Но Бачира уже вне досягаемости. Раздвигает ноги коленом и устраивается между ними. Острыми зубами вгрызается в тонкую кожу на шее, пока руки дергано шарят по телу. Сжимают бедра до красных отметин, сдавливают грудь через бюстгальтер. Я начинаю немного вертеться под ним в попытках напомнить о себе: — Давай помягче… От ягодиц отлетает оглушающий звон, после которого рот раскрывается в удивлении. Он будто не здесь, будто не слышит. Тонет в собственных мыслях, и их не перекричать. Я напряженно сглатываю подступившее к горлу беспокойство, оценив, до какой степени взбесился Мегуру из-за моих сравнений. Точка невозврата? Неужели все это время она была на поверхности? Так просто… Погрузиться в мыслительный процесс мешает новый шлепок. Кожа горит от удара, и я уже не просто дергаюсь, я змеей под ним извиваюсь, упираясь ладонями в разгоряченное тело, но он сильнее. Мегуру на любые протесты только плотнее утыкается носом в ухо и рвано дышит. Хрипит, как расстроенный музыкальный инструмент, нуждающийся в опытном настройщике. Он тянется к своим штанам и успевает приспустить их на левый край вместе с боксерами, пока я не срываюсь на крик: — Да не спала я с Кирой! Слышишь меня? Не спала! От внезапно слетевшего с дрожащих губ признания сердце бешено колотится. Либо припрятанный в рукаве козырь подействует на монстра, как транквилизатор на рассвирепевшее животное, либо все пропало. Бачира цепенеет от изумления на какое-то время, прежде чем его лицо оказывается напротив. Прямая челка щекочет лоб и переносицу, от чего безумно хочется как следует прочихаться. Но главное не это. Главное, что в широко округлившихся янтарных глазах снова появляется блеск. Я выдыхаю носом, чтобы окончательно прогнать испуг и прикладываю ладонь к его щеке: — С возвращением, — улыбаюсь легко, махнув большим пальцем по скуле. — Не было у нас с ним ничего. Можешь выдохнуть. На гладких щеках стыдливо алеет румянец, и Мегуру провинившимся тоном произносит: — Прости, я немного увлекся. Он расслабляется и прячет лицо в изгибе между плечом и шеей, как хотел бы спрятать собственные слабости, да не выйдет. Мне не надо смотреть на него, чтобы понять, что в эту минуту он победно скалится. Руки сами тянутся к его затылку и приглаживают непослушные волосы. Бачира едва не мурчит от радости, но вдруг приподнимается на локтях и говорит: — Тогда меняем план. — Впервые слышу, что у нас был план. Он счастливо усмехается вместо ответа и аккуратно касается своими губами моих. Его на ощупь — мягкие и теплые, как утренняя выпечка в любимой кондитерской. Целует трепетно, медленно, растягивая удовольствие. А когда расплывающийся по телу жар начинает требовать большего, пускает в ход кончик языка и углубляет поцелуй. Ладони нетерпеливо шарят по его напряженному телу. Поглаживают каждую рельефную мышцу, каждую выпирающую косточку, пока пальцы Бачиры забираются за спину, вынуждая прогнуться навстречу. Мегуру легко расправляется с пресловутой защелкой и стаскивает надоедливый элемент одежды. Скрывая сытый взгляд за пеленой густых ресниц, прилипает ртом к груди и втягивает внутрь затвердевший сосок. Протяжный стон слетает с губ против моей воли и эхом расползается по комнате. И пока Бачира продолжает сжимать, облизывать, покусывать, я ногой пытаюсь стянуть с него такие лишние сейчас штаны и брендовые боксеры. — Хватит ерзать, — осуждающий шлепок раздается где-то в районе правого бедра. — Терпение, Рин-чан! Мегуру оставляет дорожку поцелуев от груди до шеи. Опаляет горячим дыханием челюсть и подбородок, призывая новую партию мурашек пойти в наступление. Воздух в комнате становится тяжелым, когда его руки отодвигают край трусиков и один палец скользит внутрь. — Боже! — только и могу из себя выдавить. Ногти впиваются в его плечи в такт поступающим движениям. Бачира добавляет второй палец и глушит зарождающийся на губах стон поцелуем. Мы еще не дошли до основной части вечера, а я уже перестала понимать, где заканчивается он и начинаюсь я. Прямо как раньше. Тело от нарастающего возбуждения становится ватным, и я предпринимаю очередную попытку помочь Мегуру отделаться от штанов. На этот раз он не сопротивляется, но взамен садится на колени и избавляется от последнего кружевного элемента одежды на моем теле. — Готова? — Нет. Просто захотелось голой при тебе полежать. Бачира знает эту мою дурацкую привычку нести чушь в стрессовых ситуациях, поэтому не обижается нисколько и продолжает заниматься делом: — Тогда давай чуть-чуть тебя приподнимем. Он просовывает ладонь между копчиком и матрасом, задавая удобный угол для входа. Выбрал наименее болезненный и, судя по всему, основательно готовился со времен нашего крайнего «поспособствуем» в ту новогоднюю ночь. — Все будет хорошо, Рин-чан, — он заглядывает в глаза и успокаивающе гладит по голове. — Но если нет, дай мне знать. Идет? Я уверенно киваю в ответ и чувствую, как твердая головка раздвигает складки. Мегуру водит ею вверх-вниз, собирая естественную смазку, а затем пристраивается и плавно погружается внутрь наполовину. Не больно, но не по размеру. Поморщиться потребовалось. — Ты как? — Порядок. Продолжай. Бачира отвлекается (и отвлекает) на один мягкий поцелуй в нос и целую череду поцелуев в щеки. Ничего не пропустить, ничего не упустить, словно раскрашивает картину по номерам. Выхватив момент, когда мое тело под ним податливо расслабляется, резким толчком врывается до упора. Вот сейчас было больно. Глаза распахиваются и наполняются слезами. Приходится встряхнуть головой, чтобы согнать с лица отразившуюся гримасу неприятных ощущений. Мегуру медленно возвращает приподнятый ранее таз на постель и обхватывает руками мое лицо, большим пальцем смахивая прилипшие ко лбу непослушные пряди. Ничего не говорит, только пронзает понимающим взглядом. — Мне просто нужно привыкнуть. — Я знаю. Ждем. — Не надо. Продолжай двигаться. Так будет быстрее. — Ты уверена? Я сегодня уже наговорилась на языке слов. Хочу поговорить на языке тел. Поэтому вместо вразумительно ответа притягиваю его к себе и топлю в поцелуях. Бачира двигает бедрами назад и снова толкается внутрь. Болезненные ощущения вновь простреливают тело, но уже не так ярко. А спустя еще пару-тройку уверенных рывков исчезают насовсем, уступая место новым чувствам, сладкой негой разливающимся внутри. Гортанные стоны, раскатистые звуки соприкосновения влажных от пота и возбуждения бедер отскакивают от бетонных стен спальни. Смятая простынь насквозь промокла. На голой коже не осталось нетронутых мест — все в его автографах, оставленных сильными руками или нежными губами. Мегуру дышит рвано, неустанно наращивает амплитуду, желая пробить одному ему видимую границу дозволенного. Горло давно пересохло от непрекращающихся криков, но с каждым толчком находятся силы для новых. Я неосознанно обхватываю его обеими ногами, как мягкую игрушку, призванную спасти от ночного кошмара. Кожа к коже. Тело к телу. Душа к душе. Но хочется еще ближе. Чтобы не осталось места просвету. Бачира делает несколько упорных движений и охрипшим от вожделения голосом произносит: — Выпускай. Он беспрепятственно выбирается из цепкого захвата ног и, помогая себе рукой, изливается на плоский живот. Либо я не здорова, либо зрелище действительно завораживает. Мне бы сосредоточиться на том, чтобы вспомнить, как дышать, а не на этом. — У тебя так с первого раза не получится, — Мегуру ловит мой заинтересованный взгляд и выпрямляется на постели. — Но мы будем над этим работать. — Да я вроде и не настаиваю. — А я да, — повертев головой по сторонам, продолжает: — Есть салфетки? — В верхнем ящике стола. И водички захвати. Он быстро находит все необходимое и подставляет к моим обезвоженным губам питьевую бутылку. Прохладная жидкость моментально разливается по телу. Частично даже снаружи — крупные капли стекают по подбородку и падают на обнаженную грудь, заставляя дернуться от контраста температур. До сегодняшнего дня я и не думала, что человек может испытывать настолько сильную жажду. — Пей-пей, Рин-чан. Мне тоже оставь пару глоточков. После небольшой зачистки следов преступления Бачира запрыгивает обратно в постель и, раскинув руки по обе стороны, завлекает в объятия. Стоит удобно устроиться на вздымающейся на вдохе груди, принимается поглаживать пальцами плечи, оставлять бережные поцелуи возле темечка и что-то тихо нашептывать. От его обнаженного тела до сих пор исходит жар, но с ним тепло не по этому. Даже если Мегуру не всем остался доволен, это была замечательная ночь. Во многом потому, что все вышло лучше, чем я ожидала. А во многом потому, что она еще продолжается. *** — Неплохо было, согласись? — щекой прильнув к его груди, пальцем вырисовываю на обнаженном торсе волнистые узоры. — Да. — Тренировался? — Не без этого. Я ожидала такого ответа, но слышать это все равно как-то горестно, что ли? Знать, что другая также потела под ним или на нем. Ногтями оставляла красные отметины на обнаженной спине. Обнимала, целовала, выкрикивала имя в преддверии экстаза. Но как бы то ни было, у меня нет патента на свободу Мегуру, где мы были врозь. Подавив обиду в голосе, продолжаю: — И сколько голов забил? — Парочку. Может, три или четыре. Но ничего серьезного, — Бачира хмыкает, прикрыв глаза, и лукаво улыбается собственному искрометному юмору: — А ты чего с пустыми воротами сидела? — Отвратительное сравнение! — хлесткий шлепок ладонью по лбу шутника сопровождается его заливистым хохотом. — А сама-то! «Тренировался», «забил голы». Фу-фу! — Я в образе. — Каком еще образе? — Менеджера футбольной команды, естественно. Меня укачало от тряски, пока он забавлялся и через приступы неконтролируемого смеха передразнивал весь наш диалог. Вложил столько интонации и артистизма, что хоть сейчас на актерский кастинг. И прямая дорога Мегуру Бачире не на футбольное поле, а в Голливуд. — А если серьезно, — вдоволь нахохотавшись, он поворачивается и озадаченно заглядывает в глаза. — Почему не было? При живом-то парне как-то даже странно. — Потому что не было соблюдено главное условие — съехаться. Когда Реске начал давать первые намеки, я с дуру ляпнула, что не хочу просто так. Хочу, чтобы если по-взрослому, то от начала и до конца по-взрослому. Сексу быть, как только мы станем готовы делить не только постель, но и быт. Носки, трусы, готовку и все такое прочее. Это был просто отмаз на скорую руку, но он так зацепился за него, что последние месяцы ни о чем другом думать не мог. — Странно, учитывая, что у него-то секс был. Только ты, Рин-чан, сидела паинькой и крючком вязала. — Ты это о чем? Бачира вместо ответа тянется к небрежно брошенным на пол штанам, не разжимая объятий, и достает из кармана мобильный. Длинные пальцы с изломами на фалангах быстро проходятся по фотопленке в галерее. От нахлынувших воспоминаний о том, где были эти пальцы час назад, я невольно краснею. — Точно все равно тебе? Не будешь потом плакать? — Издеваешься? — Есть немного. Но, в общем, мы пару раз пересекались с ним то в кафе, то в кинотеатре. И каждый раз он был не один. Но и не с тобой… Нашёл! Мегуру щелкает на нужное изображение и у меня глаза на лоб лезут: Кира сидит в обнимку с какой-то белокурой девицей, приветливо устроив свободную руку между ее пухлых ляжек. — Я их щелкнул разок, чтобы тебе показать. Неделю порывался отправить, но решил, что было бы некрасиво вот так лезть не в свое дело. Я выхватываю из рук Мегуру телефон и начинаю дергано приближать и отдалять кадр. Рассматривать детали, задний план, выискивать расплывчатые контуры и малейшие намеки на фотошоп. Без толку. — Вот же тварь! — А я говорил! — самодовольно утверждает он. — Девчонку не узнаешь? — Погоди, это же… Да ладно? Поверить не могу. Девушка на фото — это она. Ошибки быть не может. Такахаси Кин, менеджер команды W. Как такое могло произойти? Нарастающее возмущение не дает усидеть на месте, вынуждая привстать и наспех прикрыть грудь одеялом. Бачира на это вопросительно приподнимает бровь: — И что я там не видел? — Вернемся к вопросам вторых размеров позже, — собрав ладони в молитвенном жесте, продолжаю: — Мегуру, пожалуйста, скажи, что у меня обострилась катаракта и мне показалось. — Я сам прозрел, когда ее здесь увидел. Так что либо нас обоих зрение подводит, либо любовница твоего хахаля вышла на тропу войны. Это же из-за нее тогда началась вся заварушка. Из горла вырывается стон, предзнаменующий гулкое отчаяние. Если Кин так нужен был Кира, можно было просто попросить. Просто попросить! А не подговаривать братьев Ванима устроить тот перфоманс с мячом, после которого я несколько дней провела в постели. — Ладно, хватит на сегодня Кин и Киры, много чести, — устало тру глаза, потупив голову. — С нами-то что будет? Вот так всегда. Как только приходит время поговорить о главном, отчего-то становится страшно поднять взгляд. Хоть я и оказалась безгрешна перед Бачирой, отношения с Кирой имели место быть. Да, сам Мегуру тоже времени даром не терял, и, думаю, какого-нибудь другого человека мне на тормозах спустил. Но Кира Реске — красная тряпка, одно упоминание которой пробуждает в нем непреодолимое желание рвать и метать. Это личное, а личное бывает куда сильнее точек невозврата. Натянутое молчание, по ощущениям, длится целую вечность. Буравлю взглядом простынь и пытаюсь сосредоточиться на количестве плетений, когда перед глазами вдруг маячит протянутый мизинчик и Бачира говорит: — Я же джентльмен, в конце концов. Мимолетный жест, незамысловатая фраза, а какое облегчение! За эти суматошные дни пребывания в Синей Тюрьме я и думать забыла, каково это — дышать полной грудью. Улыбка не сходит с лица, пока мои пальцы огибают его. Дождавшись, пока те сплетутся крепче, Мегуру рывком тянет их назад: — Иди уже сюда. Больно ты болтливая стала. Сцепляю руки за его шеей и утягиваю в новый поцелуй. Такой же нетерпеливый, какими были дебютные прикосновения губ, подарившие нам этот вечер. Оторвавшись от него на секунду, заглядываю в румяное лицо сверху вниз: — Ты, помнится, сказал, что с первого раза у меня «также не получится». Как насчет второго, только уже в новом статусе? Дважды Бачиру просить не надо. Он лукаво улыбается, накрывает нас одеялом и нависает сверху, вдавливая податливое тело в матрас. Говорю же, ночь еще продолжается.