Лицом к лицу

Не знаю, сколько таймов было сыграно в это темное, глубокое время суток, когда солнце заходит за горизонт. Я перестала считать после третьего, примерив на себя амплуа выжатого лимона и убедившись, что подобное состояние и вправду имеет место быть. Бачира, наоборот, черпает силы словно из бездонного колодца. Но даже его механизмы временами перегреваются, поэтому в перерыве между подходами он снова предложил почитать комментарии к отборочному этапу. Хотел Мегуру окончательно заверить мнение о том, что Кира — скользкий тип, и это не субъективно, или похвастаться персональной фанатской армией — история умалчивает. Так или иначе, он напомнил мне кое-что важное, и мелкий ток изнутри прошиб каждую клеточку в теле: — Мегуру… — с округлившимися от ужаса глазами я выбираюсь из плена его рук и привстаю на кровати. — Я идиотка. Я забыла про завтрашний сюрприз для команды Z. Катастрофа. А как благородно все начиналось. Незаметно для самой себя я отклонилась от цели порадовать команду Z фидбэком общественности и переключилась на другую — ту, что развалилась на кровати с голым торсом и теперь издевательски улыбается моей растерянности: — Ты удивлена? Я вот нисколько. — Тебе лучше пойти к себе, вставай и собирайся тихонько. — Поматросила и бросила, значит? — Шутка — бомба, но мне правда надо работать, — прикрывшись простыней, нервно трясу головой из стороны в сторону. — Куда ты выкинул мой лифчик? Рывком спрыгиваю с кровати и судорожно ищу на полу среди сваленной в кучу одежды свои шорты и майку. Низ живота побаливает, но паника и чувство осуждения к себе действуют лучше любого анестетика. Мегуру зевает и лениво потягивается, разминая затекшие мышцы: — Окей, помоюсь и пойду. С каким вкусом у тебя есть шампуни? — Может, все-таки с запахом? Или ты его пить собрался? — Нет, — бросает он, откидывая одеяло и направляясь в ванную. Ожидаемо, полностью голый. — Это только Рин-чан высосет спирт даже из дезодоранта, если потребуется. Я использую вещи по назначению. Без моей воли бровь изгибается дугой, а в горле костью застревает протяжный стон. Я ценю его чувство юмора, правда ценю. Особенно, когда оно находится подальше от меня. — У меня только один шампунь — грейпфрут и мята. Стоит на полке в зеленой баночке. Он едва заметно кивает и подставляет под горячие струи воды не менее горячее тело. Я знаю, о чем говорю, потому что вижу это собственными глазами. Манера отрицать само существование замков, дверей и их комбинаций — визитная карточка Бачиры Мегуру, и с этим остается только смириться. Под разлетающийся по комнате запах цитруса заметаю следы преступления, чтобы потом, после ухода Мегуру, не тратить время на косметический порядок и сразу приступить к работе. Циферблат на наручных часах приветливо сообщает, что утро в Синей Тюрьме наступит через шесть часов. Было бы славно поспать хоть немного, но чувство ответственности умудряется перекричать здравый смысл. Я уже застилаю кровать чистым комплектом белья и аккуратной стопкой поверх кладу собранную с пола одежду Мегуру, когда он выходит из душа: — Не-не, это оставь себе, — промакивая мокрые волосы, Бачира косится в сторону предметов гардероба. — Так пойдешь? Эго не оценит, если увидит твой голый зад за пределами раздевалки. — Пижаму я надену, — одно полотенце он кидает на спинку стула, второе (слава богу) перецепляет, но оставляет на бедрах. — Трусы нет. Мой непонимающий взгляд в глухой тишине говорит красноречивее любых слов, поэтому Бачира терпеливо поясняет: — Я чистый. Они — спорно. В комнате достану новые, а эти закинь в стирку. Оставим их у тебя, как стратегический запас. Завтра принесу еще парочку вещей и попрошу у Эго вторую зубную щетку. Скажу, что свою потерял. — Я, возможно, не до конца понимаю концепцию, но ты собрался ко мне переехать? Мегуру дьявольски подмигивает, небрежно сваливая второе (и последнее) полотенце на пол, и на пути к постели оставляет на моих щеках мимолетный поцелуй. Запрыгивает в пижамные штаны, долго мучается в попытках завязать поясной шнурок на бантик, но тот не поддается. У каждого свои таланты, и бытовые навыки — не самая сильная сторона одного из лучших, как по мне, форвардов Синей Тюрьмы. Он начинает нервничать и натянуто выдыхает через нос, так что я решаю помочь ему с этой непростой задачей и опускаюсь перед ним на колени. Разумеется, из благородных побуждений — внимательно разглядеть, что и как я там подвязываю. На какие только хитрости не пойдешь, лишь бы отвлечь Бачиру от предстоящего разговора: — Ты же понимаешь, что нам не стоит никому рассказывать об… — пальцами переплетаю нити и поднимаю на него взгляд. — …об этом. Бачира молча хмурит брови, с прищуром и подозрением поглядывая сверху вниз — немой сигнал к тому, что, скорее всего, он опять понял меня неправильно. — Нет, не потому что я тебя стесняюсь, стыжусь, боюсь или какие еще глаголы ты успел себе напридумывать. Дело не в этом, клянусь. Мы у целой страны на виду, Мегуру. Я могу показаться необъективным менеджером в глазах зрителя, а ты — бесталанным игроком, который проскочил только за счет того, что ему подсуживают. К тому же, Эго сказал… А что он сказал? Что второй этап — одиночная битва. Можно ли об этом распространяться заранее или нет — я до сих пор не знаю, поэтому осекаюсь на полуслове и продолжаю: — …сказал, в общем, что служебные романы в Синей Тюрьме крайне порицаются, — заканчиваю с его брюками и выпрямляюсь, заглядывая в глаза. — Вот и все. — Ладно, — Мегуру натягивает кофту и удаляется к двери. Стоя у самого порога, не изменяя манерам напоследок бросает: — Но если бы ты попросила из того же положения, толку было бы больше. С ехидной ухмылкой на лице указывает пальцем вниз, и я чувствую, как пот заливает брови. Хватаясь обеими руками за алеющие щеки, Бачира подается вперед и финальным аккордом этого вечера оставляет на губах звонкий поцелуй: — Пока, менеджер-сан. И спокойной ночи. Спокойствия сегодня мне не видать, с какой стороны ни посмотри. Это уж точно. *** Ночь пролетела перед глазами, толком не начавшись. Оказывается, шерстить и отбирать среди тысяч бездарных сообщений дельные замечания — энергозатратно. Умножь это на одиннадцать игроков — рискуешь очухаться в позе сгорбленной креветки в девятом часу утра. Стул под ногами натянуто скрипит из-за предприимчивой попытки выпрямить спину и похрустеть суставами. Я закончила со всеми. Остался только Мегуру. И Кира. Точнее, тот Кира, который, согласно данному Бачирой обещанию, вызовет резонанс между моим восприятием экс-бойфренда, как человека, и суровой действительностью. Пожалуй, с этого и начну. Официальный сайт Синей Тюрьмы выглядит даже лучше, чем страничка компании Apple. Теперь понятно, куда улетает наш бюджет, на дыру в котором недавно сетовала Анри. Кликаю по вкладке «записи матчей», предварительно размяв затекшую шею, и листаю ленту, пока не нахожу видео с отборочных. Голос Эго по ту сторону экрана и футбольные «салочки» невольно отбрасывают в дни, когда проект по взращиванию выдающегося форварда Японии только-только ураганом ворвался в мою спокойную жизнь. Вспоминаю, как боязно мне было от мысли встретить здесь Мегуру. Как затряслись руки, когда антигерой моей личной трагедии замелькал на экране, и как я на ватных ногах поплелась в комнату и плюхнулась на кровать с единственным желанием — чтобы все происходящее, и он в том числе, оказалось дурным сном. Забавно, что сегодняшней ночью эта самая кровать наблюдала отнюдь не сны. А антигероем, в итоге, осталась я. Синяя Тюрьма хороша тем, что ее динамика не оставляет шансов подумать. Словно само время на ее стороне, и долгие часы в бетонных стенах пролетают за минуты. Одно событие сменяется другим, не давая закопаться в лишней рефлексии, которая не оказывает пользы, а только загоняет в угол. Но сейчас, в утренней тишине, когда, на удивление, даже птицы смолкли, должна ли я изводить себя за собственный бросок и промах годовой давности? Нет, не думаю. Свое наказание я уже понесла. И лучшее, что мне остается — провести работу над ошибками, а не корить себя за них. То время, которое мы с Мегуру по своей глупости упустили, мы уже начали наверстывать. Неостывшая до сих пор постель за моей спиной — прямое тому доказательство. Обрывки воспоминаний без приглашения врываются в голову, прихватив с собой тугой узел, завязывающийся где-то там, внизу. Если бы экран планшета не потух на середине ролика из-за умершего заряда, я бы даже не узнала, что на моем лице может просиять такая улыбка: довольная, расслабленная, полная тепла и искренней привязанности. Давно я не чувствовала себя такой… счастливой, получается? Хотя без ложки дегтя и здесь не обошлось. Кира и Кин, значит. Интересно… Пока судорожно ищу в битком забитом ящике стола несчастный провод — дефибриллятор для восстановления сердечного ритма моего гаджета — ловлю себя на мысли, что вчера погорячилась. Я не отдала бы ей Реске без боя. И Кире задала бы хорошую трепку, если бы узнала о его похождениях тогда, когда в этом еще был смысл. Дело не в слепой ревности или чувстве собственничества, совсем нет. Все гораздо проще. Оказывается, даже когда предает нелюбимый человек, это обидно. Меня всегда удивляли люди, взваливающие ответственность за измену спутника жизни на свои плечи. Мол, наверное, это я что-то сделал не так. Наверное, это я чего-то недодал. Наверное, это я плохо старался. Марудэ-сан бы их за такое по головке не погладил. Скорее, надел бы каску и постучал по ней трижды, пока у них кровь из ушей фонтаном не полилась. У каждого поступка есть мотивы, бесспорно. И если измена — это поступок, то верность — осознанный выбор. Никакие «мы все животные, нами движут инстинкты» или «это ты виновата, что я гульнул налево» — не оправдание. Человек умеет себя контролировать. Вопрос только в желании — надо ему это или нет. «Скорая помощь» приводит разряженный планшет в чувства, отвлекая от констатации мрачного факта о том, что Реске, значит, держать свои флюиды на замке не так уж и хотелось. Запись возобновляется с места, когда имя проигравшего озаряет видеопанель, и то же мгновение Киру, как подменили: — Почему будущее такого таланта, как я, должно разрушиться подобным образом? Я же сокровище японского футбола! А?! Или скажешь, что у отбросов, подобных Исаги-куну, таланта больше? Не знаю насчет таланта, но достоинства в нем явно преобладает. Однако, сделаем скидку на то, что вскипеть может каждый, и Кира не исключение. Сглотнув неприятное предчувствие, продолжаю внимательно наблюдать за происходящим: — И вообще, какой смысл в этих догонялках? Это даже не футбол! Как это вообще с ним связано? — И что с того? Я понял про размеры комнаты, но эти догонялки — это не футбол! — Что ты вообще можешь узнать обо мне за пару минут? Футбол длится девяносто! — Но ведь… Он… Внезапно… Бачира… Как же это несправедливо… Однозначно… Не смотря на все, что обрушил в момент отчаяния Кира, Йоичи стерпел. Тем не менее, как человек, порицающий насилие в любых его проявлениях, могу твердо заверить — съездить Реске по морде захотелось даже мне. Неприятное зрелище, и такой же неприятный осадок остается на душе после просмотра. У меня закрадывается сомнение: а знала ли я вообще Киру? Тот человек, который сейчас захлебывается желчным криком на экране; тот, кто разгуливал под ручку с Кин за моей спиной; тот, кто недавно втоптал в грязь мои переживания во время телефонного звонка и тот, кто окутывал теплом на протяжении полугода — это правда один и тот же человек? «Какой мерзкий тип». «Фу, уберите этого нытика, смотреть тошно». «Фига он о себе высокого мнения. Скатертью дорожка, убогий!» Пришлось перелопатить с десяток пусто-гнусных пользовательских ругательств, прежде чем найти нечто схожее с личным мнением: «Мда. Вот что бывает, когда из-за смазливой мордашки и обходительного поведения в жизни все достается легко. Скорее всего, этот парень с родинкой под глазом привык быть любимцем публики, королем класса или университетским идолом, которому зеваки бездумно в рот заглядывают. А тут один раз что-то пошло не так, кто-то выступил против, показав зубы, и выстроенный годами имидж треснул по швам. Челкастый — красавчик! Вывел притворщика на чистую воду». Хорошо сказано, конечно, но с «красавчика» хотелось бы поподробнее, и я вновь возвращаюсь к началу списка комментариев. Правда, теперь меня интересует Бачира, презентационная страница которого так и пустует: «Боже, какой красивый и смелый парень. Буду болеть за него в этом проекте». Приятно знать. «У него такие мышцы на ногах… Вау!» Он с шести лет в футбол играет, чего вы ожидали? «Есть ссылка этого мальчика с желтыми волосами?» Это еще зачем? «Я бы дала». Я так и сделала. «ОХРЕНЕТЬ! БЫСТРЫЙ!» Не везде. «У него такие черты лица приятные… И цвет глаз прям необычный, как густой мед. Пересмотрела уже раза три, и все не могу налюбоваться. Надеюсь, с ним опубликуют еще много матчей». Да вы, блин, издеваетесь? Как же бесит! Откидываю планшет на край стола и нервно тру переносицу, уповая на то, что бесшумный пересчет хрящей подскажет, в какой момент наших отношений с Бачирой все перевернулось с ног на голову. В женском внимании Мегуру, мягко говоря, не купался, так что поводов для ревности у меня было раз-два и обчелся. Переживал обычно он — мои воздыхатели были настороже и не упускали возможности напомнить о своем существовании: сообщением, звонком, караулом у дома или скромным подарком. Отношения мы (с моей легкой подачи) нигде не афишировали, так что «ну ходит и ходит с ней какой-то чудик, и что с того» читалось, как зеленый свет. Наглость — второе счастье. Кажется, пришел мой черед ощутить себя в его шкуре, и восторга это не вызывает. У ревности, как правило, есть два общепринятых прародителя: Первый — недоверие к себе. Якобы, люди, склонные к изменам, приписывают эту склонность и партнерам. Способна ли я на измену, если отбросить понятие «осознанного выбора» и дать волю чувствам? Думаю, зависит от степени привязанности к человеку. Не могу сказать четкого «нет» в разрезе отношений с Кирой, но могу сказать четкое «нет» в разрезе отношений с Мегуру. Второй — недоверие к партнеру. С этим полегче. Если партнер хоть раз дал повод усомниться в преданности, посеяв семечко предубеждений, рано или поздно оно прорастет в кряжистое дерево, с широких ветвей которого крупными плодами свисает одно — сомнение. Сомневаюсь ли я в Бачире? Скорее нет, чем да. Но мало кто говорит о третьем источнике ревностного чувства. Можно бесконечно доверять себе, можно бесконечно доверять партнеру, и никогда, ни при каких обстоятельствах не доверять другим. Неизвестно, что способны выкинуть люди, для которых твой человек становится наваждением — желанием обладать; навязчивой идеей, подобной червю, выгрызающему коридоры в гниющем яблоке. Такое встречается и в обычной жизни, но для восходящей звезды, с завидной регулярностью мелькающей на телеэкранах, частные случаи становятся закономерной обыденностью. Смогу ли я с этим справиться? Впрочем, я слишком много думаю и слишком мало делаю. Эго не по адресу в прошлый раз отбросил тот едкий комментарий. Будем решать проблемы по мере их поступления. Часы показывают почти одиннадцать, а у меня в сводке с Бачирой еще конь не валялся. Пора вернуться к работе и подвести к финалу мотивационный сюрприз для команды Z. *** — Все в сборе? — расхаживая по комнате форвардов Синей Тюрьмы, вопрошаю я. Те игроки, кто еще в состоянии подавать сигналы — молча кивают. Остальные — борются с желанием впасть в кому от нервного и физического истощения. После десяти дней двойных тренировок жизни в них явно поубавилось — круги под глазами расползлись по диаметру и забрались на щеки, губы дрожат, грудные клетки едва заметно поднимаются на вдохе, словно им даже дышать больно. Я выгляжу не лучше — поспать из-за распорядка менеджеров не удалось, выживаю на чистом энтузиазме и сладких грезах о теплой постели. — У вас еще будет время выспаться, а пока уделите мне минутку внимания, — вожусь с проводами и подключаю планшет к их видеопанели, чтобы развернуть презентацию на большом экране. — Прежде, чем мы начнем, у меня есть вступительное слово. Во второй этап вы прорвались командой, и я была счастлива наблюдать за вами с самого начала, правда. Пускай, наше знакомство началось не совсем так, как… Предательски выступающий румянец и накатывающий от воспоминаний об образе «женщины на толстых каблуках» стыд вынуждают прерваться. Мне неловко вспоминать об этом, и от этих чувств хочется бежать, бежать без оглядки по старой привычке. Но ничего не изменится, если я не изменюсь. В толпе ярче других заинтересованно блеснули янтарные глаза — немой акт поддержки, требующий внимания. Бачира сидит расслабленно, легко улыбается, и когда наши взгляды пересекаются, он чуть заметно подмигивает. Удивительно, но этого вполне хватает, чтобы на выдохе продолжить: — …как мне бы хотелось. Я знаю, что могла бы провести с вами гораздо больше времени, если бы не выпендривалась, но так было нужно. Надеюсь, вы уже не в обиде. — Погост не обижается, — задорно произносит Нарухая, однако, невпопад. Пытаясь вырулить ситуацию, продолжает с поднятыми вверх руками: — Просто пошутил, остыньте. — Так вот, я хотела сказать, что горжусь вами, как командой. Что бы там ни говорили Эго, Анри, другие менеджеры или братья Ванима, вы за первый этап показали больше, чем кто-либо другой: конкуренция, рост, предательство товарища, трогательное перемирие и безоговорочные победы. И я рада, что смогла пройти этот путь вместе с вами. Щеки снова заливает румянец, но уже не от стыда и стеснения. Скорее, от приятного смущения, облегчения и искренности признания, только что слетевшего с губ. — Ох, менеджер-сан, растрогала-растрогала, — Мегуру наигранно смахивает слезы в уголках глаз, отчего другие игроки хмыкают в знак солидарности. — Спасибо, но мне еще есть, что сказать, так что помолчи. Горжусь вами не я одна. И не только вами, как командой Z — совокупностью из одиннадцати форвардов Синей Тюрьмы, — кликаю на первый слайд, где всплывает их общая фотография, сделанная в первый день прибытия сюда. — На вас сейчас весь мир смотрит, на любого из вас. Поэтому я собрала немного общественных мнений, о которых, я считаю, вы просто обязаны знать. Нажимаю на «play», и в такт всплывающих на экране текстовых подсказок по очереди рассказываю о каждом: — Чигири! Твое пробуждение на поле просто взорвало, и я не могу это не зачитать… — Кунигами, ты, оказывается, плюшевый мишка — большой и грозный с виду, но такой мягкий внутри. Знал об этом? Под звонкий хохот и подстебы товарищей Ренске растерянно отвечает: — Нет, но, признаюсь, что-то в этом есть. — Про Исаги говорят: «Он пробуждается быстрее всех. Пришел никем, но растет на глазах. Кайфовый парень». Йоичи на этой фразе съежился в комок, пытаясь вдавить голову в плечи, хоть это и не помогло скрыть гордую улыбку за собственные заслуги. Бачира одобрительно похлопал друга по спине и шутливо произнес: — Смотри не зазнайся, эгоист. — Дальше — Раичи… — Иемон… — Нарухая… — И, наконец, Бачира… Два часа ушло, чтобы уделить внимание одиннадцати игрокам команды Z, зато какой результат! Еще недавно полумертвые футболисты вовсю смеются, шутят, подкалывают, хвалят друг друга и радуются успехам товарищей. Только Мегуру во время просмотра записей о себе как-то лукаво ухмыльнулся. Спрошу его об этом позже, а пока пора заканчивать: — Надеюсь, это помогло вам немного взбодриться и набраться рвения перед вторым этапом. Теперь вы знаете, что вас любят и поддерживают. Вами восхищаются, на вас равняются. За вас трясутся и болеют, и, вынуждена признать, именно за таких «вас», какие вы есть на самом деле, — чтобы отвести внимание от признания собственного поражения, чуть строже добавляю, пригрозив пальцем: — Не вздумайте просрать возложенные на вас надежды, поняли? И удачи вам завтра. Надерите там всем задницы и покажите, чего вы стоите. И игроки пока что единой, сплоченной, дружной, ни о чем не подозревающей команды Z, хором отвечают: — Так точно, менеджер! Их боевой настрой и подрумянившиеся лица не вызывают ничего, кроме тепла, обволакивающего сердце, и нашедшего проекцию в улыбке. Не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Не хочу, чтобы заканчивалась команда Z. — Я принесла пару настольных игр. Есть уно, монополия и какая-то еще. Может, сыграем? — О, клево! — Мегуру соскакивает с насиженного места и выхватывает колоду из моих рук. — Чур проигравший раздевается! — Дай угадаю, специально поддаваться собрался, лишь бы естественностью посветить? Чертов нудист! — скалится Раичи под обреченные взгляды других товарищей по несчастью. — Пф, вот еще. Но раз ты настаиваешь, то меняем правила. Все раздеваются, а победивший — одевается! Мегуру, не дожидаясь ответа, успевает стянуть кофту до середины туловища, когда из каждого рта этой комнаты раздается требовательное, громкое, не терпящее возражений: — НЕТ! *** — Да блин, я опять проиграл! — натянуто вопит Игагури и обреченно кладет голову на стол. — Не расстраивайся, еще партейку? Смотрю с другого угла комнаты, как поддерживает Куон павшего духом товарища и медленными глотками потягиваю воду из бутылки. В качестве стороннего наблюдателя могу заверить — азарта в этих ребятах непаханое поле: что в футболе, что в уно. — Я пас, надо передохнуть, — Исаги выходит из-за стола и направляется в мою сторону. — Наигрался? — Ага, голова кругом идет. Хорошая была идея и презентация отличная, — он усаживается рядом и протягивает руку, косясь на мою воду, как бы спрашивая разрешения. — Это не совсем гигиенично, но так и быть, держи. — Спасибо, — Йоичи присасывается к горлышку и жадно опустошает бутылку наполовину. — Выходит, ты последовала моему совету? — Какому? — С Бачирой, — вполслуха говорит, пока я пытаюсь понять, где мы с Мегуру прокололись. — Он сегодня поздно вернулся. — Наверное, тренировался. — Я тоже так подумал. Но на игровом поле его не было. — Тогда доставал Анри или фельдшера со своими пластырями и вечными мозолями. — Пластыри и Анри его в такое время мало интересуют. Он засыпает, едва на улице темнеть начинает. — Значит, уснул и ходил во сне по коридорам, господи, Исаги! Что за допрос? Не знаю я, где его носило. — А я знаю. От него пахло твоим шампунем. Так вот, значит, где. Нарастающая паника на мгновение ломает голос, но я успеваю вернуть самообладание: — Какое совпадение. Йоичи кладет руку под щеку и выжидающе смотрит прямо в глаза. Внезапно обретенная принадлежность к обществу слепых отныне — моя фишка. Упорно игнорирую его до тех пор, пока его губы не расплываются от уха до уха. Последней каплей становится авторский танец бровями от будущей звезды японской сборной, и я зарываю лицо в ладонях: — Хватит так смотреть, — невнятный бубнеж раздается едва слышно. — Ты меня пугаешь. Исаги привстает и, отряхнувшись, широкой ладонью треплет меня по голове: — Я рад. Ты молодец. Сделав над собой усилие, поднимаю на него смеющиеся глаза и с легкой улыбкой киваю. Наблюдаю за удаляющейся спиной Исаги, который возвращается за стол и занимает место рядом с Мегуру. Сегодняшние друзья — завтрашние соперники, которые об этом даже не подозревают. В отношении человеческих привязанностей Синяя Тюрьма — самый безжалостный проект из всех, что я уже видела или могла бы в теории вообразить. — Ну, я пойду. Вы тоже долго не засиживайтесь, — бросаю я, двигаясь в направлении выхода из комнаты команды Z. — Покеда. — Пока, менеджер. — До свидания, менеджер. — Спокойной ночи, менеджер-сан. Брошенные в спину прощания игроков впервые за все время пребывания в Блю Локе резанули по ушам. Уже стоя в дверях, говорю то, что стоило бы сказать давно, да как-то не было подходящего момента: — Зовите меня Рин. Хотя бы иногда.