Лицом к лицу

— Мегуру, мальчик мой, привет! — радостно вопит по громкой связи Сато Иоши. — Все отлично, ты-то как? Увидела вчера тебя по телевизору и обомлела! Ты так подрос! И даже возмужал как-то, что ли? Едва заслышав голос матери, я напрочь забываю о разъедающем роговицу мыле и распахиваю веки так широко, что щелочной раствор затекает внутрь. Жаль, на физические страдания нет времени. Моральные заждались. Наощупь выбираюсь из ванной, стихийным бедствием сметая все на своем пути: вафельное полотенце, хрупкий дозатор и, кажется, органайзер с некоторыми дамскими принадлежностями. Не растеряться в моменте и запнуть их глубоко под тумбочку было лучшим решением в жизни, за которое я себя еще обязательно поблагодарю. Глаза открываются до крохотной щели — в такую и случайной пылинке не залететь. Изображение плывет, предметы колышутся, словно парус на мачте пиратского судна. Но главное среди зрительного хаоса я улавливаю; и это — непреодолимое желание Мегуру Бачиры натворить дел. — Есть немного, — хвастливо отзывается он и прячет руки за голову, по-хозяйски устраиваясь на постели. — Да все отлично, Иоши-сан! С новой командой, конечно, не так весело играть, как с Исаги… Но он еще вернется, а я пока подожду. — Знай, я за тебя болею! Ну и что ты в самом деле, просто Иоши! Сколько раз тебе повторять? — Иоши-сан звучит лучше! — Ладно, пусть будет по-твоему. Но не обольщайся, — я представляю, как мама поучительно грозит пальцем. — Это исключительный случай. Слушай, Мегуру, давно хотела у тебя спросить… Пока два ярко выраженных экстраверта обмениваются новостями и звонко хохочут над шутками друг друга, я энергичной пантомимой умоляю Бачиру немедленно это прекратить. Жестами прошу, взываю к благоразумию, приказываю, даже угрожаю, стоя в паре метров от кровати. Мегуру только улыбается краешком губ, не скрывая ни коварства, ни ехидства, ни желания довести меня сегодня до сердечного приступа своими выходками. — Что-то мы с тобой заболтались. Я уже и забыла, что Рин звоню… — бодро возвращается к теме Сато Иоши. — Кстати, где моя дочь? — В ванной, — простодушно отвечает Бачира под хлесткий удар моей ладони о мою же лобную кость. — В ванной? А вы где? Я в последний раз складываю ладони домиком и опускаю голову вниз, требуя одного — пощады. Уже просто пощады. Бачира устремляет на порядком пропотевшуюся меня хищный взгляд янтарных глаз, а затем с расползающейся от уха до уха усмешкой в три слова делит мою жизнь на «до» и «после»: — У Рин-чан в ко-о-омнате. — Вот так новости! — не теряется мама. — Я отвлекаю вас от примирения? Если да, ты только скажи, а то я как начну болтать, так счет времени теряю… В общем, ты знаешь. — Нет, не отвлекаете, — он заваливается на бок и издевательски поглаживает место рядом с собой, в упор уставившись на меня. — Уже не отвлекаете. — С каждым словом все интереснее и интереснее… — она откашливается. — А куда делся… Мегуру нетерпеливо обрывает Сато Иоши на полуслове, чтобы не отравлять кислород ненавистным именем: — Со свистом вылетел еще на отборочных. — Ты постарался? — лукаво уточняет мама, и от ее заговорщического тона на лице Бачиры проступает очередная самодовольная ухмылка. — Неужели Рин-чан вам ничего не рассказывала? — Ты не поверишь, она даже не рассказывала мне, что ты здесь! Куда там до блондинчика… — мама выдерживает паузу и смягчается. — Так хочу с вами повидаться. С вами обоими. — Не горюйте, Иоши-сан! Рин-чан в Синей Тюрьме важная фигура. Уверен, она сможет организовать какую-нибудь экскурсию для родителей или выбить нам выходной. Из меня против воли вырывается протяжный стон, и только спустя несколько секунд я понимаю, что прозвучал он до неприличия громко. — Ха-ха! Знакомые звуки отчаяния, — паясничает мама. — Рин стоит и подслушивает, да? Бачира вместо ответа прыскает в кулак, но Сато Иоши этого вполне достаточно: — Мегуру, будь добр, включи видеосвязь. — Зачем? — Хочу видеть ее лицо. Он, как послушный ребёнок, следует указаниям старших и поворачивает мобильный экраном ко мне. Мама внимательно изучает глазами спальню, попутно смахивая со лба выбившиеся из прически непослушные пряди. Разглядев в пространстве качающийся силуэт непутевой дочери, она расплывается в улыбке и занимает выжидательную позицию. — Привет, мам, — неуверенно начинаю я, поднимая вверх раскрытую ладонь. — Как там Юкине? — Здравствуйте, миледи! У вашего питомца все прекрасно. Вчера поужинал проводом от домашнего телефона, сегодня — уголком двери… — Да, его вкусы весьма специфичны. — …запугал соседского кота на аперитив, — невозмутимо продолжает она. — В клетке сидеть отказывается, ходит за мной, как хвост. В длинных штанах при нем не гуляй — кусается. Я его ругаю-ругаю, кричу-кричу, а он все равно делает по-своему. Короче говоря, не кролик, а просто песня. — Ты потерпи его еще немного, пожалуйста. Я заберу его в тот же день и час, как вернусь из Блю Лока, даже если это будет раннее утро. — Лучше подумай, кто за ним присмотрит, когда я поеду к вам на «День открытых дверей». — Мам, никаким «Днем открытых дверей» здесь и не пахнет… — терпеливо поясняю я, стреляя молниями в Мегуру за его длинный язык. — Бачира это просто так сказал. — Тем не менее, я запомнила и буду ждать приглашения. И, Рин… — она рваным движением поправляет очки и как-то виновато буравит взглядом пол. — Перезвони мне, как будет время. Я знаю, ты не большой любитель делиться личным, но я правда беспокоюсь о том, как ты там… со всем этим справляешься. У тебя даже щеки впали… Я инстинктивно тянусь пальцами к лицу и ищу поддержки у не менее заинтересованного сказанным Мегуру. Он вытягивает шею, чтобы получше разглядеть, и непонимающе пожимает плечами. Мама продолжает: — Вас плохо кормят? Или ты о чем-то… переживаешь? Может быть… пора домой? И я вдруг глубоко погружаюсь в крамольные мысли. Как часто мы врем родителям, сухо отмахиваемся дежурным: «У меня все хорошо», — умудряясь прикрыть свой эгоизм дешевой позолотой понятия «ложь во благо»? Ложь во благо, подумать только… Даже звучит противно. Нечто с привкусом возложенных на могилу живых цветов. С виду — ярко и красочно, а в шести футах под землей медленно, не видимо глазу разлагается чья-то плоть. Одна беда — в этом скупом выражении для обретения им истинного смысла не хватает одного-единственного слова. Себе. Ложь во благо себе. Никому другому она пользы и облегчения не приносила. Нам кажется, что мы уже достаточно взрослые, чтобы переваривать невзгоды в одиночестве. Без жалоб и криков, без показательных слез и истерик, стиснув зубы, как бойцы. Нам кажется, что если мы врем, то оберегаем, хотя на самом деле — уничтожаем. Хорошие родители — это всегда дети, которые своим еще не огрубевшим и ласковым сердцем чувствуют фальшь за километр. А мы пользуемся их добротой и скрываем правду, заставляем додумывать, гадать и корпеть над вопросом: «Что происходит с моим ребенком? И чем я заслужил такое недоверие?». Сато Иоши — женщина со сложным характером. Сато Иоши — не идеальный, но и отнюдь не плохой родитель. Сато Иоши — со своими недостатками, изъянами и глубокими ранами. Но даже если так, если она не эталон заботливой матери, какое право я имею из года в год наносить ей новые увечья? Я отмалчивалась о расставании. Я отмалчивалась о визитах к психологу. Я отмалчивалась о Кире, оставив ее на растерзание собственным выдумкам. Интересно, как долго я намерена ходить по протоптанной дорожке, чтобы вновь и вновь упираться в тупик? — Честно, мам… Я здесь только и делаю, что переживаю. Прыгаю с одного края пропасти на другой, как сайгак. Засыпаю в обнимку с бумажками и с ними же просыпаюсь. Начальство лютует, ответственность за всех и вся растет в геометрической прогрессии, а результатов — ноль. У меня не было толковой возможности проявить себя, но я боюсь, что таковой и не настанет — меня выпроводят гораздо, гораздо раньше. Я так стараюсь… Я так, черт побери, сильно стараюсь, что иногда забываю даже поесть… Слова опять бегут вперед мыслей. Нужно дать себе время успокоиться, иначе набедокурит сегодня не только Бачира. Я упираюсь кулаками в бок и запрокидываю голову вверх, чтобы сбавить обороты и продолжить говорить уже более сдержанно. — Но я впервые за долгое время чувствую себя живой. Запыхавшейся вусмерть, но живой! Мне просто нужно время, чтобы поймать свой ритм… И мне очень многим хочется с тобой поделиться. Я отмалчиваюсь, потому что не хочу в сбивчивой истерике рассказывать тебе, через что я сейчас прохожу. Я отмалчиваюсь, потому что хочу с гордостью рассказывать, через что я уже прошла. Держать тебя на расстоянии вытянутой руки в моменте — жестоко с моей стороны, но я не умею иначе. Никогда не умела. Но, знаешь… Хоть «Синяя Тюрьма» — это место, где воспитывают и почитают эгоистов… Что-то мне подсказывает, что именно она перекроит меня по новым лекалам и научит считаться с чувствами других. Вот и все… Остается только ждать. И ты, пожалуйста, тоже подожди. Момент непрошеных откровений закончился также внезапно, как и начался. В сдавливающем воздух молчании не слышно ничего, кроме моего тяжелого дыхания. Едва я нахожу в себе смелость опустить голову, как сталкиваюсь с пораженным Мегуру и не менее пораженной Сато Иоши. Под их пристальным надзором становится неловко, словно я не душу вытряхнула, а в обнаженном виде устроила дефиле по подиуму. — Что ж… — прерывает тишину мама, и от ее на редкость понимающего тона мне становится теплее. — Я поняла тебя, Рин. Я не осуждаю и не обижаюсь, но не хочу упускать возможности напомнить о главном… Мама всегда рядом. И твои «сбивчивые истерики» мне дороги не меньше, чем твои победы. Звони в любой момент и любое время, идет? Не передать словами, как я ей благодарна. — Идет! — Мегуру… — обращается к нему мама. — Ты же за ней присмотришь? — Само собой, Иоши-сан! Бачира переворачивает телефон и прикладывает ладонь к виску, будто отдает честь. Его артистизм выбивает из Сато Иоши ехидный смешок на прощание. — Вот и славно. Особо там перемириями не увлекайтесь. Нет, конечно, я не ханжа, и дружить организмами в вашем возрасте — это нормально, но внуки пока не входят в мои планы. — Мама… — скалюсь я, узнавая истинную натуру этой женщины. — Прекращай. — Отключаюсь! До скорого. — Пока-пока, Иоши-сан! — Мегуру сбрасывает вызов и садится по-турецки, безумно довольный результатом. — Любит же она у тебя поболтать. — А с тобой у нас будет отдельный разговор! — я в два шага преодолеваю расстояние между нами, и Бачира пятится назад, наваливаясь спиной на стену. — Ты на черта наплел ей столько лишнего? — Что, например? — Мне перечислить? Вместо ответа — глумливая улыбка. Содержательный диалог, как и всегда. Вспыхнув от негодования, я по очереди загибаю пальцы: — Зачем ты сказал ей, что я в ванной? Да еще и в таком контексте… Боже… Наврал что-то про экскурсию… А вот это твое: «Уже не отвлекаете», — это что вообще было? — Но ты и вправду была в ванной! — Но я вышла! — Но была же! — упирается он. — Визит родителей в Синюю Тюрьму тебе тоже организовать раз плюнуть. А что касается последнего… Помирились мы гораздо раньше, поэтому Иоши-сан нас действительно не отвлекает. Я просто ответил, как есть, какие ко мне претензии? В самом деле, Рин-чан, не стану же я врать твоей маме. Бачира сидит с праздным выражением лица, невинно раскинув руки в стороны, мол: «Ну и в чем я не прав?». С одной стороны, мне и возразить нечего. С другой — есть. — Никогда, слышишь, никогда больше не трогай мой телефон! — с вызовом произношу я. — Я в твой не лезу, и ты в мой нос не суй. Мегуру… Личное пространство должно быть у всех. — Есть, что скрывать? — Мне от тебя — нет. Но там… — выхватываю мобильный из его рук и приставляю к лицу проказника. — …могут быть не только мои секреты. Мне иногда по работе пишут, семья пишет, Чи пишет. Скажи, было бы тебе совестно, если бы Исаги доверил тебе тайну, а я бы в наглую взяла твой телефон и прочитала все, чем он поделился с другом? Бачира задумчиво почесывает подбородок, а затем, не желая проигрывать, показательно закатывает глаза и обмахивается пальцами, словно веером: — Душно. Я игнорирую его издевку и намереваюсь положить гаджет в задний карман джинсов, как вдруг на него приходит сообщение. Стоит мне едва взглянуть на горящий экран, как брови сами ползут на лоб, но я вовремя осекаюсь и возвращаю самообладание. — Кто это? — Мама, — откровенно вру и спешно блокирую телефон, чтобы имя отправителя погасло так же, как и мое любопытство. — Спрашивает, нужно ли везти Юкине к ратологу, если он съел половину картонной коробки от их заказанной пару дней назад пиццы. Мегуру на мгновение недоверчиво хмурит брови. Возможно, чистым сердцем, безвозмездно дарующим внутренний детектор лжи, могут похвастаться не только родители, но и уникальные личности, вроде Бачиры. Возможно, я не до конца приняла завет «не использовать ложь во благо». Спасает одно — Мегуру не настаивает сейчас на правде. Наоборот, переключается на позитивный лад и хлопает ладонью по нагретому местечку под боком: — Ложись уже, Рин-чан. Мне скоро возвращаться в комнату. Я натянуто улыбаюсь и устраиваюсь в его в объятиях, утопая в догадках о том, что от меня понадобилось адресанту из недалекого прошлого. *** Ночной переполох внес свою лепту: проснулась я отнюдь не в добром здравии. К тому же, потеряла ключ от комнаты. Скорее всего, он выпал из кармана и упорхнул куда-то под мебель, когда я рывком соскочила с постели и, напитанная холодным страхом, выставила Бачиру за дверь. Мы с Мегуру, очевидно, теряем бдительность, раз позволяем себе спокойно засыпать вместе, забывая, где находимся. Когда-нибудь эта ошибка дорого нам обойдется. А пока — не успевает солнце показаться из-за горизонта, как сомнительного содержания новости летят одна за другой. — Исаги Йоичи! — врываюсь я в комнату команды «белых» без намека на дружелюбие и манерность. — Стоило на секунду отвернуться, как ты опять распетушился! — Что случилось, менеджер? — он застывает с наполовину натянутой на голое тело футболкой, негласно стыдя меня за смелость пробраться на их территорию без стука. — Случилось то, что в рабочем чате опубликовали список матчей второго этапа на сегодня. Угадай, кого я там увидела? Исаги виновато опускает взгляд и бурчит что-то нечленораздельное, пока просовывает голову через вырез спортивной кофты. Его понурый вид не отбивает желания грязно выругаться. Скорее, распаляет куда сильнее, с той жадностью, с которой ураганный ветер набрасывается на тлеющие угли. — Когда вы собирались мне сказать о том, что у нас нарисовался новый соперник? Да еще какой! Вы в своем уме, чтобы бросать вызов адской троице — Кунигами, Чигири и Рео? — Шумно, — стонет Наги из недр одеяла и накрывается пуховой подушкой. — Чего разорались с самого утра? — Хватит ныть, а то и тебе достанется, — огрызаюсь в ответ и оглядываю комнату. — Где Баро? Исаги неловко пересчитывает пальцы, теряясь в накале атмосферы: — Наверное, завтракает… Или тренируется уже… А зачем он тебе? — Хочу побеседовать с разумной жизнью. Единственной на всю эту комнату! — я упираюсь кулаками в бока и глубоко дышу, пока ноги отплясывают нервную чечетку. — О, боже… — Тише-тише, — возомнив себя работником зоопарка, а меня — запертым в клетке изголодавшимся львом, Йоичи неуверенно подкрадывается и аккуратно кладет ладони на подрагивающие плечи. — Ты чего так завелась? — Чья это была идея? — Какая? — Мериться… навыками с их командой? Если твоя, то лучше беги, на берегу предупреждаю. — Общая, — отчеканивает он. — Мы вместе так решили. В таком случае, спорить бессмысленно. Да только лихорадочному волнению этого никак не объяснишь. Я смягчаюсь, но пальцы сами тянутся к губам и впиваются в них ногтями. Исаги не выпускает меня из цепкого захвата до тех пор, пока не чувствует, как натянутые мышцы под его ладонями в смирении расслабляются. Мы молчим, кажется, целую вечность, лишь глухое сопение Сейширо иногда раздается в пространстве. Однако, помимо адаптации у Йоичи есть еще одна удивительная способность — общаться, понимать и проживать чужие беспокойства без слов. — Я верну его, — шепчет он вполслуха, вынуждая встретиться взглядом. — Обещаю, что верну. Но для того, чтобы обставить команду Рина, нам нужна сила игрока из команды Ренске, Хьемы и Микаге. — О ком идет речь? Конкретнее. — Я… я еще не решил окончательно. Его неопределенность не дарует желанной уверенности. Я расстроено закатываю глаза и отступаю на шаг, но Исаги успевает среагировать и одернуть меня назад. — Да постой же! — выдерживая паузу, продолжает: — Чигири… Я склоняюсь к Чигири. Мы выиграем этот матч, а потом заставим Итоши глотать пыль. Даю слово. Слепо положиться на его самоуверенность, граничащую с безрассудством, оказывается не так просто, как хотелось бы. — Нужно узнать, кто их менеджер… Нам повезло, что с Баро никто не захотел работать, и он спокойно стал частью моей команды, уж позволь так выразиться. Однако, если у тандема «бывшей команды Z плюс один» есть менеджер, который решит пойти за проигравшим, я этого не хочу. Не хочу, чтобы чужой человек постоянно ошивался где-то поблизости. Не хочу делить с ним тренировочную площадку. Не хочу… — Такого не будет. — Да с чего ты… — я вновь собираюсь воспротивиться, когда из заднего кармана моих джинсов раздается короткий рингтон, оповещающий о новом сообщении. — Дай мне минуту. Однако, минута — сильно сказано. Стоит мне завидеть имя отправителя, как телефон возвращается на свое законное место — в дальний угол обтягивающих скинни. — Кто там? — любопытничает Исаги, но улавливает собственный конфуз, как только я приподнимаю бровь в недоумении. — Прости, я… Случайно, по привычке… — Не замечала за тобой привычки совать нос в чужие телефоны, — хлопаю его по плечу и тихим голосом произношу напоследок: — Следишь за мной, Исаги? — К-конечно нет! Сказал же, что оговорился. — Ну, разумеется, — удержаться от мелких издевательств и пакостей, когда дело касается Йоичи, выше моих сил. — Бачира на тебя плохо влияет. Подумай над этим, пока я буду на собрании. Увидимся на матче. — Д-да. — И растолкай Наги, пожалуйста, — переступая порог, смотрю на наручные часы и заключаю: — Время завтрака почти кончилось. Эго и Анри ждут менеджеров в конференц-зале к восьми часам: ни минутой раньше, ни минутой позже. Так уж у нас заведено. И если у Сейширо еще есть шансы набить желудок, то я позавтракать, увы, не успеваю, поэтому иду напрямик — сквозь оглушающе пустой коридор. Это странно. Жизнь в Синей Тюрьме особенно кипит в утреннее время, а тут — ни души. С другой стороны, в новом блоке я пока не до конца освоилась. Возможно, здесь не только стены, но и порядки другие. Трижды постучав по входной двери, я прохожу внутрь и занимаю место рядом с беспрестанно зевающим Кудо. — Выглядишь неважно. — На себя посмотри. — Не выспался? — А ты выспалась? — недвусмысленно намекает Исао, и я решаю покончить с обменом любезностями, пока третий менеджер окончательно не вышел из себя. Анри раскладывает перед нами бумажные листы и просит включить планшеты. Пересчитав всех собравшихся за столом, Тейэри начинает говорить: — Всем доброе утро! Начнем мы с важной информации, а затем перейдем к практической части. Пожалуйста, слушайте меня внимательно. Сегодня мы будем учиться грамотно составлять коммерческие предложения для рекламодателей и инвесторов. Это — первая ступень вашей деятельности, к которой нужно подойти ответственно и… — Кончай с ними сюсюкаться, Анри, — грубо перебивает Эго, удостаивая присутствующих издевательским взглядом исподлобья, от которого тело моментально наливается свинцом. — Поздравляю вас с началом вашего личного отбора, недо-менеджеры. После его трогательной речи в комнате воцаряется гробовая тишина. Не надо обладать абсолютным слухом, чтобы расслышать стук двух десятков сердец, забившихся в панике. Джинпачи довольствуется результатом своего экспрессивного заявления и продолжает: — Объясняю. У вас по-прежнему есть право идти за командой или одним игроком, мне без разницы. Возможно, не такие уж вы безнадежные кретины, как кажется на первый взгляд, раз второй вариант на сегодняшний день никто на своей шкуре не распробовал. Узнаем наверняка, когда начнем торговать нашими неограненными алмазами. Для этого вы составите предложение на каждого игрока своей команды и отправите его рекламодателям. Вероятнее всего, вас побреют. Однако, чем больше у вас игроков, тем выше шансы на успех, что хоть где-то да выстрелит. Менеджер, который не заключит до конца второго этапа ни одного контракта, поедет домой. Задача усложняется ограниченным количеством попыток — по три предложения на человека — и отсутствием обратной связи: вы только составляете и отправляете, дальнейшие переговоры ведем мы. Попали вы в яблочко или нет, будет известно, когда ваша команда доиграет последний матч. Усекли? — Извините, я бы хотела задать вопрос, — поднимает руку хрупкая девушка, сидящая по левую руку от Кудо. — Валяй. — Если случится такое, что я решу пойти за одним игроком и оставить команду… И выяснится, что контракт с ним никто не заключил, что тогда? — Надо быть дебилом, чтобы так сделать. Для дебилов и поясню: если вы идете за бездарем, с которым никто не хочет работать, то и работы у вас нет. Можете взяться с ним за ручку и вприпрыжку бежать паковать чемоданы. Однако… — он пугающе облизывается и заваливается локтями на стол. — Риск я уважаю. Поэтому если вас угораздит пойти за одним против всех, а игрок окажется с приданным, все остальные члены команды останутся под вашей опекой. Более того, вы сможете забрать под свое крыло одного форварда из команды соперников. Вам, как менеджерам, должно быть плевать, кто за кого играет. Ваша задача — озолотить мой проект, меня, и только потом — футболистов. — Выходит, выбор одного игрока — это чистой воды удача? — не унимается она, не подозревая, что танцует шаффл на минном поле. — Кто тебя воспитывал? — срывается Джинпачи, и под его гнетущим взглядом любопытная девушка съеживается в комок. — Существуют лишь опыт, логика и интуиция. Умение пользоваться всеми тремя навыками одновременно — ключ к принятию верных решений. А удача — универсальное понятие, которое придумали слабаки, чтобы дешево оправдывать собственную ничтожность. — Но где нам искать инвесторов? — вступает в диалог Исао, желая вдохнуть жизни в гулкую пустоту кафедрального собора, воцарившуюся после хлестких изречений Эго. — Интернет, слышали о таком? — не перестает язвить он. — Прошерстите сайты крупных игроков рынка: спортивных брендов, производителей питьевой воды… Да хоть в ковбойское пончо игроков нарядите, чихать я хотел. В этой истории меня интересуют только цифры. — Мы дадим вам небольшой список, но это, скорее, как образец, — мягко начинает Анри, стараясь сгладить оставленные за Джинпачи руины презрения. — Сейчас вы любой ценой должны заинтересовать спонсоров. У вас было достаточно времени, чтобы изучить своих и чужих игроков, их повадки и привычки. Разберем на примере: у бегунов и дриблеров в кадре чаще всего мелькают ноги. Понимаете, к чему я веду? — Рекламный носитель — это бутсы? — высказываю предположение я. — В точку! У вратаря? — Перчатки. — Поняли принцип? Менеджеры согласно кивают, и Джинпачи раздражается вновь: — Достаточно подсказок! Пусть сами пораскинут мозгами, а не привыкают жить на всем готовеньком. Анри выдыхает через ноздри и буквально на секунду задерживает на мне сочувствующий взгляд. На оставшиеся три часа, пока мы разбираем структуру, выбираем формулировки и изучаем основы оформления предложения, Тейэри с головой уходит в объяснения. Зал собраний я покидаю с закинутым на плечо языком — слишком много новой информации, переварить которую катастрофически не хватает времени. Менеджеры кучкуются и расходятся в разные стороны, но в мою никто не идет. Даже Исао так спешно удрал в числе первых, что я и не заметила. Плетусь теперь по пустому коридору, едва перебирая ногами. В ушах звенит от накопившейся усталости. Однако, ненавистный мне рингтон уже третьего за сегодня сообщения пробирается даже сквозь фоновый шум. — Да какого, мать твою, дьявола тебе от меня нужно? — рычу и резко останавливаюсь, как вдруг кто-то врезается в мою спину. От неожиданности и испуга у меня на мгновение перехватывает дыхание. Планшет едва не выскальзывает из рук, рискуя вновь разлететься вдребезги. Второй раз такой неаккуратности Джинпачи не простит, это уж точно. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на виновника нашего телесного столкновения, ожидая увидеть там кого угодно, но только не высокоранговую персону из числа финансовых покровителей Синей Тюрьмы. — Акайо-сан? Что вы тут делаете? — Здравствуй, Рин! — он неловко улыбается и поправляет идеально уложенные гелем густые черные волосы. — Мне казалось, ты хотела спросить немного в другой формулировке… Или я ослышался? — Простите, — закусив губу, я виновато кланяюсь. — Это по другому поводу вырвалось. Вы здесь ни при чем. Я даже не знала, что вы идете сзади. — Не извиняйся, я сам виноват. Подними голову, пожалуйста, — он мягко кладет ладонь на мое плечо, убеждая выпрямиться. — Так-то лучше. Ничего, что я на «ты»? — Все в порядке, если разрешите мне продолжить на «вы». — Как тебе будет удобно. Есть минутка? Хотел тебе кое-что показать. — Д-да, — неуверенно отвечаю и следую за удаляющимся Акайо-саном. Он идет чуть впереди, засунув руки в карманы классических брюк. В его походке прослеживается что-то статное, элитарное, даже величественное. И дело не только в идеально ровной осанке. Внутренний стержень этого мужчины отражается в каждом мимолетном движении. Акайо Уэда будто сошел с обложки глянцевого журнала. Он богат, умен, вежлив и… чертовски красив, что уж греха таить. Когда он придерживает передо мной дверь, ведущую на лестничную клетку, я отмечаю, что он еще и обходителен. Про таких обычно говорят: «Принц на белом коне». Наблюдать со стороны за живым примером идеального мужа, которого за праздничным столом желают захмелевшие матери своим юным дочерям — признаюсь, приятно и удивительно. Удивительно настолько, что я не успеваю заметить, как мы спускаемся на нулевой этаж Синей Тюрьмы, где находятся складские помещения. Иду с малознакомым мне человеком. Бог знает куда. Вокруг — ни души: только очередной вытянутый коридор и разделенное на отсеки пространство. Но я не чувствую угрозы. Лишь простое любопытство извивается глубоко в груди, подобно морской змее в период спаривания. — А что мы здесь делаем? — Терпение, — тепло отвечает Акайо-сан и останавливается возле седьмого по счету блока. — Кажется, сюда. Он отпирает дверь и оглядывается, затем жестом приглашает меня войти внутрь. Стоит мне переступить порог, как из меня вырывается несвойственное мне наивно-радостное, почти детское: — Да ладно?! Так быстро? Как вы это сделали? Акайо-сан самодовольно ухмыляется, пожимая плечами. Ткань его брендового пиджака слегка похрустывает. Он скрещивает руки и вальяжно наваливается на стену, устремляя взгляд в центр склада, где ровным стопками — один к одному — лежат пятьдесят спальных комплектов одежды. — Их выдадут завтра. Но если сильно мерзнешь, можешь взять парочку сейчас. Главное, не говори об этом Джинпачи, иначе у него появится еще один повод тебя ненавидеть. Радость от вида теплых пижам на флисе, предназначенных для «низшей касты» персонала Синей Тюрьмы, мгновенно омрачается воспоминаниями об Эго. Выдвинутые им условия отбора заранее невыполнимы для тех, кто никогда не был в шкуре менеджера. Исао правильно сделал, когда сбежал, едва Анри закончила пичкать нас правилами составления коммерческих предложений. Я бы опять завалила Кудо вопросами, отвечать на которые не входит в его обязанности. — Что-то не так? — обеспокоенно спрашивает Акайо-сан, заметив мои нахмуренные брови. — Цвет не тот? Извини… Особо не разгуляешься, айдентику надо соблюдать. — Пижамы замечательные, — поворачиваюсь и одариваю его благодарной улыбкой. — Правда замечательные. Спасибо вам. Просто… я немного задумалась о своем. — Расскажешь? Не знаю, что служит катализатором: смертельная усталость, страх со свистом вылететь из Синей Тюрьмы на радость Кин или бархатный тон инвестора, который кажется мне до боли знакомым, но мой язык теперь играет по своим правилам. Я пересказываю Акайо-сану все, что было на собрании, не упуская ни единой детали. Он внимательно слушает, лишь изредка кивая головой. Не переспрашивает, не перебивает. Терпеливо ждет, когда чужая исповедь подойдет к своему логическому завершению, и только потом бросает твердое и лаконичное: — Я понял. — Везет вам, — хмыкнув, распинываю носком кроссовка невидимые камушки по полу. — А я вот не очень. — Уверен, ты справишься. Нужен будет совет — звони. Анри должна была дать тебе мои контакты. — Мы с ней толком и не виделись со вчерашнего дня. К тому же, у нее своих дел по горло. Не думаю, что она вообще запомнила часть нашего с вами разговора. — Тогда продиктуй свой номер, — он достает из пиджака мобильный и заносит большой палец над экраном. — Я напишу тебе. Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу, не представляя, как буду оправдываться, если Мегуру хватит совести вновь залезть в мой телефон. С поддавшимся необъяснимому порыву чувств собеседником разберусь позже и, надеюсь, наверняка. Его поведение напоминает горластого петуха, которому давно снесли голову за провинности, а он по инерции продолжает наворачивать круги на пропаханном поле. Жалкое зрелище. Но моя задача — не жалеть. Моя задача — добить. Причем своими же руками. Бачира бы моей самодеятельности не одобрил и затребовал устранить проблему в своих интонациях, зуб даю. Его задиристый характер бежит впереди планеты всей — только повод дай и скажи «фас». Так что когда он узнает, явно не придет в восторг. Однако, за Акайо-сана и общение с ним я отдуваться не должна — работа есть работа. В конце концов, такие контакты мне не помешают и за пределами Синей Тюрьмы. — Записывайте. *** — Гол! Победители — команда «белых»! Матч «три на три» буквально пронесся перед глазами. Клянусь, мне было стыдно даже моргать: настолько зрелище выдалось захватывающим. Провокационные выпады Исаги Йоичи в уязвимые зоны самопровозглашенного «Короля» площадки, непрощенные обиды Рео Микаге, жестокость Наги Сейширо, до сегодняшнего дня дремлющая глубоко в недрах души… И присоединение к команде Чигири Хьемы. Исаги сдержал слово. По крайней мере, первую его часть. Дальше — победа над командой Рина и возвращение Бачиры. — Ну все! — пробираясь через коридор вслед за спинами победителей, с широкой улыбкой восклицаю я и дергаю Исаги за пропитавшийся потом рукав спортивной формы. — Когда пойдем спасать Мегуру? Наги, Чигири и Баро идут чуть впереди, особо не вслушиваясь в наши разговоры. Учитывая, какой шлейф исходит от футболистов, предполагаю, их мысли заняты исключительно желанием освежиться. Стоит нам добраться до раздевалки, как Шоей, замыкающий душистое шествие, с грохотом закрывает дверь перед нашими носами и трубно бурчит: — Девчонкам тут не место! — А я-то при чем… — в пустоту произносит Исаги, не скрывая разочарования в голосе. — Так когда? — не унимаюсь я. — Когда пойдем к Итоши? Он молча вздыхает и бросает на меня усталый взгляд исподлобья: — На тебя общение с Бачирой влияет не лучше, ты обрастаешь нетерпением, как мхом. Подожди немного, и дай мне хотя бы помыться. Потом я дойду до Рина и предложу ему матч-реванш. — Я пойду с тобой. — Зачем это? — Ты не хочешь? — Не то, чтобы я хочу или не хочу, просто… У тебя своих дел нет? Ты обычно убегаешь сразу после матчей, и до утра тебя не видно. Приходишь вся помятая и растрепанная — видно, что работала, не покладая рук. Приятно осознавать, что я произвожу впечатление ответственного человека. Неприятно, что это всего лишь впечатление. Знал бы Йоичи, по какой причине я просыпаюсь помятой, испытал бы полный спектр разочарований: и в своем умении анализировать ситуацию, и в своем порочном менеджере. — Дел, на самом деле, куча. Поэтому я ищу любую возможность, чтобы оттянуть время и к ним не приступать. Поможешь? — Ладно, — хмыкает Исаги, выражая одобрение человеческой прокрастинации. — Зайду за тобой, как буду готов. Дай мне полчаса. — Отлично. Я пока позвоню Исао и узнаю, где они. На этой многообещающей ноте мы расходимся. Я несколько раз набираю номер Кудо, пока направляюсь в свою спальню, но тот не отвечает, давая мне веский повод сменить тактику. Развернувшись на пятках, беру курс на комнату отдыха его команды. Благо, идти недалеко — шагов двадцать от силы. Три дежурных стука, и я уже внутри: — Есть тут кто? Арю вальяжно развалился на кровати, Исао устроился в его ногах — на самом краю, как бедный родственник. Остальные постели идеально заправлены и пусты. Кудо что-то сосредоточенно выискивает в планшете. Не отрывая от новомодного гаджета покрасневших глаз, он ровным тоном произносит: — Что ты хотела? — Узнать, где сейчас Рин. Упоминание имени богоподобного идола заставляет третьего менеджера ощетиниться. — Зачем? — Мне надо кое-что ему сказать. — Скажи мне, я передам. — Это личное. — Что такого «личного» у тебя может быть к моему игроку? — он делает собственнический акцент, и его раздраженный тон начинает меня пугать. — Остынь, Исао. — Я и не нагревался, — отрицает Кудо, но бурлящая лава, которую его сердце натужно качает вместо крови, говорит об обратном. — И лучше тебе не знать, что будет, когда это случится. Под его напором я пасую и сжимаю губы, проталкивая колючий ком поглубже в горло. В комнате властвует напряженная тишина, находиться здесь становится невыносимо. Воздуха катастрофически не хватает, но я отчего-то не могу позволить себе отвести взгляд от рассвирепевшего Исао. Он не отстает: ждет, что его предупредительные выстрелы в воздух выгонят меня с их территории поганой метлой. Не дождется! Спустя пару минут наше немое противостояние наскучивает эксцентричному Дзюбэю, и футболист решает вознести к небу белый флаг. — Ну-ну, хватит, — наигранно отмахивается он. — Ссориться — совсем не фэшн. Как и джинсы скинни. — Сальные волосы тоже не значились в списках модных трендов, — обиженно бубню я, гипнотизируя кафельную плитку под ногами. — И то правда! Сто раз говорил нашему менеджеру, но он не слушает! Напоминаю, мое предложение поделиться увлажняющим кондиционером для волос всегда в силе, Исао, — понимая, что Кудо больше заинтересован в планшете, чем в тонкостях ухода за собой, Арю возвращается ко мне. — Зачем тебе понадобился Рин? — Мы хотели предложить вашей команде сразиться в этапе «четыре на четыре». — Смертники? — Есть немного, — горькая правда выбивает сквозь зубы нервный смешок. — Рин сейчас сияет на тренировочном поле. Странный парнишка, открывший мне мир благородной наготы, увязался за ним. Они давненько улизнули и, должно быть, скоро закончат, так что можешь подождать их тут. Я отрицательно машу головой, не забывая поблагодарить Арю за содействие, и на выходе из их спальни разочарованно цежу в адрес Кудо: — Всего-то было нужно… — махнув рукой, с грохотом захлопываю дверь. Не успеваю я перемолоть и процедить через внутреннее сито — чистилище неприкаянных переживаний — небольшую перепалку с третьим менеджером, как в глубине бетонных стен показывается знакомая фигура. Наверное, Исаги не нашел меня в комнате, которую пришлось оставить открытой из-за потерянного ключа, поэтому отправился на поиски по предполагаемому маршруту. С выводами он не ошибся — знал, что если где и искать, то в логове убийственной троицы. Заметив меня, Йоичи ускоряет шаг и подходит практически вплотную — так близко, что его сбивчивое дыхание оседает на коже утренней росой. — Рин там? — Нет, на тренировочной площадке. Мегуру с ним. — В твоей спальне было не заперто. Так и должно быть? — К сожалению. Но это временно, пока я не найду старый ключ или не выпрошу новый. Закрыться изнутри реально, так что потерплю. Исаги взмахивает ладонью, без слов предлагая следовать за ним. Я не намерена ослушиваться. Тяжелые мысли мертвым грузом тянут голову к груди. Глаза судорожно пересчитывают отштукатуренные швы между плитками — идеально ровные, будто к их созданию приложил руку не простой работяга, а дипломированный специалист — непризнанный гений хирургической точности. Перфекционизм Эго нашел выход даже в ремонтных нюансах. Удивительная личность. — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Исаги. — Когда мы расходились, ты выглядела более воодушевленной. — Все в порядке. Немного повздорили с Кудо, бывает. — Мне он не нравится. — Да я от него тоже не в восторге. Он специфический парень, этого не отнять, но вовсе не плохой. Просто… раненный, — натянутый выдох щекочет ноздри, ладони сами тянутся к лицу, чтобы выскрести неприятные ощущения хотя бы снаружи. — Такие неизлечимы. Их либо принять со всеми шрамами и недостатками, либо отпустить. Третьего не дано. На Бачире тоже красуются глубокие рубцы, но его увечья, нанесенные в юности глухим одиночеством и пренебрежением окружающих, будто начинают затягиваться… Во многом благодаря тебе, Исаги. — Мне? — удивляется он, замедляя шаг. — А ты сам не видишь, как много для него значишь? — В-вижу… Наверное… — Разуй глаза шире и твое сомневающееся «наверное» перестанет существовать. Ты его первый друг. По крайней мере, первый настоящий. — А как же ты? — Я — это другое. Я — первая девушка. Не во всех отношениях, как выяснилось, но все же. Партнеров за нас, в первую очередь, выбирают гормоны — молекулы любви, как бы люди этому ни противились. Это наши «хочу его, хочу ее» диктуют правила, понимаешь? С друзьями все иначе. Друзей ты выбираешь головой: анализируешь взгляды, общие интересы, темы для разговоров, схожесть мыслей. И только потом за дело берется сердце. Звучит так, будто этот путь длится вечность, однако на него уходит едва ощутимое мгновение, и его можно отследить. Поэтому терять друзей гораздо больнее, чем любимых. Разуму доверяются безоговорочно, а про сердце не зря говорят: «Не прикажешь». Возвращаясь к Исао и его кислотности, я лишь добавлю, что рядом с ним нет близкого человека, который наложил бы жгут и остановил кровотечение, не говоря уж о полном исцелении. А у Мегуру есть. И это — ты. Мы доходим до тяжелых дверей тренировочной площадки, которые сегодня, на удивление, открыты нараспашку. Застывая в проходе, я поглядываю краем глаза на то, что происходит внутри: Бачира и Рин гоняют мяч из угла в угол, перекатывая его с грациозной легкостью, присущей, разве что, балеринам. — Пожалуйста, не подведи его, — слабо шепчу я, чувствуя тяжелый взгляд Исаги где-то в районе затылка. — И как бы ни сложилась ваша судьба на следующем матче, да и в целом в Блю Локе, пообещай, что не повернешься к нему спиной. — Да, — уверенно заключает он и впивается взглядом в поле. То, что мы видим дальше, не нравится нам обоим. Итоши не упускает лишней возможности задеть Мегуру колкими словами, бросаясь язвительными нападками, как рубящими копьями из первобытных времен. Такими жестокие варвары до смерти закалывали добычу. Но у варваров была цель, оправдывающая средства — выжить. Выжить любой ценой. У Итоши Рина цели нет, и его бессмысленное давление на болевые точки делает его в моих глазах еще более отвратительным персонажем, чем образ из воспоминаний Кудо, сформировавшийся с его слов. — По-хорошему, сейчас ты должен пойти и набить ему морду, — ровным тоном произношу я, постукивая пальцем по губам. — Не буду я никого бить! — Не сомневаюсь. Ничего, я и сама справлюсь. — Общественные зоны находятся под круглосуточным прицелом объективов, не забывай. — Всегда приходится чем-то жертвовать, — натянув рукава невидимой кофты, я наигранно раскидываю руки в стороны и заношу ногу, будто собираюсь сделать шаг. — Прости, Блю Лок. Ты был мне так дорог… — Да не паясничай ты! — Исаги хватает меня за загривок и оттягивает назад. — Разберемся, как здесь принято. На поле. — Следуешь кодексу джентльменов? — Следую эгоистичному желанию не вылететь отсюда и не дать этому выскочке пробраться на вершину. — Исаги? — удивленно вопрошает внезапно очутившийся рядом Мегуру. — Менеджер-сан? Мы с Йоичи переглядываемся и слегка киваем, заключая: «Пора». — Ну привет, Бачира… Как и обещал, я пришел забрать тебя, — в синих глазах вдруг вспыхивает зловещий огонь, призванный сохранить уцелевшими остальных, но испепелить до рассыпчатой золы ненавистную фигуру. — Сыграем, Рин? Итоши провокационное предложение приходится по вкусу. Вытянув спину по струнке, он уверенной походкой заранее определенного победителя движется прочь и растворяется в глубинах коридора. — Вот так просто? — удивляется Йоичи. — Я сама в шоке. Но, может, оно и к лучшему. Мы с Бачирой и Исаги недолго обмениваемся последними новостями, а затем семеним в направлении комнат отдыха. Первым за дверью спальни скрывается Йоичи, не забывая отсалютовать на прощание. Когда приходит время расставаться с Бачирой, я вполслуха шепчу, не поворачивая головы: — Не заходи сегодня. Я виделась с Исао. Он просто в бешенстве. — Ну и пускай, — простодушно закидывая руки за голову, отвечает он. — Какая ему разница? Он же в Рин-чана вцепился, а не в меня. — Тем не менее, Мегуру… Это становится опасно. Вчера мы отрубились и каким-то лишь чудом вовремя проснулись до утра. Если бы нас засекли, нам бы обоим не поздоровилось. — По-моему, ты слишком серьезно к этому относишься. — В каком это смысле? — Мне кажется, Эго и остальным все равно, что мы с тобой делаем и где спим, пока я играю в футбол, а ты возишься со своими бумажками. Разве нет? — Нет, Бачира! — знаю, Мегуру ненавидит убедительные протесты, но без них никуда. — Я тебе все уже объяснила. К тому же, у меня куча работы. Пожалуйста, останься на один вечер в своей комнате. Проклятый телефон в заднем кармане вновь предательски пиликает. Судя по смазанному рингтону, пришло сразу два сообщения. — Кто это? — Акайо-сан, — выпаливаю, как на духу, и горжусь тем, что не лгу: одно письмо точно должно принадлежать ему. — Кто это? — Инвестор. — Не поздновато? — Мегуру… Прекращай. Мой мобильный не затыкается даже ночью. Если бы я не ставила беззвучный режим после одиннадцати вечера, у тебя бы в ушах затроило от его полифонии. Он неодобрительно косится, всем своим видом демонстрируя, что мои слова звучат логично, да только доверия к ним нет. Возможно, я сама загоняю себя в угол, проецируя страхи быть пойманной с поличным раньше времени. Копаться в правде и домыслах сейчас мне совсем не хочется. — Оке-е-ей, — закатывая глаза, игриво растягивает гласные Мегуру в своей обычной манере. — Спокойной ночи, менеджер-сан. Повертев головой и убедившись, что мы вне поля зрения камеры, а коридор Синей Тюрьмы чист, я хватаю его за грудки и резко тяну на себя, оставляя на губах звонкий поцелуй. — Доброй ночи. Увидимся завтра. Надеюсь, в прежнем статусе, где я действительно менеджер-сан, а ты — мой подопечный. Бачира тепло улыбается и переступает порог. Как только дверь за ним закрывается, я даю волю чувствам и сгибаюсь пополам. Из легких будто выбивается спасительный кислород. Я ни в чем не соврала, но о многом умолчала. И это противное ощущение выжигает пищевод похлеще принятой на грудь горючей смеси. Вдохнув как можно больше воздуха, выпрямляюсь и на ватных ногах плетусь в спальню. Когда внутренний замок за моей спиной закрывается, я нетерпеливо тянусь к телефону и пролистываю уведомления. Последнее сообщение и правда принадлежит Акайо-сану: «Привет, это Акайо. Извини, что так поздно, только вернулся с конференции. Это мой личный номер. Сохрани и звони в любое время, если понадоблюсь. Доброй ночи». Его чувство такта и краткость изложения словно окутывают сердце в теплый вязанный шарф. Время, проведенное в компании эгоистичных нападающих, не прошло даром — я чертовски соскучилась по уважительному отношению к собеседнику и банальной этике. Жаль только, единственный, кто придерживается здесь хороших манер, появляется в Синей Тюрьме так редко. Оставшиеся четыре письма восторга не вызывают: — Привет, как ты? — не прочитано. — Мы можем поговорить? — не прочитано. — Прости меня, я погорячился… — не прочитано. — Я позвоню тебе вечером. Пожалуйста, возьми трубку, — прочитано. Что? В какой момент жизни я умудрилась это прочесть? Должно быть, мобильный дал сбой, когда на него пришли сразу два оповещения. Не успеваю я посмотреть время отправки крайнего электронного сообщения, как пиксельный экран загорается, и на нем высвечивается счастливое фото двух некогда влюбленных друг в друга людей. Вернее сказать, создающих видимость того, что влюблены. — Привет, — мягкий голос на том конце провода, к моему удивлению, странно колышет душу. — Здравствуй, Кира. — Рад тебя слышать, — помолчав с мгновение, он продолжает: — Как ты там? — Все в порядке. — Видел тебя вчера по телевизору… Ты отлично выглядишь. — Зачем ты звонишь? — Нам… Нам нужно поговорить. Мы можем встретиться? — Конечно, — бросаю я и ковыряю не зажившие язвы. — Мне захватить с собой Кин? — Рин… — его протяжный вдох скоростным составом проносится в ушах. — Я не виноват. Ситуация кажется абсурдной, и я не снимаю с себя ответственности за все, что натворил… За то, что наговорил тебе тогда… Но все… все не так просто. Дай мне шанс объясниться. — Приведи хоть один весомый аргумент, и я все равно скажу нет, Реске. — Я скучаю, — не раздумывая, отчеканивает он. — Этого достаточно? — Пока, Кира. Спасибо, что позвонил. Отлепив нагревшийся телефон от щеки, я утыкаюсь в экран и собираюсь нажать отбой. Кира это словно предчувствует и пытается ухватиться за последнюю соломинку: — Мне есть, что рассказать тебе о Кин и о чем предостеречь. Я узнал ее достаточно, чтобы знать, на какие подлости она способна. — У вас много общего. — Рин… Я правда беспокоюсь. Пожалуйста, давай встретимся, и я все объясню. Ты можешь не прощать меня, но я не хочу остаться в твоих глазах полным дерьмом, каким не являюсь. Его молебные проповеди отчего-то кромсают сердце на кусочки. Да, скорее всего, мы никогда друг друга не любили, но и чужаками остаться не смогли. Каждый некогда близкий должен иметь право объясниться, чтобы не прослыть в памяти человека, как изволил выразиться Кира, «полным дерьмом». Запоминать его исключительным мерзавцем, не смотря на все, что он творил за моей спиной, мне не хочется. Нас связывают и хорошие моменты, обесценивать и принижать которые было бы свинством. К тому же, его недвусмысленные намеки на надвигающуюся угрозу со стороны Кин заставляют поднапрячься. Вылететь из Синей Тюрьмы с легкой подачи этой пепельноволосой бестии в мои планы никак не входит. Здоровый баланс мнимого благородства и корысти. Исповедь Реске ничего не изменит. Возможно, лишь слегка обелит его в моих глазах и объяснит мотивы. А переданные лично в руки секреты врага послужат тому приятным бонусом. Выслушаю Киру и попрошу больше никогда мне не звонить. Так и поступлю. — Я сообщу, когда нам дадут выходной. Место и время назначу сама. Опоздаешь на минуту — ждать не стану. — Хорошо, я понял. — И не вздумай проболтаться об этом, слышишь? Не вздумай, Реске. Никому ни слова. — Да, разумеется. Доброй ночи, — смягчившись, он ласково добавляет: — Береги себя, Рин. Когда экран мобильного гаснет, оповещая о завершении вызова, я упираюсь ладонями о стол и закусываю губу. Скрывать что-то от Бачиры мне еще не доводилось. Он не обрадуется, если я скажу ему, что мне строчит и названивает Кира. Он не обрадуется, если я скажу ему, что лично сделала так, чтобы мне больше никогда не строчил и не названивал Кира. Так какой смысл лезть на рожон дважды? Сначала следует разобраться самой, и только потом идти с повинной. Главное — продержаться и не дать Мегуру ничего узнать, пока я не поставлю окончательную точку в этой театрально-наигранной с обеих сторон истории любви. — С кем ты говорила? — жесткий голос пулей пробивает затылок, припудривая края открытой раны сгоревшим порохом. Я резко оборачиваюсь, не успевая спрятать страх в глазах. Сердечный ритм барабанной дробью отбивается в груди, играя жуткие композиции, построенные на минорных нотах. Ноги подкашиваются. Слюна во рту становится тяжелой, горячей, тягучей, склеивает губы, подобно смолистому прополису, и каждое последующее слово звучит рвано: — Как ты вошел? Бачира поднимает вверх руку и раскрывает ладонь, сопровождая движения искрящимся в темноте взглядом медовых глаз. Когда с его указательного пальца спадает потерянная утром связка ключей, меня до костей пробирает холод, не имеющий ничего общего с погодой. — Нашел их в кармане штанов и зашел, чтобы отдать, — его губы расплываются в чудовищной ухмылке, от которой кровь стынет в жилах. — Как дела у Киры?