Лицом к лицу

— Слушай, Исао… — роняю я, едва поспевая за длинноногим третьим менеджером. Мы движемся вперед, минуя один узкий коридор за другим. Настоящий лабиринт. Компанию нам с Кудо составляют лишь тяжелые двери, ведущие Бог знает куда, и монохромные стены, отродясь не знавшие прикосновений дневного света. Чем больше времени проходит, тем отчетливее я ощущаю между нами некую связь. Разница только в том, что мне есть, с чем сравнивать. Я знаю, что это такое: ловить лицом первые солнечные лучи, чувствовать их жар голой кожей, плотно сжимать веки до ярких бликов в глазах, чтобы не упустить шанса вновь забыться сном. Я проклинала каждое свое утро в спальне, окна которой выходят на восток. А теперь меня мучает тоска. Непреодолимая тоска по мелочам из той, другой жизни, все больше напоминающей плод больных грез, нежели реальные воспоминания. — М-м? — с неподдельным интересом вопрошает Кудо и ускоряет шаг, будто надеясь сбежать от изнурительных диалогов не только морально, но и физически. — Согласно регламенту, между матчами обязательно должно пройти двадцать четыре часа. Это необходимо, чтобы игроки успели восстановиться и провести работу над ошибками. А мы только вечером получили билет в третий этап, и уже мчим на игру с мировой пятеркой, не успев толком позавтракать… — И что тебя удивляет? Вероломное вторжение представителей футбольной ассоциации вынудило Джинпачи внести свои коррективы. Такое часто бывает во взрослом мире, привыкай. — Как раз это и удивляет. Анри сказала, что они нагрянули без предупреждения только сегодняшним утром. А о том, что матч с мировой пятеркой пройдет с нарушением некоторых временных рамок мы узнали задолго до этого. Кудо тяжело вздыхает: — Два варианта. Либо Эго, как неверный супруг, не все рассказывает Анри и утаивает плановые проверки до последнего, испытывая стрессоустойчивость Тейэри. Либо у Джинпачи есть крот среди верхушек, который предупреждает его о замыслах представителей под грифом «строго секретно». Поэтому Анри, ожидаемо, снова не в курсе. — Либо он изначально решил над нами поиздеваться, а приезд членов ассоциации — просто удачное совпадение, — обреченно заключаю я. — Не могу отрицать. Исао останавливается возле мощных ставней, ведущих на тренировочное поле. Он упирается в них ладонями, готовый в любую секунду ворваться на площадку, но вдруг замирает на месте. Мне приходится резко, до летящих из-под подошв искр, затормозить на пятках, чтобы не оставить на его спине слепок собственного лица. Кудо слегка оборачивается и недовольным взглядом проходится по моему телу снизу вверх, пока наши глаза не оказываются на одном уровне. — Еще не поздно надеть штаны. Те скинни с обложек модных журналов из прошлого века тебе очень идут. — Они в стирке. — А треники странного цвета? — Тоже. И он не странный, — обида прорывается сквозь зубы, но я успеваю нацепить на нее поводок. — Оттенок называется «мокрый асфальт». Это когда ты запускаешь целый барабан белых вещей, не догадываясь, что среди них затесался гнусный предатель в виде черного и жутко линяющего лифчика. — А те безразмерные? — Тоже. — А с вытянутыми коленками? — Исао, — смирившись со своеобразной заботой Кудо, но не до конца смирившись с непрошенными советами, я скрещиваю руки на груди. — Знаешь, ты удивительный человек. — Подробнее. — Ты в два счета оскорбил и унизил весь мой гардероб, а сам накрахмалился только перед финальным матчем второго этапа. До этого ходил в одном и том же, и совесть тебя не мучила. — Я не ходил в одном и том же, — ровным голосом поясняет Кудо. — У меня вся одежда одинаковая: черные футболки, черные джинсы. И парочка рубашек для торжественных случаев. Мое сквозящее непониманием молчание заставляет его продолжить: — У меня не было времени, как у вас, модников, подбирать себе наряды. Я стремился к тому, чтобы даже в ночи, если мне позвонят по поводу моей университетской команды, я сунул руку в шкаф и вытянул удачную комбинацию. Пускай и немного помятую. — Продуманный ход. — Знаю, — он еще раз цепляется глазами за подол моего платья и толкает перед собой дверь. — Я предупреждал. Едва мы переступаем порог, тело обдает арктическим, диким, каким-то первобытным холодом. Будто летел с Фиджи и высадился прямиком на Аляске. Я нервно озираюсь по сторонам и ловлю себя на ощущении, что от левой части площадки, которую прибрала к рукам мировая пятерка, хочется немедленно отвернуться. Звездные игроки не удостаивают нас с Кудо даже поворотом головы. Мы для них — призраки. Декорации. Белый шум. Коронованные футболисты ничего не делают. Стоят на месте, не двигаясь, но им и не надо: исходящая от них разрушительная мощь, прогнавшая из пространства весь воздух, пробирает до костей. И это у них я должна каким-то чудом выпросить автограф? — Исао, есть еще кое-что. — Что? — безучастно отвечает Кудо, уверенно ступая к нашим игрокам, занятым разминкой. — Когда матч закончится, ты… Ты не мог бы взять для меня автограф? — Кудо морщится, как сгнивший фрукт, и я умоляюще продолжаю: — Прошу тебя! Я сдуру пообещала добыть их подписи, но при мысли о том, чтобы хотя бы приблизиться к этой пафосной пятерке, у меня коленные чашечки норовят выскочить из суставов. — Нет. — Пожалуйста! Взамен проси, что хочешь… — Я сказал, нет. — Что ж, я хотя бы пыталась, — выдохнув, я выглядываю из-за спины Исао, чтобы поприветствовать ребят. — Вы как? Готовы? — Салют, менеджер-сан! — добродушно говорит Бачира и машет ладонью, но удивленно приподнимает брови при виде моих оголенных ног. Пока Мегуру не открывает рот, я судорожно ищу повод сменить тему. Как славно, что он не заставляет себя долго ждать — справа от нас Йоичи стоит на полусогнутых, уверенно глядя перед собой. Стискивает зубы, как боец. Но знает ли он, что этой маскировки не достаточно, чтобы скрыть беснующуюся дрожь во всем его теле? — Что с ним? Почему его так колбасит? — я обвожу взглядом ребят, а затем наклоняюсь к эгоистичному форварду. — Исаги, ты чего так… трясешься? — Д-долгая история. — И детям ее не расскажешь, верно? — П-примерно так. Когда-то давно по телевизору крутили рекламу сомнительного аппарата для похудения. Он был похож на небольшую платформу, на которую нужно встать двумя ногами; тогда чудо техники начинает двигаться, и ты вместе с ним. Производитель взял на себя смелость заявить, что это нечто вроде ленивого, но результативного кардио, которое повышает тонус скелетных мышц, улучшает метаболизм и помогает сбрасывать вес. Думаю, Йоичи сейчас сжег месячную норму калорий без всяких там аппаратов. Если бы только наживающийся на доверии покупателей и человеческой аморфности лживый торгаш это увидел — тотчас подался бы в банкроты. — Исаги вчера тренировался с Рин-чаном, — раздающийся на ухо шепот вынуждает вздрогнуть от неожиданности. — Это он уже поутих, вечером было хуже. Я думал, что у него лихорадка. — Когда ты перестанешь подкрадываться ко мне из-за спины и пугать до чертиков? — отвечаю я, не оборачиваясь. — Я думал, тебе нравится, — Мегуру приподнимает уголки губ и как бы невзначай проводит рукой вдоль нижнего края ткани, касаясь кожи. — По какому поводу платье? Не знаю, что изводит меня больше. Тот факт, что я всего лишь нацепила платье, и чувствую себя из-за этого чуть ли не преступницей. Или осознание того, что по-девичьи я одеваюсь настолько редко, что такая мелочь, как смена аутфита, не остается незамеченной? — Да что вы все привязались к моему платью? — громче, чем следовало бы, выпаливаю я и отхожу вперед, машинально стараясь натянуть юбку пониже. — Мне больше нечего было надеть. Нечего, понимаете?! — А мне нравится, — воодушевленно заключает Арю, поглаживая подбородок. — Выглядит очень фэшн. Я сжимаю переносицу пальцами, думая, какую формулировку выбрать, чтобы его поблагодарить, а остальных — осудить за манеру лезть не в свое дело. Как только верные слова приходят на ум, я поднимаю глаза, но тут же осекаюсь, понимая, что до моих пламенных речей и платья никому уже нет дела. Игроки, как по команде, напряженно уставились в точку за моей спиной, из-за которой доносится неразборчивый шепот. — Пха! Я и не думал, что они будут такими дрыщами! — Вот видишь. Мускулистые японцы — редкость. А теперь гони десять штук. Моя ставка зашла. — Кажется, они с нас смеются… — Токимицу отчаянно прикрывает рот рукой. — Это английский? Ни черта не понимаю… — Бачира дожидается момента, когда Исаги разделит с ним лингвистическое негодование, и поворачивается ко мне. — Рин-чан, ты знаешь их язык? — Знаю… — невольно поглядываю в сторону мировой пятерки и сталкиваюсь с заинтересованным взором статного блондина. Должно быть, мои прошлые вопли привлекли ненужное внимание, от которого хочется отряхнуться и отвернуться. — Вернее, понимаю по контексту, но сама ничего толком сказать не могу. Барьер. — Ты же опять потратишь их на баб! — И что? Ты тоже хорош. Прилетел сюда только ради подработки. Бабы? Подработка? Я не ослышалась? Они столь откровенны друг с другом исключительно потому, что считают нас языковыми тупицами? Или насмешки, издевки и взгляд свысока — обычное состояние звезд мирового уровня? Нарастающее раздражение медленно, но верно наступает на горло инстинкту самосохранения. Я поднимаю голову и вновь ловлю на себе липкие, бесконтактные прикосновения игрока по номером «три». Так странно. Никаких похабных полуулыбок. Никаких двусмысленных жестов. Ничего. От него сквозит безразличием. Да только в глазах правды не скроешь. А слова его друга лишь укрепляют уверенность в том, что этот парень и потребительское отношение к женщинам обитают в одной плоскости. — Рин-чан, мне кажется или он пялится на тебя? — напряженно шепчет Бачира, вынуждая прочувствовать, как портится его настроение. — Нет, не думаю… — Что он сказал? — Он молчал, — глупо отмахиваюсь я. — До этого, Рин-чан. Что он сказал своему другу? — Мегуру приближается на шаг, стягивая руки в карманы. В его голосе закаляется сталь. Он поворачивается к Аоши и повышает тон. — Токимицу, как зовут этого светловолосого? — Адам Брейк, — скороговоркой отчеканивает Аоши, наслаждаясь вопросом Бачиры, как долгожданным поводом для триумфа. — Выдающийся игрок национальной сборной Англии. Возраст около двадцати пяти. Прозвище — «Футбольный Джанки»! И это еще не все… — Брейк, значит… — перебивает Мегуру и обнажает зубы, будто от произнесенного вслух имени у него кислит во рту. — Он мне не нравится. Интуиция Бачиры, как всегда, работает на скоростных оборотах. Как бы я ни отбивалась от его провокационных выпадов, он чует неладное, а, значит, не отступится. И скорее Солнце поглотит Землю, чем Мегуру спустит попытки посягнуть на его собственность на тормозах. Будет совсем некстати, если матч с мировой пятеркой начнется с драки. Я перебираю в уме стопроцентные варианты, чтобы сменить тему и сгладить углы, как вдруг один из игроков нашей команды теряет терпение. — Эй, вы это о чем? — неожиданно вступает в диалог Итоши, купаясь в восхищении Исаги и Бачиры, который тут же забывает обо всех своих подозрениях. Я облегченно выдыхаю. — Для вас наш матч — лишь способ подзаработать? — Ага, еще бы! Мы пришли в вашу «Тюрьму» только ради того, чтобы набить карманы деньжатами в межсезонье! Да, Казанова ты потрепанный… Сколько тебе там, тридцать? — Следи за языком, жлобяра. Мне двадцать шесть. Когда еще выпадет такой прекрасный повод порезвиться с японочками в кимоно? Но для начала сойдет и эта, — говорит блондин и нагло тычет пальцем в мою сторону, стирая в пыль последние шансы отвертеться от расспросов Бачиры. — На лицо какая-то замученная, но ножки хороши. Девочка явно ищет билет в хорошую жизнь. Как я могу отказать, пока на ней такая короткая юбка? А футбол лишь приятный бонус. Согласен, Кавасос? «Джанки» отвлекается на юношу с россыпью веснушек. Складывается впечатление, что этот благочестивый ребенок оказался рядом с ними случайно. Но даже его миловидная внешность и сладкий голос не помогают собраться с духом. Возмущение с примесью отвращения бурлит в крови едким потоком. Осмысливая сказанное Брейком, я отшатываюсь назад, врезаясь к напряженную грудь Мегуру. Когда он успел оказаться настолько близко? — Переведи, — его ладонь властно ложится на плечо, с силой сдавливая кожу. Это отрезвляет. — Я… я не так хорошо знаю английский. И половины не разобрала, — снова вру из принципа «во благо». Адам насмешливо косится на нас. Не знаю, что забавляет его больше: связанные невозможностью отстоять свое руки Бачиры или моя усыпанная паникой, омерзением и готовностью к бегству физиономия? — Получается, не все так просто? Становится даже интереснее. — Ах ты прохиндей! Что, так сильно в штанах свербит? Готов наброситься на закуску, поступившись главным блюдом? — Я бы назвал это аперитивом. Самое то, чтобы раздразнить голод. — Извини, виноват. Я думал ты повернут на изысках и не размениваешься по пустякам. — Почему тебя так волнуют мои вкусовые предпочтения? Это что-то личное? Имей в виду, я не жадный. Если она тебе приглянулась, могу поделиться. На лице игрока под номером «пять» расползается хищная ухмылка. Он противно облизывается и с прищуром поглядывает в нашу сторону. Воздух наполняется напускным вожделением. Я знаю, что в обычной ситуации эти двое на меня бы даже не посмотрели. Но Синяя Тюрьма способна выпотрошить кого угодно. Выудить наружу худшее. Для них разовый секс — забава, а женщина — вещь, которой можно играть в «горячую картошку». Передавать из рук в руки и использовать, использовать, использовать, пока товар не поломается. Тошно. К горлу подступает желчь. Хочется рвануть прочь с тренировочного поля и отмыться. Растереть кожу до скрипа, до красноты, лишь бы не осталось малейших следов от слов и взглядов этого гадкого тандема. — Встань за мной, — не выдерживает Мегуру и толкает меня за спину, но замирает, когда нас одеялом накрывает чья-то тень. Кудо. Подобно занавесу, Исао встает перед нами и грудью заслоняет обзор мировой пятерке. Я не вижу его лица, но мне и не требуется, чтобы понять: он взбешен. Чертовски взбешен. Рубашка от натяжения вот-вот треснет на плечах. Кулаки выпирают из карманов. Стук зубов эхом разлетается в пространстве. Злоба сочится из него, как смола из зарубов древесной коры. Не успеваю я опомниться от выходки третьего менеджера, как подключается Итоши, утомленный пустыми разговорами: — Слушайте сюда, звезды заморские… Я вас так отделаю, что вы, туристы, к психотерапевту ходить будете после этой поездки. — Тц, — выругивается Исао и хватает меня за запястье, не обращая внимания на ошеломленного Мегуру. — Пошли отсюда! Живо! — К-куда? — За белую линию! Матч скоро начнется. Он идет так быстро, что я боюсь оступиться. Настроение Исао подсказывает: если я упаду, он не даст мне шанса подняться на ноги. Он просто протащит меня по земле, как набитый древесными опилками мешок. Я безмолвно повинуюсь и, отстраняясь от тревожных мыслей, осматриваюсь вокруг. На заднем плане Итоши ощетинивается, беседуя с четвертым игроком мировой сборной. О чем они толкуют — не разобрать, но Рин явно не находит эту тему для разговоров приятной. Исаги жмет руку последнему звездному футболисту, который выглядит куда более дружелюбным, чем его товарищи. Я отвлекаюсь, когда Кудо практически швыряет меня за пределы игрового поля. Мы занимаем свое место, и в этот момент динамики объявляют о точке невозврата: — Третий отбор Блю Лока «Мировая битва» начинается! *** — Матч окончен со счетом 5:1 в пользу мировой сборной! Быть того не может. Сколько времени прошло? Пять минут? Десять? Хотя какая к черту разница, если я все пропустила — бурная реакция Кудо залила глаза чернильным пятном и въелась глубоко в мысли. — Адьес, драгоценные! В следующий раз сразимся на настоящем поле. Не дожидаясь, пока звездные игроки покинут пределы футбольной площадки, Исао шагает вперед, к нашим ребятам — измученным, загнанным, потным, но в целом, кажется, не особо удрученным поражением. За исключением одного. — Рин, — мягко начинает третий менеджер, на носочках приближаясь к рухнувшему наземь Итоши. — Ты в порядке? — Отвали! — уродливым сгустком выплевывает тот сквозь зубы и принимается топить в ладонях омраченное неудачей лицо. Но на Исао грубость Итоши словно не действует. Кудо устраивается рядом, так аккуратно, так бережно, будто боится спугнуть первую весеннюю бабочку, опустившуюся на цветочный стебель. Будто хочет уберечь ее даже от дуновения воздуха. Выдерживая только ему известную дистанцию, Исао подгибает под себя ноги и… молчит. Просто молчит. Но в этом молчании поддержки больше, чем в любых словах и жестах. Атмосфера вокруг них наполняется каким-то таинством, сакральной близостью, в которой посторонним нет места. Поэтому я спешно отворачиваюсь и иду в противоположную сторону, где вальяжно развалились на траве другие футболисты. — Живые? — Трудно сказать, — запыхается Арю и смахивает соленые капли пота со лба. — Но этот матч был полный фэшн. — И не говори, — легко улыбаюсь и сажусь между Бачирой и Исаги, обхватив колени. — Эх, чуть-чуть до победы не хватило. — Ага. Каких-то жалких четыре гола, которые нам напинали за долю секунду, — хмыкнув, Дзюнпей выпрямляется и протягивает товарищу раскрытую ладонь. — Пошли, Токимицу. Мои разум и тело требуют немедленно посетить чистилище. — Ч-что сделать? — неуверенно переспрашивает Аоши. — В душ хочу. Выгляжу и чувствую себя совсем не фэшн. Аоши согласно кивает и принимает помощь. Контрастный дуэт покидает поле битвы. Я провожаю взглядом их подтянутые спины, и пока свежи воспоминания, могу с уверенностью сказать — они ничуть не хуже, чем у игроков мировой сборной. Кстати, о них… — Черт, я так и не взяла автографы, — вслух выдаю я и тут же понимаю свою ошибку. Бачира реагирует молниеносно — вертит головой и стреляет взглядом мне в висок, на котором проступает пульсирующая венка. И дело даже не в Кире. После сегодняшнего конфуза перед матчем Мегуру меня к звездной пятерке и близко не подпустит. Но догадывается ли он, что мне вновь предстоит повидать мировую сборную на игре Наги, Чигири и Баро, хочет того Бачира или нет? Держу пари, он нацепит на меня балахон, не потрудившись вырезать в нем дырки для носа и глаз, а сам будет напряженно наблюдать из-за дверей, как хищник в засаде. — Честно говоря, я и сам хотел попросить автографы… У Локи уж точно. Он хороший парень. Думал дойти до него, как приведу себя в порядок, — вступает Исаги. — Взять для тебя тоже? Хочется вскрикнуть от радости! Я уже похоронила мнение о том, что Сато Рин — человек принципа, для которого данные обещания — не пустой звук, как вдруг удача снова мне подмигнула! Плевать я хотела на просьбы Реске и его тягу к мировому футболу, как факт. Главное перед собой не оплошать. Тем более, Кира свою часть сделки вчера с достоинством выполнил. Остальное — за мной. С праздным видом я готовлюсь кивнуть, как вдруг где-то по левую руку раздается властное, не терпящее возражений: — Я запрещаю, — отчеканивает Бачира и принимается свистеть в потолок как ни в чем ни бывало. Мы с Йоичи переглядываемся. Исаги надеется по глазам понять, откуда в Мегуру проснулась такая категоричность. Но вместо вразумительных ответов я лишь мимикой намекаю, что на Бачиру надо немного надавить, а мне эти автографы позарез необходимы! — Почему, Бачира? — осторожно интересуется Исаги. — Просто запрещаю и все. Йоичи выдерживает паузу, подбирая слова, и откашливается: — Да ладно тебе, это всего лишь автограф. Когда еще выпадет такая возможность? — Отка-за-но, — весело, на высоких тональностях пропевает Мегуру с довольной улыбкой. Но Исаги пасовать не намерен: — Рин же не будет с ними общаться. Я сам попрошу игроков расписаться на мяче, например, и потом передам ей лично в руки. Бачира, утомленный спорами, в которых победитель, по его мнению, был изначально определен, вмиг теряет свою детскую непосредственность. Он наклоняет шею в бок, и сопровождая движения хлестким взглядом исподлобья, ледяным тоном выплевывает: — Тогда может сразу передашь их Кире? Знаешь для кого Рин-чан понадобилось собирать звездные каракули? Йоичи бросает на меня кроткий взгляд и кривится в лице, не до конца веря в сказанное. Признаться, я и сама отказываюсь верить. Бачира, конечно, молодец! Эффектно выкрутил ситуацию в свою пользу, умолчав об одной незначительной детали — именно из-за его грандиозных, импульсивных выходок я и вынуждена «собирать звездные каракули». Будто читая мои мысли, он сильнее опускает голову. Вспыхнувший огонек в медовых глазах кричит — Мегуру готовится выложить на карточный стол главный козырь, после которого я пожалею, что втянула Йоичи в наши семейные разборки. Он забавляется, дразнится, и шкодливо произносит, в упор глядя на товарища: — А знаешь, как так получилось…? — Да поняла я, поняла! — вскакиваю, пока на лице Бачиры расползается торжественный оскал, а на лице Исаги — недоумение. Зная, как сильно Йоичи ненавидит загадки, мне следовало бы извиниться, прежде чем принимать правила игры Мегуру. Но кое-что должно остаться в тайне. В конце концов, чтобы заполучить чертовы автографы, у меня есть еще три попытки по имени Наги, Чигири и Баро. — Никаких свиданий с мировой сборной, никаких автографов, никаких платьев и не забыть надеть паранджу. Так и запишу. Динамики, сорняками пробивающиеся по углам игрового поля, начинают неприятно шуршать. — Менеджеры, некогда просиживать штаны, — скверный тон Джинпачи насквозь пронзает уши. — В зал для переговоров. Немедленно. Я срываюсь с места, напрочь позабыв о разыгравшейся здесь пять минут назад любовной драме. Ноги сами несут меня на зов властелина Синей Тюрьмы. Что сказать, авторские методы дрессировки Джинпачи Эго не проходят даром. Однако я вовремя вспоминаю, что пришла сюда не одна. Замерев на месте, оглядываюсь через плечо, и с мимолетной грустью наблюдаю, как Кудо продолжает неподвижно сидеть возле Итоши Рина, игнорируя команды вышестоящих. Я открываю рот, чтобы окликнуть его, но слова застревают в горле. Их не хочется прерывать, их невозможно прервать. Будто возле них проведена невидимая черта, переступив которую, ты сломаешь что-то важное. Почему так? Не могу себе объяснить. Это как рассказывать, какая на вкус вода или чем пахнет чистый воздух. Это можно только прочувствовать. — Мне пора, — прерывает тишину Исао и поднимается на ноги. — Не зацикливайся на том, что они говорили. Особенно о С… — Я сказал отвали! — Как скажешь, — обыденно, вместо «прощай» звучит из уст Кудо. Исао направляется ко мне и на ходу спрашивает: — Идем? — Д-да. Мы вновь лавируем в витиеватых коридорах Синей Тюрьмы, которые за такой короткий срок познали больше волнений, чем спортивные арены. Больше предательств, чем трибуналы. Больше восторга, чем концертные залы. И больше горя, чем кладбища. Исао уверенно идет впереди, проскальзывая то в один, то в другой проем. Я неловко семеню за ним, стараясь не отставать, но хаотичные мысли то и дело выставляют подножки. Хочется расспросить Кудо об их незримой связи с Рином, которую я раньше не замечала. Хочется поблагодарить его за то, что заступился и закрыл собой, когда игроки мировой сборной бросались похабными шутками, как ядовитыми дротиками. Хочется узнать, что он за личность? Почему, по какой причине скрывает свою человечность за железной броней хлада и остроумного сарказма? Но утолять собственное любопытство и заваливать Исао вопросами в такой момент было бы низко. Хоть внешне этого никак не прочитать, я чувствую, как хрустят внутри него осколки после немого разговора с Итоши. Как детская погремушка звенит, если ее встряхнуть, так и Исао с каждым шагом наполняет коридор печальными мелодиями. Шаг — звон. Шаг — звон. Шаг — звон. — Выходит, ты тоже знаешь английский? — вполслуха начинаю я. — Меня больше интересует откуда его знаешь ты. — В университетах на рекламных направлениях дают базу. Все-таки тренды приходят из Америки, и современная литература, в первую очередь, печатается на английском. Пока ждешь перевод, информация успевает потерять актуальность, — я делаю паузу, надеясь, что Кудо втянется в диалог, но Исао заговаривать не спешит. Мне вспоминается история, которая наверняка поднимет ему настроение. По крайней мере, я на это надеюсь. Выдохнув, продолжаю: — Но язык начала учить еще со школы. Мне с детства нравилась зарубежная музыка, только ее и слушала. У меня даже была любимая песня… Веселый женский голос, задорный мотив, красочный клип, где все танцуют и улыбаются… Казалось бы, что может пойти не так? Я напевала эту песню сутками напролет, пока однажды к нам в гости не приехали друзья семьи, которые много путешествуют, и не раскрыли мне основной посыл этой эксцентричной композиции. Оказывается, озабоченная исполнительница все это время воспевала мужской член и умоляла дать ей на нем попрыгать… Кудо истерически хмыкает. Это воодушевляет меня добавить несколько заключительных подробностей: — Тогда небо на меня впервые рухнуло. Никогда не видела папу таким сконфуженным. Он был похож на абрикос, который на неделю оставили под солнцем. Зато мама смеялась так, что в доме едва окна не выбило. А знаешь почему ей было так весело? — П-почему? — он давит прорывающийся наружу хохот, больше похожий на кашель. Словно за это время его легкие забыли, каково это — смеяться. — Потому что все это время она знала, о чем поется в песне. И ее искренне умиляло, когда на кассе в продуктовом магазине вся лингвистически необразованная очередь хлопала маленькой девочке, которая с такой отдушиной, с таким неподдельным энтузиазмом, с таким блеском в глазах пела про большой, стоячий х… — Хватит! — сквозь хриплый гогот умоляет Кудо. — Я еще после истории с тапком понял, что у тебя было тяжелое детство. — Так и есть, — глядя, как он пытается унять приступ искреннего смеха, я довольно улыбаюсь. Неловко помявшись, пересчитывая пальцы, возвращаюсь к главному: — Я хотела сказать тебе спасибо. — За что? — За то, что спас меня от звездных извращенцев. — А, ты об этом, — отмахивается Кудо и вмиг мрачнеет. — Не ищи во мне рыцаря. И даже не надейся, что я приду на помощь снова. Это было личное. — Что именно? — Ненавижу… — Что именно? — с нажимом уточняю, раздвигая некую ширму загадочности, задернутую Исао. — Ненавижу, когда кто-то безнаказанно разводит грязь, зная, что ничего ему за это не будет. Эти мерзавцы прекрасно осознают свое положение, их унизительные комментарии и липкие взгляды лишь еще один способ демонстрации превосходства. Но даже для них было низко из всей толпы выбрать того, кто очевидно слабее… Не скажу, что они были избирательны в выражениях по отношению к парням, но на тебе оторвались изрядно. А я этого стерпеть не могу. — И как мне после этого не считать тебя рыцарем? — почти восхищенно вскрикиваю я и ускоряю шаг, чтобы преградить третьему менеджеру путь. — Можешь и дальше продолжать застегиваться от меня на все внутренние молнии, но… Это не отменяет того факта, что ты крут, Исао! На его чересчур измученном для юного возраста лице впервые за все время проступает смущение. Доля секунды, и Кудо берет себя в руки, но я вряд ли когда-нибудь смогу вырезать из памяти этот трогательный момент. — Иди ты знаешь куда? — он отодвигает меня в сторону, расчищая себе дорогу, и неловко утыкается взглядом в пол. — Опаздываем уже. — Черт, Джинпачи! Совсем из головы вылетело, куда мы направляемся. А главное — зачем? — Твой лимит вопросов на сутки исчерпан. Сделай одолжение, топай молча, пока я не запер тебя в ближайшем туалете. До зала переговоров мы доходим в звенящей тишине. Когда Кудо открывает заветные двери, становится неуютно. До мурашек неуютно. Струйка холодного пота стекает вдоль позвоночника, прокладывая ковровую дорожку неприятному предчувствию. Атмосфера в этой комнате раскалена до предела. — Эти последние, — не поднимая глаз, Эго небрежно тычет на нас пальцем, обращая внимание огромного количества людей: остальных менеджеров, неподвижными статуями стоящих вдоль стен, и представителей японской футбольной ассоциации, восседающих на мягких креслах. — Ну так о чем вы хотели поговорить? Я весь во внимании. Валяйте. — Что значит о чем, Эго?! — раздраженно встревает один из присутствующих. — Мы тебе уже все сказали! Жалобы от родителей игроков приходят чаще, чем мы успеваем на них реагировать. Ты сосешь из нас деньги, как бездонный пылесос, а что взамен? — Вот именно! Сто миллионов каждому игроку?! Да еще и бонус в миллион иен за гол?! Не уверена, но, видимо, речь идет о зарплатах мировой пятерки. От таких цифр с ума сойти можно. Не мудрено, что они ведут себя, как избалованные наглецы. Не смолкая, представители бросаются в Джинпачи возмущением, как камнями в бездомную собаку. Эго терпеливо ждет, когда рассвирепевшая толпа стихнет, брезгливо отряхивает с рубашки невидимые следы их ругательств и заносит хлыст для удара по самолюбию не понимающих его гениальности верхушек: — Всем птенчикам приходится покидать родительское гнездо. Я хочу дать им возможность познать, насколько широк и жесток мир. От вас, закоренелых трусов, я и не ждал понимания футбольной мечты, так что завалитесь. — Так-так, достаточно, Эго-кун… На этом мы закрываем проект Блю Лок, — слова Бурацуты Хиротоши раздаются как гром среди ясного неба. Менеджеры начинают неуверенно переглядываться. — Жалобы от родителей участников, никакой прозрачной системы и четких целей. А самое главное — отсутствие какого-либо результата. Твоя задумка скоро станет пятном на нашей репутации. Довольно этих детских игр… — Тогда я покажу вам результат, — грубо обрывает Эго. — Играем по-крупному, начальник. Пришло время менять Японию. — Что ты несешь?! — скалится Бурацута и ослабляет галстук, обтягивающий его заплывшую жиром шею. — Все просто. Мои драгоценные сыграют полноценный матч с лучшими игроками мира. Одиннадцать тепличных талантов схлестнутся в смертельной битве с настоящими профи — действующими машинами для убийств соперников. Победителям — все, проигравшим — ничего. Как вам мое предложение, господа? Раздается глухой удар. Я нервно озираюсь на источник звука. Все в порядке. Всего лишь Анри уронила на пол свою челюсть. Тем временем, Хиротоши сквозь зубы продолжает: — Ты в конец спятил, Эго?! Да твоих неограненных алмазов смолотят в крошку! О чем ты только думаешь… — Я думаю вот о чем, — Джинпачи поправляет очки, собирая в этом жесте жалкие крупицы оставшегося у него терпения. Судя по сгущающимся над ним тучам, этот выпад будет последним. — Если мои алмазы не оправдают возложенных на них надежд, проект Синяя Тюрьма будет навсегда распущен. Я лично дам интервью для международных каналов, в котором буду прошибать лбом землю и вымаливать у родителей прощения за подорванную психику их чад. Но если мы победим… Даже не если, а когда мы победим… Сказать, в какое место вы сможете заколотить свои пустые угрозы? — Довольно! — вскакивает Акайо-сан. — Эго-кун, это уже перебор… — По рукам, — сыто улыбается Бурацута и поднимается на ноги, не обращая внимания на искаженные физиономии других участников встречи. — Готовь трогательную речь, Эго-кун. И возьми пару уроков актерского мастерства, чтобы зрители поверили в твое раскаяние. Собрание окончено, расходимся! — Далеко не уходите… — угрожающе шепчет Джинпачи в спины членов ассоциации. — Представление уже не за горами. *** У меня просто нет слов! И сил. И желания жить. Последнее и так на соплях держалось, но теперь и оно кануло в Лету. После ухода представителей футбольной ассоциации Джинпачи под эгидой: «Надо обсудить дальнейший план действий. Срочно. Никого не впускать, никого не выпускать», — продержал нас в кабинете почти три часа! Из них двадцать минут мы ждали, пока он приготовит себе лапшу. Затем полчаса смотрели, как он ест. Следующий час сидели в глухой тишине, потому что: «Заткнитесь! Вы мешаете мне думать. Не смейте даже дышать». А потом еще какое-то время наслаждались стуком зубов Анри, которая явно балансировала на грани отчаяния и нервного срыва. Когда властитель Синей Тюрьмы жестом показал, что готов к диалогу, мы замерли в ожидании. Но вместо дельных указаний получили лишь сухую сводку о том, что должны бросить все сторонние дела и заняться подготовкой игроков. — От этих вельмож, которые сидели здесь пару часов назад, толку нет, одна критика. Рано или поздно они вновь вернутся к старой песне и рыданиям по своим набитым деньгами карманам. Нам нужно подстраховаться. В лепешку расшибитесь, но заключите контракты для игроков прямо там, на месте. Приведите мне новых инвесторов и зрителей, которые в случае закрытия проекта горой встанут за своих любимчиков, поднимут бунт, организуют протест. Для этого они обязаны выглядеть с иголочки, вести себя перед камерой так, будто родились не головой, а микрофоном вперед. Из них должно хлестать не только мастерство, но и харизма. Пересмотрите все интервью со звездными игроками, отметьте их фишки и дайте наставление своим протеже. Облажаетесь — вышвырну вне конкурса. Таков был основной посыл. На насущный вопрос, что делать с контрактами, которые нам уже удалось заключить во время прохождения второго этапа, Эго лаконично ответил: «Получено только одобрение. Еще ничего не заключено. Потом решим». Собственно, так он отвечал и на все последующие вопросы о том, что нас ждет в рамках его противостояния с представителями японской футбольной ассоциации. — Решим. — Посмотрим. — Подумаем. А кто и когда решит, посмотрит и подумает — не установлено. Что касается контрактов, думаю, непомерный эгоизм Джинпачи Эго нашептал ему кое-что на ухо. Он не желает, чтобы игроки даже сейчас набрасывались на любые предложения, как цепные псы на обглоданные кости. Он хочет, чтобы его породистым щенкам на блюде подавали изысканные стейки, а они ходили, виляли гордо поднятыми хвостами и воротили нос, вынуждая щедрые руки прислуживаться, пресмыкаться перед ними, и в тоже время воевать между собой за право быть выбранным: — Пожалуйста, возьмите мое мясо, о, Великий нападающий Синей Тюрьмы! — Нет, возьмите мое! — Нет-нет, умоляю, возьмите мое! Оно в сто крат превосходит остальные блюда! Таким образом, возможная цель Эго — не количество предложений, а их качество. Рискну предположить, что следующий отбор менеджеров будет проходить именно по этому принципу — чем солиднее сумма и срок контракта, тем ты круче. Хотя кто знает, что у Джинпачи на уме… Сам Бог бы побрезговал читать его мысли. Отложу тяжелые думы об Эго, Боге и предстоящем матче в долгий ящик. Есть дела поважнее. За окном — глубокий вечер. Солнце медленно заходит за горизонт. Пройдет еще минут сорок, и придется включить настольную лампу. Но пока есть возможность обойтись без нее и не травмировать зрение искусственным светом, надо этим пользоваться. Я кладу на поверхность письменного стола планшет, шариковую ручку и ежедневник, чтобы делать пометки. Итак, что мы имеем: через определенное количество времени у наших ребят состоится полноправный матч с игроками мирового уровня. С кем конкретно — история умалчивает. Но, полагаю, они будут нашего возраста, а это значительно ограничивает зону поиска, если я собираюсь что-то разузнать о соперниках. С нуля. Моими текущими познаниями о звездном футболе, увы, можно подтереться. Я вбиваю в поисковик запрос: «Знаменитые девятнадцатилетние футболисты», — и поочередно открываю предложенные страницы. Только спустя десяток вычитанных вдоль и поперек биографий ко мне приходит осознание: — Вот же дьявол! Адаму Брейку было двадцать шесть, но его каким-то ветром все равно занесло в Синюю Тюрьму! Значит, возраст — не критерий? Тогда что? Что, мать твою, мне делать? Неужели придется смотреть всех со времен палеолита?! Я, черт возьми, менеджер, а не археолог! Стрелка наручных часов как назло будто начинает тикать громче. Часовой механизм и тот надо мной издевается, подсказывая: «У тебя вагон времени, дорогая! Одной ночью для сна меньше, одной больше, какая разница?». Я тяжело вздыхаю и приступаю к работе. Хаотично кликаю по одной ссылке за другой, выписывая имена и, как мне кажется, важные приметы: — Криштиану Роналду. Португалия. Бомбардир. Тридцать восемь лет (старый). — Лионель Месси. Аргентина. Нападающий. Тридцать пять лет (старый). — Роналдиньо. Бразилия. Полузащитник, нападающий. Сорок три года (старый). И далее по списку. Либо я что-то не так гуглю, либо все выдающиеся футболисты уже давно перешагнули отметку пенсионного — в рамках спорта — возраста. Утешает лишь тот факт, что изучение информации о них поможет мне понять, какие они люди перед камерой и за что их любит зритель. Похрустев затекшими мышцами, я возвращаюсь к сбору первичных данных. Меняю формулировку запросов, прыгаю со вкладки на вкладку, как горный козел, заношу в блокнот незнакомые имена, выдержки из статей, и так по кругу. Не знаю, сколько времени проходит, пока я не ловлю себя на мысли, что уже неприлично долго наблюдаю за конкретным игроком. — Встречайте, Лавиньо! — торжественно вопит в камеру молоденькая журналистка и с нескрываемым возбуждением протягивает собеседнику микрофон. — Скажите, Лавиньо, как ваше настроение? Готовы к предстоящему матчу? — Ха-ха, всем привет! Готов, еще спрашиваете? Хотите исполню для вас победный танец? Конечно, хотите! Тогда… Честно? Мне пришлось трижды отмотать ролик на самое начало, чтобы понять, что он говорил. Я не слушала. Я смотрела. Как зачарованная смотрела — настолько этот мужчина обворожителен. Его лучезарная улыбка сияет ярче концертных софитов, а пластичность движений, природная грация и врожденное обаяние только подливают масла в огонь. При виде него, пускай даже через призму нескольких сотен экранных пикселей, у меня щеки пылают алым румянцем. И не только у меня… Девчонки на трибунах разрываются от восторга, едва он бросает на них мимолетный взгляд. Но чем больше я наблюдаю за мимикой Лавиньо, его манерой общения, чувством юмора и бешеной энергичностью, тем сильнее мне хочется уточнить… — Эм-м-м… Бачира? — Как ты узнала?! — раздается прямо на ухо, и я от неожиданности начинаю жонглировать планшетом, как циркач со стажем. — Ха-ха, прости, Рин-чан! У тебя было не заперто. — Это не значит, что можно вот так ко мне врываться! — почти кричу и вскакиваю со стула, пытаясь угомонить выпрыгивающее из груди сердце. — Ками-сама, Мегуру! Я же просила тебя так не делать! Не подкрадываться из-за спины… Всего лишь не подкрадываться из-за спины! Неужели это так сложно? Бачира, обороняясь, воздвигает открытые ладони перед собой и извиняется, разумеется, на свой манер: — Ты не просила так не делать. Ты спрашивала, когда я перестану так делать. Его невинность и впрямь подкупает извиниться за собственный испуг, но паника и мимолетный страх диктуют свои правила. Я прячу лицо в трясущихся ладонях и глубоко дышу. Из-за искусственно созданного парникового эффекта на коже моментально оседает влага. Тушь, которой посчастливилось в кои-то веки оказаться на ресницах, стекает по щекам густым черноземом. Будто кто-то садил на мне цветы, как на дворовой клумбе. Внезапно чьи-то теплые ладони мягко ложатся на напряженные плечи. — Я не хотел, — Бачира притягивает меня ближе к себе и принимается мягко перебирать волосы на затылке. Однако, чтобы никто не принял его жесты за полноценные извинения, быстро переводит тему, поглядывая на мерцающий в темноте экран планшета: — Что смотришь? — Д-да так, интервью с футболистами мирового уровня. — С той пятеркой? — хватка на секунду усиливается, выдавая его внутреннее напряжение. — Собираешь информацию для Наги и остальных? Как у них дела, кстати? — Все нормально. В третий этап точно пройдут. Но победа над мировой пятеркой, с моей информацией или без, им и не снилась… Честно говоря, я не конкретно ими занимаюсь. Эго сегодня дал нам задание, в общем… Не успеваю я до конца объяснить суть, как Бачира бережно отодвигает меня назад и, схватив со стола планшет, удобно устраивается на кровати. — Ложись, — говорит он, приветливо похлопывая рукой рядом с собой. — Вместе посмотрим. Вскользь брошенное «вместе посмотрим» не внушает доверия, жизненный опыт во все колокола трубит, что если мне и суждено на что-то смотреть, то лишь на потолок, но я все равно послушно устраиваюсь в его объятиях. Мегуру единожды нажимает кнопку «play», и ролик за роликом перед нами во всей красе предстает Лавиньо. Интересно, увидим ли мы его когда-нибудь вживую?